Было туманное, сырое утро, когда я вышел на станции Сологубовка Тосненского района с корзинкой в руках. Возле маленького автобуса меня встречал Александр - сосед моего брата Михаила - высокий сорокалетний, худощавый мужчина с бородой и голубыми глазами. Этакий образ, словно сошедший с картины Васнецова. После сдержанного рукопожатия он познакомил меня с Артемием, молодым человеком, сидящим за рулем. И мы поехали между запотевших дачных домиков, по лужам и мокрой траве. Посреди салона автобусика, среди прочих деревенских хозяйственных предметов, лежала большая бухта пенькового троса и лебедка. Запасная канистра с бензином ставилась после входа пассажиров между входной дверцей и ступенькой, чтобы во время движения она не болталась и не падала.

 

Пока выезжали на главную дорогу, разговор шел о самом крупном немецком кладбище, которое было здесь неподалеку. 60 тысяч солдат вермахта уже похоронили, осталось места еще на 20 тысяч. Но в этих болотах их лежит еще около 200 тысяч. Здесь же в Сологубовке была недавно восстановлена церковь Успения Богородицы, где служит знаменитый священник отец Александр Захаров. Речь шла и о монастыре, куда мы сейчас ехали. Артемий часто поворачивался к Александру и улыбался. Перед выездом на асфальтовую дорогу он широко, по-русски, перекрестился и поддал газу. Вот и последняя деревня Костуя, далее никто не проживал. Мы свернули на лесную дорогу и долго ехали вдоль припаркованных машин грибников, ведь была суббота, а грибная пора была в самом разгаре.

 

Далее поехали по ямам, как по волнам, дорога становилась все более непроходимой и, наконец, машина встала. Далее предстоял пеший путь восемь километров до Макарьевской пустыни. Ребята срубили прочную палку, продели через нее лебедку с тросом и дружно, пружинисто понесли груз через плечо (вес около 40 килограмм). Я шел налегке, с пустой корзинкой, едва поспевая за ними. Артемий нес за плечами рюкзак, в котором была корзинка под грибы, а на ногах были одеты огромные, болотные сапоги. Через некоторое время на обочине стали попадаться белые и красные грибы. Артемий как-то умудрялся их заметить и выхватывать из густой травы, почти не сбавляя скорость. Я никогда не думал, что на болоте могут расти такие грибы, да еще в густой траве. Где-то в середине пути начала сказываться усталость, ведь дорога была сплошь покрыта ямами и жидкой глиной. Идти приходилось, как на пляже, по песку. Но тандем мужественно и ходко продвигался вперед. Они шли в ногу, раскачиваясь вместе с ношей. Видимо груз, который они несли, был очень кому то нужен.

Наконец, - первый привал, минут на десять. В этом месте оказались деревья и я пошел искать грибы. Большие белые  грибы стояли шляпками вниз, корнями вверх. Видимо, какой то зверь приготовил грибы к заготовке на зиму. Чувство отдаленности от мира начинало сказываться. Здесь даже птицы кричали не так, как в привычных лесах. Резко, пронзительно, удивленно, мол, почему какой-то двуногий зашел в их владения? Не должно быть здесь людей. Я услышал с дороги окрик – «уходим» и поспешил догонять тандем. Через две трети пути сделали остановку у поклонного креста и древней монастырской дороги, которая соединялась с той, по которой мы шли. Мужчины заметно устали, они уже не шутили, лица были напряженные, целенаправленные. Даже фотографироваться отказались, как монахи. К тому же, во время пути они свалились в грязь со своей драгоценной ношей. Я предложил сменить кого-нибудь нести груз, но Артемий заметил, что хватит с меня для первого раза и себя понести (ведь предстоял еще вечером такой же путь обратно). И вот самый трудный последний участок пути по этой нескончаемой болотной дороге-реке. Мне уже начало казаться, что ему не будет конца и края. И вот, как-то просветлело, запахло жильем и сеном, появились большие деревья и слева от дороги -  быстрый, черный ручей, в котором начали плескаться и «чистить перышки» мои спутники. «Перед входом в монастырь надо привести себя в порядок» - провозгласил Артемий и особенно тщательно принялся  мыть трос и лебедку в черной воде.

