Российская военно-дипломатическая служба в Китае в эпоху правления Александра ІІІ (1881–1894 гг.). С.А. Фалько - ИСТОРИЧЕСКИЙ РАЗДЕЛ - Зима 2015-2016. № 45 - Журнал

Статья посвящена начальному периоду деятельности разведывательной службы Военного министерства Российской империи в Китае в 1881–1894 гг. Исследование обусловлено необходимостью обобщения исторического опыта функционирования важного элемента военной разведки – военной агентуры – в период усиления внешнеполитической активности России в Восточной Азии. В статье рассматриваются вопросы, связанные с особенностями функционирования легальной военной агентуры в специфических условиях конфуцианско-даосско-буддийской цивилизации, изучения влияния культурных особенностей региона на качество и результативность работы разведслужбы; взаимовлиянием изучения истории Востока и развития военной ориенталистики. Отдельное внимание в работе уделено кадровой политике Главного штаба военного ведомства при подборе военных агентов, вопросам финансирования, методике работы военных дипломатов в Китае.

Основным источником исследования послужили отчеты военных агентов, хранящиеся в фондах Российского государственного военно-исторического архива, а также материалы внутриведомственного периодического издания «Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии», издаваемого в Главном штабе русской армии в 1883–1914 гг.

РОССИЙСКАЯ ВОЕННО-ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ СЛУЖБА В КИТАЕ В ЭПОХУ ПРАВЛЕНИЯ АЛЕКСАНДРА ІІІ (1881–1894 гг.)

Обращаясь к истории изучения Китая в России во второй половине ХІХ в., многие отмечают, что важная роль в этом процессе принадлежала военному ведомству. Военные миссии, агенты, экспедиции доставляли в Санкт-Петербург подробные донесения о политическом положении, географии, этническом составе населения и другие требуемые Главному штабу Военного министерства *[1][i] сведения о различных регионов Китая. В исследуемый период на развитие военного востоковедения повлияло также то, что в ходе буржуазных реформ в России, затронувших в 60–70-х гг. ХІХ в. и русскую армию, существенно изменился взгляд на роль и значение науки в военном деле [1, с. 134].

В дореформенный период русские дипломаты сохраняли почти абсолютную монополию на сбор стратегических разведывательных данных. Ведомство иностранных дел занималось организацией разведки, и военные получали информацию из источников Министерства иностранных дел. Но она, далеко не всегда соответствовала необходимому армейскому командованию объему, качеству и часто была не своевременна. Ситуация изменилась с назначением на должность руководителя военного ведомства России генерала Д.А. Милютина [2, с. 692].

Важное значение для Военного министерства, в ходе реформ организованных новым главой ведомства, приобрела военная статистика и информационное обеспечение военного планирования [3, р. 105]. В связи с этим, учитывая предполагаемую роль официальной военной агентуры (атташе) в изучении Срединной империи, в Пекине в 1881 г. была открыта вторая официальная военно-дипломатическая миссия в Азии. Напомним, что в эти годы, на Востоке, только в Стамбуле действовала официальная военная агентура России.

Задача данной статьи состоит в исследовании слабоизученной истории становления российской военной дипломатии в Китае в 80-е – начале 90-х гг. ХІХ в. Нам предстоит понять, какие приоритеты определяло, для официальных российских военных представителей в Китае командование русской армии. Что влияло на сбор требуемой информации о Поднебесной. Необходимо выяснить, каких успехов достигли военные агенты (атташе – С.Ф.) во время службы в Китае и что послужило причиной возникновения трудностей в их работе.

Становление российской военной дипломатии в Китае, в 1881–1894 гг. не являлось предметом целенаправленного изучения историков. Хотя материалы донесений военных агентов (далее – агентов – С.Ф.) активно использовались ранее, в трудах историков-востоковедов – А.Л. Нарочницкого [4], А.Н. Хохлова [5]. Современные историки: Е.В. Добычина [6], В.Б. Каширин [7], И.В. Деревянко [8], М. Алексеев [9], Ю.Е. Сергеев [10], Вада Харуки [11], Б. Меннинг [12] и А. Маршалл [13] обращали внимание на деятельность официальной агентуры военного ведомства России в Пекине, в контексте изучения деятельности российской военной разведки. Периодом исследования этих авторов, как правило, являлись 1894–1905 гг. – десятилетние предшествующее войне России с Японией, или время боевых действий в Маньчжурии и Корее. Документы, обнаруженные автором статьи в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА), дали новый материал для изучения истории военно-дипломатической службы России.

В России, как и во многих странах Европы, в конце ХІХ в. приоритет предоставления руководству страны внешнеполитической информации военного характера принадлежал МИДу [14, р. 211]. Однако, по мнению профессиональной европейской военной элиты, в ХІХ в. наиболее ценные материалы о странах – возможных противниках – собирали военные агенты [15, с. 37–38].

В 60–70-х годах ХІХ в. После поражения России в Крымской войне в 1853–1856 гг. Военное министерство страны предпринимало новые попытки, в сотрудничестве с Министерством иностранных дел (МИД), создать собственную систему получения информации военного характера из-за рубежа. В этот период в европейские столицы и Константинополь были направлены шесть российских военных агентов. В 1868 г. к ним добавились военные дипломаты в Вашингтоне и Риме. Главная задача агентов в Европе и США предусматривала изучение вооруженных сил страны аккредитации, инновации в армии [16, р. 66–67]. Азия, в тот период, считалась регионом не способным внести новое в военное дело, по этому, и назначать российских агентов в Пекин считалось не целесообразным. Ситуация резко изменилась в 1879 г., во время российско-китайского конфликта. Он вспыхнул вокруг условий возвращения китайцам занятой русской армией еще в 1871 г. Кульджинской области. В момент захвата русскими область находилась в руках мятежных мусульман. Во второй половине 70-х гг. ХIХ в. цинские войска в Синьцзяне победили повстанцев, и теперь Пекин потребовал возврата Кульджи.

Кульджинский кризис в 1879–1881 гг., послужил толчком для посылки в 1880 г. секретной разведывательной миссии в Китай в составе двух генштабистов – В.А. Бодиско и Н.Я. Шнеура. Их целью стал сбор свежей информации о закупках нового вооружения в Европе и США, а так же оценка боеготовности войск Цинской империи накануне возможного военного конфликта с Россией [17 л. 42].

Одни из них подполковник ГШ (Генерального штаба[2]*[ii]) В.А. Бодиско, после прибытия в Пекин был назначен первым официальным военным агентом России в Китае. Он исполнял эти обязанности до 1883 г. [13, р. 78]. После В.А. Бодиско военными агентами России в Китае были генштабисты Н.Я. Шнеур (1883–1886 гг.), Д.В. Путята (1886–1892 г.) и К.И. Вогак (1892–1903 гг.).

В России, с началом царствования Александра III многие государственные деятели, общественность и пресса уделяли немалое внимание отношениям России с ее дальневосточными соседями – Китаем, Японией и Кореей.

