...Из письма Александра Можайского к издателю В. Тимму: «Служба доставила мне случай быть в Японии, и посетить там несколько приморских городов, а заставшее нас в Симоде землетрясение, следствием которого было крушение нашего фрегата «Диана», причиною, что мы провели несколько месяцев среди японцев».

Имя Александра Федоровича Можайского (1825–1890) хорошо известно россиянам. Его почитают одним из отцов отечественной авиации. Именно его макет самолета 125 лет назад впервые поднялся в воздух и пролетел несколько метров с грузом на борту (с привязанным к фюзеляжу офицерским кортиком).

Однако мы хотим познакомить читателей с другим отрезком жизни этого человека, связанным с его пребыванием в Японии.

Дело в том, что Можайский был включен в состав экспедиции, отправленной в октябре 1852 года под руководством адмирала Евфимия Путятина из Кронштадта на Дальний Восток, к берегам Японии. Сначала плавание происходило целой эскадрой — фрегат «Паллада», шхуна «Восток», корвет «Оливуца» и транспортное судно «Князь Меньшиков». Когда в затянувшихся и очень трудных переговорах с японцами наступил перерыв, Путятин побывал в Императорской гавани (ныне Совгавань), где перебрался с «Паллады» на борт фрегата «Диана», который в октябре 1854 года вновь доставил российское посольство к берегам Японии.

Обычно в состав таких экспедиций включали рисовальщиков с тем, чтобы наносить на бумагу все встретившиеся в пути достопримечательности. Но так получилось, что во время плавания на «Диане» специально прикомандированного художника не оказалось. Впрочем, моряки сами пытались отразить увиденное на бумаге. Лучше всего это удавалось капитан-лейтенанту Можайскому. Надо отметить, что хотя Можайский не получил профессионального художественного образования, тем не менее он посещал рисовальные классы. А рисовать в то время считалось модным — рисовали очень многие, начиная с лиц императорский фамилии и кончая студентами-разночинцами.

Первый «японский» рисунок капитан-лейтенант Можайский сделал на рейде Хакодате.

Далее «Диана» направилась к городу Осака, вернее к Осакскому заливу, так как в сам город русских моряков не пустили. Можайский сделал несколько рисунков. (Один из них, изображающий «Диану» под полными парусами, хранится в Японии.)

И вот, наконец, фрегат «Диана» бросил якорь в гавани Симода. Через некоторое время был разрешен съезд на берег, и Можайский, выбрав выгодную точку, нарисовал общий план Симодской бухты. Кто же мог предположить, что через несколько дней все прибрежные постройки будут сметены и разрушены мощным ударом приливной волны, порожденной землетрясением, городок Симода практически перестанет существовать, а живописная бухта наполнится обломками зданий и перевернутыми лодками!

А пока морской офицер с увлечением изображал плавные очертания берега, выступающие утесы, заросшие лесом, ряд сторожевых корабликов, загораживающих выход на берег, соломенные крыши японских хижин. После страшной морской трагедии, Можайский по свежим впечатлениям нарисовал с той же точки трагический момент 11 ноября 1854 года — пенящееся и клокочущее море и шлюпку с русскими матросами, спешащими к своему кораблю, а также на отдельном рисунке — морской вал, захлестнувший Симоду.

