История с пленением капитана Василия Головнина не сказалась сколько-нибудь значительно на восточной политике Петербурга. Российский МИД продолжал возлагать надежды на установление торговых отношений с Японией. Было решено изыскивать всяческие поводы для посещения берегов Страны восходящего солнца, отгородившейся от всего мира «бамбуковым занавесом» самоизоляции. Наиболее разумным и гуманным способом для этого было признано возвращение на родину японских моряков и рыбаков, потерпевших крушение в море и спасенных русскими кораблями. Благо, недостатка в таких людях не было.

Так, в 1814 году в Петропавловск были доставлены три японских моряка, выброшенных на шестой Курильский остров. Летом следующего года их попытались доставить на родину на бриге «Святой Павел», с тем чтобы от имени правительства России дать «новое доказательство мирного и дружелюбного расположения оного к японскому государству». Капитана «Святого Павла» снабдили письмом сибирского губернатора с предложением к японским властям начать переговоры. Корабль приблизился к Итурупу, но шторм помешал высадке на берег, и от задуманного пришлось временно отказаться. Не удалось вернуть на родину и трех японцев, потерпевших кораблекрушение у берегов Калифорнии и доставленных в 1815 году на Камчатку англичанином Пиготом. Только в 1816 году, во время следующей экспедиции спасенных в море японцев сумели высадить на Итурупе.

Ответа на дружественные жесты не последовало, поэтому в попытках установления российско-японских отношений наступил двадцатилетний перерыв. Следующий шаг к этому был предпринят лишь в 1836 году. Тогда принадлежавшее Российско-Американской компании судно «Уналашка» доставило трех японцев, спасенных в море у Курильской гряды, на Итуруп. С острова открыли пушечную стрельбу, и российский корабль, «не видя возможности к сношениям с японцами», отправился восвояси.

Не слишком результативным было и плавание брига «Промысел» под командованием подпоручика Гаврилова, совершенное в 1843 году. Он доставил шестерых японских рыбаков на Итуруп и письмо от руководства Российско-Американской компании с предложением наладить торговые обмены. К сожалению, у обеих сторон не нашлось переводчиков, поэтому начавшийся вроде бы благополучно контакт не привел к конкретным результатам.

Судя по всему, дальнейшее общение с местными японскими чиновниками на Итурупе было признано малоперспективным. Директор Азиатского департамента МИД России Л. Сенявин в сентябре 1850 года направил императору Николаю Павловичу доклад, где предлагал рассмотреть возможность отправки следующей экспедиции по возвращению спасенных японцев непосредственно на один из главных японских островов, где контакты могли быть более продуктивными. Предложение получило Высочайшее одобрение, а исполнение его было возложено на Российско-Американскую компанию.

На сей раз экспедицию готовили весьма тщательно. Начальник колоний Российско-Американской компании Н. Розенберг написал письмо, в котором, напомнив японским властям о неоднократных случаях спасения японских мореплавателей и возвращения их на родину, просил указать, в какие гавани Мацумаэ (Хоккайдо) и Хонсю можно будет российским кораблям впредь заходить для доставки японцев и пополнения припасов. В письме Розенберг упрекнул японскую сторону в том, что голландцы получили право посещать Нагасаки, а «судам великой Российской империи, Вам соседственной, не дозволяете пользоваться тем же правом». Переводчиков на японский язык в России не нашлось, поэтому текст письма был переведен на китайский язык. Одновременно Российско-Американская компания направила письмо Л. Сенявину с предложением приготовить из находившихся в то время на Камчатке потерпевших крушение японских мореходов одного-двух переводчиков с русского.

Вскоре в Ново-Архангельск (на Аляске), где располагалась основная контора Российско-Американской компании, пришел ответ из столицы. Сенявин сообщал, что канцлер Горчаков одобрил проект отправления принадлежащего компании судна с шестью японцами летом 1852 года, а до того времени предписал обучить их (без всякого принуждения!) русскому разговорному языку с тем, чтобы «они хотя до некоторой степени могли заменить недостаток в переводчиках».

Для экспедиции снарядили закупленное у американцев судно, получившее название «Князь Меньшиков». Его капитаном стал Иоганн (фон) Линденберг из обрусевших шведов. Находясь на службе Российско-Американской компании, он проявил себя расторопным и исполнительным офицером. Но главное при выборе командира экспедиции было то, что у Линденберга был некоторый опыт общения с японцами, полученный в ходе картографирования Курильских островов. Более того, именно Линденбергу совместно со спасенными в море японцами, доставленными с Камчатки в Ново-Архангельск, было поручено составить русско-японский словарь. Во врученной Линденбергу инструкции содержались подробные рекомендации по общению с японскими властями, где подчеркивалось: «...поставить командиру и всему экипажу в непременную обязанность обращаться с японцами по возможности ласково, не щадить подарков…»

29 мая 1852 года «Князь Меньшиков» отправился из Ново-Архангельска к берегам Японии и 28 июля бросил якорь в порту Симода. Вскоре на борт поднялся губернатор Симоды, которому Линденберг передал письмо руководства Российско-Американской компании, а также представил спасенных в море японцев. Россиянам был оказан достаточно прохладный прием. Команде было запрещено сойти на берег. Корабль окружили караульные лодки. А на берегу появились артиллерийские батареи, пушки которых были направлены на «Князя Меньшикова». Сам губернатор выразил благодарность за спасение японских подданных, но категорически отказался принять их без соответствующего распоряжения из Эдо.

В переговорах наступила некоторая пауза. Между тем вокруг русского корабля постоянно кружили лодки с японскими чиновниками. Они в течение всей стоянки у Симоды тщательно срисовывали каждую деталь иностранного судна и его оснастки.

31 июля на борт «Князя Меньшикова» поднялся прибывший в Симоду сановник в сопровождении большой свиты. Он заявил о прекращении каких бы то ни было переговоров, отказался принять как письма к сёгунскому правительству, так и привезенных на родину японских моряков, и потребовал, чтобы русский корабль немедленно покинул японские воды.

Линденберг был чрезвычайно расстроен случившимся. Все усилия по снаряжению экспедиции пошли прахом. Но гораздо трагичнее решение японского правительства было воспринято доставленными из Ново-Архангельска японскими моряками. До родного берега было рукой подать, но он оставался с борта «Князя Меньшикова» столь же недосягаемым как с Камчатки и Аляски.

Подчинившись требованиям властей Симоды, 2 августа 1852 года Линденберг вышел в открытое море. Но при выходе из бухты он сумел высадить на пустынном берегу своих пассажиров. При прощании японцы на коленях, со слезами на глазах благодарили русских моряков за помощь и добросердечие.

…Оставалось чуть более двух лет до того момента, когда в той же Симоде был подписан первый русско-японский договор.