Интерес к Дальнему Востоку вполне соответствовал духу времени. Он был характерен для политиков и предпринимателей последней четверти XIX в. и во многом определялся, с одной стороны, теми качественными изменениями в международной торговле, которые произошли после открытия в 1869 году Суэцкого канала, значительно сократившего путь на Восток. Возросшая рентабельность морских перевозок сделала дальневосточные рынки более привлекательными для европейской промышленности [18, с. 71]. Между Россией и Китаем в годы правления Александра III объем торговли возрос более чем вдвое по сравнению с 70-ми гг. ХІХ в.

В 80–90-х гг. XIX в. Дальний Восток представлял собой регион, где помимо крупнейших колониальных держав Запада – Англии и Франции – в числе претендентов на господство над странами Азии столкнулись интересы России, Соединенных Штатов Америки и быстро крепнущей Японии.

Вскоре после англо-русского конфликта 1885 г. в Афганистане российское правительство поставило вопрос о сооружении железной дороги через всю Сибирь до Владивостока. В 1891 г., пользуясь притоком капитала из Франции, Россия начала строить Великий Сибирский путь. Политика империи активизировалась.

До середины 90-х гг. ХІХ ст. в качестве главного противника на Дальнем Востоке рассматривался Китай и Великобритания, Япония же как «более слабая» считалась возможным другом и союзником. [19, с. 483–484] По этой причине открытие в Пекине официальной военной агентуры выглядело вполне логичным.

Рассмотрим, как же организовывалась служба официальной военной агентуры в эпоху правления Александра ІІІ. Основным документом, определявшим порядок службы на должности военного агента в рассматриваемый период, была «Инструкция военным агентам и лицам их замещающим» от 18 декабря 1880 г., утвержденная военным министром [15, с. 445]. В ней указывались главные направления, на которые должен был обращать внимание легальный военный разведчик. Вопросы касались вооруженных сил и военных возможностей страны аккредитации. На агентов возлагалась обязанность тщательно собирать, обновлять и изучать информацию о возможном театре военных действий, а также анализировать материалы прессы страны пребывания. Свои доклады агенты направляли в Военно-ученый комитет Главного штаба (ВУК)[3]*[iii] – подразделение, отвечающее за сбор сведений за границей [20, с. 206]. Срок подачи отчетных материалов о проделанной работе в ВУКе устанавливался к 1 января и 1 апреля текущего года. Итоговая специальная докладная, согласно инструкции 1880 г., представлялась на имя императора в целях ознакомления его с состоянием военного дела в стране аккредитации.

Перед убытием к месту службы в Китай, военному разведчику уточнялась задача непосредственно по стране аккредитации. Это подтверждали рапорты офицеров из Пекина, адресованные военному министру: Н.Я. Шнеура от 8 января 1885 г. [21, л. 104], К.И. Вогака, датированный маем 1892 г., [22, л. 68].

Прослеживаются определенные критерии в кадровой политике Главного штаба в те годы. Портрет военных дипломатов России в Китае в течении первых 14 лет их деятельности в 1881–1894 гг. мало отличался от портрета агентов Военного министерства в Европе. Все они в исследуемый период были офицерами ГШ, получившими образование в Николаевской академии Генерального штаба (НАГШ). Только первый агент В.А. Бодиско, окончивший Пажеский корпус, привилегированное учебное заведение России того времени, в 1877 г. прошел ускоренный курс обучения НАГШ [23, с. 178]. В Пекин он был назначен с должности старшего адъютанта 24-й пехотной дивизии, что было исключением из правил. Обычно в 80–90-е гг. ХІХ ст. кандидатов в военные дипломаты отбирали, из делопроизводителей ВУКа, уже имеющих опыт аналитической работы с материалами, поступавшими от военных агентов из-за рубежа.

Еще одним из условий назначения на должность военного агента в Китае было отличное знание им английского языка. В докладной на имя военного министра от 12 июня 1880 г., обосновывающей назначение офицера для командировки в Китай, подчеркивалось: «Бодиско знает английский, как природный англичанин» [21, л. 6]. О необходимости владения английским языком при пребывании в Китае в дальнейшем указывал в своих донесениях Н.Я. Шнеур [21, л. 128]. К.И. Вогак в рапорте, касающемся назначения к нему в Китай помощника, отмечал: «Много тормозить будет капитану Соковнину незнание им английского языка, без которого в Китае шагу ступить нельзя» [24, с. 87].

Изучению китайского и маньчжурского языка в тот период не придавалось должного значения в военном ведомстве. В НАГШ китайский язык не изучали. Лишь в азиатских военных округах предпринимались попытки подготовки переводчиков для деятельности в интересах военных. Так, для языковой подготовки офицеров, в конце 1890 г. было разрешено направить двух стипендиатов для изучения китайского языка в специальную школу образованную Министерством внутренних дел России в г. Урге и через год командировать из Омского округа одного казачьего офицера, на 2 года в Кульджу [19, с. 233].

Двое из агентов – В.А. Бодиско и Н.Я. Шнеур – имели опыт участия в боевых действиях, в период русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Большинство генштабистов, до назначения в Китай, служили в Азии, как на Кавказе, так и в Туркестане. В дальнейшем, после работы в Пекине, офицеры занимали высокие посты и считались военными экспертами по странам Востока. Окончив службу, в качестве военных дипломатов Н.Я. Шнеур и Д.В. Путята в 90-е годы ХIХ в. возглавили российские миссии военных инструкторов в Азии: Н.Я. Шнеур – стал заведующим обучением Персидской казачьей бригадой, а Д.В. Путята руководил российскими инструкторами в Корее [25, с.218–244].

Вообще слабой стороной подготовки военных агентов в Азии было отсутствие востоковедческой подготовки. Хотя, в определенном смысле ее заменял опыт продолжительной службы в Азии. Вместе с тем, армейское командование считало, что офицер, служивший в Азии готов для выполнения обязанностей в любом ее регионе, будь то Турция, Бухара или Китай. Знанию конкретной специфики азиатских регионов не придавалось должного значения.

Без сомнения, значительную роль в подборе кандидатов в военные агенты играло их социальное происхождение. Все они, кроме Н.Я. Шнеура, были представителями служилых офицерских династий России. Интересен факт службы большинства будущих военных дипломатов, до назначения на должность в гвардии, что являлось привилегией, как правило, титулованного дворянства и давало дополнительные возможности карьерного роста.

Срок пребывания агентов в Китае, по всей вероятности, был связан с результативностью их работы на этом посту, а так же имевшимися у них связями в высших эшелонах военного руководства империи. В.А. Бодиско и Н.Я. Шнеур были агентами Военного министерства 2 и 3 года соответственно, Д.В. Путята – 6 лет (в 1886–1892 гг.), К.И. Вогак 11 лет (в 1892–1903 гг.) работал в Китае, а с 1893 по 1896 г. одновременно был первым агентом России в Японии.

Эффективность работы агентов была, без сомнения была разной. Материалы их отчетов использовались для ознакомления русских офицеров с ситуацией в Азии. Перечень трудов К.И. Вогака и Д.В. Путяты, напечатанных в «Сборнике … материалов по Азии» (СМА)[4]*[iv]. и «Военном сборнике», внушителен и составляет более двух десятков статей и очерков. Офицеры оказались не плохими аналитиками, многочисленные работы которых внесли значительный вклад в разведывательные разработки, составлявшие основные данные о Китае, Японии и Корее.

