Мне приходилось разговаривать о положении вещей в Палестине со многими видными представителями сионизма и с ответственными сотрудниками „экзекутивы" и „Керен-Кайемета". Заявления их в общих чертах сводились к следующему: мы не отступим ни на один шаг, держава-мандатарий должна выполнить свои обязательства, мы совершенно уверены в победе.

 

В этот день арабская забастовка была в  разгаре.

 

Мне говорили:

 

— Забастовка провалилась. Потому что в Палестине уже достаточно евреев, чтобы парализовать ее действия на экономическую жизнь страны. А вот в Сирии она удалась. Почему? Потому что там некому было сопротивляться.

 

Действительно, во многих отраслях палестинской жизни забастовка арабского населения не достигла своего результата. Хайфский порт продолжал функционировать, железнодорожное движение, хотя и затрудненное, не прекращалось, всеобщая забастовка в городах провалилась. Бастовали только торговые предместия, арабские магазины и рынки, арабские автобусы и порт в Яффе. Почти на все сто процентов остановилась работа в каменоломнях, на которых работают исключительно арабы, и поэтому в  значительной мере остановилось домостроительство. Хотя остановилось оно и по другим причинам, более общего характера. Одним словом, как будто арабы понесли моральный ущерб. Понесли они, без всякого сомнения, и ущерб материальный. В то время как   еврейские лавки торговали, арабские купцы несли, крупные убытки. В то время как   яффский порт впал в летаргический сон, в Хайфе становились на работу еврейские   грузчики, а под носом у Яффы строился новый тель-авивский порт, очень опасный соперник для древнего порта Соломона. Но это обстоятельство и заставляет призадуматься. Конечно, известную роль сыграло принуждение. Крайние арабские националисты не останавливались даже перед террором, чтобы заставить своих единоплеменников упорствовать в забастовке. Бывали случаи убийств и насилий, иногда бросались бомбы в лавки арабских купцов, открывших свои заведения. С другой стороны, среди арабов Палестины нет рабочих в нашем значении этого слова. Араб работает, пока есть работа. Работы нет, он возвращается к себе в деревню, чтобы снова кормиться от того куска земли, который достался ему в удел. Но как бы то ни было, откуда у арабскаго населения хватило силы в течении нескольких месяцев продолжать забастовку?

 

Kaкиe выводы можно сделать из этого? Во первых, все-таки забастовка отразилась на жизни страны. Цены на продукты подорожали, вследствии отсутствия на рынке дешевых арабских продуктов. Жители городов покупали еврейские и привозные, но без большого удовольствия: они дороже. Бывали даже случаи, что некоторые еврейские коммерсанты спекулировали — закупали каким-то способом продукты у арабов и продавали по повышенной цене тех дней, чем вызывали крайнее неудовольствие патриотично настроенных палестинцев. Но главное: каким образом арабы оказались способными на такую солидарность?

 

Тот, кто хотел бы подойти к событиям объективно, должен признать, что на сцену выступил новый фактор — арабское национальное сознание. Вероятно, оно еще не выражает воли всего арабского населения и носит в себе много случайного и неосознанного, однако, факт остается фактом. Конечно, не всякий араб является национально мыслящим противником сионизма, много в арабском движении обывательских расчетов и соображений, но ведь во всяком национальном движении только небольшая кучка „вождей" руководит, а массы следуют за ними, подчиняясь национальному инстинкту, демагогии или еще каким-нибудь «способам» руководства.

 

Питается этот национализм прежде всего теми настроениями, который издревле существуют в мусульманских странах. Он результат религиозного фанатизма и нетерпимости. Мулла до сих пор остался для темного феллаха духовным руководителем и советником во многих житейских случаях. В его глазах великий муфтий по-прежнему является представителемъ Магомета и олицетворением истины мусульманской религии. Но в самое последнее время, и это во всех странах Ближнего Востока, населенного арабами, родились первые смутные представления „расовой", если можно так, выразиться, солидарности. Собственно говоря, даже не в самое последнее время, а раньше, в связи с событиями великой войны, когда англичане в лице пресловутого полковника Лоуренса, поднимали арабские племена на восстания против турок. Раз удалось это предприятие против «единоверной» власти, значит, уже тогда были какие-то данные для арабского национализма. Теперь мы не знаем, что происходит в Египте, в Ираке, Геджасе и других арабских странах. Весь Ближний Восток находится в каком-то движении, переживает медовый месяц своей независимости, хотя бы и относительной, и медленно делает выводы из этого положения. Западу приходится делать уступки. Египет получил независимость и будет, вероятно, принят в Лигу Наций. То же самое случится и со странами французского мандата. В маленьких арабских кофейнях Дамаска или какой-нибудь Мансуры, под шатром бедуинского шейха или в романтичной Джедде люди говорят о таких вещах, о которых здесь и не думали еще десять лет тому назад. Что-то странное творится на Востоке. Из далекой Москвы тянутся какие-то незримые ниточки. Я говорю даже не о пропаганде, а о том безпокойном воздухе, который веет из Москвы на весь восточный мир. Несмотря на все, остались еще послe войны нежные воспоминания о Германии, о немецком завидном порядке, организаторских способностях и точности, которые так поразили восточное воображение. Есть еще много других причин, чтобы заставить волноваться арабский ммр смутными предчуствиями. А тут подоспел сионизм и всколыхнул маленькую Палестину. Впервые арабы Палестины столкнулись с Западом. Столкнулись два миpa, два мировоззрения, две культуры. И в ответ на еврейский   национализм народился национализм арабский.

