Неофициальная православная миссия в Китай

     На самом деле мое путешествие в Харбин, Китай, в августе 1988 года началось за месяцы и годы до этого с желания объединить мое профессиональное призвание с христианским служением. Решив, что мой интерес к языкам и культурам может быть использован в обучении английскому языку за морем, начал искать место применения. Я был особенно заинтересован в служении в составе миссии. Однако я вскоре обнаружил, что добиться официального определения на должность в миссиях не так легко для православного христианина.

     Рассмотрев несколько различных возможностей, я, в конечном счете, сфокусировал свои усилия на Японии и Китае. Это произошло через несколько лет после того, как я прочитал в Theosis newsletter, что Православной Церкви вновь разрешено открыться в Харбине, который ранее, до коммунистической революции, был преимущественно русским городом. В нем одно время располагались 22 православных храма наряду с католическим и протестантским. Мое воображение и любопытство побуждали меня интересоваться, как православные за пределами Китая могут помочь миссии, поставленной в очевидно невыгодное положение, осуществлять свое служение.

     Мне было интересно узнать, как работают миссии в “закрытой” (например, коммунистической или мусульманской стране, где евангелизм запрещен законом). Я был уже несколько знаком с методами многих евангелических протестантских учителей в Китае, которые развивали дружественные связи главным образом со своими студентами и китайскими коллегами, и через них приобрели возможность распространять свою веру во Христа. Однако для многих протестантов главным является не крещение, устанавливающее союз нового верующего со Христом через Церковь (что очень часто трудно сделать в Китае), а публичное чтение простой молитвы веры во Христа. Этого нового “христианина” обычно поощряют на то, чтобы он вошел в местную общину, — возможно, легальной или, может быть подпольной “домовой церкви”. Принимая крещение, он подвергает себя определенному политическому и социальному риску. В этом состоит очевидный конфликт с православным богословием и исторической практикой Церкви.

     По справочнику, попавшемуся мне в местной библиотеке, я нашел два учреждения высшего образования, расположенные в Харбине. Я обратился в оба. Я полагал, что если я намереваюсь выяснить, как православные могут осуществлять миссии в “закрытой” стране и все же делать это внутри учрежденной Церкви, то я должен начать там, где Церковь уже учреждена. Кроме того, честно говоря, малое число школ, к которым я обратился, уменьшало шансы моей поездки в Китай и увеличивало возможности обрести удобное положения в Японии. Мой ум раздваивался, я не знал, в какую страну я в действительности хотел бы поехать. Я молился, чтобы Господь открыл мне Свою волю, и чтобы я смог осуществить ее.

     Ожидая ответа из Харбина, я приложил немало усилий для того, чтобы добиться многообещающего места в YMCA в Японии и одновременно вел переговоры о другой должности в частной японской лингвистической школе. Несколько дней спустя я получил предложение из Харбинского судостроительного института. Следуя совету одного православного брата, недавно вернувшегося после годовой работы в Пекине, я попросил немного денег и оплату за проезд самолетом в оба конца. Но еще до того, как я получил ответ, я пошел дальше и записался на курсы китайского языка (для меня значимый шаг в вере, подтверждающий, что Бог хочет, чтобы я ехал в Харбин). Когда пришло, наконец, предложение, оно включало больше, чем я ожидал — много по китайским стандартам (хотя, конечно, это не может сравниться с северо-американскими). Я быстро ответил согласием, и сразу же отложил мое прошение в YMCA в Японии. Вскоре после этого я получил предложение работать в частной лингвистической школе в Японии, которое я к этому времени мог спокойно отклонить.