Наибольших успехов в деле анализа военных возможностей Срединной империи достиг Д.В. Путята. Ему, в отличие от В.А. Бодиско и Н.Я. Шнеура, удалось создать обобщающий труд «Военно-статистический очерк о вооруженных силах Китая» [26, л. 1–70]. Это являлось убедительным показателем способностей генштабиста по критериям того времени, так как он сумел обобщить необходимую информацию в принятой форме. Данные критерии включали в себя создание статистических работ, описывавших географические условия, военно-политические возможности той или иной страны. Позитивной оценкой деятельности Д.В. Путяты, было его назначение в 1892 г., по окончании службы в Китае, в ВУК на должность старшего делопроизводителя канцелярии [27, с. 180]. Так же, его авторству принадлежала часть «Сборника новейших сведений о вооруженных силах Европейских и Азиатских государств», где рассматривались армии Китая и Японии [28, с. 1]. Работы Д.В. Путяты о Китае создали мнение в глазах командования как авторитетного эксперта по Азии, что возможно послужило основанием для назначения его в дальнейшем заведующим Азиатской частью Главного штаба в 1898 г. В 1902 г. этот офицер был назначен военным губернатором Амурской области. Другой агент – К.И. Вогак – в 1903–1904 гг. был советником Николая ІІ по делам Дальнего Востока, с производством в чин генерала свиты [29, с. 468].

Отметим, что организация военной разведки в Китае в 1880-е годы еще только начинала свою деятельность, военному агенту приходилось сталкиваться с огромным количеством трудностей связанные с национально-культурными особенностями Востока, которые отсутствовали у российских агентов в Западной Европе, где они действовали еще с начала ХІХ в., и не требовалось начинать все с самого начала.

Для сбора разведывательной информации военного характера агенты использовали различные формы и методы. Так, В.А. Бодиско и Д.В. Путята были преимущественно сторонниками личного ознакомления с ситуацией в различных сферах военного дела Китая и совершали длительные командировки по стране. Н.Я. Шнеур и К.И. Вогак совмещали личное наблюдение с агентурной работой, вербуя европейских специалистов, служивших китайскому правительству.

О характере тайной работы агентов позволяют судить служебные документы, направляемые ими в Главный штаб. Одним из важных источников для изучения становления военно-дипломатической службы в Азии в целом, и в Китае, в частности, является СМА. В 1883 г. в Главном штабе было принято решение о централизованном издании материалов об Азии, собранных русскими офицерами, как лично, так и из разных источников. Всего до 1914 г. вышло в свет 87 выпусков Сборников. Опубликованные в них материалы освещали современное положение азиатских государств, причем издатели стремились группировать входившие в выпуск работы по региональному признаку [1, с. 134]. По этим изданиям и архивным документам мы можем проследить, что интересовало военных агентов в исследуемый период.

Так, третий выпуск Сборника за 1883 г. раскрывал содержание донесений В.А. Бодиско в ВУК в 1880–1882 гг. По ним можно проследить деятельность первого русского военного агента в Китайской империи с декабря 1880 г. по март 1882 г., понять, какие вопросы интересовали его в тот период. Например, документы направляемые в Петербург В.А. Бодиско, освещали состояние фортификационных сооружений на тихоокеанском побережье Китая, которое он посетил с разведывательной целью [30, с. 41, 43, 113, 119, 152].

Предметом активного изучения российских агентов в тот период было, качество фортификационных сооружений в стратегических пунктах обороны Китая. Опыт русско-турецкой войны 1877–1878 гг., в частности неудачи русской армии под Плевной, вызвали интерес к изучению особенностей военно-инженерного дела в Поднебесной. Этому вопросу много времени уделял капитан В.А. Бодиско, исследуя прибрежные укрепления Китая [30, с. 41, 43, 113, 119, 152, 159]. Позже, изучая комплекс фортов, построенных для обороны Пекина с моря, подполковник ГШ Н.Я. Шнеур докладывал: «Главный форт не только не построен по современному европейскому образцу, но вообще не отвечает нашим понятиям об укреплении. Это скорее возвышенная позиция для орудий – и ничего более. Деревянные казематы закрыты со стороны моря не особенно толстым валом из слабого материала, как кирпич, высушенной на солнце глины, можно ожидать обрушения от собственных выстрелов» [22, л. 56]. Русский офицер отмечал, что основная масса артиллерии форта из более 100 орудий направлена в море, оборона флангов и тыла практически отсутствует. Н.Я. Шнеур приходит к неутешительному для китайцев заключению: «Значительно сильнейшая в инженерном и артиллерийском смысле крепость Карс, защищаемая 30 000 турецких войск, была взята штурмом 15 000 русских. Слабый русский батальон, штыков 500, с полевой батареей, более чем достаточно для завладения главным фортом с тыла» [22, л. 58].

В.А. Бодиско в 1881 г. были собраны также данные об объемах поставок современных видов вооружений в Китай [31, л. 7]. Перевооружение новейшими видами европейского и американского оружия вызывало опасение российского генералитета на протяжение 80-х – начала 90-х гг. ХІХ ст. и было постоянно на контроле Главного штаба русской армии.

Но в Петербурге понимали, что обучение китайских войск, по европейскому образцу, имеет не меньшее значение в модернизации армии Цинской империи, чем перевооружение. С этой целью, уже первый агент В.А. Бодиско неоднократно посещал учения подразделений войск расположенных в г. Тяньцзине, обучаемых европейскими инструкторами [30, с. 75–77, 86], поскольку посещению учений в те годы уделялось большое внимание и считалось своего рода критерием боеготовности армии. Постоянно посещали учения и другие агенты.

Важной проблемой изучения вооруженных сил Китая было исследование структуры, способов комплектования и пополнения армии, которые абсолютно отличались от принятых в Европе и США. Особый интерес для агентов представляла задача определения эффективности военных преобразований в Китае, проводимых в рамках политики «самоусиления» [32, с. 450]. Основой этой политики стало перевооружение китайских войск новейшими образцами европейского оружия, а также обучение их европейскими инструкторами. Так, в 1880 г., когда возникла опасность войны с Россией, китайцы привлекли для своей армии в качестве военного советника известного английского генерала Ч.Д. Гордона [33, р. 162]. Известны случаи использования французских, датских и др. иностранных специалистов для проведения преобразований в китайской армии [34, с. 88].

С 80-х гг. ХIХ в. в цинской империи решающую роль в обучении китайских войск стали играть офицеры из Германии. Уже в 1881 г. первый военный дипломат – капитан В.А. Бодиско информировал Петербург о привлечении, для обучения китайских учебных батальонов армии Ли Хунчжана по европейским требованиям немецкого инструктора Шнеля [30, с. 157]. Подполковник Н.Я. Шнеур, докладывал в 1885 г. о прибытии в Китай приглашенной для реформирования армии Ли Хунчжана германской военной миссии: «Недавно в китайской армии появились крайне опасные для нас симптомы. Дело изменилось коренным образом с призывом одновременно нескольких десятков энергичных прусских офицеров, прибывших в конце прошлого года (1884 – С. Ф.).… немецкие офицеры уже успели принести значительную пользу китайской армии. Уничтожена хаотичная беспорядочность, существующая во всех китайских складах и, прежде всего, в тех местах, где поработали немцы; оружие и материальная часть приведена в порядок; приняты меры к теоретическому образованию офицеров; укрепления исправляют по указанию европейской науки; в нынешнем году будет преступлено к описанию территории между Пекином и морем. Под предводительством немцев китайские солдаты выказывают невиданную ранее стойкость, чем они поразили французов в деле при Килунге (на Формозе), когда нападением руководил немецкий офицер» [21, л. 104].

