Р. Плетнев

Протекло сто лет со смерти писателя, и надо попытаться в небольшой статье дать читателю общий очерк жизни и творений писателя. Необходимо это и потому, что Достоевский - самый современный, самый необходимый, именно теперь, писатель и мыслитель. Он сказал, что дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей. 

 

На празднованиях дня русской культуры в разных странах, где живут в рассеянии русские эмигранты и беженцы, в залах часто звучали славные и великие для нас, русских и для россиян, имена: Ломоносов, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Гончаров, Тургенев, Чехов, Менделеев, Мечников, Павлов... Слышали мы их и радостно рукоплескали и часто весело праздновали в окружении цвета прошлого и надежды на свободное цветение духа в будущем. Но вот, если бы тихо, чуть нахмурясь, вошла в зал нашей славы тень Достоевского, то мы бы встали и молча преклонили головы. Не он ли провидчески предупреждал нас о грядущих бедах, о бесах, уже вошедших в тело великой России? Не он ли учил патриотизму и любви к прошлому нации? Не он ли ставил во главу нашего возрождения Христа и Его Церковь? И не Достоевский ли устами своего героя говорит, что греха единичного нет, что все мы несли и несем ответственность за судьбу народа и свою. 

 

Современен Достоевский и потому, как некоторые и теперь, и раньше боролись с писателем, с его идеями и утверждениями. Современен Достоевский и по действию его гения, ни с чем в нашей и мировой литературе  и  философии   несравнимого.  В  век позитивизма писатель проповедует Христову веру и предупреждает нас и мир о великом и мощном духе Зла дьяволе. Призадумаемся! Самые модные психологи XX века — Фрейд и Адлер, споря друг с другом, считали всё же себя более всего обязанными гению Достоевского. Оба психолога  работали  над тем,  что мы  называем подсознанием (у Фрейда на первом месте пол и похоть и  всякие   Эдиповы комплексы, у  Адлера  проблема власти, желания доминации). Фридрих Ницше полагал, что   "Преступление   и   наказание"   Достоевского  дало толчок к развитию его мыслей о Сверхчеловеке, а равно и    теории    жизни    "По    ту   сторону   добра   и    зла". Величайший математик и физик А. Эйнштейн заметил, что  Достоевский дает ему  больше своими интуитивными  прозрениями,  чем   даже   математик  Гауе  и больше, чем музыка. Философ и биолог О. Шпенглер говорил  о возможности наступления  в   будущем   в  России "тысячелетия христианства Достоевского". Я бы мог продолжить перечислять философов и писателей, поражавшихся гением Достоевского, но не забудем и о новых критиках. Не так давно один из них, например, заявил,  что старец Зосима  в "Братьях Карамазовых" "вещает на языке грошовых душеспасительных брошюрок".  В. Набоков (Сирин) говорит, что Достоевскому, в курсе русской литературы при университете, он посвящает всего десять минут и идет дальше. И. Бунин даже не   признавал  у  Достоевского  большого  таланта.  П. Милюков в "Очерках по истории русской культуры", т. II, в три раза больше посвятил страниц Глебу Успенскому, чем Достоевскому! Можно бы умножить такие примеры,  но  во всех  мне  известных  случаях беспощадной критики и равнодушия к творениям Достоевского я замечаю прохладное или атеистическое отношение к православию и христианству именно у подобных критиков. 

 

Из русских книг о Достоевском можно рекомендовать книгу Н. О. Лосского и книгу проф. Мочульского. Когда, в тридцатых годах, я написал большую книгу о Достоевском, Библии и св. Отцах Церкви, прибавив и Четьи минеи, то несмотря на все рекомендации профессоров Лосского, Гессена, Францева и др. именно социалисты типа Ляцкого сделали всё возможное, чтобы книгу эту "Славянский институт" в Праге не издал. Копию рукописи приняли к печати в Германии, но нацисты уничтожили набор и рукопись. Тогда же они сожгли и замечательный труд проф. Лосского. 

 

Но дух Достоевского действует, и слово его не слабеет. Зависит действие слова и от того, кто читает, - книга отражается во многом в зеркале души, и кривое зеркало искажает отражаемое в нем. Приведу только два примера. Скандинавская писательница, начитавшись Достоевского и поняв глубину Православия, отойдя от лютеранства, увы, перешла в католичество, ибо устрашилась "духовной свободы православной веры". Дочь одного из моих учеников в разговоре со мной и своим отцом несколько лет назад заявила: "Мой любимый писатель Достоевский, а из героев я люблю более всего Николая Ставрогина". Мы оба только ахнули. Но дело словами не ограничилось. Безумная девушка отправилась во Францию, нашла своего Ставрогина, он ее и ребенка бросил, и ей пришлось вернуться в Канаду. Теперь, кажется, ее любимый герой уже не Ставрогин. 

 

Достоевский удивляет нас и своими провидениями будущего, в еще мирные  годы "Российской Империи". Вот два-три  примера  из  записной   книжки  писателя: ...Только бы нам не ввязываться (в европейскую воину) о, только бы нам не ввязываться... Конец мира идет. Конец столетия обнаружится таким потрясением, какого еще никогда не бывало... Только бы Россия не увлеклась в союз. О, ужас! Конец ей тогда, совсем конец... А вот замечание о русской Церкви его времени: Надо беречь народ. Церковь в параличе с Петра Великого. Страшное время, а тут пьянство". Не менее прозорлив писатель и в своей оценке левых социалистов и либералов: "Да, вы будете представлять интересы вашего общества, но уже совсем не народа. Закрепостите вы его опять. Пушек на него будете выпрашивать! А печать-то, печать в Сибирь сошлете, чуть она не по вас! Не только сказать против вас, да и дыхнуть ей при вас нельзя будет". 