     Спустя менее чем два месяца я уже был на пути в Китай, не подозревая, что принесет мне грядущий год. Через несколько дней осмотра достопримечательностей и отдыха в Пекине, я прибыл в Харбин утром 29 августа 1988 года. На железнодорожном вокзале меня встретил глава департамента иностранных языков (мой новый шеф) и переводчик из отдела иностранных дел института. Во время поездки на машине к институту глава департамента перевел разговор на предмет моих предыдущих академических исследований по богословию (которые я завершил, будучи протестантом, до обращения в православие). “Вы, должно быть, очень религиозный человек”, — заметил он. Напрасно, боясь ловушки, я уклонился от прямого ответа на поставленный вопрос. Он продолжал настаивать, указывая, что религия стала предметом острого интереса для многих людей в Китае, и что “студенты будут заинтересованы услышать что-нибудь об этом от Вас”. Я был поражен! Позднее я прочитал специальные лекции по Библии сначала маленькой группе китайских преподавателей английского языка, затем полному лекционному залу студентов. Позже я узнал, что мои богословские степени имели вес для моего принятия на работу. Опыт многих китайских учреждений, которые приглашали преподавателей из евангелических христианских организаций Северной Америки, показал, что для иностранных преподавателей с религиозными убеждениями в меньшей степени характерны аморальные и другие нежелательные формы поведения. Благодаря такой репутации иностранных преподавателей-христиан в китайских университетах, потенциальное препятствие моему приглашению было заранее устранено.

     Хотя существовали правила относительно того, в каких пределах преподавателям позволялось говорить о религии со своими студентами, они, кажется, менялись от одной школе к другой. Как я обнаружил позднее, у должностных лиц отдела иностранных дел в моем институте была репутация относительной нетерпимости и несотрудничества по отношению к их иностранным преподавателям (фактически, одна христианская организация решила более не посылать преподавателей в HSEI). Тем не менее, несмотря на недостатки, я все-таки нашел обширную возможность разделять свою веру со студентами и факультетом (не забывая при этом об осмотрительности как основном принципе).

     Одним из способов, с помощью которого я познакомился со многими из своих студентов, было чтение их дневников. Обычно они писали о семье или других аспектах своей жизни, а я отвечал чтобы показать мой интерес к ним как уникальным личностям и чадам Божиим, а также побудить их писать больше для языковой практики. Я объяснил, что содержание дневников будет известно только студенту и преподавателю. Результатом этого часто были очень искренние откровенные высказывания студентов о своих переживаниях и проблемах в отношении к жизни, родителям и Богу. Казалось, студенты легче обсуждали личные дела со своими иностранными преподавателями, чем с китайцами. Обсуждения записей в дневнике часто вырастали в весьма интересные разговоры. Это давало мощный стимул для дальнейшей работы не только студентам, но и преподавателям, многие из которых нуждались в том, чтобы быть нужным. Так как эти студенты предварительно учились у иностранных христианских преподавателей, у меня было чувство, что я строю на фундаменте, заложенном через них Святым Духом.

     В Китае редко можно услышать вопросы типа: какую религию Вы исповедуете, Вы католик, протестант или православный? Религиозные споры здесь более основательны. “Вы верите в Бога?” — религиозно ориентированный вопрос, который я чаще всего слышал. Утвердительный ответ на этот вопрос по существу является тем, что отделяет как китайцев, так и верующих иностранцев от основной массы населения.

     Тем не менее, китайцы знают, что существуют различные группы Церквей. Миссионеры из различных Церквей, работая независимо друг от друга, по-разному переводили названия этих Церквей, и даже слово “Бог” на китайский язык. Поэтому различные христианские конфессии рассматриваются как отдельные религии. Протестанты называют свою веру “Иисусовой религией”, римский католицизм называется “религией Господа небес”, а Православие названо “Восточной правильной религией”. Для православных на Западе часто является проблемой объяснить, что греки, русские, антиохийцы и другие православные придерживаются одной и той же веры, проблема же для верующих в Китае в том, что они противостоят поддерживаемому государством атеизму, охватывающему основную массу населения.

     По дороге на Божественную Литургию каждое воскресенье я проходил мимо “трех само-“ (самоподдержки, самопропаганды и самокритики) отечественной протестантской церкви, расположенной менее чем в полуквартале от китайской отечественной Православной Церкви Покрова Пресвятой Богородицы. В это время, китайские протестанты расходились после своей службы, а их место занимали христиане харбинского порядочных размеров корейского меньшинства для своего богослужения. Это была сцена непринужденного разговора между христианами всех возрастов — включая подростков и молодых людей, держащих Библии. “Вы верите в Бога?” — спросил меня мужчина средних лет, когда я сопровождал моего китайского руководителя (тьютора) по дороге со службы в воскресенье. Я уверен, что мой утвердительный ответ был особенно значим для него потому, что многие западные посетители не являются более верующими.

