Книга тиражом в один экземпляр, книга, на создание которой уходят годы… Такое большинству современных российских издателей, бьющихся за место под нежарким солнцем российского книжного рынка, может присниться разве что в страшном сне. Однако именно этому, казалось бы, коммерчески безнадежному делу посвятил свою жизнь питерский издатель Петр Суспицын, возродивший искусство рукотворной книги.

     Послеперестроечное десятилетие перевернуло в нашей стране культурные и социальные ориентиры. Надежды на то, что достаточно рухнуть коммунистической диктатуре, как в стране как-то само по себе наступит царство добра, красоты и кисельных берегов, пошли прахом. Про экономику и политику понятно – тут, как говорится, объективные законы. Из ничего ничего не бывает даже в отдельно взятой стране. С культурой и искусством ситуация оказалась несколько более неожиданной. Идеологическое освобождение в результате обернулось лавиной массовой культуры, сначала полузападного, а вскоре уже и доморощенного производства. Само по себе это не так уж страшно. В конце концов, всемирная эпидемия. Не стоит печалиться из-за того, что ларечница слушает Алену Апину, а не Баха, и читает Маринину, а не Достоевского. Высокая культура и массы – вещи несовместимые, как ни совершенствуй школьные программы и сколько цитат из Пушкина ни развешивай на каждом углу в юбилейный год. Проблема в другом. В странах, где культурная традиция не прерывалась, элитарная культура существует в надежных социальных нишах, огражденных от беснования моды и хоровода идолов. У этой культуры свой рынок, свой потребитель и меценаты, свои «производственные мощности». И именно в ней, а не в культуре массового потребления, в конечном итоге кристаллизуется смысл времени, его историческое и общечеловеческое содержание.

 

     В этой культуре не существует иерархий, понятия рейтинга, утилитарности. Определение ценности на основе объема продаж или рыночной стоимости здесь бессмысленно. В культуре, как и в природе, нет мелочей. Утрата даже одного элемента, будь то произведение искусства или область мастерства, сказывается на целом организме. Так произошло у нас в стране с тем, что принято называть библиофильской книгой.

    Отмирание этого издательского жанра при советской власти было связано, с одной стороны, с общей установкой на борьбу с любыми проявлениями индивидуальности и на усредненность, в том числе и в книжном деле. Все книгопечатание находилось под жестким государственным контролем. Теми, кто пытался самостоятельно издавать книги, занимались органы. Вся множительная техника, включая литографские станки и пишущие машинки, была на учете. За горстку типографского шрифта можно было легко оказаться в тюрьме или лагере.

 

     С другой стороны, в обществе не существовало института меценатов и потребителей, способных приобретать такую уникальную продукцию, за исключением разве что вождей. Фактически единственными формами независимой издательской продукции были самиздат и, к примеру, такой странный жанр, как «дембельский альбом».

ЦВЕТОК СКВОЗЬ МОСТОВУЮ

     Ситуация изменилась после принятия Закона о печати. Все кому не лень бросились издавать книги. Наступила эпоха дикого рынка, когда в погоне за быстрой прибылью был потерян даже тот уровень качества издания, который существовал в советские времена. Мысль о том, что книга не только хранитель информации, но и предмет культуры, оказалась чужда нашему времени. К категории хороших изданий теперь относится все, что печатается на бумаге лучше туалетной и выходит в твердом переплете, хоть как-то оформленном. И вдруг вопреки всему, подобно тепличному цветку, проросшему сквозь питерскую булыжную мостовую, возникает странное предприятие под названием «Редкая книга из Санкт-Петербурга», которое назло законам рынка начинает издавать уникальные рукотворные книги, предназначенные для несуществующей на российском рынке ниши собирателей этой странной и несвоевременной продукции. Затея, требующая не только таланта, глубоких знаний и вкуса, но и мужества, граничащего с самоотверженностью, а также толики безумия. Наверное, аналогичные мечты посещали многих издателей. Разговоры о том, что, мол, заработаем на детективах, а уж потом займемся настоящим делом, слышны в издательском мире постоянно, однако завтра, как правило, никогда не наступает. Видимо, рациональная стратегия не всегда приводит к заданной цели.

