В конце XIX в. Россия активизировала свои колониальные устремления. В этот период значительно укреплялись экономические и политические позиции национальной буржуазии и усиливалось её влияние на внешнюю политику царского самодержавия. Узость внутреннего рынка страны заставляла буржуазию обращать внимание на другие государства и, в частности, на Эфиопию. Московские и нижегородские купцы были не прочь приобрести в лице последней рынок сбыта для своих товаров. Известное значение для России Эфиопия имела и с точки зрения обеспечения связи европейской части страны с Дальним Востоком через Суэцкий канал и Красное море, а также обладания опорными пунктами на морских путях мировой торговли. Надо также принять во внимание, что русские считали эфиопов «братьями по вере», а это обстоятельство имело в то время немаловажное значение. Но самым главным мотивом России явилось огромное желание иметь своего сателлита на африканском континенте. Путём поддержки Эфиопии Россия стремилась упрочить свои позиции в Африке, активно препятствуя таким образом усилению своих конкурентов в этом регионе.

Эфиопия также стремилась найти в лице России поддержку и покровительство в борьбе за сохранение независимости перед европейскими державами. Правящие круги африканского государства считали, что Россия не имела колоний на «чёрном» континенте и не стремилась к их приобретению, а потому не представляла очевидной угрозы для их страны.

Эфиопия намеревалась установить официальные связи с Россией на почве религиозного родства уже в XVII-XVIII вв., но тогда сближение не состоялось. В ХIХ в. эфиопские императоры неоднократно возобновляли свои попытки, направленные на завязывание тесных контактов с далёкой православной страной, и вновь безрезультатно. Вероятно, эти неудачи объяснялись тем, что «абиссинцы, чуждые международной политики, выбирали нередко крайне невыгодный для нас момент, чтобы завязать сношения»¹.

Русская православная церковь начала интересоваться своими «братьями» с начала 40-х гг. XIX в., когда после громких военных побед России над Турцией в I-й трети XIX в. она (церковь) стала претендовать на роль покровительницы всего восточного христианства. Первым о необходимости церковного проникновения в Эфиопию заявил архимандрит Порфирий (Успенский), глава русской духовной миссии в Палестине (c 1848 по 1853 гг.). Помимо задач изучения национального уклада Эфиопии и подготовки благоприятной почвы в стране для её последующего церковного сближения с Россией Порфирий указывал и на необходимость политического союза с эфиопами².

Осуществить предложения Порфирия в министерстве оказались не готовы из-за поражения России в Крымской войне 1853-1856 гг. Но основные идеи архимандрита были продолжены позднее российским генеральным консулом и дипломатическим агентом в Каире (в 1884-1886 гг.), действительным статским советником М.А. Хитрово, отмечавшим: «Почитая себя православными, абиссинцы с давних времён смотрят на православную Россию как на естественную покровительницу всего православия... Вовлечение Абиссинии в сферу нашего политического влияния, не вводя нас ни в какие расходы и не представляя для нас никакой опасности... могло бы сделаться весьма серьёзным подспорьем для нашей общей политики»³. Указывал М.А. Хитрово и на важное для России стратегическое положение Эфиопии: «Рано или поздно Массауа⁴ должна сделаться портом Абиссинии, которая до сих пор не имеет морских дебуше⁵. В этом случае при сближении с Абиссинией мы могли бы обеспечить для себя в будущем благонадёжный угольный склад и прекрасную стоянку в Чёрмном море⁶ для наших военных судов дальнего плавания»⁷.

Далёкой и неведомой страной заинтересовался и «царицынский купеческий сын Николай Иванович Ашинов, уроженец Терской области»⁸. В 1883 г. он появился в Петербурге с проектом заселения казаками черноморского побережья. Как отмечает историк Е.Г. Етобаева, в предпринимательских кругах России, Великобритании и Франции нашлись люди, увидевшие в Ашинове человека, «заключавшего в себе все данные, необходимые для колонизаторства»⁹. Франция через подставных лиц сделала ему предложение собрать казаков и отправиться в Алжир для обеспечения здесь своих колониальных интересов, а от Великобритании поступила идея организовать доставку оружия в Афганистан и взбунтовать сочувствующие России афганские группировки¹⁰.

Отказавшись от авантюрных предложений европейских держав, Ашинов, однако, не постеснялся в 1885 г. съездить уже во второй раз в Эфиопию (впервые он побывал там двумя годами раньше), в частности, на английские деньги. Выдавая себя за представителя русского правительства, он вступил в отношения с негусом Иоанном¹¹. План подчинения африканского государства российскому влиянию у Ашинова созрел быстро. Чуть позже пришла к нему и идея о переселении казаков в Эфиопию, которая сразу же нашла сочувствие у сторонников политического и конфессионального сближения с последней. Как замечает американский историк Э.Т. Уилсон, замыслы Ашинова в стратегическом плане были довольно обоснованы¹².