     Хотя протестантские церкви являются единственными, где служба ведется на языке народа, богослужение в католической церкви в Харбине, тем не менее, является таким же вдохновляющим. Хотя правительство не разрешает модернизировать саму мессу с Tridentine латинской версии, тем не менее, розарий, многочисленные гимны и проповеди полностью на китайской языке, и люди часто следят за мессой по китайскому служебнику. Отечественная католическая церковь Св. Марии расположена во внушительных размеров бывшей православной церкви, которая во время культурной революции была превращена в фабрику. Мое первое посещение этой церкви случилось, когда я сопровождал молодого коллегу на Рождественскую мессу. C трудом отыскав церковь и, соответственно, опоздав, мы наконец вошли в нее, взобрались по крутому лестничному маршу и тотчас оказались тесно сжатыми между всех возрастов, стоявшими плечом к плечу друг к другу прихожанами. Скамьи были сдвинуты чтобы помещение могло вместить большее количество народа.. По мере продвижения вперед через толпу молящихся мы увидели 6 мальчиков-алтарников, помогавших пожилому и молодому священникам и пожилому епископу. Хор и люди произнесли по-китайски: “Приидите, все вернии...” — свидетельство работы католических миссионеров — многие подались вперед, чтобы причаститься. Головы большинства женщин, в том числе и юных, были покрыты черными шалями. В церкви царила атмосфера благочестия и торжественности. Люди торжественно двигались к алтарю. В храме было довольно тесно (очевидно, государственные ограничения вынудили церковь окормлять больше собратьев, чем она вмещала). Я был тронут проявлениями человеческой искренности и даже жертвенности. Хотя церковь по последним визитам можно было более точно охарактеризовать как полную народом, но не переполненную, тем не менее, вид даже “полной” народом протестантской или католической церкви в социальной среде, где все еще невыгодно и неудобно (по меньшей мере) открыто исповедовать себя христианином демонстрирует контраст с полупустыми американскими церквями. Пастор церкви Св. Марии – весьма симпатичный человек небольшого роста, к которому я обратился как к “Pere Jacques”, так как мы общались на французском — единственном языке, которым владели оба. Во время культурной революции он провел пару лет в заключении и несколько больше — в деревне, где он “учился у крестьян”. Пастор с благодарностью принял катехизические и богослужебные книги, которые я привез в качестве подарка от католиков Гонконга.

     Каждому, кто знаком с единственной действующей Православной Церковью Китая, становится очевидным, что ее трудности отличны от тех, которые испытывают протестанты и католики Харбина: ее деятельность более ограничена, а ее существование более рисковано. Каждое воскресенье меня обычно приветствовал у дверей китаец лет 60-ти, которого я прозвал “святой Петр”. Это была его государственная обязанность — осуществлять наблюдение за верующими вне церкви. Эта практика все еще имеет место, не взирая на тот факт, что есть вывеска на русском и китайском языках “Китайская Православная Церковь”. Студенты рассказали мне, что привратники не разрешают входить сюда молодежи поскольку “это – церковь иностранцев”.

     Как и следовало ожидать, Управление по делам религий, ответственное как за вывеску, так и за часового, в конечном счете ответственно не только за слова, но и за их интерпретацию, какой бы нелогичной и противоречивой ни казалась она со стороны.

     По-видимому решение Управления о возобновлении деятельности церкви было принято только для того, чтобы умиротворить нескольких русских стариков, оставшихся в Харбине. Вероятно, правительство надеется вновь закрыть церковь после того, как их не станет. Так или иначе, осуществление намерений правительства может во многом зависеть от заинтересованности и изобретательности православных за рубежом, объединение которых может стать единственной надеждой Китайской Православной Церкви на спасение, по крайней мере в этой жизни.

