Хотя грозные пришельцы-завоеватели были суровыми гонителями и утеснителями православия, все же им не удалось со всеми корнями вырвать православие из пределов Латвии. Торговая Рига старалась расширить свои торговые сношения с русскими. Рига заключала торговые договоры с русскими князьями, а последние старались в договорах обеспечить право существования православных церквей в Риге. Договор Риги со Смоленским князем в 1229 году гарантирует помянутыя права. То же видно из договоров Риги с Новгородом. В так называемом Denkelbok`e, дающем сведения о Риге с 1444 г. по 1480 год, есть точные данные о том, что в Риге было православное кладбище и при нём православная церковь во имя св. Николая. При указанной церкви был конвент, а если был конвент, то был и приход. В русских источниках имеются сведения о существовании православных приходов в Ливонии, причём указывается, что эти приходы находились в ведении архиепископов Полоцких и Витебских. Само собою понятно, что членами православных приходов в Ливонии были православные русские, которые как торговцы и ремесленники жили в Ливонии.

 

О православных латышах сведений нет. Мы знаем, что грозные пришельцы-завоеватели постепенно довели латышей до крепостного состояния, а потом и до рабства. Немцы католики рыцари, понятно, не допускали в среду своих крепостных и рабов исповедование другой веры кроме католичества. Православие эти рыцари постарались окончательно искоренить из среды латышей. Но и с католичеством латыши были знакомы только внешне и формально. По-видимому, господа чужестранцы заботились только о том, чтобы повыгодней использовать своих слуг (латышей), как в смысле работ и повинностей, так и в смысле податей. Никто не заботился об изъяснении и научении латышам учения Христа. Ни сердцам, ни уму латышей ничего не давало католическое богослужение с его непонятным для латышей латинским языком. Латыши только формально числились католиками, а в действительности в своей жизни и в своих взглядах и понятиях как были, так и остались язычниками; они остались верны традициям и верованиям своих предков. В 1429 г. местный католический собор духовенства констатирует, что, несмотря на то, что латыши числятся католиками уже около 300 лет, они продолжают хоронить своих покойников на языческих кладбищах, соблюдая языческие обряды, верят в бога грома (perkons), почитают св. деревья, у которых еще приносят жертвы своим богам.

 

Путешественник Мюнстер (XVI ст.) о Ливонии писал следующее: «самое обыкновенное, чем ливонцы теперь занимаются в своих замках и барских усадьбах, это пьянство и обжорство. С величайшим безсердечием эти господа выжимают от крестьян всё то, что так безстыдно расточают. Почти все крестьяне рабы; если кто-нибудь из них убежит от голода, плетей или от другого какого либо вида безсердечия, то, если убежавшего поймают, ему отрубают ногу для того, чтобы он не мог снова убежать. На свете нет другого такого несчастного народа. Они едят такую грубую пищу, какую у нас не ели бы и свиньи. Они носят самую грубую одежду и лапти. Словом, эти несчастные люди живут как дикие звери. Большинство из них язычники, которые об истинном Боге ничего не знают. Один обращается с мольбой к солнцу, другой — к луне, третий — к красивому дереву, четвертый — к камню» (Cosmografei Basel, 1500. p. 787).

 

«Для тех несчастных местных жителей, которые не видят конца своим страданиям на этом свете, остается одна надежда, единственная надежда, которая их успокаивает: они надеются господствовать за гробом над теперешними своими господами. Они снабжают своих покойников пищей для загробной жизни, и они имеют обыкновение обращаться к покойнику со словами: иди несчастный из этого миpa в лучший мир. Здесь над тобой господствовали немцы, но там ты будешь господствовать над немцами.» (Lasikus I. с. р 48. Minster, Sebast. 1. с р. 787)

 

Руссов в своей хронике пишет: «Вследствие большого безделия некоторые магистры ордена впали в такой разврат, о котором стыдно говорить. О любовницах нечего и говорить, ибо это у них не считалось предосудительным делом. Подержав некоторое время любовницу, они выдавали ее замуж, а себе брали другую. Так поступали и епископы и каноники. Но когда этот грех начал всюду распространяться, тогда и в провинции священники начали содержать любовниц и хозяек».