 

И вот уже за поворотом пустынь, как на ладони, и две больших  белых собаки с лаем бегут к нам на встречу. Четвероногие охранники перестают лаять и виляют хвостами, а я с удовольствием рассматриваю каменную часовню, 2-х этажный братский корпус с трапезной, деревянный храм. И недостроенную каменную большую церковь без купола, на крыше которой суетились люди. У порога поздоровались с послушником Силуаном, он сейчас был за старшего. Александр спросил его, как ведет себя Михаил, помогает ли? Дело в том, что мой брат Михаил находился в пустыни уже неделю. На Успение Александр взял его на крестный ход, он дошел до храма, но на обратную дорогу сил уже не хватило. Ничего не взяв с собой из вещей, в одной летней рубашке, да еще, будучи человеком не молодым и больным, он не был готов к таким испытаниям. У него проблемы с алкоголем, а здесь есть возможность потрудиться, помолиться, а главное, в недосягаемой зоне находятся магазины со спиртным, так считал Александр.

 

Из постоянных жителей пустыни только послушник Силуан (готовящийся принять монашеский постриг) и трудник Владимир. Монах Давид находился на излечении в Тосненской больнице. Силуан – мужчина лет 40-45 на вид, худощавый, прямой, стремительный. Волосы на голове черные, курчавые, переходят в такую же бороду, в глубине которой горят пламенем дела черные угольки – глаза. Он руководит строительством, и у него нет времени на разговоры. Тем более, что люди приезжают потрудиться во славу Божью только на выходные и нужно успеть максимально больше сделать. Миша посмотрел на нас из окна 2-го этажа, но не спускался. Это было странно. А Силуан пригласил нас в трапезную и сказал, чтобы мы пока молились, а он принес большую, черную, закоптелую кастрюлю с грибным супом и собственноручно налил нам с Сашей по большой тарелке. Артемий не пошел трапезничать, а сразу включился в работу на крыше храма. Показалось очень вкусно и сытно, так как после такой дороги изрядно проголодались.

 

Потом спустился Михаил и удивленно, вытаращив на нас глаза, произнес: «То-то я смотрю в окно, думаю, что за люди такие новые, а один очень на моего брата похож». Он очень обрадовался, когда узнал, что я его пришел вызволять из  «заточения».

 

Потом был осмотр пустыни. Перед деревянным храмом мы сняли резиновые сапоги и зашли внутрь. Поклонились мощам Макария Римлянина, которым уже больше пятисот лет, а пять лет назад они чудесным образом явились верующим. Возле распятия лежат большие стопки записок за здравие и за упокой. Мы положили свою лепту в кружку и тоже написали свои записки. На службу приходит священник из Тихвинского монастыря, к которому относится этот скит. Потом посмотрели деревянный спальный корпус, похожий на обыкновенный сарай, где в два яруса стояли койки, братский корпус в каменном доме над трапезной, где мой брат показал келью, где он жил.  Везде духовная литература, свечи, иконы. Михаил посетовал, что все равно ничего не читал, так как не взял очки. Вообще здесь кругом недостроенность, но чувствуется, что хоть и в такой глуши, но медленно и упорно пустынь, все же восстанавливается и есть уверенность, что когда то будет достроена.

 

 

 

 

 

Я решил сходить в лес за грибами и получил от пустынников такой инструктаж:  «Змей не обижать, медведей конфетами не кормить, внимательно смотреть под ноги, так как много в лесу не разорвавшихся еще с войны снарядов и мин. Ну и дальше нашей грибной плантации не уходить, это рукотворный островок из невысоких елей, примерно, двести на двести метров. В прошлом году ушли в лес трое, а вернулись двое. Один навсегда остался в этих болотах. Искали с помощью армии, авиации, но найти так и не удалось». В этом бору грибов оказалось – хоть косой коси. Боровики, черные грузди, волнушки и подосиновики.

 

Я прошел с плантации метров пятьсот, стук топоров едва был слышен и был для меня ориентиром для возвращения назад. Я остановился в звенящей тишине и вдруг понял, что на этом месте, где я стоял, может быть от самого Адама, никогда не ступала нога человека, и это в 70 километрах от Петербурга. Вокруг на десятки километров были непроходимые болота и только на маленьком островке, откуда еле слышны были удары топора, пятьсот лет назад жил великий святой Макарий Римлянин. А в наше время , вот уже семь лет трудятся во славу Божью люди, восстанавливают обитель, и им нет времени ходить по лесам. Поэтому ощущение высаженного на Марс туриста не покидало меня. Тишина была такая, что, казалось, звери и птицы поют ангельскими голосами. Пока собирал грибы, видел шесть снарядов и гильз времен ВОВ. Где то, не так уж далеко отсюда, была окружена 60-тысячная армия генерала Власова. Черные следопыты  и сегодня находят в этих краях черепа и кости наших фронтовиков, а также солдат и офицеров вермахта. Останки последних они продают за валюту для захоронения на немецком кладбище.