Он также обратил внимание на централизацию найма немецких военных специалистов пекинским правительством, чего раньше не наблюдалось. До 1884 г. губернаторы провинций Китая сами искали инструкторов для провинциальных войск, что сказывалось на качестве нанимаемых. Теперь контракт с офицерами от имени Китая заключал посол в Берлине. Н.Я. Шнеур доносил в ВУК: «Не подлежит сомнению, что новые офицеры сумеют вскоре уничтожить большую часть отрицательных качеств китайской армии, к которой будет нельзя относиться слегка, как это было до сих пор» [21, л. 104–107]. В столичной провинции Чжили в 1885 г. в армии губернатора Ли Хунчжана служило уже 124 немецких офицера [35, с. 96]. Следующий военный агент, подполковник Д.В. Путята, в своих докладах, также обращал внимание на участие немцев в организации обучения китайских офицеров в военной школе г. Тяньцзиня [26, л. 42].

Отметим, что в рассматриваемый период военные дипломаты постоянно изучали эффективность участия инструкторов из Европы, прежде всего немецких, в проведении военных преобразований в Китае. Хотя, оценки их работы у российских агентов отличались. Так Н.Я. Шнеур считал, что немцы проводят обучение успешно, Д.В. Путята придерживался иной точки зрения.

Но наиболее точную оценку боеспособности войск можно было дать на основании наблюдения за ними в условиях войны. В 1884 г. военным агентом в Китае Н.Я. Шнеуром собирались данные о боевых действиях цинской армии во время франко-китайской войны 1884–1885 гг., хотя просьба о посылке офицера в район боевых действий была отклонена [21, л. 110]. Основная информация об этой войне поступала в ВУК по каналам МИДа, в частности из российского посольства в Пекине и консульств в китайских городах [36, с. 19–24].

Казалось, армия Цинской империи становиться боеспособной с помощью немецких инструкторов. Но, истинную оценку результативности деятельности немецких офицеров в Поднебесной дала следующая, вспыхнувшая в 1894 г. японо-китайская война. Она не подтвердила тревожных прогнозов агентов об улучшении боевых качеств китайских войск. Китайские части остались организованными крайне низко.

Важной задачей для агента было изучение приграничных с Россией районов Китая: Синьцзяна, Монголии и Маньчжурии. Из первых агентов наибольшую активность в сборе информации об этих регионах проявил Д.В. Путята. Он дважды совершал длительные разведывательные командировки по провинциям Китая. Первый раз целью разведки была Маньчжурия, куда Д.В. Путята направился в мае 1888 г. Он совершил поездку из Пекина через Мукден во Владивосток [37]. По итогам этой миссии в 1889 г. был составлен «Военно-статистический очерк о вооруженных силах Китая», который был наиболее полным на то время аналитическим трудом о войсках Поднебесной [26, л. 1– 70].

Следующая поездка агента в провинцию состоялась в сентябре–декабре 1891 г. В состав экспедиции, кроме Д.В. Путяты, входили поручик А.И. Бородовский и назначенный командующим Приамурским округом генералом А.Н. Корфом переводчик при пограничном комиссарстве казак Г.А. Мосин, владеющий маньчжурским и китайским языками. Этот факт свидетельствует о взаимодействие агента с военными властями Приамурья. На этот раз Д.В. Путята исследовал район Хингана и материалы по изучению южных склонов горного массива разведчик направил в ВУК [39, с.1–74].

Денежные затраты на деятельность агентов были важным элементом эффективности их работы. Документы РГВИА свидетельствуют, что финансирование агентов России в Пекине в то время не было приоритетным для Главного штаба. Содержание военного агента в Китае составляло 5 000 руб. в год, дополнительно на «негласные расходы», т.е. на вербовку тайной агентуры, отпускалось от 1 500 до 3 000 руб. [38, л. 4]. Работа военных агентов России в Европе финансировалась лучше. Так, содержание военного агента в Вене полковника ГШ Н.В. Каульбарса составляло 8 727 руб. золотом в год [40, с. 144]. Одним из хорошо финансируемых направлений агентурной работы в 80-е годы ХIХ ст. оставалось кавказское направление (Османская империя и Персия), на которое в 1885 г. было затрачено 32 500 руб., с увеличением в 1886 г. до 39 450 руб. [38, л. 22–43].

Несмотря на сравнительно небольшие финансовые расходы на содержание официальной военной агентуры в Китае, эта форма разведывательной деятельности была в указанный период, по мнению командования, наряду с посылкой военно-географических экспедиций, наиболее эффективной формой сбора информации в Восточной Азии. Кроме того, она способствовала подготовке экспертов по азиатским странам. Анализ карьеры Н.Я. Шнеура, Д.В. Путяты, К.И. Вогака подтверждает этот факт.

Военные агенты в Китае сталкивались с определенными трудностями по сбору информации агентурным путем в связи со спецификой страны. Н.Я. Шнеур к таковым относил хаотическое состояние военного дела в Китае, отсутствие учета войск в европейском понимании, вследствие чего, даже точные сведения, добытые агентом, были крайне приблизительны. Затрудняло агентурную работу и отсутствие центральных учреждений в военной структуре Китая. В отличие от Европы, в Поднебесной не было обнародованных официальных источников – приказов, уставов, в результате чего трудно было получить достоверные сведения об организации армии, численности и вооружении [17, л.121].

Не менее важной проблемой для агентов в Китае являлось отношение местного населения к иностранцам. В народной памяти были еще свежи воспоминания, связанные с жестокими мерами англо-французских войск в Пекине, во время второй опиумной войны 1856–1860 гг. Неприязнь местного населения переносилась на всех европейцев. Организацию агентурной работы усложнял низкий культурный уровень тайных агентов из китайцев, зачастую не способных разобраться во многих военных вопросах. [17, л. 122]. Эти причины вынуждали агентов обращаться к поиску информаторов в среде европейских специалистов, нанятых на службу правительством Китая. Однако и здесь возникали сложности. Н.Я. Шнеур докладывал из своей резиденции в г. Тяньцзине: «Найти агентов среди европейцев, состоящих по китайской службе, уже потому трудно, что благодаря малочисленности европейской колонии (в Тяньцзине 70 человек) всякий у всякого на виду, и секретные сношения почти невозможны» [17, л. 122]. Сбор информации усложнялся слежкой, которую организовывали китайские власти с целью помешать нелегальному сбору материала.