 

Жизнь Федора Михайловича лучше всего можно понять,  конечно,  cum   grano   solis   не   по  разным биографиям писателя,  а  по его  письмам  и художественным произведениям. Детство в Москве, затем в малом имении; чуткость и нервность Достоевского мы видим в описаниях природы и жизни в деревне Вареньки Доброселовой, в описании слуховой галлюцинации "Волк бежит!" в "Мужике Марее" (Дневник писателя). Автобиографичен  ряд страниц в "Униженных и оскорбленных" (несчастная любовь), кое-где Федор Павлович Карамазов  напоминает  отца  Достоевского. Отклики левых   идей  в   "Слабом  сердце"  и  "Бедных  людях", ожидание казни в "Идиоте" - рассказ кн. Мышкина. Каторга и Сибирь в "Записках из мертвого лома", а отношение к загранице в письмах, "Дневнике писателя", в "Зимних заметках о летних впечатлениях", в романе "Игрок". Политические и религиозные воззрения Достоевского находим в "Идиоте", "Подростке", "Дневнике  писателя" и в "Братьях  Карамазовых". Тут все подано в сложнейшем сплетении этики, эстетики, общественности, интересности фабулы и религиозных прозрений Федора Михайловича. 

 

Достоевский не прожил и шестидесяти лет, а если вычесть каторгу, болезнь, можно удивляться, сколько он дал нашей литературе. Короткую жизнь писателя можно разделить на периоды приблизительно в десять лет: 1) детство в Москве, жизнь в больнице для бедных, где отец Достоевского был врачем; 2) лет десять учения и подготовки к писательству, он часто болеет, но никаких сведений о падучей болезни еще нет, да в военнно-инженерной академии не держали бы больного падучей. Экзамены, в отличие от своего брата Михаила, писатель сдает всегда успешно. 3) Лет девять в Сибири на каторге, в солдатах и позже в офицерском чине. 4) Десяток лет, занятых журналистикой (журналы "Время" и "Эпоха"); романы — "Униженные и оскорбленные", "Село Степанчиково", "Дядюшкин сон", "Игрок", "Преступление и наказание", "Вечный муж", "Идиот". 5) Период расцвета и упорядоченной жизни — лет десять, давших "Бесы", "Подростка", "Дневник писателя", с такими шедеврами, как "Кроткая", "Бобок", "Сон смешного человека", наконец роман "Братья Карамазовы". 

 

Мы знаем о значении в его жизни второй жены, урожденной Сниткиной  героической Анны Григорьевны. Знаем, что последние лет десять писатель ради нее победил свою страсть к рулетке и игре на деньги, - но о двух важных вопросах из биографии Достоевского мы не вполне знаем. Не знаем о том, когда у писателя появились припадки эпилепсии, и о том, считал ли он и семья Достоевских (три брата и сестры), что их отец был убит крестьянами. Два факта в жизни Федора Михайловича   из   сибирского   периода   мне   кажутся существенными. Первый — рапорт врача тюрьмы Троцкого, его утверждение о припадке эпилепсии после наказания писателя розгами за невыход на работу по болезни. В письме к брату Достоевский упоминает о начальнике Кривцове, который угрожает ему телесным наказанием. Майор Ермаков, военный врач батальона, где служил Достоевский, в официальном донесении указывал, что припадок падучей впервые был у Достоевского именно в 1850 году. О припадке во время беседы с приятелем и об ощущении перед припадком восторга, в сибирский период, можно прочесть и в воспоминаниях С. Ковалевской. Полагаю, что эпилепсию писатель получил только в Сибири, и творческим прозрениям она не помешала, лишь утомляла писателя. 

 

Вопрос об убийстве или естественной смерти отца Достоевского, мне кажется, стоит так: крестьяне его не любили, но и не убили пьяницу. Правда, в исследовании Любимовой указан ряд фактов, но они скорее говорят о вере в убийство в кругу семьи. Достоевский относился к строгому и скупому отцу холодно, но знаков ненависти и неуважения мы не находим и в интимных письмах. Федор и любимый брат его Михаил оба очень нежно любили мать, женщину несомненной доброты. И здесь я упомяну о провалах в памяти Федора Михайловича Достоевского. Вот три примера. Возражая писавшему о его жизни в "Дневнике писателя", Достоевский сам неверно дает год своего рождения! Анна Григорьевна вспоминает, что умирая писатель сказал "я никогда не изменял тебе". Это не верно, заграницей Достоевский изменял и признавал мимолетную неверность жене. Перед смертью, я не верю, что он солгал. Когда умерла мать Достоевских (1837 г.), Михаил и Федор, по словам Андрея Михайловича,  выбрали прекрасную надгробную надпись: "Покойся милый прах до радостного утра". Это слова Н. М. Карамзина. Однако, Достоевский пародически использовал эту надпись, например, устами гаера Лебядкина о похороненной ноге инвалида. О провалах в памяти можно бы говорить и приводя путаницу в цитатах из Библии. Священное Писание Достоевский знал хорошо, но часто, приводя по памяти, путал места и фразы. 