ВНЕ ТЕЧЕНИЯ

 
     «Если хочешь сделать что-то серьезное, необходимо самоотречение, уход от общественной и светской жизни».

     Путь создателя «Редкой книги» Петра Суспицына идет вразрез с установившимися за последнее десятилетие представлениями об успехе и адекватном поведении удачливого предпринимателя. Впрочем, движение против течения или вне его нередко ведет человека к самореализации и постижению собственного предназначения.

 

     По образованию Петр Суспицын - инженер-механик. Заканчивал Макаровку - Ленинградское высшее инженерное морское училище имени адмирала Макарова. Туда его привели, впрочем, не столько любовь к инженерному делу и стремление к надежной в советские времена зарплате, сколько прочитанные в детстве книжки о пиратах, путешествиях и мечты о море и дальних странах. Моряком побыл, страны заморские повидал. На этом юношеская романтика себя исчерпала.

 

     С детства было еще одно подспудное увлечение. Тяга к искусству, которую поддерживал в Петре старший брат, профессиональный художник – он был старше на двенадцать лет и пользовался неизбежным авторитетом. Роль брата была двойственной. Естественно, он всячески приобщал Петра к искусству, но при этом перекрывал ему эту дорогу, утверждая, что двух гениальных художников в семье не бывает. Со временем возрастная разница стирается. К тому же брат с Божьей помощью двинулся по пути, который привел его к священству.

 

     Петр решился посвятить себя художественному ремеслу и поступать в Академию художеств. Занимался несколько лет частным образом у известного художника-графика Андрея Пахомова, который в то время преподавал в академии, а ныне руководит персональной мастерской книжной графики. Деньги на жизнь и уроки получал от работы ночным сторожем.

 

     Художество, однако, на тот момент оказалось увлечением, но не необходимостью, не тем делом, без которого невозможно представить собственное существование. В стране началась перестройка, и вышел Закон о предпринимательской деятельности, который потряс основы государственности и перевернул судьбы многих граждан. Суспицын исключением не оказался. Вместе с другом они открыли кооператив и бросились в неведомый для советских граждан омут свободного предпринимательства. По словам Суспицына, творчества в этом для него было не меньше, чем в рисовании. Начал с производства металлизированной нити, затем занялся товарами народного потребления. Дела быстро пошли в гору. Потом был экспорт-импорт. Вывозили на Запад все, что только можно: металл, древесину, дымковскую игрушку, лаковую миниатюру; а ввозили продукты питания и французскую парфюмерию. В общем, Петр осуществлял экономическую модель, описанную еще Пушкиным в «Евгении Онегине»: импортировал «Все, чем для прихоти обильной // Торгует Лондон щепетильный // И по балтическим волнам // За лес и сало возит нам…»

 

     В те счастливые азартные времена не было еще ни государственного рэкета в лице налоговой полиции, ни гражданского бандитизма. Норма прибыли исчислялась сотнями процентов. Кооператив превратился в акционерное общество. Перспективы были вполне радужные, но со временем бизнес утратил ореол романтики и стал подчиняться формуле «деньги ради денег». К тому же человек, по-настоящему вкусивший искусства, от этой страсти окончательно избавиться уже не может. Мысль о том, как сочетать предпринимательскую деятельность и организаторские способности с искусством, не оставляла Петра. Периодически он пытался вернуться к рисованию, но быть одновременно и художником, и бизнесменом невозможно.

 

     Разрешить внутренний конфликт помог бывший учитель. Петр Суспицын вспоминает: «Однажды в один из зимних вечеров девяносто первого года я зашел в мастерскую к своему другу, художнику Андрею Пахомову. Он рассказал мне, что работает над очень интересным проектом, и показал только что сделанный дизайнером Александром Рассохиным кожаный переплет альбома с его литографиями. Когда я увидел этот замечательный фолиант, мне пришла в голову мысль: а почему бы не создать издательство, которое выпускало бы книгу как предмет искусства в альтернативу тому, что тогда массовыми тиражами производила наша полиграфическая промышленность. Я захотел выпускать уникальные книги тиражом от одного до нескольких экземпляров».

