Протоиерей Александр Киселев

ЗАВЕРШИТЕЛЬНЫЙ ШАГ

От АВТОРА

     То, что происходит сейчас на порабощенной нашей родине, можно назвать «началом конца». Духовные искания, от самого широкого их понимания до чисто-религиозного включительно, за последние годы из ощутимых стали осязаемыми. Можно иметь разное мнение о степени их распространенности, но не о самом факте их существования.
     То, свидетелями чего мы сейчас являемся, следует считать наиболее крупной вехой, говорящей о приближающемся дне духовного возрождения России.
В связи с этим важно учесть и опыт, приобретенный в эмиграции.
Это и побудило меня рассказать о работе Русского Христианского Крестьянского Движения 30-х годов в Прибалтике, сопоставив ее с задачами Русского Студенческого Христианского Движения.
     Движение с самого своего начала осознавало себя русским, служащим России и работающим для будущего православной России. Нам нужно всегда помнить, как отцы Движения — отец Сергий Четвериков, отец Сергий Булгаков, отец Василий Зеньковский, отец Виктор Юрьев и другие, заповедали нам молиться об этом чаемом и грядущем дне. «Яко же Израилю в пустыни странствующу благоволил еси вступити в Землю обетованную, юже клялся еси дати отцам его, тако и ныне сыном разсеяния сего ниспосли возвратитися в землю свою и к народу своему и тамо Тебе послужите, предивный Господи, услыши ны с небесе святаго Твоего и милостивно помилуй» (прошение на сугубой ектений).
     В этих молитвенных словах раскрыта не только исходная и завершительная стадия исторического пути Русского Студенческого Христианского Движения, но и та харизма, к которой оно призвано.
     Возникновение и жизнь Крестьянского Движения было бы трудно понять, не зная предшествовавшего ему Студенческого Движения.
Поэтому первую главу мы посвящаем Движению вообще, а последнюю — специально Крестьянскому Движению.
     Давая в печать эту мою работу, написанную много лет тому назад, я не вношу в нее тех поправок, которые я сделал бы, если бы писал эти воспоминания сейчас. Считаю, что не только вся правда и драгоценный опыт работы Движения, но и все ошибки назидательны и о них нужно знать.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ РУССКОГО СТУДЕНЧЕСКОГО ХРИСТИАНСКОГО ДВИЖЕНИЯ