Но проекты Ашинова разделяли далеко не все. Сильные опасения эти замыслы вызывали и у вышеупомянутого М.А. Хитрово, и у подпоручика В.Ф. Машкова. Последний, к примеру, замечал: «Устранить Ашинова от дела я считаю невозможным... Потому новое дело должно слить со старым, чего можно достигнуть, оставив за Ашиновым весь блеск и славу руководителя и побольше материальных благ (что, кажется, ему только и нужно). Понятно, Ашинов может быть руководителем только фиктивным. Самое же дело должно находиться в руках офицеров»¹³.

Пусть разные, но, в целом, оптимистичные представления по поводу проникновения в Эфиопию в русском обществе близки были не всем. Так, например, в 1886 г. на страницах отечественной прессы появилась статья В. Попова, так и называвшаяся — «Абиссинский оптимизм», в которой автор высказывал большие сомнения по поводу возможности утверждения России в Эфиопии¹⁴. Выдающийся отечественный эфиопист Г.В. Болотов (1854-1900 гг.), оказавшийся первым в России серьёзным знатоком амхарского языка, тоже сомневался в возможности объединения двух церквей¹⁵.

Тем временем благодаря стараниям Ашинова в 1888 г. в Киев на празднование 900-летия Крещения Руси прибыла эфиопская делегация. Негус Эфиопии давно уже выражал «желание, чтобы подвластные ему духовные лица посетили единоверную Россию, ознакомились с нею, могли бы своим присутствием заинтересовать духовные, административные и частные сферы судьбами Абиссинии, а, возвратясь, укрепить ещё более сообщением о всём виденном искренние симпатии Негуса и его подданных к России»¹⁶. На празднествах делегация огласила письмо от имени настоятеля эфиопского монастыря в Иерусалиме архимандрита Георгия (Мемхера Валдысымати), адресованное митрополиту Киевскому Платону, в котором, в частности, говорилось: «Вся Абиссиния шлёт братьям русским низкий поклон и давно желает быть в духовной и братской с ними связи»¹⁷. Представители эфиопского духовенства были весьма тепло приняты не только влиятельными иерархами православной церкви, но и самим императором Александром III¹⁸.

Ашинов с целью реализации своего плана стал обращаться к влиятельным лицам. Его идеи стали весьма популярными в Петербурге¹⁹. Пытался Ашинов донести свои мысли относительно Эфиопии и до императора. Последний же, не будучи уверенным в благоприятном исходе дела, занял выжидательную позицию.

Главной целью сформированной к 1888 г. экспедиции стал захват на побережье Красного моря какой-нибудь свободной бухты для создания на её берегу казачьего поселения со стоянкой и угольной станцией для российских судов. Затем, как указывает А.В. Хренков, атаман предполагал, расположив к себе императора Иоанна IV поставками русского оружия, утвердиться со своими казаками в Эфиопии и образовать там самостоятельное казачье войско из русских выходцев, которое, служа негусу, стало бы одновременно гарантом его лояльности к России²⁰. Для прикрытия своих истинных задач миссия получила название «духовной», а возглавил её новоявленный архимандрит Паисий, которому следовало выполнить ряд миссионерских задач: сблизиться с эфиопами, построить школы, храм и обитель при нём, а также установить личные контакты с духовенством и паствой Эфиопии.

В одной из циркулярных депеш министр иностранных дел Н.К. Гирс (1882-1895 гг.) отмечал: «Предприятие архимандрита Паисия есть совершенно частное... Императорское правительство воздержалось не только от участия в организации образованной им духовной миссии, но и от содействия оной, хотя, с другой стороны, оно не сочло себя и вправе ставить препоны духовному лицу, движимому чувствами благочестия и участия к судьбе народа, который, несмотря на своё вековое отчуждение от остального христианского мира, остался верен правилам христианской веры»²¹.

Интересные для нас воспоминания о составе и целях отправившейся в декабре 1888 г. в Эфиопию миссии оставил один из её участников - Л. Николаев: «Я часто задумывался над вопросом: что собрало эту толпу?.. За исключением человек тридцати людей интеллигентных и отставных солдат, которые поступали более или менее сознательно и которыми руководили хорошие намерения, вся остальная масса состояла из людей без роду и без племени, не привязанных ни к родине, ни к месту, без всяких почти нравственных принципов, самых отчаянных авантюристов. Все они лелеяли мысль о лёгком обогащении и о том, что, придя в Африку, они найдут там чуть ли не киселевые берега с молочными реками»²². В одной из русских газет было замечено: «В самом составе экспедиции зародыш её будущей гибели: участники её, привыкшие по прежней своей деятельности никому не подчиняться, ни перед чем не задумываться, при первой же неудаче перессорятся между собой, а, пожалуй, и перережутся»²³. Миссия действительно была составлена крайне неразборчиво, а потому в ней постоянно случались беспорядки, которые Ашинов, занятый по большей части своими собственными интересами, был не в силах устранить.

20 декабря русские достигли Порт-Саида, где Паисий виделся с эфиопским абуной²⁴ и сопровождавшим его иеромонахом, которые приехали из Иерусалима специально для этой встречи. По их словам, «негус чрезвычайно заинтересовался миссией, которою открываются для Абиссинии давно желанные сношения с Россией, и ожидает её с нетерпением»²⁵. На следующий день к ним присоединились два иеромонаха и эфиопский воин.