     Так возникла идея, воплотившаяся через несколько лет в издательстве «Редкая книга из Санкт-Петербурга», целью которого стало возрождение утраченного в России искусства рукотворной книги, библиофильской книги, книги, которая создавалась бы как предмет искусства.

 

     Первым опытом такого издания стал тот самый альбом литографий Пахомова. Суспицын взял на себя все расходы и организацию производства. Тогда у него еще не было ни помещения, ни оборудования, ни специалистов. Он решил, что вложит все свои средства в это, как тогда казалось, коммерчески безнадежное предприятие, подобно тому, как Шлиман потратил все свое состояние на раскопки Трои.

 

     Через два года Петр сообщил своему партнеру по бизнесу, что продает ему все свои акции и выходит из дела. Коллега был в таком шоке, что пролежал три дня на диване лицом к стене.

МАНУФАКТУРА

 
     «Создание книги должно происходить в определенной атмосфере. В этом есть некое непреложное таинство, для которого нужно определенное место. Можно было сэкономить на помещении, оборудовании, но я чувствовал, что без этой монастырской ауры самозаточения ничего не получится. Наше издательство – в некотором роде монастырь».

 

     Для издательства и типографии Петр Суспицын нашел запущенное полуподвальное помещение рядом с Эрмитажем на Миллионной улице, почти напротив знаменитого Дома с атлантами. Начал поиски старинного типографского оборудования, необходимого для осуществления замысла. Станки были в ужасном состоянии. Их приходилось полностью разбирать и реставрировать. Первым появился позолотный пресс, на котором можно также печатать гравюру на дереве, ксилографию. Печатный станок начала XIX века Суспицын нашел в одной московской типографии, где давно уже перешли на компьютерный набор, а загромождавшую помещение чугунную махину собирались отправить на свалку.

 

     Литографский станок XIX века ранее принадлежал художнику Соколову, который специализировался на портретах вождей, а потому ему разрешалось держать это множительное приспособление у себя в мастерской. Это, наверное, единственный случай, когда при советской власти станок находился в частных руках. Рядом с ним лежит ????литографский камень того же происхождения, на котором отчетливо проступают черты человека в кепке.

 

     Папшер, станок для резки бумаги, был обнаружен во Дворце пионеров, где на нем резали листовое железо. Администрация не желала расставаться с ним ни за какие деньги. Суспицын заказал на заводе современный станок для пионерских нужд, и обмен состоялся. Жестянщики довели старинный папшер до состояния руины. Нож потрескался и совершенно затупился. Пришлось обращаться на военный завод, чтобы там изготовили новый. Сидевшие в то время без работы оборонщики потрудились на совесть. Теперь на станке можно резать даже папиросную бумагу.

 

     Вдоль стен тянутся стеллажи с бесчисленными ящичками, напоминающие библиотечную картотеку. Здесь хранится святая святых издательства – собрание шрифтов. Касса шрифтов занимает особое место. Каждой ячейке соответствует своя буква, из которых наборщик создает текст будущей книги. Эти шрифты уже стали музейной редкостью. Сегодня в России больше нет шрифтолитейных заводов. Когда типографии переходили с ручного набора на офсетную печать, шрифты отправляли на переплавку. В этот момент Суспицыну и удалось составить свою коллекцию. Шрифты стареют, стираются, и через пятнадцать-двадцать лет пополнять кассу наборщику будет уже неоткуда.

 

     Все расходные материалы вплоть до клея приходится привозить из-за границы. В России нет предприятий, где бы делали хорошую бумагу ручной выделки. На Западе, где культура книгоиздательства сохранилась, производят переплетную кожу, специальные краски, различные виды бумаги. По словам Петра Суспицына, Запад он использует как сырьевую базу.