     Русское Студенческое Христианское Движение возникло за рубежом в 1923 году, объединив отдельные религиозные кружки студенческой молодежи. Такие кружки более или менее одновременно в 22-23 годах образовались во всех наиболее крупных центрах скопления русской эмиграции: Париж, Белград, София, Берлин, Прага. Возможно, что кружок в Белграде возник несколько ранее, чем в других местах.
     Главной организующей силой кружка в Белграде были хорошо известная в эмиграции семья Зерновых, а также будущий архимандрит и доктор богословия Киприан Керн и граф Г. П. Граббе, ныне Преосвященный Григорий, епископ Вашингтонский.
     Кружок в Софии был создан Александром Ивановичем Никитиным, участником подобных кружков еще в дореволюционной России совместно с такими выдающимися представителями православной Церкви за рубежом, как архиепископ Рокландский Андрей и протоиерей Сергий Щукин.
     Пережитая трагедия крушения России и первые удары, полученные в условиях эмигрантской жизни, способствовали желанию религиозно осмыслить случившееся и происходящее. Можно предположить, что эти искания остались бы разрозненными и неспособными породить большое православное молодежное движение, не случись в эмиграции нескольких деятельных людей, в которых инициатива соединялась с глубоким православным сознанием и высокой культурой. При содействии выдающихся священников и профессоров Движение стало значительной силой, оставившей след в истории русской эмиграции. Мы верим, что пройденный путь был периодом накопления опыта, который, в свое время, Движение передаст своему родному народу на благо его духовного возрастания.
     Забегая вперед, необходимо отметить, что вскоре наступившее в эмиграции церковное разделение сосредоточило столь важное дело, как воспитание нашей молодежи, в рамках образовавшихся «юрисдикции», лишив его единства.
Какие же задачи ставило себе Движение? И какой им пройденный путь?
С самого своего начала — первый съезд Движения в Пшерове (Чехословакия) в 1923 году (1) — Движение определило себя как движение православное. Н. А. Бердяев, в своем первом докладе на этом съезде, показал всю непригодность «интерконфессионального» метода в предстоящей деятельности Движения. В последующих докладах А. В. Карташев и о. С. Булгаков раскрывали глубину служения Церкви в начинающейся работе Движения, как «несение всему миру иконы Православия». Так осознало себя Движение с первых дней своего существования. Оно поняло свою задачу как задачу миссионерскую, а себя как Объединение, призванное к выполнению этой задачи. Это не было проявлением гордости, но актом дерзновения. Отец С. Булгаков тогда сказал: «Кто мы, что мы, чтобы нам начинать великое? Но искать великого — еще не значит быть великим. Однако, величие определяется и тем, чего мы ищем, чему мы служим». (2)
     Эту свою задачу Движение восприняло не как нечто внешнее, но как внутреннюю органическую потребность. «Как в акте венчания душевная связь двух людей в любви не только свидетельствуется перед Церковью и благословляется, но объективно сама становится малой Церковью — так и в Пшерове исчезла тема «мы и Церковь» и взамен родилось сознание радостное и ответственное: «мы в Церкви», мы прикоснулись к ее тайне, мы вобрали в себя эту тайну, мы обещались, мы хотим нести миру эту тайну о Церкви, это благовестие о ее силе и полноте, о ее жизни и радости». (3) Родившееся Движение ощущало себя церковной силой. Это определило его дальнейшее развитие.
     Оторванность жизни от культуры, а культуры от источника своего осмысления и вдохновения — от Церкви, воспринималась Движением как основной грех современности. Поэтому силы направлялись, прежде всего, к оцерковлению жизни. Под знаком оцерковления жизни, которое духовно оздоровляет человеческую личность, призванную творить христианскую культуру и служить своему народу, Движение вступило в жизнь.
     Конечно, не Движение впервые заговорило об опасностях секуляризированной культуры. Этим была преисполнена русская религиозная мысль 19-го и 20-го веков. Федоров, Гоголь, славянофилы — вот те, кто в свое время подняли голос и стали учить, что путь, по которому идем, приведет к катастрофе. Но у Движения была своя, особая и большая заслуга — стремление всей своей массой слиться с теми, кто до него воспринял идею воцерковления не только как теоретическую установку, с теми, кто учил, как проводить эту идею в жизнь. Искали и находили тропу к забытому «роднику»! Потомки брались за воскрешение заветов предков! Молодежь восприняла не только правду идей, не только интеллектуально вдохновилась их идейным построением, но сумела взять их как «содержание» своего начинаемого дела. Все это наблюдавший Лев Александрович Зандер имел основание сказать, что «то было время идейных исканий и героической жертвенности».
     Оцерковление жизни понималось как, прежде всего, личное вхождение в стихию Церкви, как личное оцерковление. Это стремление от личного, — от «я», — расширялось до «мы», без которого немыслимо подлинное оцерковление «я». Сознавая себя в единстве с другими, с «мы», — Движение строило свое дело не как обособленное, но как «общее дело». Наше личное церковное благополучие (или хотя бы лишь стремление к нему!) только подчеркивало, что за пределом «я» начинаются «они». Пока есть «я» и «они», пока в деле спасения нет общего сознания — «мы», до той поры спасение будет только мечтой. Другими словами, Движение ощутило свою ответственность за внешний себе мир, но воспринимало его не как объект своей просветительной опеки, а как часть самих себя, и в единстве с ним искало целостную жизнь. На этих-то путях и достигалось сознание — «мы». Можно говорить о «чуде Движения», когда оно, в лучшие моменты своей жизни, перерастало себя, как носителя своих идей, как организацию, ведущую работу с «объектом», и становилось общим делом «учащих и учащихся», преображая жизнь тех и других.
