Десять дней фестиваля «Мариинский» – это чуть ли не единственная возможность увидеть взаимопроникновение русского и западного балета

 

     Международный фестиваль балета «Мариинский» за три года своего существования превратился в самое долгожданное в узком балетном кругу событие сезона, под него верстает свои планы весь балетный народ, от директора труппы Opera de Paris до зрителей-балетоманов. Но Мариинский театр, объявляя о создании собственного проекта, за количеством звезд не гнался. Фестиваль – это презентация самого «Kirov-балета». Здесь отступают в тень порой случайные гастроли в Москве, выпущенные в полуфабрикатном состоянии премьеры и не всегда восторженные рецензии на зарубежные гастроли. В эти дни, когда эклектичное «Лебединое озеро» сменяется конструктивистским «Блудным сыном» Баланчина, а приближенная к первоисточнику «Спящая красавица» – работой какого-нибудь новоиспеченного местного хореографа, возможности труппы кажутся безграничными. Все желающие собственными глазами могут убедиться, что возвращение Мариинского балета в мировую элиту – не петербургская химера, а свершившийся факт.

 

     Фестиваль, несмотря на свой младенческий возраст, практически не знает идеологических метаний. Его программа составляется не столько с кассовой, сколько с искусствоведческой позиции: импортные звезды (нынешнее реноме Мариинки привлекает кого угодно) ищут в России аутентичного Петипа, демонстрируют эталонные образцы Баланчина и других классиков ХХ века, местные любимицы выходят партнершами «варягов», менее именитые солисты осваивают экзотические варианты классики, а традиционно приглашаемая в финальный концерт гостевая труппа показывает, как сегодня выглядит балетный авангард. «Мариинский» фестиваль стремится учесть интересы всех, поэтому публике не грозит вместо объявленной звезды X обнаружить на сцене артиста кордебалета Y: здесь почти исключены внезапные отказы, болезни, нелетная погода и другие экстремальные обстоятельства, обезобразившие аналогичные московские начинания. Отказались в Петербурге и от надсадно раздирающихся в «корсарах» и «дон кихотах» идолов, перебирающихся из одного конца света в другой со стандартным набором трюков. «Мариинский» – фестиваль для балетных гурманов, которые не боятся «передозировки»: выбрать между Дианой Вишневой или Николаем Цискаридзе, разделившими между собой две реконструированные по записям 1900 года «Баядерки», между премьерой прошлого феста – «Золушкой» Алексея Ратманского и премьерой нынешней – «Принцессой Пирлипат» Михаила Шемякина, французскими этуалями Жан-Гийомом Баром и Манюэлем Легри, ведущими солистами New York City Ballet (NYCB) Венди Вилан и Джеком Сото и звездами Королевского балета Великобритании Алиной Кожокару и Йоханом Кобборгом – это утопия.

 

     Однако с особым нетерпением ждали на нынешнем фестивале парижанку Аньес Летестю и Марию Ковроски из NYCB. Для двух мировых балетных столиц они сделали то же, что Ульяна Лопаткина – для Петербурга: в 90-х стали балеринами, определившими свое время. Благодаря им мир вдруг поверил, что балет – не мемуарное искусство: если у предыдущих поколений были Тальони и Эльслер, Павлова и Карсавина, Семенова и Уланова, Максимова и Бессмертнова, то нам достались Лопаткина, Летестю и Ковроски.

 

     Этуаль Opera de Paris Аньес Летестю дебютировала на «Мариинском» год назад. В самом хрестоматийном русском балете «Лебединое озеро» она нокаутировала публику отсутствием лебединых «крыл» и жестким контролем над партией. Летестю танцевала этот заезженный балет так, словно Мариус Иванович Петипа не покоится в Александро-Невской лавре, но, как и сто лет назад, сидит в первой кулисе и наблюдает за ее выступлением. Никакого пиетета перед классикой, никаких стилистических красот и актерских «самовыражений». Полное доверие к авторскому тексту, в котором заключено все, – таков пафос французского стиля.

 

     На этот раз «Лебединое озеро» Летестю оставила Марии Ковроски. Американка не воспользовалась ее рецептом по адаптации классического текста к собственной манере. Идеальная балерина Баланчина за десять дней, проведенных в репетиционном зале Мариинки, успела освоить лишь летаргические темпы русского «Озера» и его величественный стиль. В тягучем «белом» адажио в «озерной глади» сцены она искала ответ только на один вопрос: как не наврать порядок партии, а бросая в лицо принцу цветы после демонического па-де-де, сдержанно радовалась лишь тому, что не завалила невероятные для американки варианты поддержек. Чтобы понять, что же такое на самом деле «феномен Ковроски», придется ждать августа, когда она прибудет на гергиевские «Звезды белых ночей» с родными New York City Ballet и Баланчиным.

 

     Аньес Летестю, хотя и приехала явно не в настроении и порой с трудом находила баланс даже в устойчивых положениях, в двух гран-па – из «Пахиты» и «Раймонды» – продемонстрировала всепобеждающую силу французской школы. Даже если бы под ней обрушились подмостки сцены, и это бы не поколебало королевское достоинство балерины нуреевской плеяды, последней представительницей которой и является Летестю.

 

     В наше время, когда мир лишился великих хореографов, эксперименты со старым репертуаром стали главным содержанием балетной жизни. Театры клонируют Петипа, Нуреева и Баланчина, танцовщики же рискуют, исполняя все. Западный конвейер репертуарного театра требует жертв. Мариинский театр, первым из русских театров выбравшийся на международный хайвей, благодаря собственному фестивалю имеет уникальную возможность научиться преодолевать все препятствия.