 

Важно в молодые годы писателя и его религиозное настроение, вера во Христа. Несомненно, что он принадлежал к революционному кружку социалиста Петрашевского, сблизился с крайними элементами левого направления, хотел и помогал устройству тайной типографии вместе с Дуровым, Спешневым и Филипповым; на обеде у Спешнева присутствовал при чтении петрашевцем, поручиком Григорьевым, "Солдатской беседы", которая призывала к "расправе с царем". Наказаны были все справедливо, а  по моему мнению и милостиво. Когда Достоевский ожидал смертной казни через расстрел, он, обратившись к Петрашевскому сказал: "Сейчас будем со Христом". На это неверующий Петрашевский ответил по-французски: "Nou seron, la poussiere" - станем прахом. НиколайI всех помиловал, сослав в Сибирь. 

 

На каторге Достоевский понял народ, приобрел твердую веру, читал Евангелие, во многом принял, и выработал новый стиль в своих литературных произведениях, понял смысл страдания на Земле; сами его представления о Времени, Пространстве и Бессмертии души получили новые символы и новые слова. Словарь писателя расширился и обогатился. Зацвели в душе его "семена миров иных", речь получила глубокое дыхание, готовясь стать провидческой. 

 

В  "Бесах"   Шигалев  дает   нам   полностью  программу коммунизма, идей Ленина, ЧК и порабощения нации. Начав с безграничной свободы, кончить безграничным деспотизмом, страхом, доносами всех против всех, уничтожением христианства, общечеловеческой морали, милосердия и чести личности. В "Бесах" же показана и слепая верность своему вождю ("вы всё, а мы - ничто"). Чудесно описана фанатичная преданность вождю в лице офицерика Эркеля. Здесь и мечта Верховенского о Сверхвожде. Иногда становится страшно, читая замечания Достоевского о том, как мы, русские, легко готовы принять и воинствующий атеизм, или, что шкур с наших отцов на Невском проспекте в Петербурге не сдирают "только потому, что ЕЩЕ ГОРОДОВЫЕ СТОЯТ". Всё" же писатель верил в возможность всенародного покаяния, в то, что бесы выйдут из людей в "свиней", которые погибнут ("потонут в море"). Красота светлого, святого образа Христа Сына Божия спасет нас и весь мир, - так мечталось и грезилось Достоевскому. Нет, надобно не только почитать, а внимательно читать Достоевского. Вникать и думать,   скорбеть   и   радоваться.   После   Священного Писания и Отцов Церкви на третье место при чтении следует ставить Достоевского.     Еще    готовясь    в скорбный  путь  на  каторгу, Достоевский писал брату Михаилу в  1848 году: "Я не уныл и не упал духом. Жизнь   везде   жизнь,   жизнь   в   нас  самих,   а   не   во внешнем...    Нет   желчи    и   злобы   в   душе   моей... 

 

Подумаем же, что за человек был Федор Достоевский. И первое, что хочется сказать — добрый христианин! Хоронили   многих   писателей,   а   вот   только   за  его гробом шла толпа - делегация нищих, несшая свой венок на могилу писателя! Федор Михайлович любил молиться в уединении и тайно   творил   благодеяния.   Когда   был   в   долгах и всяких утеснениях, помогал сверх меры семье покойного брата Михаила, взяв и все его долги на себя. Был более чем терпелив и снисходителен к шалопаю-пасынку, сыну первой жены. Во время холеры в Петербурге, когда на улице в припадке холеры упал человек и все прохожие шарахнулись от несчастного, Достоевский бросился на помощь, не глядя на корчи и рвоту больного. 

 

Раз на улице пьяный мужик внезапно ударом по голове свалил с ног писателя, но Федор Михайлович не только простил арестованного обидчика, а и штраф за него уплатил мировому судье! Правда и то, что бывал крайне капризен,  нервен,  резок и в увлечении несправедлив. Было в нем то, что можно назвать неуравновешенностью при всем его благородном милосердии и чуткости. Многое и неверное наболтал о нем, например, Н. Страхов. А сколько благоглупостей написано о его плохом, якобы, стиле. Но всмотритесь-ка в портрет словами любого героя повести или романа и увидите лицо, и удивитесь силе впечатляющего слова мастера. Прочтите со вниманием описание вечера, заката солнца и озера устами Вареньки в "Бедных людях", описание Швейцарии в "Идиоте",    петербургскую весну    в "Хозяйке", речи Лебядкиной о закате солнца и озере! А ночь и ветер, в томлении перед самоубийством Свидригайлова, или вся глава "Кана галилейская" с экстазом Алеши  Карамазова.   Надо вникать в читаемое, а не скользить по строкам. 

 

Много лет изучал я символы зла и добра в творениях Достоевского. Символ - не знак предмета и не образ, хотя имеет с ними соприкосновение в интуитивном акте познания в его смысловом аспекте. Б. Пастернак неплохо сказал: "Образ мира, в слове явленный". Символ дает нам некую возможность ощущения органичности мироустройства, он - и проявление человечности в интуитивно умственной деятельности. Символ Земли - Матери и его соединение с Богородицей исключительно важны и в русском фольклоре и у сектантов, и в творчестве нашего писателя, чему я посвятил особое исследование, ибо и "почвенничество Достоевского связано с этим его мироощущением. Не менее важен и символ солнца. Солнце и его лучи, фразеологические единства типа "вы – солнце. Я как солнца ждал... Ясно как солнце стало..." и т. п. очень интересны и важны. Гимн в тюрьме, который предполагает петь солнцу Дмитрий Карамазов,  его слова о солнце связаны и с иноземной литературой. Здесь прямое влияние Бенвенуто Челлини (Автобиография) и личных воспоминаний писателя. На озарения же закатом ряда картин в творчестве Достоевского повлиял Ч. Диккенс. Я упомянул лишь часть того необычайно сложного символа и откликов при его создании иноземных писателей. 