Он был непосредственным свидетелем и трудных переговоров, которые вел Е. Путятин и которые привели, в конце концов, к подписанию Симодского трактата, первого официального договора между Россией и Японией. Во время переговоров он сумел нарисовать и групповой портрет японской делегации. Сначала он сделал набросок, а потом, вернувшись из Японии к месту дальнейшей службы в Гельсингфорсе, он доделал этот рисунок, подписал аккуратно имена японских дипломатов и снабдил своим комментарием. Стоит, пожалуй, привести его хотя бы в сокращенном виде: «На рисунке изображены, в портретах, уполномоченные Японского Правительства. Они сняты мною карандашом, во время переговоров о торговом трактате, веденных ими с нашим уполномоченным. Генерал-адъютантом, вице-адмиралом Путятиным. Тут же помещены: их секретарь и переводчик голландского языка. Японские уполномоченные одеты были чрезвычайно богато и опрятно; на каждом из них было по четыре шелковые халата, верхние теплые, а два нижние без ваты, из белого шелка. Шаровары атласные с узорами. Все они были подпоясаны атласным шарфом, за коим у каждого было по две сабли. У двоих шаровары были белые, толстые и плотные как кожа, с виду совершено серебряные. Сабли их отличной работы… Не успев в своем намерении убедить адмирала подчиниться их обычаю, уполномоченные устроили себе скамейки, равной высоты со стульями, которые были привозимы для нас с фрегата. Первый слева сидит старый, почтенный и добрый сановник Цуцуй-Хизенно-Ками; подле него Кавадзи-Сайемоннодзио, человек умный, имевший большое влияние на переговоры. Третий — Мацумото-Чуробе, официальный шпион, редко вмешивавшийся в разговор, но по обязанности своей все слушавший и замечавший. Четвертый — Кога-Кинидциро, знающий, как и все японцы, имеющие притязание на благовоспитанность, китайский язык, и особенно известный в Японии глубоким изучением этого языка. Последним справа — Накамура-Тамео, записывавший все сказанное, человек умный, любезный, деловой, всегда предупредительный и всеми нами любимый. Переводчик лежит на полу, и, не смея поднять головы и глаз, втягивая в себя воздух, шипя и захлебываясь, передает слова уполномоченных».

К сожалению, не все рисунки Можайского сохранились до наших дней. Как он сам отмечал, «японцы, чрезмерно любопытные, не раз похищали у меня рисунки». Однако кое-какие пробелы удалось заполнить «светописью» (так в те годы иногда называли фотографию). По пути в Японию Можайский приобрел французскую фотокамеру (или как его тогда называли, — дагерротипный прибор). Дагерротипы Можайского — это, практически первые фотографии в Японии, и во многом с его легкой руки фотография «проникла» в Японию и настолько прижилась в ней, что теперь страна является мировым лидером в этой области. А начиналось все с декабря 1854 года, когда Можайский уговорил сниматься Кавадзи — второе лицо в японской делегации на переговорах с Путятиным. Кавадзи долго отнекивался, ссылаясь на свою, говоря современным языком, «нефотогеничную» внешность, но, в конце концов, согласился. В результате получился снимок, где можно разглядеть лицо Кавадзи, к тому же этот снимок считается в Японии самым старым и первым, с которого ведет отсчет японская фотография (в настоящее время хранится в архиве Токийского университета).

Хотя в Европе уже имели представление о фотографии (первые дагерротипы появились в 1830-х годах), но в Японии об этом практически ничего известно не было. Как писал А. Можайский: «Японцы...на дагерротип смотрели со страхом, считая действие его сверхъестественным. Когда ... в первый раз показали японцам произведения светописи, то эти идолопоклонники приписали сие действие христианской религии». Впоследствии Можайский сделал несколько рисунков, воспользовавшись как основой для этого своими снимками из Японии. Именно благодаря рисункам и фотографиям, сделанным Можайским, до нас, сквозь толщу времени дошли реалистические портреты людей и местные пейзажи.

Стихийное бедствие погубило и русский корабль. Поврежденный фрегат «Диана» затонул в заливе Суруга. И русским морякам пришлось своими руками строить небольшую шхуну, на которой можно было бы вернуться на родину. Тут Можайскому стало уже не до рисунков и фотографии. Он занимался разработкой чертежей, принимал активное участие в строительстве корабля, получившего название «Хэда» по названию японской деревеньки, где велись работы. На этой шхуне часть экипажа «Дианы» вернулась в Россию.

К этому следует добавить, что, будучи в Японии, Можайский наблюдал за полетами птиц и запускал в небо японских бумажных змеев. Еще тогда он утвердился в мысли о возможности создания летательного аппарата и всю оставшуюся жизнь посвятил этой цели.

* * *
В октябре 2002 года в городе Симода, в новом выставочном павильоне «Бэй Стэйдж» открылась выставка рисунков А. Можайского, в том числе копии работ, хранящихся ныне в Военно-Морском музее Санкт-Петербурга.

А. Л.