     Поскольку нашему сознанию Движение раскрывало то вечное, что несет в себе Церковь, постольку жизнь наша приобретала новое освещение и мы укреплялись для преодоления препятствий на своем жизненном пути. Требовались огромные силы, чтобы прикоснуться к огромным задачам. «Оцерковление жизни, ...означает оцерковление культуры, возврат к теократической идее, но не в ее средневековом (клерикальном) смысле, при котором дело шло вовсе не о владычестве Божием, а о власти клира. После Вл. Соловьева с его пламенной проповедью теократической идеи, понятой в духе свободы, тема оцерковления культуры означала для всех нас призыв к тому, чтобы искать выхода из тупиков внерелигиозной, омирщенной культуры, искать новых ценностей культуры, благодатно освященной силами Церкви». (4)
     Движение к 1929 году постепенно вырабатывает свою идеологию, формулируя ее как «систему православной культуры». Это новое определение не есть замена первоначального чем-то новым. Оно есть как бы только расширение идеи оцерковления жизни до включения в него всех без исключения сторон человеческого творчества. Движение открывало путь к источнику внутреннего вдохновения. Жизнь может обновляться только изнутри, только через прозревание сути вещей. Эта суть, этот смысл должен быть не только найден, понят и принят, но и реально положен в основу человеческого творчества, культуры. «Мы сеятели семян будущего», — сказал отец С. Булгаков о деле Движения.
     «Не менее важен другой момент, молчаливо включенный в программу «оцерковления жизни», но вы двинутый и подчеркнутый в идее «православной культуры» с особой силой. Я имею в виду то, что в идее «православной культуры» с полной определенностью ставится тема культуры. По существу, Церковь всегда была источником культурного творчества и вдохновения, но в истории Церкви не раз были эпохи, когда тема культуры отодвигалась в тень или даже отбрасывалась». (5)
     Этим Движение ставило перед собой необозримую задачу. Оно призывало нейтральную и безбожную культуру заменить культурой, черпающей свое вдохновение и находящей свою опору в Церкви. Дело отнюдь не во внешних «знаках» оцерковленности, а во внутреннем соединении с духовно-питательной подпочвой человеческого бытия, результат чего благотворно отражается на любой сфере человеческого творчества.
     Свою деятельность Движение стремилось осуществлять по трем главным направлениям. Первым было создание церковной интеллигенции, как носителей и проводников идей, вдохновивших Движение. Это было отражено в словах о. С. Булгакова, который писал, что «...помимо верных форм государственности, помимо канонических организаций, для восстановления России как воздух необходима церковная общественность». (6)
     Вторым были отношения с западным христианством. Отец Василий Зеньковский писал: «...то, что от славянофилов вошло в традицию русского религиозного сознания, — утверждение синтетической ценности Православия, — выступало с особой яркостью на фоне западного христианства... опыт общения с которым для нас — православных — есть постоянное и незаменимое свидетельство правоты и полноты, красоты и целостности Православия». (7)
Третьим было служение своему отечеству. «Движение полагает», — писал духовный руководитель Движения прот. С. Четвериков, — «что в его исключительно религиозной работе заключается и национальный смысл его существования, ибо каждый народ черпает силу и крепость своего существования прежде всего из своего религиозного самосознания... это убеждение всегда было присуще РСХД и делало его Движением не только религиозным, но и национальным». (8)
     Одновременно с идеологическим самоопределением развивались и формы деятельности Движения. Наряду с работой среди студентов — кружки, лекции, съезды — возникает новая деятельность: 1) работа среди подростков — организация Витязей и Дружинниц (начиная с 1926-27 гг.); 2) среди детей — воскресные и субботние школы (с 1927-28 г.); 3) встречи с инославными (с 1927 г.); 4) социальная работа (с 1931 г.); 5) работа среди крестьянской молодежи (с 1932 г.), завершившаяся возникновением Русского Христианского Движения Крестьянской Молодежи.
     Таким было возникновение и развитие РСХД до начала Второй мировой войны. Оно выгодно отличалось от многих организаций русского зарубежья не только широтой своей деятельности, но и возможностью накопить очень ценный, по преимуществу педагогический опыт. Достаточно вспомнить хотя бы труды «религиозно-педагогического кабинета», занимавшегося исключительно вопросами педагогики и много лет возглавлявшегося проф. В. В. Зеньковским. У Движения оказался ряд ценных предпосылок для такого рода успеха. Прежде всего Движение было движением студенческим, т. е. состоящим по преимуществу из людей молодых, легко отзывающихся на доброе и идейное. С другой стороны, студенчество было той культурной средой, которая была интеллектуально способна воспринимать идеи Движения. В то же время эта восприимчивая молодежь не оказалась предоставленной самой себе или собственным фантазиям. С самого основания в Движении собрался цвет профессуры и ряд выдающихся православных пастырей. Это были люди не только симпатизирующие Движению как друзья или богословские и научные авторитеты, но люди, отдававшие Движению всю душу, видевшие в нем образ своего служения и пути к Богу. В середине 30-х годов о. Василий Зеньковский писал о пройденном Движением пути. (9) Он писал и о зарождении Крестьянского Движения в Прибалтике, и о свидетельствовании Движением среди западных народов Православия, как истины. На этой «развилке» исторического пути Движения он остановился в своем обзоре. Это было на пороге Второй мировой войны. Через несколько лет все было сломлено и смыто гигантскими волнами стихийных бедствий... Потеряв на долгие годы связь между собой, разобщенные части Движения жили по-разному, в зависимости от того, где и в каких условиях они находились. Совсем разные условия жизни, при полной невозможности общения, создавали разные умонастроения.