 

Изумителен у Достоевского и символ Зла и сладострастия. Это обычно клоп, паук или род тарантула. Паук не насекомое, а членистоногое, но для нашего художника он и насекомое. При помощи символа зла писатель проникает в темную глубину сатанинского зла. 

 

Особую страницу в творчестве Федора Михайловича занимают символические имена героев и героинь. Раскольников (расколовшийся и из раскольничьей области, как указал недавно С. Белов), Соня (София, смиренная премудрость), Фома Фомич Опискин, Карамазов, Коровкин, Видоплясов, - Эссбукетов, упомянутый проф. С. Белов в комментарии к "Преступлению и наказанию", умело показывают нам значение символики чисел и цветов. Особо значительны числа ТРИ, СЕМЬ и ОДИННАДЦАТЬ. Желтый цвет - знак неблагополучия, безумия (ср. желтый дом). Я указывал на символичность квартиры Капернаумова, — Капернаум тот город, что до неба вознесся и до "ада низвергнешься", в Евангелии. В квартире Капернаумова начало низвержения гордыни Раскольникова. А такие имена-фамилии, как Лужин! Погордится, погордится и... сядет в лужу. 

 

Современность Достоевского ярко проявляется в романе "Преступление и  наказание".   В   черновых записях особо важны две фразы: "Неисповедимы пути, которыми находит Бог человека... Человек не родится для счастья.  Человек заслуживает счастье, и  всегда страданием". Рассуждения в романе Родиона Раскольникова о тех, кто имеет право дерзать и преступать закон, связаны и с теорией об ответственности общества, а не личности за зло и преступность в нем. Многое есть зашифрованный ответ писателя на предисловие  Наполеона  III  к его труду  о  Юлии  Цезаре. Другие   намеки   относятся   к  статьям леводушного журнала "Современник". Есть и отклики на судебные процессы, когда адвокаты, защищая убийцу, говорили о естественности чувства зависти преступника к благосостоянию жертвы! Разве это не наша современность в Канаде, Соединенных Штатах Америки или ряда стран в Европе? Достоевский как-то сказал, что убивая христианство и общечеловеческую мораль, люди кончат антропофагией. И это современно, помня африканца Бокассу или американца, съедающего сердце убитого им товарища, культы сатаны во Франции и в других странах. И не сослана ли, повторю, или не изгнана ли свободная печать вон, в ГУЛАГ, или за рубеж нашей родины? Не бушует ли цинизм и атеизм у нас в России и во всем СССР? И все строят да не достроят "хрустальный дворец", и все почти стали рабами элитных властителей, жуя неизобильный корм в своем "курятнике" социализма. Есть, есть те, которым можно, и то большинство, которому не положено, и кто трепещет. Это у нас в России. А здесь, например, у нас в свободной Канаде, не разрушают ли дисциплину, веру и мораль? Не на моих ли глазах, в давшем крен налево университете, не снимали, а вырывали с известкой со стен ряда аудиторий распятия! Так все предвидел, итак современен тот, кого можно назвать совестью эпохи и светом ее разумения, светочем немеркнущим! 

 

Нигилизм, социализм, позитивизм в философии, западничество, связаны между собой и вели к материализму, детерминизму и злу. Достоевский пишет: «Социализм есть не только рабочий вопрос... но по преимуществу есть атеистический вопрос... Вопрос Вавилонской башни, строящейся именно без Бога, не для достижения небес с земли, а для сведения небес на землю... Он разрушает не только веру в Бога, но и внутреннюю свободу человека, превращая его в одного из бесконечных баранов громадного пасомого стада». Сравните с этими словами выдержку из "Антихриста Ф. Ницше: "Народ, который еще верит в себя, имеет еще и своего бога особого. В Боге чтит народ свои собственные добродетели. Благодарит себя за себя, - вот для чего народу нужен Бог". А то Ницше Достоевский в "Бесах" устами героя, подпавшего под влияние Ставрогина, говорит: "Всякий народ до тех пор только и народ, пока имеет своего бога особого, а всех остальных на свете богов исключает... пока верует, что своим богом   победит   и   изгонит   из   мира  всех  остальных богов". Вспомним и слова мудрого героя из "Братьев Карамазовых": "И не дивно, что вместо свободы впали в рабство... И достигли того, что вещей накопили больше, а радости стало меньше". 