 

Такой пример латыши наблюдали изо дня в день в течении столетий в жизни тех, которые пришли к ним в качестве распространителей учения Христа. Могло ли это разжечь в латышах огонь веры, поднять их нравственность и породить в них уважение к католической вере и её служителям? Почти все народы смотрят на своих распространителей христианства, как на героев, как на столпов веры и духа, их причисляют к лику святых, народ их почитает. Как например можно указать на св. Владимира, крестителя Руси, св. Бонифация — апостола Германии и многих других. Народ особенно чтит те места, где он впервые получил св. крещение; эти места украшаются памятниками, об этих местах говорится в народных сказаниях и в эпосе. Например, известно, как русские почитают свой Киев. Но на немецкие замки латыши не смотрят как на святые места, в своих народных песнях они не воспевают местные замки, в которых жили крестоносцы, монахи и рыцари — крестители латышей. Наоборот, они замки считают местами ужасов, на развалины латыши смотрят как на обиталище самых ужасных и отвратительных привидений и злых духов. На одетых во все черное обитателей замков, «господ», латыши смотрели не как на своих крестителей, носителей света Христова, глашатаев морали, но как на своих поработителей, как на злых, безнравственных рабовладельцев. Не даром латыши в своих сказках изображают злого духа в виде черного господина. Такой суровый приговор вынесли латыши миссионерам «огня и меча» и местам их пребывания — замкам. Приговор этот основывается, как на исторических фактах, так и на горьком житейском опыте, приобретённом в течении столетий.

В 1521 году в Ригу прибыли первые проповедники учения М. Лютера. Удивительно быстро произошло отпадение населения от католичества и переход в лютеранство. Особенно резкое отпадение от католичества наблюдалось в Риге и в других городах Ливонии. Рижане громили католические храмы, жгли иконы и другие принадлежности католического культа. Католическое духовенство они поносили и прогоняли, а себя они объявили лютеранами. Так же поспешно начало отпадать от католичества и местное рыцарство — помещики. Больше, чем сама новая вера, рыцарей интересовал вопрос о приобретении в собственность поместий и желание освободиться от своих сеньоров; т.е. ордена и епископа. Там, где помещики приняли лютеранство, они просто регистрировали как лютеран своих слуг-латышей. Сами латыши перемену вере приняли пассивно и равнодушно, ибо перемена веры ничуть не меняла их положения. Рабы они были и рабами остались. После перемены конфессии господа ничуть не меньше притесняли латышей, чем до перемены. Высокомерная суровость господ не смягчалась, и положение латышей, этих «пасынков» судьбы, ничуть не улучшилось. Мало приобрели латыши и в чисто религиозном отношении.

 

В полной зависимости от господ-помещиков находилась новая церковь, её приходы и духовенство. Это положение узаконило шведское правительство в Лифляндии в XVII ст. и Курляндские герцоги в Курляндии. Для устрашения своих рабов помещики имели обыкновение у самого храма устанавливать позорные столбы, к которым привязывали и у которых наказывали провинившихся рабов-латышей.

 

С целью увеличить свои доходы помещики строили (начиная с «Польского периода») около храмов свои корчмы (трактиры), где латыши оставляли свои жалкие гроши, если таковые у них еще оставались после уплаты помещику податей.

 

Духовенство новой конфессии помещиками комплектовалось исключительно из помещикам верных немцев, для которых латыши были чужие как народ и которые не знали латышского языка. Латыши продолжали петь свою унылую песенку: «нет у нас родной матушки, которая могла бы нас приблизить к солнышку» (из тьмы — разумеется). Не как любящая мать, которая заботится о духовном просвещении своих детей, пришло лютеранство к латышам, но оно стало суровой мачехой, ибо деятели его главным образом заботились о своих родных, духовных детях — немцах.

 

Окончательно лютеранство укрепилось: в Курляндии во время герцогства Г. Кетлера (в конце XVI ст.), а в Лифляндии в «Шведский период» (в XVII ст). В Латгалии осталось католичество.

 

Обстоятельства описываемой эпохи для православия в Латвии были неблагоприятны. Все же оно окончательно не было выметено из пределов Латвии. По побережью Двины, от Друи до Иллукста, уже издавна жили русские и притом православные. Когда в 1582 году иезуит А. Поссевин приехал в Иллукст, он там нашел только православных. Курляндский герцог Яков (XVII ст.) разрешил русским жить около поместья Гольм, где вскоре образовалось местечко Якобштадт. Там православные основали приход и церковь св. Николая и монастырь во имя св. Духа. В этом крае православным приходилось много претерпеть от иезуитов и униатов но православные организации здесь не только существовали, но процветали и приобрели у окрестных латышей уважение, каким особенно пользовался монастырь св. Духа. Нередко среди богомольцев были и латыши. Имеются неопровержимые доказательства, свидетельствующие о том, что в эту эпоху существовали православные храмы в Латвии и даже в Риге, где была церковь св. Николая и приход при ней. (Акты Западной России, т. XI. докум. 234). Стефан Баторий в своих рижских привилегиях упоминает о существовании в Риге греко-русской церкви. Теперь, как и раньше, православные приходы в Ливонии были подчинены архиепископу Полоцкому и Витебскому.