Ситуация с агентурной работой улучшалась по мере увеличения числа европейцев, работающих на китайское правительство. Наиболее успешными были поиски агентуры в среде немецких специалистов. Н.Я. Шнеур докладывал, что с прибытием немецких офицеров и созданием ими военного архива, составленного из донесений, проектов и прочих разработок немецких инструкторов, направленных на модернизацию вооруженных сил Китая, появилась надежда на облегчение получения необходимых сведений. Сначала русскому генштабисту не удавалось подкупить руководителя архива Францсбаха, боящегося слежки китайцев за ним. Однако, проявив настойчивость и инициативу, русский военный агент все же получил служебные документы, касающиеся китайской армии. И в этом ему помог один из европейских чиновников – состоящий на китайской службе немецкий подданный П. Меллендорф.[5]*.[v] Н.Я.Шнеур докладывал в Петербург: «Он (Меллендорф – С.Ф.) уговорил Францсбаха, и для начала мне было доставлено на одну ночь несколько бумаг, из которых я выбрал более интересные, представленные мною в копии. Дальнейшая доставка подобного материала была обусловлена денежным вознаграждением – именно по 500 руб., за что обещаются копии как со всех ныне находящихся в архиве бумаг на европейских языках, так и переводы с китайского» [17 л. 123]. Отсутствие таких сумм не позволило ему реализовать свой план. Позже Н.Я. Шнеур указывал, что решающим фактором в агентурной работе в Китае являются, прежде всего, финансовые затраты на работу с агентурой, которых постоянно не хватало.

В процессе службы в Китае, у военных дипломатов были и другие инициативы. В середине 80-х годов ХIХ ст. в период работы в Китае у Н.Я. Шнеура родилась идея создания прорусской газеты в Пекине. Цель этого издания – противостоять англичанам в борьбе за общественное мнение в этой стране [17, л. 126]. Приемник Шнеура – Д.В. Путята поддержав его начинания отмечал: «подпольные интриги европейцев в мандаринских сферах могут быть разоблачены с достаточной ясностью, но явною выразительницей их вожделений служит англо-китайская периодическая пресса, проникнутая исключительно русофобским направлением» [41, с. 178]. Далее агент резюмировал, что на службе у англичан в Поднебесной состоят 14 английских и 7 китайских газет. Однако, инициатива агентов утонула в административной волоките и в тот период деньги на ее реализацию не были выделены.

Только в 1894 г. новый российский военный агент в Китае К.И. Вогак получил финансовые средства на ее реализацию. В марте 1894 г., после согласования с министром финансов С.Ю. Витте, на имя военного агента был перечислен вексель стоимостью на 12 500 руб. [42, л. 22]. Организации выпуска первого номера газеты помешало начало японо-китайской войны 1894–1895 гг., о чем докладывал К.И. Вогак [44, л. 90]. Однако, в дальнейшем проект был реализован, пророссийская газета «Го-вэнь-бао» печаталась на территории Китая под контролем российского военного агента [45].

Важным моментом в организации разведывательной работы в Китае было взаимодействие с Морским министерством. Большие расстояния и наличие только одного военного агента в этой обширной стране приводили к мысли об использовании для сбора информации боевых кораблей и офицеров российского флота. Так, в 1884 г. во время рекогносцировки укреплений в устье р. Пэйхэ, прикрывающих Пекин с моря, помощником подполковника Н.Я. Шнеура был лейтенант флота Брандт [43, с. 142]. Использовал для помощи в сборе разведывательной информации флотских офицеров при посещении военных баз Китая в 1893 г. и подполковник К.И. Вогак. С 17 по 28 марта 1894 г. Он на канонерской лодке «Маньчжур» посетил закрытые для иностранных судов военные порты северного Китая Чифу, Вэйхайвэй и Люшунькоу (Порт-Артур) [24, с 19]. Во время посещения портов морские офицеры помогали в сборе разведывательной информации о количестве и качестве войск, уровне вооружения, техническом состоянии крепостей. Однако эти случаи взаимодействия морского и военного ведомств был скорее исключением из правила, системного обмена информацией между министерствами не было налажено.

Взаимоотношения Военного министерства с МИДом России были еще более сложными. В инструкции 1880 г. военным агентам указывалось на их подчиненное положение по отношению к послу российского представительства, при котором тот был аккредитован. Такая подчиненность официальных военных разведчиков послу имела как позитивные, так и негативные последствия. С одной стороны, он сдерживал неуместные политические амбиции военных агентов, как это было в случае с миссией Н.Я. Шнеура в Корею 1885 г., когда тот стал лоббировать вопрос о протекторате России над Кореей [17, л. 120–123]. С другой стороны, отклоняя предложения офицеров-генштабистов Д.В. Путяты и К.И. Вогака об открытии консульств России в Маньчжурии в 1894 г. [44, л. 4], МИД препятствовал улучшению разведывательной работы военных, считая, что сбор военно-политической информации должен находиться в его руках.

Впрочем, в МИДе и Военном министерстве России по по-разному оценивали деятельность военных агентов. Так, российский консул в Кашгаре Н.Ф. Петровский в письме к Н.М. Пржевальскому датированным 19 апреля 1886 г. скептически высказывался по поводу содержания сообщений из Пекина от Н.Я. Шнеура: «Донесения, подобно шнеурским, нравящиеся тем, кто не имеет о Китае никакого понятия, приносят положительный вред: лучше ничего не знать, чем знать криво» [46, с.176]. 24 мая 1886 г., обращаясь в МИД к Ф.Р. Остен-Сакену, консул делал замечание: «Читали ли Вы донесения Шнеура? Сильно хочется мне написать о них нечто» [46, с. 180]. Эти сообщения говорят о несогласии авторитетного консула с оценками Н.Я. Шнеуром хода военных преобразований в Срединной империи, а так же свидетельствуют о интенсивном обмене информацией в военной и дипломатической среде.

В целом, отношение дипломатов к военным отличалось определенной натянутостью, что отмечал сотрудник пекинской миссии России Ю.Я. Соловьев. По мнению дипломата, зачастую военные видели целью своего пребывания в Китае быструю карьеру в романтичной колониальной обстановке [47, с. 66].

В исследуемый период внимание военной агентуры кроме Китая привлекала и зависимая от него Корея. В 1885 г. международная обстановка вокруг Кореи осложнилась в результате захвата Англией 26 апреля корейских островов Комундо. Это произошло вследствие обострения англо-русских противоречий в Средней Азии из-за т.н. «афганского разграничения» и подготовки, в этой связи, английским правительством нападения на тихоокеанские владения России [18, с. 201]. Эти события совпали с командировкой военного агента России Н.Я. Шнеура в Корею с целью изучения военно-политической обстановки в стране.

Изначально задача Н.Я. Шнеура в Корее имела целью поиск источников сбора информации о китайской армии через П. Меллендорфа – китайского представителя при корейском короле [17, л. 36]. Предложение о сотрудничестве было встречено П. Меллендорфом согласием. Кроме этого, со стороны предприимчивого немца последовало предложение об установлении протектората России над Кореей. Предложением заинтересовался МИД, и в Сеул был направлен дипломатический представитель А.Н. Шпейер для ведения переговоров. Один из вопросов российско-корейских переговоров касался направления в Корею русской военной миссии [48, с. 81–90]. Задание военного дипломата в Корее было первым целенаправленным изучением этой страны агентом после 1881 г., когда Кореей заинтересовался Главный штаб Военного министерства [49, с. 28].