 

Попробуем теперь пойти мысленно в путь-дорогу по литературной стезе нашего писателя. Пять вечных городов слова на пути. Крепкие зубчатые стены с высокими башнями окружают их. Не осмотреть нам ни всех площадей, ни архитектуру башен и домов, не побывать в ризницах, и сокровищ не осмотреть и не оценить, не поглядеть на чудесную мозаику образов, на  весь блеск солнцем озаренных киотов. Не успеваем прогуляться всласть по многоплодовитым садам, посмотреть и на всех страшных зверей в клетках зависти, злобы, сластолюбия и гордыни, не успеваем и наклониться над безднами провалов Зла, где в сером куреве горят острые языки-лизуны адского пламени. Мы лишь сверху взглянем на общий абрис этих метрополий духа. Пять их и каждая по-своему притягательна: и ранит, и лечит, и печалит, и радует сердце человека. "Преступление и наказание", "Идиот", "Бесы", "Подросток" и "Братья Карамазовы". В первом романе развертывается,  при всей реалистической обстановке, кошмар совести и муки гордыни ума убийцы злой старухи процентщицы и кроткой Лизаветы. Все люди, и самые родные, становятся чужими, любовь испаряется в сердце убийцы, он отрезан от  общения сердцем,  он  одинок  и  при  нем диавол. Очень ясно показано на примере   Раскольникова действие злого духа. Слово наказание, казнь связано с проиндоевропейским корнем, обозначающим пену и расплату. Спасает Раскольникова Соня Мармеладова,  смиренная, но любящая  Бога. Раскольников попал в Сибирь на каторгу, а за ним последовала в Сибирь и Соня, он находит через любовь Софии духовную жизнь и веру. Напомню, что "Преступление и наказание" дает читать Нехлюдов Катюше Масловой в романе  Л. Н. Толстого "Воскресенье". Но Нехлюдов явно не смог пересилить свой эгоизм и барские замашки. Он воскресает духовно и сходит с пути покаяния. "Преступление и наказание" исполнено трагизма, и вся жизнь, изображенная в нем, трепещет от столкновений добра со злом, добрых и злых сердец. Чувствуются в нем шаги судьбы героев среди несчастий и скорбей. Образы Разумихина, следователя Порфирия Петровича (он один не наделен фамилией), пьянчужки Мармеладова, Катерины Ивановны - "куриной ноги в кринолине" по словам ее противницы, -  крепко и навсегда запоминаются. В этом романе и Мать-Земля уже находит свое место в покаянии Родиона Раскольникова. А покаяние Земле Алеши в "Братьях Карамазовых" вспоминает с умилением и советский писатель А. Афиногенов в яркой форме дневника. Видно там влияние чувств героев Достоевского. 

 

Второй град словесный - роман "Идиот", роман эпилептика об эпилептике. В письме к А. Майкову Достоевский говорит о попытке создать тип прекрасного человека. До князя Л. Мышкина он усматривает три попытки создания прекрасного и доброго героя. Одна и самая-де удачная, Дон Кихот Сервантеса, где благородное добро и умное безумие высмеивается и своими страданиями и тем, что и смешно и трогательно - завоевывает ваше сердце. Другая попытка - Мистер Пикквик Ч. Диккенса из "Посмертных записок Пикквикского клуба". И третья - Жан Вальжан в романе В. Гюго "Отверженные". Жан Вальжан, по мнению Достоевского, слабее и трогает сердце лишь незаслуженностью страданий и несправедливостью общества  и его законов.  Князь Мышкин, в ряде его поступков в Швейцарии и по приезде в Россию, подражает Христу и Его всепрощающей доброте и чуткости к страданию людей. Слова же в черновиках к роману  "Идиот - Христос" не значат, что Мышкин - Богочеловек, а что он есть кроткое Добро в действии. Весь роман нашего писателя есть опыт внесения смирения к христианскую этику поведения человека современного нам общества. Но Лев Мышкин хрупко ломок, предельно и болезненно нервен, не закален духовно и не обладает "трезвением ума". Дух его, помучась среди людей, спасается в пристань безумия и забвения зла. Князю Мышкину не было помощи свыше, его кроткому добру, не было, озаренной Богом, мудрой святости. В нем было прирожденное добро, беззащитное без Божией помощи. На его образ повлиял Дон Кихот и "Рыцарь бедный" Пушкина. На тип Рогожина некоторое влияние имела пьеса А. Островского "Грех да беда на кого не живет". 

 

"Бесы" гораздо значительней, чем психологическо-социальное произведение на тему действий нечаевцев и их попытки сплотить кружок террористов кровью невинной жертвы. Сам убитый Иванов, прообраз Шатова, не столь важен для писателя. Центральная фигура Ставрогин — "Князь Зла". Достоевский видимо хотел писать роман "Атеизм", но по разным причинам вместо этого романа написал "Бесы". Ставрогин внушает опасные и соблазна полные идеи своему окружению. Заряды зла получают Петр Верховенский, Шатов и Кириллов. В личности Ставрогина слились, соединились грехи гордыни Раскольникова, аморальность и эгоцентризм Свидригайлова, эгоизм и барство Степана Трофимовича Верховенского и явно, воспоминания о петрашевце Спешневе. Как бы вспышками молний освещены собрания малых сих от революции. 

 

Многие из них как попугаи повторяют чужие либерально-революционные фразы. Говорят, что Бог произошел от страха грома и молнии, все выпячиваются, реки словоблудия текут свободно. Они хотят низвергнуть все, все законы и обычаи, самую мораль, государство, веру. Церковь, уклад жизни и ее традиции, и всё это ради "Вавилонской башни" революции. Достоевский приводит идиотски слабые стишки, пародия самого Достоевского на стихи Огарева "Студент" (посвящены революционеру С. Г. Нечаеву) и их декламируют на собрании революционеров в романе. Стихи назвал Достоевский "Светлая личность". Там есть строчки: 

 

"...А народ, восстать готовый

Из-под участи суровой,

От Смоленска до Ташкента

С нетерпеньем ждал студента...

Порешить совсем и царство.

Сделать общими именья

И  предать навек мишенью

Церкви, браки и семейство —

Мира старого злодейство!" 