 

 

Вернулся с плантации  с полной корзинкой грибов, думать о том, как я их понесу 8 километров обратной дорогой, не хотелось. Потом осмотрел баню и колодец, построенные из красного кирпича, как и все здесь. Пресная вода с помощью электрического насоса поступала потребителям из скважины, с глубины 60 метров. А электрическую энергию давал переносной дизель генератор, такие любят использовать ларечники, представители малого бизнеса у нас в Питере. Баню топил пятидесятилетний трудник Владимир, который почему-то считал себя стариком. Он критиковал баню, говоря, что печь неправильно сложена и топится шесть часов, но в то же время с гордостью мечтал о будущем, как комфортно и хорошо здесь будет, когда баня будет достроена до конца.

 

Вместо умывальника жители скита ходят на черный ручей, тот самый, где мы прихорашивались перед входом в монастырь. Через него перекинута доска, метра полтора, можно на нее сесть и плескаться.

Пока мы осматривали с Александром окрестности, работа на крыше храма кипела во всю. По поводу принесенной лебедки не было выказано особой радости. По-деловому она тут же была принята в работу. А наверху бригада из шести человек пыталась затаскивать по наклонным бревнам и принесенной лебедки тяжелые металлические полукольца под будущий купол храма. Наверху мелькала курчавая голова Силуана, раздавались голоса спорящих, всем хотелось сделать работу лучше. Но дело застопорилось. Лебедка, на которую было столько надежд, эффекта не принесла. И, вдруг, словно из ничего, возникли контуры огромной автомашины марки Урал. Такая только машина и  может пробиться в эти края. С помощью ее механизмов дело стало подвигаться. Был перекинут металлический трос, и грузы один за другим стали затаскиваться на крышу. Таким образом, с помощью этой чудо-машины, все железо было доставлено наверх для дальнейшего монтажа  за два часа.

 

 

Времени было около 18 часов. После этого Силуан ударил в рельсу и объявил обед. Строители храма усталые, сосредоточенные пошли на ручей умываться. А мы уже знали, что домой поедем в кузове Урала. Его нам словно сам Бог послал. Мне с корзинкой и больным братом было бы не пройти этих восьми километров. А между тем пошел дождь, отчего дорога быстро становилась все более и более непроходимой. И вот мы погрузились в кузов, уселись на какие -то бревна, среди металлических тросов и канистр, раскрыли зонтики (у кого они были) и стали ждать, когда погрузятся остальные желающие отсюда в этот вечер уехать. А потом было, как во время шторма (вспомнились годы службы на флоте).

 

 

Машина то проваливалась в глубокую яму, то ее заваливало на бок и, казалось что вот-вот и мы окажемся погребенными под бревнами. Ветви елей хлестали по лицу и затылку словно нераскаянные грехи. Приходилось бросать зонтик и закрывать руками голову, так как можно было получить сильный удар по голове толстым сучком. Так мы ехали эти восемь километров почти час. Зад и ноги так затекли и болели, что, казалось, лучше бы было идти пешком. Но состояние дороги было такое, что пешком было бы не пройти и пятидесяти метров.

 

 

Я глядел на ветки, сплетенные над головой, на этот непроходимый лес, на эту дорогу-реку и не хотелось думать, что будет, если мы заглохнем. Иногда Урал останавливался в этих джунглях и натужно гудел. Казалось, он больше не выдержит, порвутся ремни, взорвется двигатель или еще случится что-нибудь. Но снова и снова он преодолевал препятствие и останавливался перед новым. Иногда давая задний ход, разгонялся и только с третьего или четвертого раза брал очередную яму. А один раз, когда, казалось, застряли окончательно и спасенья нет, вылез Артемий в своих высоких болотных сапогах (вот когда они пригодились, а мы еще смеялись над ним) и закрепил трос за толстую березу. И потом лебедкой, с великими потугами, буквально по миллиметру, стали выгребать. А дождь все не переставал, и зонтик вырывало из рук ветками деревьев и сучьями. Но это уже было не так важно. Наконец, как то просветлело, прояснело, и открылась по разные стороны дороги безлесная болотная панорама, это означало, что мы вырвались из этого ада и были спасены. А вокруг даже облака, как заметил Александр, поднимались от горизонта какими- то ядерными грибами Тогда я узнал, что эти земли взяла в аренду американская компания Интернешнел пэйпер. Зачем? Вот вопрос.