     Для вошедшего в церковь становится очевидным, что она видела лучшие времена. Менее очевиден тот факт, что видела она и худшие. Сообщалось, что однажды войска красной армии замазали стены (и, вероятно, некоторые иконы) красной краской. Впоследствии она использовалась несколько лет в качестве полицейского участка. В 1984 г. в церкви была возобновлена служба, в ее стенах вновь прозвучали песнопения Литургии на церковно-славянском языке, которые пел крошечный хор из пожилых людей, уцелевших от прежних времен. Все же в этом есть неоспоримое чудо, намек на Воскресение. Возможно, многие западные и советские посетители не могут постичь этого. К сожалению язык службы остается непонятным для некоторых прихожан, отсутствуют поучения. Здесь причащаются редко и некоторые, но не большинство. Многие иностранные посетители храма, извиняясь, покидают службу через 20-30 минут, включая иностранных православных. Если бы несколько китайских членов прихода могли понимать Литургию и могли бы свободно пригласить своих интересующихся друзей… Свет и Жизнь Христа светят, тем не менее, в жизнях тех, кто проявил упорство, несмотря на несчастья и даже преследования. Я хотел бы представить вам некоторых братьев и сестер, но не имею сейчас такой возможности . Тем не менее, одна женщина, которая останется неназванной, заслуживает особого упоминания. Никому бы никогда не пришло в голову глядя на эту маленького роста, добрейшую кореянку с особой, отточенной манере держаться, что она может представлять угрозу национальной безопасности. Она владеет корейским, русским, китайским и английским языками — сомнительное отличие в обществе, которое является хронически больным ксенофобией (ксенофобия — неприязненное отношение к иностранцам). Во время культурной революции по подозрению в шпионаже она была осуждена на 10 лет.

     На “новом” кладбище, расположенном в нескольких километрах от города, есть небольшой участок, на котором находятся могилы некоторых священников. Один китайский священник, похороненный там, является мучеником. Это был чистый и простой человек. Он был прислан из Пекина в 1949 году, возможно, для замены нескольких русских священников, покинувших Китай. Мне сказали, что он был избит и позднее умер. Вид и размеры его могилы почтительно скрывают последнее оскорбление, нанесенное его телу — кремацию.

     Когда я впервые прибыл в Харбин, там был только отец Григорий Жу, служащий на приходе. Я слышал, что во время культурной революции он был послан работать в Пекин на фабрику по производству гвоздей. Когда бюро иностранных дел, в конце концов, вняло требованиям некоторых старейших русских вновь открыть церковь для них в 1984 году, отец Григорий был назначен ее пастырем (в Китае есть, вероятно, двое или трое других православных священников на покое, которые в настоящее время не имеют возможности служить). Примерно месяц спустя после моего прибытия один очень способный священник отец Михаил Ли, приблизительно того же возраста, что и отец Григорий (вероятно, лет 60–ти) переехал в Харбин помогать на приходе. Его сопровождали его “матушка” и двухлетняя внучка. После окончания православной семинарии в Пекине он был рукоположен в 1950 году и служил на приходе в Шанхае до начала культурной революции в 1966 году. Тогда церковь была закрыта, китайские православные книги сожжены, а отца Михаила послали на “строительные работы” сроком на 10 лет.

     Пока приход ожидал приезда отца Михаила, протестантская чета по имени Ричард и Черил Мор и их рожденный в Китае младенец Христиана готовились к возвращению в Калифорнию на летние каникулы. К этому времени Ричард и Черил преподавали в Китае 4 академических года, и Ричард посещал воскресную Литургию в церкви в течение последних двух лет. Это был результат его растущего интереса к Православию, русскому наследию Харбина и оставшимся в Харбине русским, о благосостоянии которых он заботился. Перед отъездом Ричард спросил, чем православная община в Америке могла бы помочь храму. “Нам нужны облачения для прибывающего нового священника”, — последовал ответ. Ричард вернулся в храм в конце лета, везя чемодан, полный прекрасных новых облачений — дар грека, бывшего харбинца, который сейчас живет в Сан – Франциско.

     Этот случай с Ричардом и Черил можно считать лишь видимой частью айсберга. Только Богу точно известно, сколько много времени, усилий и денег они пожертвовали служению православной общине в Харбине. Вдобавок, Ричард добровольно проводил свои знаменитые исторические прогулки по Харбину, раскрывая связь между оставшимися русскими зданиями и славой города в прошлом и обращая внимание на места, опускаемые китайскими гидами, которые проявляют удивительное невежество, рассказывая о Харбине. Обширные исторические знания Ричарда поражали даже наиболее образованных китайцев из числа постоянных жителей города.