 

     Притом что в Европе традиция рукотворной книги не прерывалась, там сейчас нет издательств, где были бы объединены все производственные процессы. Переплетные мастерские, типографии существуют отдельно друг от друга, и художникам приходится заказывать ручной набор в одном месте, переплет – в другом. Центров, подобных тому, который удалось создать Петру Суспицыну, на Западе, а может быть и вообще в мире, нет. «Редкая книга из Санкт-Петербурга» в этом смысле уникальна. По сути дела это настоящая мануфактура, где книга проходит весь цикл своего рождения – от возникновения замысла до обретения плоти. Попав в музей Гуттенберга в Майнце, Петр Суспицын был поражен тем, что все процессы его печати полностью совпадают с гуттенберговскими. Даже валик для нанесения краски такой же…

ТАИНСТВО

 
     «Книга для меня подобна камерному оркестру, где виртуозы-исполнители, объединяя свое мастерство, рождают высокое искусство. Музыка книги… Затаив дыхание, мы наслаждаемся работой печатника. С удивительным чутьем передает он энергию своих рук печатному слову, которое оживает на целомудренном листе бумаги. Мастера-переплетчики делают книгу осязаемой: преодолевая сопротивление капризного материала, подобно зодчим, ваяют ее внешний облик. Но главная партия в создании образа такой книги принадлежит художнику. Его замыслу и взгляду следуют все»

 

     Традиции создания редкой книги у нас в стране практически полностью утрачены. Обратиться за советом Петру Суспицыну было не к кому. Учителей-профессионалов не было. Все пришлось постигать самостоятельно путем проб и ошибок – набираться опыта у европейских мастеров, изучать издания в отделах редкой книги российских и зарубежных библиотек... Найти специалистов, которые могли бы работать на нужном уровне, соответствовать немыслимо высоко поставленной планке (то есть быть не просто профессионалами, но настоящими виртуозами своего дела), было крайне трудно. Мастерами называли себя многие. В результате остались двое. Константин Светлов, реставратор библиотеки Академии наук, и Андрей Дегтев из Эрмитажа. Оба знают всю историю переплета досконально, кончиками пальцев. Собственноручно реставрировали и византийские переплеты, и издания конца XIX века.

 

     Повезло с наборщиками. Теперь этому ремеслу уже нигде не учат, но Россия в области полиграфических технологий – страна отсталая, и это в данном случае оказалось благом. Удалось найти людей, которые в свое время профессионально занимались ручным набором. У них и учился молодой наборщик, который параллельно освоил и искусство печатника.

 

     Но главную роль играет художник. Творческий процесс описать невозможно. Каждая книга индивидуальна и имеет свою историю. Обычно начинается с иллюстраций, макета, зрительного ряда, синтеза образа книги и текста. В ряде случаев идея и макет создавались самим Суспицыным. Он же подбирал и тексты. Впрочем, Петр убежден, что каждый должен заниматься своим делом, а он прежде всего издатель.

 

     Работа над книгой иногда может длиться годами. Поскольку издания делаются не на заказ, а по воле художника и издателя, главная цель – совершенный результат. Иногда в ходе работы случаются почти мистические истории. Например, когда керамист работал над обжигом глиняных страниц «Семи заклинаний, молитв и обрядовых песен из поэзии Шумера и Вавилонии», температура в печи стала неуправляемой. Глина расплавилась до состояния жидкого стекла и сожгла печь. Подобная авария никакими руководствами по технике эксплуатации не предусмотрена. Пришлось заказывать новую печь в Америке. Однако, несмотря на огромные затраты, книга была завершена.

 

     Издатель выбирает в основном тексты, прошедшие проверку временем, – «Сонеты» Шекспира, стихотворения Анакреонта, оды Пиндара, фрагменты из «Дон-Кихота» Сервантеса – и использует старинные технологии ручного производства, но его задача – делать современное искусство. Он убежден, что нынешним художникам есть что сказать по поводу древних текстов современным языком. Поэтому все, что выходит из стен издательства, это не стилизация, не подражание, а совершенно самостоятельные произведения, принадлежащие нашей эпохе. Художник пользуется неограниченной свободой в выборе материалов, шрифтов. Например, для «Антигоны» Софокла, одного из самых дорогостоящих проектов издательства, художник Сергей Швембергер создал специальную греческую гарнитуру. Какое, пусть даже самое богатое, издательство может позволить себе разработку специального шрифта для издания тиражом… двадцать пять экземпляров? В ход могут идти керамика, дерево, мрамор, рыбья кожа, фарфор. Но цель – не экзотика, а воплощение художественной концепции книги.