Ведь только подумать. В Германии, среди пленных и так называемых «рабочих с востока», которые исчислялись многими миллионами, мы встречали движенцев, так сказать, «дореволюционного призыва». И наоборот. В Россию попадали те из членов Движения, которые там никогда до того не были. Сколько переживаний, сколько нового опыта это дало! Насколько все это приближало к России, превращая ее из почти отвлеченного понятия, какой она была для некоторых, в реальную и живую плоть Родины.
     Столь же обособленной, но совсем иной жизнью жили те, кто оказались в Западной Европе. Туда почти не проникали не только люди с востока, но даже сведения о их жизни. Это были два изолированных мира. За годы разобщенности те, кто до войны были подростками, стали взрослыми людьми, получившими западное образование. Полное отсутствие возможности подышать воздухом России обостряло для них дилемму: стареющая русская эмиграция или молодые силы Запада. Это толкало молодое сознание на идеи о якобы вненациональности Православия, на созидание Православия в тех странах, где приходилось жить, на деятельное общение с западными христианами.
     Первым из деятелей Движения, попавшим по окончании войны из Франции в Германию, был Л. А. Зандер. После участия в летнем съезде (1948 г.), которым восстанавливалась деятельность Движения в Германии, он вынес впечатление, что «...Участники съезда — это не наша парижская молодежь. Совсем иные настроения у новой эмиграции. Бблыпая духовная подвижность и готовность, ббльшая страстность; страшная непримиримость в отношении всего, что хотя как-нибудь напоминает Советскую Россию; политические страсти; и большая открытость для духовной работы. Все это очень напоминает наши настроения 25 лет тому назад, и по сравнению с людьми, только недавно вырвавшимися из России, видно, как на нас повлияла жизнь на Западе»... (10)
     Таковы были различия психологии и настроенности, которые мы обнаружили в среде Движения после окончания Второй мировой войны.
     Движение сохранило единство в своей основе, в желании служить Церкви и воцерковлению жизни. Но пути для этих идей, место их приложения — воспринимались по-разному. Для одних это было насаждение Православия «вообще», в любой той стране, где приходилось жить. Для других определяющим моментом было русское Православие и судьбы России. Где бы ни жил человек, как бы много он ни дал той стране, где жил, или ни получил от нее, он психологически всегда оставался русским. Такие люди деятельно участвуют в духовной помощи процессам возрождения, происходящим в России, и все то, чем обогатилось Движение за годы зарубежных странствий, считают русским духовным достоянием, подлежащим возвращению своему родному народу.
     Таковыми, по моему представлению, были те течения, которые определились в Движении за годы Второй мировой войны.
     Последние годы не принесли ничего принципиально нового. Только крепли и ширились вышеупомянутые процессы.
     Движение, в лице своих основателей, в силу обстоятельств покинувших пределы России, за годы зарубежной жизни приобрело богатейший опыт. Одним из видов выражения этого опыта и духовного богатства являются книги. Многие из авторов духовной, педагогической и религиозно-философской литературы, написанной или перепечатанной в эмиграции, были членами или друзьями Движения. По преимуществу именно эти книги стали после войны, в довольно большом количестве, проникать в Советский Союз и оказывать там свое влияние. В этом я вижу нечто промыслительное, как бы некое «возвращение» на родину нашей христианско-культурной элиты. Не является ли это, до известной степени, завершением дела, которое вынесло свои идеи в свободный мир, там их развило, проверило на практике, и теперь передает в Россию? Такое восприятие происходящего и побудило меня наименованием для этих воспоминаний взять слова Ивана Аркадьевича Лаговского, которыми он назвал свой отчет о первом Крестьянском съезде Движения — «Завершительный шаг».

Следующая страница

Примечания

(1)   Среди участников этого съезда Движения, который был задуман А. И. Никитиным, были такие исключительные люди, как отец С. Булгаков, П. И. Новгородцев, Н. А. Бердяев, А. В. Карташев, кн. Г. Трубецкой, С. Л. Франк, Н. О. Лососий, Г. П. Флоровский,  Г.  В. Вернадский, П. А. Остроухова, П. Б. Струве, Л. А. Зандер, В. В. Зеньковский и другие.
(2)   Прот. В. Зеньковский, «Русская Мысль», № 2085, 1963 г.
(3)   Там же
(4)   Прот. В.В. Зенъковский, «Вестник», 8-11, 1935 г.
(5)   Прот. В.В. Зеньковский, «Вестник», 2, 1936. 
(6)   Русская мысль № 2085, 1963 г
(7)   «Вестник», 11, 1936 г., «Новый этап».
(8)   «Русская Мысль», № 2085, 1963 г.
(9)   «Новый путь», «Вестник», 8-9, 1935 г.
(10) «Вестник» № 1, 1949 г.

Источник. Журнал "Русское Возрождение". № 81 2002 г. стр.50-62