     Ричард и Черил были также неофициальными координаторами братства иностранных христианских преподавателей. Я получил благословение принимать участие в работе такой группы, которая обычно собиралась каждое воскресенье для неформальной молитвы и трапезы. Каждый из группы приехал в Китай, чтобы разделить с местными жителями свою веру во Христа, вести христианскую жизнь и осуществлять учительское служение (в воскресных встречах иногда участвовали и иностранные студенты-христиане, изучавшие китайский язык). Члены группы по очереди устраивали у себя эти собрания, организуя трапезу и руководя богослужением. Когда пришла моя очередь, я повел необычно большую группу на сокращенную вечернюю службу, рассказал о свидетельстве святых и ответил на вопросы о Православии. Все были довольны.

     Однако большую часть времени богослужение в этой группе велось по евангелической протестантской программе. Для меня, так как я ранее был протестантом, возможно было легче, чем для некоторых православных, воспринять в христианском братстве личную веру во Христа этих братьев и сестер, не исключая все аспекты их теологии (или я сказал бы теологий). Хотя у нас было много общего благодаря взаимному желанию нести свидетельство Христа в Китай, все же мы были разделены существовавшими между нами различиями. Во время одного из наших первых собраний была вынесена на обсуждение проблема причастия. Мы пытались найти некоторые общие основы этой проблемы у различных Церквей (все Церкви были протестантские, лишь я представлял Православную Церковь). Обсуждались вопросы: должна ли евхаристическая служба вестись священником (было решено, что нет, так как среди нас таковых не было), может ли она вестись женщиной (на этот вопрос был дан утвердительный ответ), может ли вино использоваться так же, как виноградный сок (был дан ответ нет, поскольку в евхаристии могут участвовать бывшие алкоголики). Как православный христианин, я был единственным, кто присутствовал на таких собраниях, не принимая участия в обсуждении. Я не был уверен, что такие богословские формальности имеют значение для Бога. К тому же я не надеялся, что мои протестантские братья и сестры примут нашу православную позицию, если я им сообщу, что мы не можем делить с ними причастие, потому что “мы — истинная Церковь, а вы — нет”, когда так много из них, по крайней мере, пытаются выполнить “Великое Поручение”.

     Ответ на мой вопрос пришел ко мне во время нашей последней евхаристической службы. Одна из наиболее “боевых” членов группы, решила присоединиться к службе поздно, после проповеди-беседы, молитв и раздачи хлеба, но перед раздачей виноградного сока, который она взяла раньше, как только пришла. Человек, который сидел рядом с ней, посоветовал ей сходить взять также немного хлеба, что она и сделала. Следя за службой, эта самая девушка начала совершенно случайно есть оставшийся “освященный” хлеб, беседуя с другими. Затем она вдруг остановилась ,чтобы спросить, не возражает ли кто-нибудь против того, что она ест хлеб. Удостоверившись, что все в порядке, она продолжала есть. Я решил, что какими бы хорошими ни были намерения этой группы и отдельных ее членов, их евхаристическое собрание было всего лишь неформальным общением христиан, не собранием исторической Христианской Церкви.

     Сейчас многие читатели, несомненно, хотят знать, был ли я, находясь в Харбине, свидетелем событий, подобных тем, что происходили прошлой весной в Пекине. Их кульминацией стало избиение тысяч безоружных граждан 4 июня. В Харбине проходили массовые студенческие демонстрации, но в этом городе не было насилия. Я сам был на короткое время задержан и допрошен полицией за нахождение на месте сбора демонстрантов с камерой. Чудесным образом я и моя камера (с нетронутой пленкой) были отпущены. Допуская, что уровень моего собственного эмоционального опыта не сильно отличался от большинства иностранных преподавателей, я могу сказать, что наши сердца часто бились в ожидании исторических изменений. Позднее мы обнаружили, что массы студентов и других активистов, демонстрировавших на улицах, составляли лишь небольшую долю всего населения, принадлежавшего к различным секторам общества, в числе которых были такие обширные секторы как рабочие и военные. Тогда же мы были возмущены тем, что правительство игнорировало требование всех тех людей, которых мы видели марширующими мимо нас со своими лозунгами. Но затем в течение нескольких дней после того, как сломили сопротивления 4 июня, мы испытывали настоящее отчаяние, так как мы отказались от надежды на какое-либо реальное изменение в обозримом будущем. И мы боялись (и до сих пор боимся) за безопасность наших студентов и за их будущее. Один из моих студентов, непосредственно перед прощанием сказал, что “если это движение не вызовет изменений, Китай безнадежен”.

