Во-первых, хо­телось бы сказать, что отец Василий действительно нес подвиг служе­ния Христу. И об этом можно смело говорить, потому что та молитва, то служение, то окормление людей, которое он прово­дил, не могло реа­лизовываться без особого действия благодати Божи­ей. Это понятно с точки зрения его физического со­стояния, возраста и огромного коли­чества людей, при­текающих к нему. И огромную ответ­ственность он нес и за храм, как на­стоятель, и за все то, что было ввере­но в его руки.

 

Как-то отец Ва­силий, когда мы были на богос­лужении, сказал мне: «Отец Сергий, подойди, может быть, что-нибудь посоветуешь, как врач, посмотри». И протянул мне «портянку». Она, примерно сантиметров пятнадцать размером, была исписана мелким убористым почерком его различными диагнозами. Я знал, и как врач, сталкивался с тем, что в семьдесят лет люди болеют достаточно, и привык к тому, что в преклонном возрасте в исто­рии болезни пять-шесть-семь заболева­ний, восемь — норма. Но когда я увидел «портянку», в которой было за двадцать наименований — можно было смело ска­зать, как вообще с этим можно жить и при этом, проводить по двенадцать часов на ногах, исповедуя людей, молясь, скорбя и отвечая на вопросы. Естественно я по­нимал, что этот вопрос был задан батюш­кой с подвохом — зачем ему спрашивать, когда ему самому многое было открыто. К тому же его лечили достаточно известные врачи, внимательные, наблюдательные, и он находился под медицинским наблюде­нием. Я ответил батюшке: «Да Вы сами знаете!» — понимая подоплеку этого во­проса, то, что она имела чисто пастыр­ское значение. Когда видишь «портянку» в двадцать пять — тридцать заболеваний, которые имеют достаточно серьезный характер, то понимаешь, что священни­ку осуществлять свое служение со всем этим возможно только при содействии Благодати Божией.

 

Подоплеку этого вопроса, или, вернее даже, ответ, я получил в самом этом во­просе, который для меня является укре­пляющим по настоящее время. С годами мы не молодеем, но не надо христианину, священнослужителю скулить, не надо ему плакаться, не надо ему унывать, он должен нести свое служение Христу, он должен идти по дороге жизни, доверяя Богу, прикрепляясь к нему всем сердцем. И Господь его, такого человека, не посра­мит. Он даст ему силы, даст ему возмож­ность, он даст ему терпение превозмогать все то, что у него есть. И эти заболевания уходят на второй или третий план, а все остальное дает Господь.

 

Этот случай — мелкий штрих, кото­рый является примером. Батюшка таким образом учил: «Вот я не скулю. Вот я несу то, что мне положено — свой пастырский крест — вот так крест надо нести». Он не мог сказать об этом прямо, это было бы, может быть, не совсем скромно, а в подо­плеке такого вопроса — весь смысл, всё объяснение.

 

Другие назидательные моменты я по­лучил от батюшки, даже не в течение того времени, когда его знал, а, пожалуй, одним из самых глубоких впечатлений и размышлений такого священнического характера для меня были последние дни батюшки и его кончина.

 

Дело в том, что тридцатого декабря, когда отмечается очередная годовщина Хиротонии нашего митрополита Санкт­-Петербургского и Ладожского Владими­ра, в Казанском соборе проводится празд­ничное богослужение. Мы съезжаемся поздравлять архиерея, молимся с ним, участвуя в евхаристии, и практически все настоятели храма собираются для со­вместной молитвы. Отец Василий никог­да не пропускал эти богослужения. И я помню, по Исаакиевскому и по Казанско­му собору, он всегда говорил, что необхо­димо поздравлять архиерея, но это долж­но быть не как-то, а выражено конкретно, в молитве, в соучастии и в евхаристии. И когда батюшка незадолго до кончины мо­лился, прямо в алтаре ему стало плохо. Он не ушел со службы, а продолжая сидя молиться, попросил чтобы ему вычитыва­ли молитвы, которые положены во время божественной литургии. Он был покрыт мокрым потом, слушал, и в тот момент, когда надо было идти причащаться, он встал, привел себя в порядок, всех от­странил, хотя уже тогда его бледное лицо свидетельствовало о нарушении мозгово­го кровообращения, пошел и причастился святых Христовых тайн.

 

Характерно, что после причастия он мог бы уже отдыхать, но нет, батюшка до конца выполнил свой долг, поздравил нашего Владыку митрополита и поехал не домой, а в храм. Поскольку духовные чада узнали, что с батюшкой произошло нарушение речи, что ему было очень плохо, они испугались и, конечно, люди с трепетом ждали в храме.