РУКОТВОРНАЯ КНИГА

 
     За годы работы в издательстве удалось возродить не только забытые секреты мастерства изготовления редкой книги, но и найти новые приемы, порой неожиданные. Книги Суспицына имеют очень сложную структуру и композицию, включают в себя множество элементов, не все из которых даже имеют название. Притом что тираж редко превышает двадцать пять экземпляров, каждое изделие, как правило, чем-то отличается от остальных. Будущему коллекционеру придется приложить немало усилий, чтобы стать обладателем полного издания.

 

     Первым творением Петра Суспицына, как уже говорилось, был альбом литографий Пахомова. В издательстве не осталось ни одного экземпляра. Затем вышли «Сонеты» Шекспира тиражом двадцать пять экземпляров с тридцатью восемью гравюрами на дереве Сергея Швембергера. Сонеты напечатаны на английском языке в орфографии шекспировского времени, хотя и современным шрифтом.

 

     Оды Горация были изданы на латыни, «Антигона» Софокла – на древнегреческом, «Хитроумный Идальго Дон Кихот Ламанческий» Сервантеса с гравюрами и рукописным текстом Ильи Богдеско был выпущен на испанском, русском и английском языках.

 

     Поражает воображение издание Carmina Горация. Отдельные листы с одами римского поэта лежат в саркофаге из серого мрамора. Традиция не сшивать книги появилась в начале века во Франции. Французские художники сами печатали текст, иллюстрации, делали переплет, но страницы не сшивали. Такие книги хранили в папках. В Европе эта традиция существует и по сей день.

 

     Ну а самым дорогим проектом стала та самая керамическая книга шумерской и вавилонской поэзии «Семь заклинаний, молитв и обрядовых песен из поэзии Шумера и Вавилонии», из-за которой сгорела печь. Древние тексты в русском переводе были напечатаны шрифтом, стилизующим клинопись, прямо на глине. Идея керамической книги принадлежала Петру Суспицыну, а сюжетные рельефы были выполнены художником и скульптором В. Цивиным. Эта книга была выставлена в Эрмитаже вместе с семью экспонатами шумерской культуры из музейного собрания. Сейчас издательство работает над «Сказкой о рыбаке и рыбке» Пушкина. Переплетена она будет в египетский папирус и рыбью кожу, которую придется покупать в Финляндии, – это единственное в Европе место, где делают переплетную кожу из рыбы.

 

     Отдельное место в издательской деятельности Суспицына занимают циклы библейских текстов. Особенно Петр гордится «Псалмами». В данном случае книгу он делал сам от начала до конца за исключением, конечно, иллюстраций. Здесь ему принадлежат и замысел, и макет, и подбор текстов. Каждый из девяти экземпляров «Псалмов» переплетен индивидуально и отличается от других. В одном случае деревянный переплет выполнен из ореха, в другом – из красного дерева, в третьем – из лимонника. Кроме «Псалмов» Суспицын издал «Экклезиаст», а сейчас работает над «Десятью заповедями Моисея», которые будут выполнены в керамике. Библейские тексты выходят под грифом «Живое слово». По мнению Петра Суспицына, человека православного, такое название более соответствует содержанию.

 

     До сих пор петербургского издателя мало занимала коммерческая сторона предприятия. Его издания приобретали в основном музеи и библиотеки. Произведения «Редкой книги из Санкт-Петербурга» хранятся в Британском музее, в Кабинете гравюр в Берлине, в Баварской национальной библиотеке в Мюнхене, в научной библиотеке Эрмитажа и ряде частных собраний. Фактически они продаются так, как художники продают свои картины. Скорее случайным образом. При большой стоимости – книги стоят от одной до восьми тысяч долларов – ни одно издание прибыли еще не принесло. Правда, и задачи такой пока не ставилось. Однако сейчас Суспицын начинает задумываться о создании рынка редкой книги, которого в России до сих пор нет. Он даже жалеет, что нет конкурентов, поскольку они бы подхлестывали его творческий и производственный процесс.

    

     Сегодня в России появляются люди, готовые тратить деньги на элитарное искусство. Вероятно, найдутся и те, кто сможет оценить уникальные издания Петра Суспицына по достоинству. Грустно будет, если все его книги окажутся в руках западных коллекционеров.