 

Однако революционеры 1870-х годов не смутились, и веря в русскую глупость и веру в печатное слово, перепечатали стихи из "Бесов" и пустили их как прокламацию. На беспокойство полиции министр внутренних дел возразил, что это нельзя запрещать, ибо было напечатано в романе "Бесы" и характеризует "приемы зловредных пропагандистов". Раз нет возражений на книгу, нельзя запрещать ее части. Нет и было предела наглости леводушных на Руси! Куда там им разобраться и понять роман! А кто и понял, сочувствовал   в   своей   прогрессивности   разрушению церквей и общечеловеческой морали. Так издевка писателя, увы, послужила на пользу революции и развалу. В романе "Подросток" (теперь бы мы сказали — юноша), мне думается, две личности особо важны в моральном смысле: София, мать подростка и Макар. Им противостоят Версилов и его дети. Значение Софии первый отметил в своей книге о Достоевском проф. Лосский. Это кроткая и добрая христианка, вернувшая к Богу и Версилова; она просветила тихим светом любви и прошения путь и сердца своих бунтарских детей,  омыла   слезами  их  грехи.   

 

Сам   роман "Подросток" - роман чисто городской,  петербургский. Идея стать богачем, вторым Ротшильдом, мучит Аркадия, и он вспоминает "Скупого рыцаря" Пушкина. Игорные дома, спешка большого столичного города, власть денег, описаны замечательно. Тут и шантаж, и соперничество отца и сына в увлечении женщиной, и незаконорожденный и его обида. Любопытен и тип Версилова как разочарованного западника. Проходит и тень новых революционеров, но они не занимают особо важного места в повествовании. 

 

Вот и последняя метрополия - град чудесный с пророческими словами, со сценами бунта и смирения, страстей кипучих и неукротимых - "Братья Карамазовы". Прежде, чем и бегло коснуться этого шедевра, хочется вспомнить один мне известный случай их воздействия на душу юноши. Молодой советский человек перед войной случайно прочел в дореволюционном издании "Братьев Карамазовых". Алеша, а еще больше Старец Зосима, его обратили к православной вере; отвоевав, он бежал на Запад и стал монахом, а позже и иеромонахом. Он сам поведал мне о своей жизни и значении "Братьев Карамазовых" для всего его мировоззрения и выбора пути в жизни. 

 

Сразу следует заметить, что в романе действуют не три, а четыре брата от трех разных матерей. Дмитрий - законный сын Федора Павловича от первой жены. От второго брака он имел Ивана и Алешу, а Смердяков явно прижит незаконно от Лизаветы Смердящей.   

 

Он - физический убийца отца, соблазненный Иваном и сам соблазнивший Ивана. Трое желали смерти развратника отца: Иван, Дмитрий и Смердяков, и каждый имел причину желать смерти отца. Эпиграф к роману взят из Евангелия от Иоанна (гл. XII, ст. 24). Его слова проходят лейтмотивом через весь роман. Смысл эпиграфа прежде всего в том, что смерть, ее боль, необходимы для воскресения, смерти злого в нас с болью отречения от зла и соблазнов. "Если пшеничное зерно, падши на землю не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет   много   плода".   Через   и   путем   страдания  искупается   грех, через него,  через страдание, лучшие сердца обретают жизнь духа. Это первая идея романа и ее    повторяет    Старец    Зосима.     Вторая    идея    есть утверждение,   что   греха  единичного   нет.   все   в  мире взаимно связано "тронешь одно звено   - во всей пени отзовется".   Эти   слова   Достоевского   повторит   бет кавычек   Чехов   в   трогательном   рассказе   "Студент". Третья   идея,   взятая   из   св.   Отцов   Церкви   Зосимой,  указывает на смысл адского мучения и его основу - "невозможность любить" и творить добро. Раз, только раз, дана нам земная жизнь, а с нею времена и сроки. Мы  отвернулись  от  Бога   и  любви,  от  Христа  и по смерти огонь Божьей любви будет попалять нас. 

 

Четвертая идея, идея о необходимости в жизни нашей и людской принять страдание, принять жизнь, как великий дар и признать таинственную тайну миропорядка. Вольно принятое наше страдание явится и состраданием во Христе, в нем мы сорадуемся Христу. 

Иван и его Великий Инквизитор не приемлют ни свои, ни чужие страдания, отвергают Промысел. Иван в сути своей скептик, неверующий, злобный, гордого духа и огромного ума человек. Тут надо вспомнить слова злости и раскаленной злобы, слова Ивана об отце и брате Дмитрии: "Один гад съест другую гадину". Однако, после крушения теории, что всё позволено, после посещения в кошмаре Ивана сатаной, есть возможность для раскаяния, ибо совесть в Иване заговорила громким голосом. 

 

Центральные личности в романе - Старец Зосима и  его  ученик   Алеша.   В   них   воплощено   смирение, христианское добро в действии православной веры. Не случайно и то, что ряд глав романа перекликается с названиями глав св. Тихона Задонского из его собрания сочинений   и   труда  "Сокровище  духовное  от  мира собираемое". Зосима же говорит и о целовании земного лона. До сих пор Старец Зосима и Алеша единственные  в нашей, да и в той мировой литературе, которая мне известна. Зосима - тип святого той благостно светлой аскезы, которая, на ряду с мрачной, существовала на Руси.   Кратко   их   определить   трудно,   разве  описательно: светлая аскеза плачет от умиления и радуется о Господе. Мрачная плачет о греховности мира и своей, боится, преисполнена страхом Божиим и весьма строга к  людям.   Благая,   милосердная  аскеза  -  св.   Нил Сорский,   строгая   -  Иосиф  Волоцкий (тоже святой русской Церкви). Принадлежа к направлению строгой аскезы,  К. Леонтьев критиковал мысли Старца Зосимы и Достоевского. В работе об Отцах Церкви и Достоевском  я  показываю   несправедливость   такой   критики  К. Леонтьева. 

 

Обратимся   теперь   к  той  стороне  писательской деятельности Достоевского, которую можно назвать стиль, язык и мастерство слова писателя. Именно эти составные и нерасторжимые элементы речи и делают волнующим, интересным, доходчивым произведения писателя. В чем же, по-моему, нарочитая особенность Достоевского -художника? Правда, говорят и так: каждый сам может прочесть и почувствовать талант писателя, оценить его. Так-то оно так,  да не совсем. Писатель пишет произведения для читателя и чтобы высказаться. Невысказанная мысль, новое слово, томит его ум и сердце. И бывает, что надо смениться поколениям, чтоб вполне начать ценить новое слово. Так бывало и так будет. 

 

Так и Достоевского художника, мыслителя и провидца, пришлось открывать критике и читателю добрых сто лет! Выяснилось и богатство словарное, и создание новых слов, и широта охвата проблем современных ему и сверхвременных. Прояснился для нас мир вещно-символического слова, столкновение и борьба новых и старых идей, искусство звуко-слова, яркость картин и сила образов. В творчестве нашего писателя мы найдем все основные оттенки и мысли художественного слова: 1) возвышенно прекрасное,  как по И. Канту, "звездное небо надо мною и нравственный закон во мне". 2) Гармоническо-стройное, точно отвечающее идее - замыслу. 3) Нежно детское, почти младенческое ("Мальчик у Христа на елке"). 4) Ужасное, демоническое, издевательски-ироничное, или прямо чувственное, от похоти до некромании ("Бобок"). Нет и нет, объяснять, толковать писателя надо, но со знанием и в трезвении ума. Писатель Григорович, одно время сосеб по квартире Достоевского, поведал нам,  как он читал свой рассказ Достоевскому. Там, в рассказе, была фраза о монете, упавшей к ногам бедною шарманщика. Достоевский заметил, что надо бы, чтоб монета жалобно звеня жалким звуком, крутясь,  упала к ногам бедняка,  крутящего ручку шарманки. Григорович сразу понял критическое замечание собрата по перу. Он говорит, что словно новый мир слова открыла ему ремарка Достоевского. Бывает, случается, увы, что указывать и объяснять совсем бесполезно. 

 

На острове в Атлантическом океане стоит писатель-философ. Поразителен был по   красоте  закат солнца, яркость красок, простор океана.  -  Какая красота! — воскликнул  он. - Да, отвечает  хозяин островка - огородник,   чудесная,   жирная,   вот   как  эта капуста! Огородник думал о красоте капусты и объяснять такому красу заката и моря, величие шири океана, совершенно не надо. Для чуткого к слову читателя сиена покаяния Алеши за сомнения и горечь разочарования, что не прославлен Старец Зосима, вся глава "Кана Галилейская", описание ночи, спящих цветов и сияния звезд в куполе небесном, экстаза радости и слез, не могут не тронуть нас и не заставить призадуматься над смыслом всей главы и всех мыслей и чувств героя. Описан незабвенно экстаз просветления, возрождения духовного, покаяния и слез радости. Сцена единственная во всей известной мне литературе. Поистине это и есть возвышенно прекрасное, сказанное и показанное нам с предельной силой для человеческого слова. И есть в этой сцене трогательная, умиляющая нас красота умиротворения и любви. 

 

Апостол Павел учит о Любви (I Кор. XIII. 5-8): "Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится". Наш писатель и изобразил и описал разные формы и оттенки любви. Тут и любовь долготерпеливая, милосердная, прощающая, и любовь ревнивая, болезненная, любовь страсть, и любовь - дружба вернокрепкая. 

 

Достоевский первый в «Неточке Незвановой» описал влюбленность друг в друга двух девочек, подростков лет двенадцати. Здесь и дружба-любовь,  и  дружба ненависть и ревность. В своем искреннем служении искусству он не забывал о христианской морали. Говоря даже о живописи, писатель полагал, что "во всякой картине должен быть нравственный центр". 

 

Достоевский, кроме богатого словаря  своеобразия фразеологических единств, владел  особым ритмом фраз, умел подчеркнуть ключевое слово в предложении, создать особую эвфонию (благозвучие). Вот один - два примера: в описании детских голосов подчеркнуты плавные "Р, "Л", а затем "О". "Голосочки их, что колокольчики". Или значение "А при описании азиатских просторов Сибири: где "не прошли века Авраама и стад его". А как удачно передает странник бабью заплачку: «Похоронила да» взвыла; то проклинала, а как Бог прибрал — жалко стало". Напомню и букет символики имен героев: Мозгляков, Океанов, Ползунков, Прохарчин,  Ферфичкин. Червяков и т. д. А имя Макар! Оно значит и блаженный и знаменито по пословице: "На бедного Макара все шишки валятся". 