 

 

Но вот мы на асфальтовой дороге и через полчаса высаживаемся возле дома хозяев этой машины. Это состоятельные люди, они оказались в этой экстремальной ситуации не случайно, по зову сердца, приехали предложить свою помощь по восстановлению обители. Наши спасители пересадили нас в джипы и доставили всех по назначению, а нас подвезли к автобусу, к тому месту, где мы его оставили. А потом опять дорога в Сологубовку и прощание возле платформы с Александром и Артемием.

Но когда мы осмотрелись на станции, то поняли, что приключения на сегодня еще не закончились. Вокзал был закрыт, платформа была пуста, до ближайшей электрички было еще два с половиной  часа. А Михаил был одет в одну рубашку – безрукавку Я уже не говорю о том, что хорошо бы было покушать чего-нибудь. А деревенский магазин был уже закрыт. Что делать, куда деваться? Это было новое испытание. Оставалась одно – пропадать! (как в ситуации с голым инженером из Двенадцати стульев).  Еще не утихла радость по поводу чудесного вызволения из болотного плена, а тут - опять проблема. А вокруг только мокрая трава, даже нет бревна, на которое можно бы было присесть. Но сидеть и стоять было нельзя, так как можно было замерзнуть. Тогда мы медленно побрели от вокзала куда глаза глядят.

 

В огороде копошилась бабка, я предложил ей помощь, а взамен, чтобы она дала нам возможность посидеть, ну хоть, в сарае. Но она сказала, что помогать ей не надо, а сидеть с нами ей некогда. И еще парочка соседей яростно косили на своих участках газоны, но и у этих ответственных работников наши проблемы не нашли понимания. Однако, с тяжелой корзинкой и хромым братом далеко не уйдешь, и мы просто стояли, с грустью глядя на заходящее солнце и радуясь, что хотя бы нет дождя. Подошла женщина средних лет, растрепанная, простоволосая. Михаил ей что-то пролепетал, и она взяла его за руку и решительно куда-то повела. Зашли в ближайший двор и уселись на пеньки возле стола, а сама она уселась на стол. Тут только я заметил, что она пьяна до изумления. Появился и мужчина постарше ее возрастом и тоже выпивший. Он стал ее ругать, что, мол, ты здесь не хозяйка, зачем привела чужих людей?  А потом стал просить у нас спички, и когда узнал, что их у нас нет, то очень рассердился. Какие же вы грибники, если идете в лес без спичек, а если заночевать придется в лесу?  Где ваши мозги и прочее. Я загрустил и понял, что надо  уходить из этого «гостеприимного» двора. И вот мы опять на дороге и чудесным образом встречаем тот же автобус с Артемием. Он нам рассказал, что в 2-х километрах отсюда есть церковь, а рядом в трапезной остался делать печку Александр, и он сейчас там, на втором этаже. Мы нашли его, и оставшееся время до поезда провели в тепле и за чаем. На первом этаже купили горячий хлеб домашней выпечки и 1,5 литровую бутылку парного молока Я был рад, что увидел храм, тем более, что там служил почитаемый мной батюшка отец Александр Захаров.

На обратном пути мы заблудились, не нашли платформу, зашли не туда, и, буквально, бежали, чтобы успеть на поезд. Сели в электричку в последний момент, приключения этого бесконечного дня, кажется, подходили к концу. Потом под стук колес, попивая коровье молочко и закусывая деревенским хлебушком, я думал о том, как много может вместить один только день, как Бог все-таки меня любит, ведь это он опять протянул руку помощи. Как говорил Митя Карамазов: «Мне грешному по молитве моей».

Петр Кузнецов

Специально для портала "Россия в красках" прислано автором 28 сентября 2011 г.