6 января 1889 г. экспедиция высадилась в Таджуре, а затем обосновалась «у старой, заброшенной турецкой крепости Сагала (занятую экспедицией территорию считали своей французы. - Н.М.), в нескольких милях от Обока, которая считалась на территории племени Сомали... Несколько времени спустя подошёл пароход, и с него сошёл французский офицер, Ашинов принял его и угостил. Но недели через три явилось три парохода и против Сагала бросили якорь. Подъехал на шлюпке какой-то господин и потребовал убрать русский флаг и немедленного удаления людей, иначе с пароходов откроют бомбардировку. Ашинов предполагал, что его не могут считать за флибустьера, так как миссия отправилась с дозволения нашего правительства, и потому не снял немедленно флага. Едва посланный вернулся на пароход, как через 10 минут раздался выстрел; затем началась бомбардировка. Ашинов приказал выставить белый флаг, для чего была употреблена рубашка. При бомбардировке убито было 5 человек, в том числе три женщины, и одна из них беременная на последнем исходе. Ашинов был сильно ранен в ногу... На другой день всех людей рассадили на пароходы, Ашинова с женой и архимандрита Паисия арестовали, и все отправились в Обок. Дня четыре Ашинова с женой и Паисия продержали в Обоке и затем повезли в Каир... Из Каира Ашинова... свезли в Севастополь, а прочих свезли в Одессу»²⁶. Сам Ашинов немного иначе освещал эти события. Из его показаний следует, что он не был предупреждён о бомбардировке: «5/14 февраля... были замечены какие-то пароходы; через несколько времени выяснилось, что это французская эскадра, состоящая из трёх судов... Прибывший через переводчика, подавая мне конверт, сказал: «Комендант приказал вам кланяться и передать это письмо»... В приказе, обращенном ко мне, значилось: 1) чтобы был снят флаг, поднятый неправильно на французской земле; 2) чтобы был очищен форт; 3) чтобы владельцам форта на морском берегу были переданы оружие и снаряды, которые ввезены без разрешения на французскую землю, чтобы мы покорились французским законам. Мы не успели себе ещё хорошо уяснить прочитанное и обсуждали, что делать, как раздался пушечный выстрел»²⁷.

Заметим, что российский флаг был поднят Ашиновым в полном соответствии с аналогичными акциями европейских держав в Африке. Газета «Новое время» в связи с этим указывала: «Тот факт, что Ашинов подымал в Сагалло русский коммерческий флаг, сам по себе не имеет равно никакого значения. Есть правила для поднятия этого флага на судах, плавающих в море, ибо там этот флаг определяет национальность судна и все связанные с этим обстоятельством правоотношения; для поднятия же купеческого флага на сухом пути правил нет, каждый может украшать им свой дом, дачу или склад товаров»²⁸.

Так бесславно закончилась попытка основания российской колонии в Африке, которая, возможно, в обстановке внутренних неурядиц, прекратила бы своё существование естественным путём. Ашинов только скомпрометировал своими действиями российское правительство и Александра III, предвидевшего такой финал: судя по дневниковым заметкам В.Н. Ламздорфа за 1889 г., император явно испытывал опасения по поводу этой «духовной» миссии. Так, на заседании МИД России 2 февраля 1889 г. он отмечал: «Непременно надо скорее убрать этого скота Ашинова оттуда, и мне кажется, что и духовная миссия Паисия так плохо составлена и из таких личностей, что нежелательно его слишком поддерживать; он только компрометирует нас, и стыдно будет нам за его деятельность»²⁹.

Во избежание ухудшения отношений с Францией официальный Петербург отмежевался от ашиновской авантюры. Императорское правительство возложило ответственность за происшедшее в Сагалло кровопролитие исключительно на организатора миссии, «решившегося нарушить спокойствие в пределах территории, подведомственной державе, находящейся в дружественных отношениях с Россиею»³⁰.

Во Франции про Ашинова была придумана шансонетка с припевом: «Atchi, atchi, Atchinov!», смысл которой сводится к следующему: «Готовы чихать бывшему кумиру!»³¹. И всё-таки бомбардировка Сагалло французам показалась слишком жестокой мерой - они никак не могли «помириться с мыслью, что с Ашиновым нельзя было справиться другими, более гуманными средствами»³².

Таким образом, с середины 80-х гг. XIX в. отдельными представителями России стали предприниматься шаги к весьма выгодному проникновению в Эфиопию. Наиболее активную роль в этом важном деле сыграл Н.И. Ашинов. Правда, его попытка основания русской колонии на африканском материке обернулась полным провалом и только скомпрометировала правительство России в глазах мировой общественности. Во избежание международного скандала Александр III выслал Ашинова в Якутскую область. Теперь царское правительство сосредоточило внимание на использовании дипломатических средств в политическом и культурном сближении с Эфиопией. В достижении этой цели России приходилось преодолевать соперничество Великобритании, Франции, Италии.