Командировке Н.Я. Шнеура предшествовала консультация главы военного ведомства с МИДом. Разрешение агенту на эту разведывательную поездку в Корею дал лично Александр III. 10 мая 1885 г. министр иностранных дел России Н.К. Гирс писал об этом генералу П.С. Ванновскому. Из письма следовало, что контроль над поездкой Н.Я. Шнеура осуществлял МИД. Н.К. Гирс доводил до сведения главы военного ведомства решение Александра III: «Разрешить поездку, но при условиях, так как сношения с Кореей производятся через посланника в Японии, Н.Я. Шнеур отправляется предварительно в Токио для получения от чрезвычайного посланника России я Японии А.П. Давыдова, указаний. Во время пребывания в Корее он должен старательно устраняться от политических вопросов. Цель поездки должна заключаться лишь в собирании сведений о военных средствах Кореи. На командирование в Корею 2 000 руб. на путевые расходы» [44, л. 125]. ВУК поставил Н.Я. Шнеуру задачу осуществить помощь представителю МИДа России с определением размеров военной поддержки этой стране.

По итогам поездки 17 сентября 1884 г. Н.Я. Шнеур сообщал в ВУК: «Корея желает заменить вассальные отношения с Китаем таковыми с Россией, официальные предложения в этом смысле получены от советника короля Кореи Меллендорфа» [17, л. 32]. Документ свидетельствовал о попытке военного дипломата взять на себя не свойственную служебным задачам дипломатическую миссию в нарушение инструкции.

Следующим из российских агентов, обратившим внимание на ситуацию в Корее, был К.И. Вогак. Это было связано с обострением в 1893 г. борьбы Японии и Китая за контроль над Корей. В сообщениях К.И. Вогака был представлен анализ политической ситуации в Корее, информация о ходе антиправительственного восстания Тонхаков и проанализированы возможные варианты противостояния Китая и Японии в этой стране. Военный дипломат подробно объяснил причину политического убийства лидера корейской оппозиции Ким Ок Кюна, и указал на его последствия для развития борьбы внутри корейской элиты. В сообщениях военного агента России в Китае освещалась суть проблемы соперничества Китая и Японии в Корее [24, с.1–8].

С мая 1894 г. резко обострилась японо-китайская борьба за влияние в Корее, в связи с вводом войск Китая для оказания помощи корейским властям в подавлении восстания Тонхаков [50, с. 113]. К.И. Вогак сообщал в Петербург о беседе с прибывшем в Китай помощником начальника ГШ японской армии генералом С. Каваками. Она была посвящена корейским проблемам. К.И. Вогак указывал на большие масштабы отправки в Корею оружия, боеприпасов и большом количестве находящихся в стране инструкторов из Китая [24, с. 9–10].

До победы японской армии над Китаем в войне 1894–1895 гг. ВУК не ориентировал агентов на изучение вооруженных сил Японии. Но уже в конце 80-х – начале 90-х годов ХIХ ст. с Дальнего Востока начала поступать информация об успешных реформах в Японской империи. В частности, весной 1887 г. в Японии три недели, с целью сбора информации об вооруженных силах Китая и Японии, находился военный агент России Д.В. Путята [52]. Позже, в феврале 1893 г. новый военный агент в Китае К.И. Вогак был официально назначен одновременно исполнять служебные обязанности и в Японии [7, с. 152].

Война 1894–1895 гг. между Китаем и Японией возвестила о появлении новой силы на Дальнем Востоке и позволила К.И. Вогаку так характеризовать вероятного противника России: «Через 10–15 лет японская армия будет отнесена к числу первоклассных. Одержав победу над Китаем, у нее (Японии – С.Ф.) не будет другого стремления, как помериться силами с европейской державой. Для меня теперь не остается никакого сомнения в том, что в лице Японии мы имеем соседа, заслуживающего полного внимания с нашей стороны» [51, с. 109].

Наряду с некоторыми успехами в разведывательной деятельности военной агентуры России в Китае просматриваются и недостатки в ее организации. В частности, ни один из военных дипломатов при назначении на должность не владел китайским, японским или корейским языками, что существенно снижало эффективность их работы; отсутствовала специальная разведывательная и востоковедческая подготовка в учебной программе НАГШ. Тайная агентурная работа Н.Я. Шнеура и Д.В. Путяты в Китае с европейскими специалистами, находившимися на службе у китайского правительства, переводчиками П. Меллендорфом и Францсбахом, а также немецким военным советником майором Паули оказалась мало неэффективной. На это указывал Д.В. Путята. Ни В.А. Бодиско, ни Н.Я. Шнеур не смогли создать военно-статистического описания Китая. Не имела должного эффекта и аккредитация военного агента К.И. Вогака в Японии в 1893 г., так как он совмещал эту должность в двух странах. В 1894 г. он докладывал в Главный штаб, что для того чтобы уделять достаточно внимания изучению японской армии, у него нет времени в связи с нагрузкой по Китаю [24, с. 60]. Серьезным анализом боевых возможностей армии Японии К.И. Вогак занялся позже, только во время японо-китайской войны 1894–1895 гг.

Интересна реакция самих российских военных дипломатов на трудности и недостатки работы в Китае. Они понимали необходимость улучшения разведки в Азии и предлагали командованию планы по модернизации разведывательной службы, форм и методов разведывательной деятельности. Еще 14 мая 1885 г. управляющий ВУК генерал-майор ГШ Ф.А. Фельдман направил обширную докладную на имя военного министра с предложениями об улучшении разведывательной службы. Он предлагал открыть новые военные агентуры и использовать структуры МИДа для сбора развединформации в Азии. Генерал Ф.А. Фельдман ссылался на усиление внимания Великобритании, Франции и Германии к азиатским странам. [53, л. 1–10]. Причиной отказа поддержать инициативу главы военной разведки была нехватка денежных средств в фондах ведомства и отказ МИДа поддержать предложение военных по расширению сети консульств в Азии. В период царствования Александра III, сокращения ассигнований на Военное министерство не дало Главному штабу возможность реализовывать свои замыслы по реформированию разведывательной службы.

События, предшествующие японо-китайской войне 1894–1895 гг., и ее ход показали настоятельную необходимость усиления внимания Военного министерства к Восточной Азии. Реализуя идею К.И. Вогака о необходимости подключения МИДа к сбору информации, с помощью открытия новых консульств в Маньчжурии, военный министр генерал П.С. Ванновский обратился к главе внешнеполитического ведомства Н.К. Гирсу с предложением об открытии дипломатических представительств в городах Гирине и Инкоу. Однако эта инициатива не нашла поддержки в МИДе. Аргументируя отказ, Н.К. Гирс 14 июля 1894 г. в письме военному министру указывал, что Госсовет уже учредил в 1893 г. консульство в Чифу [53, л. 1–4], и в этом консульстве была введена должность секретаря консула с назначением, в дальнейшем на эту вакансию генштабиста К.Н. Десино для сбора военных материалов в интересах военного ведомства, с причислением к штату консульских работников МИДа [54, с. 91].