     Теперь я думаю, что, мой студент был молод чтобы осознать, как много изменений уже произошло в Китае в относительно короткий период времени. Многие из тех изменений стали результатом иностранного влияния. Дэн Сяопин, главный китайский руководитель, разрешил иностранным экспертам и руководителям приезжать в Китай и китайским студентам и школьникам выезжать за рубеж с тем, чтобы открыть доступ передовой технике и технологии, способствовать развитию экономики страны. Вместе с различными ноу-хау в Китай проникали и идеи демократии и свободы слова, приобретали влияния и западные религии. Новое поколение университетских студентов, которые искали какой-то смысл в жизни, утраченный людьми после морального банкротства коммунистической партии, представляло собой благодарную почву для посева передовых идей. Однако, не только благородные идеи пришли с Запада. Его бесславный упадок и материализм так же, как и подлинно китайские копии вполне живы и здравствуют на улицах Харбина и других городов. В то время как многие удачливые и богатые западники уже пережили духовную нищету материальной озабоченности, большинство китайцев все еще настолько обделены экономически, что, кажется, они обязаны пытаться присвоить столько, сколько смогут. Короче, западные рыночные эксперты оставили свой след в Китае, как и все виды мирских гедонистов и гуманистов. Результаты этого не всегда являются полезными, например, у сигарет Marlboro (и их плодовитой рекламы) есть обильная поддержка, в то время как о зубоврачебном шелке-сырце, фактически, не слышно, и его невозможно найти. Следы деятельности евангелических протестантов весьма заметны, поскольку они строят на фундаменте, заложенном протестантскими миссионерами 19 века. Все эти группы оказывали влияние на Китай по одной главной причине: они были достаточно заинтересованы поехать туда работать и попытаться достигнуть поставленных целей.

     У православных христиан также есть возможность внести положительный вклад в будущее Китая. Те, кто имеет степень бакалавра (и желательно опыт преподавательской деятельности) могут поехать преподавать на год или более. Те, кто желают изучать мандаринское наречие китайского языка, имеют возможность сделать это в Харбине за очень умеренную цену. Как у преподавателей, так и у студентов есть возможность нести православное христианское свидетельство китайскому народу, так же как и предложить любовь и поддержку нашим братьям и сестрам в Харбине. Те, кто не может поехать в Харбин, могли бы помочь другими способами. Возможно, отдельные люди или приходы, расположенные около колледжей и университетов, могли бы согласиться спонсировать китайского студента (у меня уже есть на уме один, который закончит школу в 1990 году). И я надеюсь, что у нас будет установленная процедура отправки регулярного финансового вклада нуждающимся прихода в Харбине.

     Что касается меня, отсутствие предложений работать в Азии заставило меня возвратиться в Сиэтл, где я сейчас совершенствую свои преподавательские навыки, готовясь, надеюсь, к долгосрочному служению за морем. Многое нужно сделать в этой области. Пока мы с изумлением наблюдали события, происходящие в Восточной Европе, я не мог не думать о больших возможностях для миссионерского служения в этих местах, даже в некоторых странах, которые исторически были православными. Конечно, события прошлого и настоящего научили нас, что истинная духовность не может существовать в вакууме, вне политических и социальных интересов. И если еще не свободные народы мира требуют свободы, мы, кто уже “свободны”, обязаны сказать (или напомнить) им, что истинная свобода должна заключать в себе гораздо больше, чем политические и социальные аспекты.

     Автор хочет получить отклик от серьезно мыслящих православных христиан, которые заинтересованы в несении свидетельства Евангелия и поддержке Веры в Харбине, обучаясь или обучая в одном из университетов этого города. Обращайтесь по адресу: