Весточка из далекого прошлого

 

В архиве одного из частных домов маленького рыбацкого поселка Хэда, что на полуострове Идзу, я случайно обнаружила подлинный документ с подписями русских деятелей, сыгравших видную роль в истории японо-российских отношений эпохи Мэйдзи (1868-1912). Они, в частности, помогли урегулировать серьезный дипломатический инцидент, который мог потрясти до основания тогдашнюю Японию. Найденный документ вызывает особый интерес потому, что может пролить свет на некоторые обстоятельства этого инцидента. Подписи, о которых идет речь, принадлежат архиепископу Николаю (в те годы епископу), настоятелю русского православного храма в Японии, и Шевичу, полномочному посланнику (тогда высшему дипломатическому представителю) России в Японии.

 

История же документа такова. В апреле 1891 г. двадцать жителей Хэды в ознаменование предстоящего посещения поселка наследником российского престола, впоследствии Николаем Вторым, образовали инициативную группу по сооружению «Памятника корабелам», который должен был явиться символом японо-российской дружбы. Наследнику престола предстояло участвовать во Владивостоке в церемонии, посвященной началу строительства Сибирской железной дороги. Добирался он туда морем и в пути получил приглашение от японского императора посетить Японию с официальным визитом.

 

В конце апреля наследник на крейсере «Память Азова», возглавлявшем флотилию из семи кораблей, прибыл в Японию. Вначале русские корабли бросили якоря в Нагасаки, а затем, перемещаясь из порта в порт, стали двигаться к японской столице, где намечалась встреча Николая Александровича с императором Японии. Ожидалось также присутствие наследника на молебне в его честь в только что, в марте 1891 г., построенном в Токио православном храме Воскресения Христа. Однако, к несчастью, неподалеку от Киото, в местечке Оцу, на него было совершено покушение, вследствие чего он получил легкое ранение.

 

Это хорошо известный случай, именуемый в Японии «инцидентом в Оцу». Покушение на наследника российского престола, гостя японского императора, было совершено полицейским из состава охраны. Между тем буквально накануне Шевич получил от японского императора гарантии безопасности цесаревича. Таким образом, Япония оказалась перед лицом скандального дипломатического провала. Возникла угроза и для безопасности страны, бывшей тогда практически беспомощной. Ведь семи военным кораблям России, сопровождавшим престолонаследника, ничего не стоило уничтожить весь японский флот. О гневе русских говорил, например, факт их отказа от услуг японских врачей, направленных императором для оказания помощи цесаревичу, хотя рана была пустяковой. Сам император поспешил в Киото. Он посетил наследника в гостинице, затем проводил его до Кобэ и даже поднялся на борт русского корабля, отплывавшего во Владивосток. Это был совершенно беспрецедентный поступок. По сведениям некоторых японских исследователей, император намеревался ехать в Санкт-Петербург, чтобы лично принести извинения российскому императору. Но его отговорили. Помимо всего прочего это было бы нарушением традиции, следуя которой японский император никогда не покидал своей страны.

 

Одновременно в события вмешались российский посланник Шевич и епископ Николай. Последний был особенно активен, и, говорят, он больше других уговаривал своего тезку не доводить дело до войны с Японией.

 

Почему же жители поселка Хэда хотели встретиться с российским наследником?

 

Связи наших стран начались со случайных людских контактов, когда японцев, терпевших бедствие на море, течением заносило к русским берегам. На сей раз кораблекрушение потерпели русские. Вроде бы не столь редкое для тех времен происшествие, но пребывание полутысячи русских моряков в поселке Хэда впечатляет безмерно, так как ничего подобного в истории Японии еще не было. Необычность взаимного знакомства «с помощью» потерпевших кораблекрушение была связана в первую очередь с географической близостью двух стран. К тому же Япония проводила политику «закрытой страны», и власти запрещали строить большие и прочные суда, способные уходить на большие расстояния от японских берегов. На русских же обрушилась стихия.

 

В декабре 1854 г. русский фрегат «Диана» водоизмещением в две тысячи тонн с адмиралом Путятиным (Евфимий Васильевич Путятин, 1804—1883) на борту ошвартовался в порту Симода. Там начались японо-российские переговоры об установлении отношений и «открытии Японии». Корабль настигло землетрясение, за которым последовал чудовищный удар гигантской океанской волны — цунами. Для ремонта судна русским потребовалась безопасная бухта. Следует напомнить, что Россия в то время вела Крымскую войну и оставаться в Симоде, открытом морском порту, было небезопасно. В любую минуту здесь могли появиться неприятельские английские и французские корабли. Русские облюбовали бухту Хэда, находящуюся в 35 милях от Симоды. Здесь, в созданной самой природой гавани, с трех сторон защищенной сопками, можно было найти надежное прибежище. Это был настоящий медвежий угол, не обозначенный на картах.

 

Японское правительство пошло навстречу просьбе Путятина о выделении для ремонта «Дианы» гавани Хэда. Годом ранее в Нагасаки на переговорах с русскими бакуфу заняло жесткую позицию в вопросе об установлении отношений. Но видя теперь бедственное положение русского корабля, оно проявило мягкость. На то была и еще одна причина. Опередившие русских по времени совсем не намного американцы «открыли» Японию, но прибегли при этом к грубому давлению и угрозам, оставив о себе плохую память. Из-за поведения американцев в Японии усилились антииностранные настроения. Кое-кто в японском правительстве считал, что беды «Дианы» предоставляют шанс для отмщения «белым». Однако в конечном счете было принято прямо противоположное решение — всячески помогать русским. Тем более что в отличие от американской русская делегация вела себя «по-джентльменски».

 

Увы, «Диана», двигавшаяся на буксире по направлению к Хэде, так туда и не добралась. В сильнейший шторм она затонула в заливе Суруга. Тогда на помощь к русским пришли жители всех прибрежных поселений — Хэды, Нумадзу, Фудзи. Так в рыбацкий поселок с населением в три тысячи человек попали и прожили там около полугода пятьсот русских. Адмирал Путятин при содействии японского правительства и при участии жителей Хэды за три с лишним месяца построил новое судно — небольшую шхуну водоизмещением в сто тонн. За это время он дважды отлучался в Симоду, где ему удалось решить свою основную задачу — заключить первый российско-японский договор. Шхуне, построенной по передовой русской кораблестроительной технологии, адмирал присвоил имя «Хэда». На ней он и вернулся на родину.

 

Отношения русских с японцами в Хэде налаживались постепенно. Поначалу «хэдчане» боялись чужеземцев. Они не понимали языка и вообще впервые видели иностранцев, о которых ходили разные слухи. Говорили, например, что они пьют кровь (пили-то они красное вино). Девушки, чтобы не стать жертвой насилия, мазали лицо сажей и старались не выходить из домов. Но с течением времени жители привыкали к морякам и открывали им свои души. Может быть, сближение облегчалось тем обстоятельством, что предками жителей Хэды считались самураи, которые потерпели поражение в войне где-то на западе Японии и укрылись в этих местах. Поэтому, мол, их потомки и сочувствовали русским, тоже попавшим в беду. Сказывался, видимо, и дух морского братства.

 

Так или иначе, в поселке для русских построили четыре дома. Офицерам отвели жилье в двух буддийских храмах, которые устояли при землетрясении. На горной дороге, ведущей в Хэду, по приказу правительства был сооружен пост. Эта мера была предпринята, с одной стороны, для защиты русских, а с другой — для наблюдения за ними. Хотя жителям поселка было запрещено общаться с моряками, из этого ничего не вышло. На строительстве нового судна плечом к плечу с русскими работали японские плотники, молодежь, а еду им готовили японки. Как тут можно было запретить общение? Чем больше усердствовали те, кто по должности должен был следить и «не допущать», тем более хитроумные способы для контактов за их спиной находили русские и японцы.

 

В поселке хранятся имена шестидесяти одного русского моряка. Среди них значатся знаменитые Посьет (Константин Николаевич Посьет, 1819 — 1898) и Можайский (Александр Федорович Можайский, 1825 — 1890), а также безвестные моряки, к фамилиям которых присовокуплены данные японцами характеристики: «мастер мяча Гаранташев», «круглолицый красавец Свиньин», «двадцатипятилетний Урусов», «балалаечник Беляков» и многие другие.

 

Можайского, бывшего одним из тех, по чертежам и под руководством которого строилась «Хэда», японцы звали «Модзай». В путешествие в Японию он захватил только что изготовленную во Франции фотокамеру, чудо техники по тем временам. Его фотоснимки, им же раскрашенные, хранятся в Санкт-Петербургском музее военно-морского флота. А их копии, подаренные музеем, выставлены в Музее кораблестроения в Хэде. Они представляют собой ценный материал для исследователей японского быта середины прошлого века. В мае 1855 г., расставаясь с Японией, Можайский оставил на память в семье, с которой он дружил, свой любимый дагерротип. В декабре 1891 г. в поселок Хэда пришла посылка с фотографиями молодого Можайского. Это было на следующий год после того, как его не стало. До сих пор никто не знает, кто и с какой целью прислал эти снимки в Японию.

 

В корабельном журнале зафрахтованного немецкого судна «Грета», прибывшего из Симоды в Хэду в июле 1855 г., чтобы забрать оставшихся русских моряков, есть такая запись: «Русские живут очень дружно с местными жителями. Мы видели, как они тут и там входили и выходили из домов поселка». По слухам, у некоторых моряков были романтические отношения с девушками из поселка. Но это слишком деликатная тема, до сих пор скрытая завесой тщательно охраняемой тайны.

 

Во время стоянки в Хэде от болезней скончались два русских моряка. Один из них, молодой парень по имени Васька, умер, съев плоды дикорастущего кустарника, походившего на русскую рябину. Жители поселка прозвали этот кустарник «Васькин убийца» и полностью истребили его в окрестных горах. Могилы русских находятся на территории буддийского храма Хосэндзи, где жил адмирал Путятин. За ними до сих пор ухаживают, на могильные плиты возлагают цветы и возжигают благовония.

 

Пребывание русских в Хэде легло тяжелым бременем на и без того бедный рыбацкий поселок, но его жители делились с русскими всем, чем могли. И днем, и ночью они строили вместе с ними корабль. Переговаривались так: русские слова переводились на голландский, а с него на японский. Порой вспыхивали споры о том, как именно надо строить. Иногда русские выходили из себя, и дело доходило до кулачных стычек, в которых моряки обычно одерживали верх. Но после ссор дружба становилась еще более крепкой. Среди русских, кажется, были и такие, которые, выпив, начинали буянить. Но это случалось редко. В целом они вели себя подобающим образом и оставили о себе хорошую память. Говорят, русские и японцы очень тяжело переживали расставание.

 

В поселке помнят слова Путятина: «Мое сердце остается здесь навсегда». «Хэда», построенная совместно русскими и японцами, стала первым материальным символом дружбы народов наших стран. Кстати, именно тогда японцы впервые познакомились с европейской техникой кораблестроения.

 

Как отмечалось в «Морском сборнике» (август 1856 г.), «постройка шхуны ,,Хэда“ сблизила наши отношения с Японией, что конечно неминуемо будет иметь желаемое влияние на будущие наши связи с этим государством».

 

Документ 1891 г. с подписями знаменитых русских, который я обнаружила в частном архиве, состоит из двенадцати страниц. Текст написан, что называется, «высоким штилем». В нем изложена эпопея «Дианы», и заключается он такими словами: «Русское судно, потерпевшее кораблекрушение, принесло нашему поселку две великие славы. Общение с русскими сделало наш поселок символом японо-российской дружбы, а строительство судна — колыбелью европейского кораблестроения в Японии. Строившие вместе с русскими корабельные мастера из Хэды полученные здесь знания разнесли по всей Японии и тем самым оказали огромную услугу своему государству. И всей этой славой мы обязаны России. 14 мая 1882 г. русский военный корабль ,,Стрелок“ вошел в бухту Хэда. Жители поселка были приглашены на его борт, и в их честь был устроен банкет. 21 мая 1887 г. дочь адмирала Путятина Ольга посетила Хэду, чтобы увидеть памятные для ее покойного отца места, и преподнесла жителям поселка памятные сувениры. После кончины Ольги по воле ее отца она завещала жителям поселка деньги, которые были переданы нам через Министерство иностранных дел Японии. А сейчас, узнав, что Его Высочество наследник российского престола намерен посетить Хэду, мы преисполнены еще большими чувствами добрых воспоминаний о прошлых временах общения с русскими. Для нас великая честь лицезреть наследника российского престола. Для передачи этой славной истории будущим потомкам мы приняли решение о сооружении в поселке большого памятника, в связи с чем и просим вашего согласия».

 

Под этим документом епископ Николай и российский посланник Шевич в знак согласия поставили свои подписи. Николай начертал: «Епископ Николай, согласен», а Шевич, придерживаясь тогдашней дипломатической практики, написал свою фамилию по-французски. Здесь же стоят именные печати членов японского правительства — министра императорского двора Хисамото Хидзикаты, министра военно-морского флота Сукэнори Кабаямы, основателя японского военно-морского флота Кайсю Кацу.

 

Под документом можно увидеть и подпись Такэаки Эномото. Его имя впервые стало известным в связи с подписанием Санкт-Петербургского договора 1875 г. Вместе с Шевичем он участвовал в разрешении конфликта, связанного с покушением на будущего российского императора. После инцидента в Оцу Эномото был назначен министром иностранных дел. Японские плотники-корабелы, участвовавшие в постройке шхуны «Хэда», по приказу правительства были откомандированы в Нагасаки в мореходное училище для передачи своего опыта. Именно здесь тогда еще молодой Эномото подружился с одним из корабелов из Хэды — Торакити Уэдой. Позднее они вместе были отправлены на учебу в Голландию. Затем Эномото становится японским посланником в России. В своих воспоминаниях «Сибирский дневник» он с благодарностью пишет о том, как сердечно отнесся к нему в 1878 г. министр транспорта России Константин Посьет, предоставивший ему при возвращении в Японию специальный вагон.

 

Это тот самый Посьет, который был членом славного экипажа «Дианы». В 1882 г. на корабле «Стрелок» он вновь входит в гавань поселка Хэда. Теперь это не тогдашний молодой офицер, а умудренный опытом адмирал русского военного флота. Из официальных японских документов я узнала, что на «Стрелке» находился еще один из офицеров команды «Дианы» — Лесовский (вице-адмирал Степан Степанович Лесовский, 1817—1884).

 

В архивных документах японского Министерства морского флота сохранился рапорт, адресованный Санэтоми Сандзё, премьер-министру тогдашнего японского правительства, с просьбой о выделении денежных средств для приема русских военных моряков. Три дня пробыли русские в Хэде. Три дня теплых встреч... Посьету было 36 лет, когда он на «Диане» приплыл в Японию. Теперь ему было 63 года, а Лесовскому 65 лет. Можно себе представить, как оба по пути в Японию рассказывали молодым офицерам о своей молодости, о лихих временах, о шхуне «Хэда». В Хэде Посьет в сопровождении подчиненных обошел все памятные места, побывал там, где сооружали судно, и там, где жили русские моряки. Жители поселка были рады его приезду. В одном из домов они устроили в его честь прием. Посьет в свою очередь пригласил жителей на борт корабля, где их ждало угощение.

 

В памяти жителей поселка образ русских ассоциировался с моряками потерпевшей кораблекрушение «Дианы», несчастных, исстрадавшихся, в истрепанной одежде. Теперь же у них был совершенно иной вид. А «Стрелок» — новенький клипер, построенный на Санкт-Петербургской верфи в 1879 г., имел водоизмещение в 1334 тонны, двигатели мощностью 1528 лошадиных сил и скорость 10,9 узла. В Хэду он пришел из Ёкосуки, где проходил на верфи косметический ремонт. Жители поселка были поражены его видом и гордились визитом такого корабля.

 

Отношение команды корабля, капитаном которого был Посьет, к жителям поселка было по-русски сердечным. Словно в благодарность за помощь в прошлом, с шести до одиннадцати вечера судовые прожекторы освещали берег поселка. Неожиданно сине-черный залив осветился огнями фейерверка. Все население вышло к морю. Такое рыбаки увидели впервые в жизни.

 

Епископ Николай прибыл в Японию в 1861 г. В это время российскому генконсульству в Хакодатэ потребовался священник на смену престарелому отцу Махову, возглавлявшему русскую духовную миссию при этом учреждении. И отец Махов, и первый российский генконсул в Хакодатэ Гошкевич входили в команду «Дианы» и прожили в Хэде полгода. В поселке Хэда Махова звали «длинноволосым бонзой Василием», а Гошкевича — «белокожим Гошкевичем».

 

Знакомство епископа Николая с Хэдой состоялось благодаря Путятину и Гошкевичу. После завершения своей миссии Путятин вернулся в Россию, но связей с Японией не порывал. У себя дома он принимал японских студентов, обучавшихся в России, продвигал идею миссионерства Русской православной церкви на японской земле. Судя по итогам анализа дневников Николая, предпринятого профессором Кэнносукэ Накамурой, Путятин наиболее активно поддерживал деяния епископа Николая в Японии.

 

1 августа 1881 г. Путятин был награжден одной из самых высоких наград Японии — Орденом восходящего солнца первой степени. Как говорилось в указе японского императора, этот орден вручался ему за заслуги при заключении первого японо-российского договора и за покровительство японцам в России.

 

Из дневников Николая следует, что, вернувшись как-то на время в Россию, он посетил Путятина в его гатчинском доме. Их связывали очень близкие отношения, напоминавшие отношения отца и сына. Дочь Путятина Ольга тоже была дружна с епископом Николаем. В 1884 г. она монахиней приехала в Японию, чтобы помогать ему в миссионерской деятельности. В это время Путятина уже не было в живых. Ольга провела в Японии три года. Перед возвращением в Россию она посетила Хэду. Зашла в храм Хосэндзи, где жил ее отец, побывала там, где строили шхуну «Хэда», и в других памятных местах. Видимо, предчувствуя что-то, она оставила на память в поселке скромные женские украшения — кольцо, гребень, веер, а также посуду. Через четыре года ее не стало. Ее вещи вместе с вещами ее отца до сих пор хранятся в Музее кораблестроения в Хэде.

 

Узнав о покушении в Оцу, жители поселка послали российскому наследнику престола телеграмму и письмо с выражением сочувствия и пожеланием скорейшего выздоровления. В поселке сохранилась копия письма. Оно было передано через обер-камергера престолонаследника. Этот факт свидетельствует о том, насколько тесными были отношения жителей поселка с окружением цесаревича. Несмотря на случившееся, жители не оставляли надежду увидеть его у себя в гостях. Николай принял извинения японского императора и хотел было продолжить путешествие по Японии, но из России пришел приказ вернуться. Прервав поездку, он из Кобэ отправился во Владивосток.

 

Епископ Николай и во время русско-японской войны оставался в Японии, выполняя функцию своеобразного «моста» между двумя странами. Война эта потрясла жителей поселка. Каждый раз, когда там объявляли о потоплении очередного русского корабля, они с болью в сердце вспоминали о тех русских военных моряках, которые посещали их гавань и были им как родные. Война не обошла стороной Хэду. Из призванных на поля сражений жителей поселка семеро так и не вернулись к своим очагам. Но теплые чувства «хэдчан» к России не исчезли.

 

В 1923 г. жители Хэды осуществили свой давний замысел и соорудили памятник корабелам. А в 1969 г. при финансовой помощи советского правительства в поселке был построен Музей кораблестроения. Его экспонаты и сегодня повествуют об узах дружбы, возникшей между простыми японцами и русскими моряками.

 

В годы «холодной войны» об этой славной истории почти не упоминали. Но вот этот мрачный период остался позади. В 1998 г., в связи с проведением японо-российской встречи в верхах, жители Хэды и я вместе с ними начали кампанию за приглашение в поселок российского президента. Тогда-то мне и посчастливилось обнаружить документ с подписями русских деятелей.

 

Я не сомневаюсь в том, что наследник российского престола слышал об истории с «Дианой» и о поселке Хэда и хотел туда приехать. И присутствуя на российско-японской встрече в верхах в Каване, когда президента Ельцина приветствовали дети из Хэды, я подумала, что по существу свершилось то, что должно было произойти более ста лет тому назад.

 

В заключение несколько слов о судьбе шхуны «Хэда» и рыбацкого поселка. В 1856 г. Посьет на военном корабле приплыл в Симоду. Он обменялся грамотами о ратификации договора, подписанного здесь же годом раньше. Вместе с собой на буксире он привел шхуну «Хэда». В новом красивом наряде шхуна с благодарностью возвращается Японии. Русские преподнесли в подарок Японии и пятьдесят две пушки с «Дианы». В 1872 г. Посьет вновь увиделся с «Хэдой» в Хакодатэ. Сюда он приплыл на корабле «Светлана», сопровождая Великого князя Алексея Александровича. Говорят, что «Хэда» принимала участие в сражении при Хакодатэ в ходе войны 1868 — 1869 гг. между правительственными и сёгунскими войсками. С пробоинами от снарядов на борту она стояла у пирса. Что с ней случилось потом, неизвестно.

 

Рыбаки поселка Хэда в 60-е годы XX в. стали ходить на промысел далеко в море. Но в 1965 г. в районе острова Агриган (Марианский архипелаг) они попали в тайфун. Семьдесят четыре рыбака погибли. С тех пор рыбаки поселка не удаляются от родных берегов, а источником существования, помимо рыболовства в «ближних» водах, стала для них индустрия туризма.

 

Ё.Уэно

 

• Чаепитие в Хэда. Элеонора Саблина