 

Он возник в силу самых  простых обстоятельств. Пришли сионисты и стали покупать у палестинских „эффенди[1]" земли для колонизации. Арабские помещики богатели. Они теперь получили возможность посылать своих сыновей в европейские  университеты,   или в Бейрут, а иногда и в Германию. Вернувшись на родину, молодые арабы-инженеры и врачи не находили применения своим знаниям, и в их сознании рождался столь распространенный теперь принцип „моя страна - для меня". Пришельцы не дают   возможности работать, отнимают землю. В каком-нибудь департаменте общественных работ работают евреи, а я, природный палестинец, не могу найти места по специальности? Молодые арабские инженеры не хотели понять, что на местах чертежников и младших сотрудников сидели опытные инженеры немецкой  выучки. Сюда же примешивались соображения идеологического порядка. Одним словом, у представителей национального арабского движения, какими являются Нашашиби  или Ауни-аб-эль-Кади, явились новые сподвижники. Эти помощники, т.е. новая, нарождающаяся арабская интеллигенция, и являются тем элементом, который руководит борьбой с сионизмом в Палестине. Они принимают участие в борьбе в меру своего темперамента, от террора, до культурного противодействия. Но всех одинаково объединяет ненависть к пришельцам.

 

События, которые происходили в Палестине прошлым летом, да в какой-то степени  продолжаются и сейчас, в концу концов, ничего страшного собой не представляют. Отдельные террористические акты участи страны не решат. Если не случится ничего непредвиденного, судьбы „Еврейского национальнаго дома" будут охранены. Поведение евреев во время безпорядков, их тактика и дисциплина, вызывали восхищение в английском парламенте. Нет никаких данных ожидать, что иммиграция в Палестину будет прекращена вопреки обязательствам декларации Бальфура[2]. Если бы случилось так, что евреям в Палестине пришлось защищать свои достижения, свои земли и свою жизнь с оружием в руках, они бы, вероятно, удачно справились с этой задачей. Их меньше, чем арабов, но не надо забывать, что большинство среди них молодежь, и молодежь, настроенная очень воинственно, готовая в любой момент взяться за оружие. Но нет Палестина со всех сторон окружена арабскими землями. Не говоря уже о Заиорданье, где кочует около пятидесяти тысяч вооруженных до зубов бедуинов, с Палестиной граничат земли Гедласа, Саудии, Сирии. Не за горой и Ирак, который не может не питать симпатии к стремлениям палестинских арабов. Одним словом в воздухе витает, если не идея панарабской империи, то какой-то панарабской солидарности. Справиться с этими обстоятельствами будет значительно труднее. Но, вообще говоря, судьбы Палестины будут решены в порядке каких-то миpoвых событий, можетъ быть, равных по масштабу событиям последней войны. Пока ничего сказать нельзя.

 

Во всяком случае, положение таково: в Палестине столкнулись два национализма—еврейский и арабский. Как будто пока нет больших данных, что они могут ужиться в этой маленькой стране мирно, без перманентных столкновений.

           

Действительно, два совсем разных миpa. Даже по зрительному признаку. Черепичные крыши еврейских колоний и библейские хижины арабских деревушек. Калифорнийские способы обработки земли, комбайны и тракторы у евреев, первобытные „орала", верблюды, волы и ослики у арабов. Можно сказать, что арабы к приходу сионистов сохранили в стране в полной неприкосновенности быт времен библейских пророков. Еще теперь можно наблюдать в Палестине сценки, которым три тысячи лет, вроде той арабской девушки, которая собирала колосья на свежесжатом ячменном поле, как бессмертная девушка из книги „Руфь". А колодцы? А караваны верблюдов и шатры на галилейских холмах?

 

Евреи даже обвиняют посторонних наблюдателей, что эта библейская  лирика закрывает у них глаза на истинное положение вещей. Возможно. Очень трудно не подпасть под очарование непривычного для нас миpa сошедшего со страниц Библии. Тут уместно привести еще одно соображение. Конечно, с одной стороны, комбайны, рациональные способы обработки земли, фабрики и бензинный запах гаражей, а с другой - шатры и библейские колодцы. Но дело в том, что арабский мир, живописный и древний, модернизируется не по дням, а по часам. Правительство строит школы, дороги, больницы и опытные станции. Кое чему научились арабы у евреев и оказались способными учениками. Даже без сионизма древний арабский мир обречен на гибель. Даже если бы не было евреев, не пройдет двадцати-тридцати лет, и ничего не останется от шатров и грациозных кувшинов. Я видел в Назарете у колодца арабских женщин, пришедших за водой. На плечах у них были не кувшины, в которые брали воду евангельские самарянки, а жестянки для бензина с надписью всемирно известной фирмы. Ничего не поделаешь, новая жизнь имеет иногда безобразный формы. Зато кувшин надо купить, а жестянку можно подобрать у любого гаража.

 

Евреи добились многого. Достаточно проехать с одного конца в другой Эздрелонскую долину, чтобы, убедиться в грандиозных достижениях сионистской колонизации. На пустыне возникли цветуще оазисы колоний, сплошной волной хлынули поля пшеницы. Но и другой мир существует. Может быть, он тоже изменится, однако, это не может изменить положения. Наоборот, переняв многое у пришельцев, он будет упрямо держаться за то, что останется в его владении. И сами евреи понимают, что борьба будет продолжаться, что победа еще не окончательно закреплена за сионизмом.