Предлагал улучшить состояние военной разведки в Азии и начальник Азиатской части полковник ГШ Д.В. Путята. В марте 1895 г. в докладной записке на имя начальника Главного штаба, составленной по итогам японо-китайской войны, он предлагал исполнение обязанностей военного агента в Китае и Японии разделить, назначив отдельного офицера в Токио, поскольку, по мнению Д.В. Путяты, двух месяцев в году, отведенных для работы в Японии, было явно недостаточно для изучения ее вооруженных сил [42, л. 23]. Бывший военный дипломат предлагал учредить агентов в китайских гг. Гирин, Инкоу, Урумча, взяв под наблюдение, таким образом, приграничные с Россией области Китая. Было предложено направить военных инструкторов в Китай и офицера под видом секретаря в дипломатическую миссию в Сеул, а кроме того, обратить внимание на изучение офицерами китайского, корейского и японского языков на восточном факультете Петербургского университета [42, л. 23]. Предложения Д.В. Путяты остались также нереализованными, как и попытки расширения штатной структуры центров военной разведки – ВУКа и Азиатской части в 80-е годы ХІХ в. из-за недостатка финансовых средств в ведомстве [20, с. 213].

Подводя итог начальному этапу деятельности военно-дипломатического корпуса России в Китае отметим, что первые агенты внесли существенный вклад в развитие военного востоковедения в России. Наряду с известными военными исследователями – Н.М. Пржевальским, Б.Л. Громбчевским, Ю.А. Сосновским и другими офицерами российской императорской армии, руководившими военно-географическими экспедициями, военные агенты стали своего рода «пионерами» в изучении Китая и его вассальных территорий. Историкам еще предстоит выяснить роль военной агентуры в восприятии загадочной Поднебесной военно-политической и культурной элитой Петербурга.

Как правило, офицеры Генерального штаба, исполняющие обязанности агентов в Пекине в 80-е – начале 90-х гг. ХІХ в. качественно решали поставленные перед ними служебные задачи. Мониторинг закупок современного вооружения властями Цинской империи, состояние фортификационной системы обороны Китая, эффективность деятельности иностранных инструкторов в войсках Поднебесной и многое другое, можно записать в позитив их работы. Были и недостатки в их деятельности. Дипломаты в погонах не смогли своевременно организовать противодействие антирусской агитационной работы англичан в китайской прессе. Агентурная работа, в бытность работы В.А. Бодиско и Н.Я. Шнеура в Пекине, не была организована с необходимой эффективностью и в должном объеме. Не совсем удачной была разведывательная миссия Н.Я. Шнеура 1885 г. в Корею. Совмещения двух задач по сбору информации в Китае и Японии в К.И. Вогаком 1892–1893 гг. не дали нужного эффекта. У этих проблем были объективные причины, как то: отсутствие обучения искусству тайной разведывательной работы в академии Генерального штаба, слабого финансирования т.н. «известных его императорскому величеству нужд», попросту говоря шпионажа. Правда, свою роль играли и личные качества агентов, их энергия при исполнении служебных задач, зачастую отсутствие инициативы не всегда приводила их к решению поставленных задач. Позже, Д.В. Путята и К.И. Вогак добились более существенных результатов в своей работе.

Несмотря на проблемы в сборе объективной информации о состоянии военного дела в Цинской империи информация, поступающая из Пекина и других мест, которые посещали дипломаты в погонах, позволила Главному штабу министерства быть в курсе изменения военно-политической обстановки в странах Восточной Азии. На тот период она соответствовала требуемым критериям военного дела для соответствующей реакции Военного министерства Российской империи.

Без сомнения, начальный период деятельности официальной военной агентуры России, было временем становление военно-дипломатической службы в Восточной Азии. Организация военного агентства в Китае было первым шагом в этом направлении. Задачи, поставленные Петербургом военным агентам действующим в Пекине по Корее и Японии, в дальнейшем, привели к пониманию о необходимости назначения военных представителей России в Сеул и Токио. Что и было сделано в Японии с 1893 г. и Корее с 1896 г. Не остался без внимания и центральный Китай. В 1896 г был назначен второй агент с назначением с штат российского консульства в городе Шанхай. Сеть военных агентур постепенно расширялась, а эффективность их работы улучшалась.

Список литературы и источников

1. Вигасин А.А., А.Н. Хохлов, П.М. Шаститко. История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. М.: Вост. лит., 1997. 536 с.

2. Схиммельпеннинк Ван дер Ойе Д. Д.А. Милютин и военная разведка России / Д. Схиммельпеннинк Ван дер Ойе // Петр Андреевич Зайончковский : сб. ст. и восп. к столетию историка. М., 2008. С. 691–701.

3. Rich D.A. The Tsar's colonels: professionalism, strategy, and subversion in late Imperial Russia. Harvard : Harvard University Press, 1998. 330 р.

4. Нарочницкий А.Л. Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке, 1860–1895. М. : Изд-во Акад. наук СССР, 1956. 900 с.

5. Хохлов А.Н. Попытки укрепления маньчжурских войск в Китае во второй половине XIX – начале XX в. / А.Н. Хохлов // Вопросы истории и историографии Китая: сб. ст. М.: Вост. лит., 1968. С. 203–244.

6. Добычина Е.В. Внешняя разведка России на Дальнем Востоке 1895–1904 гг.: дис. … канд. ист. наук : 07.00.02 М., 2003. 213 с.

7. Каширин В.Б. «Русский Мольтке» смотрит на Восток. Дальневосточные планы Главного Штаба Российской империи во время японо-китайской войны 1894–1895 гг. / В.Б. Каширин // Русско-японская война 1904–1905: Взгляд через столетие. М.: Три квадрата, 2004. С. 150–183.

8. Деревянко И.В. Русская агентурная разведка в 1902–1905 гг. // Военно-исторический журнал. 1989. № 5. С. 76–78.

9. Алексеев М. Н. Военная разведка России от Рюрика до Николая ІІ. Т. 1. М.: Русская разведка: Евразия+, 1998. 432 с.

10. Сергеев Е. Ю. Военная разведка России в борьбе против Японии, 1904–1905 гг. М.: Т-во науч. изд. КМК, 2010. 219 с.

11. Haruki W. Study Your Enemy: Russian Military and Naval Attaches in Japan / Wada Haruki // The Russo-Japanese War in Global Perspective : World War Zero. Leiden ; Boston, 2007. Vol. II. Р.13–45.

12. Меннинг Б. Просчеты в оценке врага: военная разведка России накануне русско-японской войны 1904–1905 гг. / Брюс Меннинг // Петр Андреевич Зайончковский : сб. ст. и восп. к столетию историка. М., 2008. С. 701–727.

13. Marshall А. The Russian General Staff and Asia, 1800-1917. London ; New York: Routledge, 2006. 274 p.

14. Vagts A. The Military Attaché. Princeton: Princeton University Press, 1967. 330 р.

15. Сергеев Е.Ю. Улунян А.А. Не подлежит оглашению: Военные агенты Российской империи в Европе и на Балканах, 1900–1914. М.: Реалии-Пресс, 2003. 480 с.

16. Gudrun Persson. Learning From Foreign Wars: Russian Military Thinking 1859-73 Solihull: Helion & Company, 2010. р. 182.

17. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА.). Ф. 447. Оп. 1. Д. 11(2).

18. Кондратенко Р.В. Морская политика России 80-х годов ХІХ века. СПб. : ЛеКо, 2006. 344 с.

19. Толмачев Е.П. Александр ІІІ и его время. М.: Терра-Книжный клуб, 2007. 720 с.

20. Макаров И.С. О процессе формирования организационной структуры военной разведки Российской империи (последняя треть XIX – начало XX в.) / И.С. Макаров И.С. // Многоликая история. М.: Рос. универ. дружб. народов, 1997. С. 202–220.

21. РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 11.

22. РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 22.

23. Глиноецкий Н.П. Исторический очерк Николаевской академии Генерального штаба. СПб.: Тип. Штаба войск гвардии и Петерб. воен. округа, 1882. 793 с.

24. Вогак К.И. Извлечения из донесений Генерального штаба полковника Вогака // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии (СМА). 1895, Вып. 60. С. 1–204.

25. Ким Ен-Су. Русские военные инструкторы в Корее и Корейская армия / Ким Ен-Су // Русский сборник: исслед. по истории России. Т. 2. М.: ООО Регнум, 2006. С. 218–244.

26. РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 24.

27. Басханов М.К. Русские военные востоковеды до 1917 г.: библиогр. словарь. М.: Вост. лит., 2005. 295 с.

28. Сборник новейших сведений о вооруженных силах европейских и азиатских государств / под ред. В.П. Целебровского. 13-е изд. СПб.: Воен. тип., 1894. 884 с.

29. Лукоянов И.В. «Не отстать от держав…»: Россия на Дальнем Востоке в конце ХIХ – начале ХХ в. СПб.: Нестор-История, 2008. 668 с.

30. Бутаков А.М. Вооруженные силы Китая и Японии Генерального штаба подполковника Бутакова // СМА 1883. Вып. 3. С. 1–186.

31. РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 14.

32. Непомнин О.Е. История Китая. Эпоха Цин. XVII – нач. XX века. М.: Вост. лит., 2005. 567 с.

33. Garrett Richard. General Gordon. London: Book Club Associates, 1974. 236 р.

34. Каткова З.Д. Ли Хун-чжан и его иностранные советники // Общество и государство в Китае: XXXVI научная конференция: К 70-летию А.А. Бокщанина. М.: Вост. Лит., 2006. С.84-93.

35. Тихвинский С.Л. Политика «самоусиления» правящих кругов Китая (1860–1896 гг.) // Вопросы истории. 1969. № 4. С. 78–99.

36. Корсуньская М. С. Материалы архива внешней политики России МИД СССР о международных отношениях Китая (1883–1885 гг.) / М. С. Корсуньская // Страны Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии : История и экономика. М., 1967. С. 19–24.

37. Путята Д.В. Отчет о поездке по Маньчжурии через Инкоу, Мукден, Гирин, Лалинь, Ашихо, Пайенсусу, Сань-син, Нингуту, Хунчун во Владивосток // СМА. 1889, Вып. 38. С. 1–127.

38. РГВИА. Ф. 846. Оп. 4. Д. 17.

39. Путята Д.В. Хинганская экспедиция. Описание пути следования (с картой) // СМА 1894, Вып. 55. С. 1–74.

40. Асиновская М.Ю. Русская военная разведка на Балканах в конце XIX века // Вопросы истории. 2002. № 11. С. 142–155.

41. Путята Д.В. Очерки Маньчжурии // Военный сборник. 1892. № 11. С. 174–200.

42. РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 25.

43. Укрепления в устьях реки Пейхо // СМА 1885. Вып. 14. С. 142–152.

44. РГВИА. Ф. 846. Оп. 4. Д. 34.

45. Казанцев В.П. Салогуб Я.Л. Первые статьи нежелательного для нас характера были напечатаны в газете в моё отсутствие // Военно-исторический журнал. 2012. № 11. С. 45-47.

46. Петровский Н.Ф. Туркестанские письма / Н.Ф. Петровский; отв. ред. В.С. Мясников, сост. В.Г. Бухерт. М.: Памятники ист. мысли, 2010. 358 с.

47. Соловьев Ю.Я. Воспоминания дипломата, 1893–1922. Минск: Харвест, 2003. 416 с.

48. Пак М. Н. История и историография Кореи: Избранные труды. М.: Вост. лит., 2003. 911 с.

49. Рыженков М.Р. Документы РГВИА по истории Кореи и русско-корейских отношений в XIX–нач. XX в. // Восток (Oriens). 2000. № 2. С. 28–30.

50. Табохаси Киеси. Дипломатическая история японо-китайской войны (1894–1895 гг.). М.: Изд-во иност. лит., 1956. 608 с.

51. Вогак К.И. Извлечения из донесений ГШ полковника Вогака // СМА. 1895. вып. 61. С. 1–111.

52. Хохлов А. Н. Д. В. Путята и его план модернизации корейской армии (1896-1898) // Вестник Центра корейского языка и Литературы. – 2013. – Вып. 15. [Электронный ресурс]. – URL: http://koryo-saram.ru/d-v-putyata-i-ego-plan-modernizatsii-korejskoj-armii-1896-1898/ (дата обращения: 15.12.2014)

53. РГВИА. Ф.846. Оп. 4. Д. 10.

54. Алексеев М.Н. Военная разведка России от Рюрика до Николая ІІ. Т. 1. М.: Русская разведка: Евразия+, 1998. 432 с.

*[1] Главный штаб Военного министерства Российской империи – одно из самостоятельных главных управлений Военного министерства, был образован в 1865г. путем слияния двух независимых дотоле отделов этого министерства: инспекторского департамента и Главного управления Генерального штаб.

*[2] Служба Генерального штаба – специальная штабная работа, связанная с организацией управления, подготовки и планирования военных действий соединениями и вышестоящими штабами (не ниже бригады, а также дивизия, корпус, округа и Главный штаб). В обязанности генштабистов входило организовывать разведывательную работу. Однако самого органа подготовки вооруженных сил к войне – Генерального штаба – в России тогда не существовало. (см. подробнее: АйрапетовО.Р. Забытая карьера «русского Мольтке». Николай Николаевич Обручев (1830–1904). СПб. : Алетейя, 1998. 314 с.)

*[3] Подразделение Главного штаба Военного министерства Российской империи предназначенное для координации деятельности офицеров Генерального штаба и корпуса топографов, а также для содействия развитию военного образования в армии. Комплектовался исключительно офицерами Генерального штаба. Одной из функций ВУКа был сбор и анализ разведывательной информации об иностранных государствах, в том числе азиатских.

*[4] «Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии» – справочно-информационное издание Военного министерства России, предназначалось для служебного пользования офицерского корпуса. Выходило под грифом «секретно». Цель издания – распространение знаний об азиатских странах среди российских офицеров.

*[5] П.Меллендорф, немецкий советник китайского правительства. В 1869г. начал службу в Китае в качестве помощника секретаря китайской морской таможни, которую возглавлял англичанин Р.Харт. С 1882 по 1885гг. первый западноевропейский советник Коджона, правителя Кореи. (подробнее см. Т.М. Симбирцева «загадочный» барон П.Г. Фон Мёллендорф и его «прорусская» деятельность в Корее (1882-1885) [Электронный ресурс]. – URL: http://www. http://koryo-saram.ru/t-m-simbirtseva-zagadochnyj-baron-p-g-fon-myollendorf-i-ego-prorusskaya-deyatelnost-v-koree-1882-1885/ (дата обращения: 28.12.2014)

[iii]

Опубликовано в журнале «Клио» № 2 (98), 2015. – С.136-145. Издаваемом в Спб. Изд-вом «ПОЛТОРАК»