 

Вернемся к любви. Описание форм и смысла любви и смерти есть пробный камень для всякого таланта в литературе. Вот главные оттенки любви у нашего писателя: кротко безнадежная любовь - обожание. Любовь страстно мучительная - безумие сердца и тела типа любви Рогожина в "Идиоте". Любовь расчетливо плотоядная - "Елка и свадьба", любовь мучитель и мучительница (Версилов. Катерина Ивановна и др.), любовь мечтателя, как в "Белых ночах". Любовь материнская, земная  и небесная. Любовь, убивающая тем, что уже не может полюбить в страхе и смятении — "Кроткая", отрок в "Подростке". Христианская любовь - Зосима и Алеша... А всё еще не исчерпали мы смыслов и оттенков любви. Напомню любовь к родине, любовь к России Достоевского, к народу и его миссии. И сколько сторон и  нюансов  в любви  писателя  к родине! — Против любви стоит боль бытия и сама смерть. И она часто входит по-особому  к некоторым героям Достоевского. Тут я думаю о самоубийстве. Причины самоубийства различны, приведу лишь некоторые. 1) Гордыня - Кириллов в "Бесах". 2) Потеря совести и смысла жизни - Свидригайлов, Ставрогин. 3) Боль разочарования и страх. 4)    Невозможность покаяться - Смердяков; и другие причины. Почти все самоубийства,   даже оскорбление, которое непереносимо, связаны с тем, что иссякла в самоубийце смиренность и вера и любовь к Богу. Здесь важно самоубийство  Крафта в "Подростке". Не случайно в своем обширном труде о самоубийстве в Европе Т. Г. Масарик говорит о Достоевском и о самоубийствах его героев. 

 

Сила слов Достоевского обнаруживается еще и в том, что в мире, где действуют его герои, главная героиня есть идея. Романы писателя это поле битвы идей, идей соблазнительных, грозных, лживо прекрасных и идей спасительных. Борются не на жизнь, а на смерть идеи Зла и идеи Добра. И вот, жизнь и конец героев с их идеями дают нам ключ к разумению всего замысла писателя. Носители злых, сатанинских идей, и идей рационалистических, терпят в конечном счете крах. Писатель производит свою оценку духовных ценностей, предлагает нам свою иерархию ценностей. И тем самым он опять современен и вместе сверхвременен. Достоевский утверждает: 1) Необходимость страдания человека, ибо человек заражен грехом, и сам часто ищет страдания. А для позитивистов человек только и избегает в жизни страдания. Но ведь и покаяние и даже раскаяние есть страдание! 2) Смысл всей истории человечества для писателя ясен при свете искушения Христа в пустыне (Мат. гл. IV, 1-10, от Луки гл. IV, 1-12). Достоевский разъясняет, что дело в искушении не в том, что Христос был голоден и не мог достать хлеба, а в искушении материальными благами сытости и довольства, как основного в жизни. Тут весь социальный вопрос в истории: "Накорми, а потом спрашивай с них (людей) добродетели". Это и вопрос классов, среды - "и его все" еще не могут решить". Христос же отвечает диаволу и говорит о тайне, так как в Нем дух Божий: "Не о хлебе едином жив будет человек". Дух Зла искушает во Христе Его человеческую природу, а через Христа искушает и прошлое и настоящее, и будущее... Но если бы дать силой нездешнюю гармонию всей нашей жизни, навязать мир и тишь и сытость неволей, если дать "Красоту и Хлеб вместе?" Будет ли это решение вопроса нашей жизни? Нет, говорит писатель, исчезнет высшее - красота жертвы, самоотречения, смысл совершенствования в свободе выбора. Так объясняет Достоевский искушения в письме к сектанту Петерсону. Чтобы стать сынами Божиими, "сынами света" надо быть свободными в выборе Христовой Любви. Известный теолог Д. Ропс указывает в работе "Иисус Христос и Его время", что толкование Достоевского единственно среди комментаторов Евангелия всех времен! 

 

Достоевский учил нас любви к своей истории, но одно-два его утверждения мне кажутся ошибочными. Самое главное о миссии, мессианизме именно русских. Философ кн. Е. Трубецкой писал: "...Я убедился, что в Новом Завете все народы, а не какой-либо один, призваны быть богоносцами. Горделивая мечта о России, как избранном народе Божием... должна быть оставлена, как несоответствующая Новозаветному Откровению". Я бы напомнил и гл. XIII от Луки, где Христос говорит: "И придут от востока и запада, и севера и юга, и возлягут в Царствии Божием". Э. Саркисьянц написал в 1955 году большую книгу о русском мессианизме левых и правых, философов, политиков и писателей. В истории Англии, Польши, Германии, не так уж редки мессианистические чаяния и вера в особое предназначение своего народа. В Росии, даже такие крупные умы и образованнейшие люди, как, например, А. Хомяков или В. Соловьев, подпадали соблазну мессианизма. Другая мысль писателя, далекая мне и мною отвергаемая, — это мысль о том, что война "очищает воздух" в жизни нации, она-де подобна грозе и ее действию на природу, воздух и животный мир. Но это для меня и не существенно, это пятна на солнце творений Достоевского. Самое главное — его борьба за Христа и ВЕРУ. Хорошо кончить словами из записной книжки писателя: "Мерзавцы дразнили меня  НЕОБРАЗОВАННОЮ и ретроградною верою в Бога. Этим олухам и не снилось такой силы отрицание Бога, какое положено в Инквизиторе и в предшествовавшей главе, которому ответом служит ВЕСЬ РОМАН.  Не как дурак же (фанатик) я верую в Бога. И эти хотели меня учить и смеялись над моим  неразвитием! Да их глупой природе и не снилось такой силы отрицание, которое перешел я. Им ли меня учить!"