 

Надо сказать, что батюшка всегда был очень мужественным человеком не только глубокого духовного такта, но очень бережно относившимся к пережи­ваниям окружающих его людей и духов­ных чад. Я должен сказать, что это одна из редких свойств священника, когда он свои мысли посвящает не только себе и своему состоянию — что со мной бу­дет? — а тому, как это скажется на тех людях, которые в него верят, которые о нем переживают, и во всех ситуациях он старался сглаживать такие внутренние переживания людей.

 

Батюшка благословил, чтобы водитель вез его в Серафимовский приход. По­скольку я врач и в этот момент находился рядом, я промыслительно видел все про­исходящее и делал для себя соответству­ющие выводы. По приезду в приход, успо­коив людей, убедившись в том, что они перестали переживать — хотя ему уже было очень сложно говорить, речь у него была сильно нарушена, он не мог выгова­ривать фразы — тем не менее, батюшка благословил всех. Все успокоились. По­звонил домой и поехал, стараясь никому не доставлять никакого беспокойства. Этот случай, еще раз повторюсь, про­извел на меня глубокое впечатление, в связи с тем, что батюшка показывал, как пастырь должен до конца выполнять свой священнический долг, при этом помня о людях и об ответственности, которая ле­жит на нем, как на священнике.

 

Это наблюдение, предсмертное, пе­рекликается с теми случаями, которые были до того. Я помню, когда накану­не престольного праздника Серафима Саровского, как раз в день Святителя Василия Великого, у батюшки была температура около тридцати восьми. Он служил в алтаре. Ждал, пока за­кончим, причастился святых Христо­вых тайн. После этого ему принесли чашку с лекарствами, он был весь насквозь мо­крый, и, тем не менее, все равно был настроен слу­жить Престоль­ный праздник на следующий день. Меня тоже это тогда глубоко поразило, я не пом­ню точно, какие слова сказал отец Василий, но смысл их заключается в том, что настоятель или священнослу­житель должен нести ответствен­ность и должен вы­полнять свой долг мужественно и при температуре, и при плохом самочув­ствии, не плакать­ся в этот момент, не стараться сойти с того места, куда поставил Господь, а выполнить все от начала и до конца. И приняв все лекар­ства, горячий чай, пропотев, будучи очень усталым, он на следующий день служил так, как по­ложено, Престоль­ный праздник.

 

«Я не могу игнорировать моего архие­рея, я обязан быть в свой престольный праздник с людьми, они должны со мной молиться, должно быть утешение» — вот такой настрой до конца был харак­терен, для отца Василия, во все дни, сколько я знал его. Такая внутренняя несгибаемая воля, долг и ответствен­ность перед Богом и перед людьми.

 

Не было никаких назиданий, много слов батюшка не говорил, но само его по­ведение, сам характер выполнения его послушания, его личный пример показы­вал, как должен священник относиться к различным трудным обстоятельствам жизни, состоянию здоровья, каким-то настроениям в храме или каким-то труд­ностям в служении, что он должен твердо стоять, уповая на помощь и на волю Бо­жию. И выполнять свой пастырский долг до конца.

 

И я должен сказать, что эти несколь­ко случаев, о которых я рассказал, в течение уже многих лет, когда отца Ва­силия нет, в трудные минуты меня укре­пляют. Его образ возникает перед мои­ми глазами и всегда для меня является немым укором совести с его стороны: «ведь я это делал, ведь я так служил — почему ты так не сумеешь?» И одновре­менно становится назиданием, что если помолишься Богу — и преодолеешь всё с помощью Божией. И что очень важ­но — когда другой священнослужитель идет таким путем, то на его примере уже знаешь, как вести себя в подобных ситуациях. Поэтому здесь не теория, а конкретная христианская жизнь.

 

Еще, вспоминая батюшку, мне хо­телось бы сказать несколько слов о его последних минутах. Потому что, думая о том, что происходило непо­средственно перед его кончиной, еще раз возвращаясь мысленно к тем собы­тиям трехгодичной давности, я пони­маю, что это, конечно же, было Божие чудо, промысел. Это опять же прояв­лялось пастырской любовью к своим пасомым.

 

Когда у отца Василия случилось нарушение мозгового кровообращения, и он был помещен в больницу, началось соответствующее лечение. Первый раз его привезли на литургию в Рождество Хри­стово. Батюшка причастился, после это­го что-то говорил, но не мог еще твердо стоять на ногах, речь и память были еще нарушены. А еще через семь дней, отец Василий уже служил полную службу. Он принимал поздравления от Владыки митрополита и принимал соответствую­щие награды. После этого провел по­здравительный вечер с теми, кто приез­жал к нему в гости, то есть практически он был на ногах в течение шести часов, в состоянии отличной и безукоризнен­ной памяти, с глубокой молитвой, яв­ной была только небольшая усталость на лице.

 

Как врач, я понимаю, что это совер­шенно невозможно — с точки зрения медицины. Потому что, когда у человека случается инсульт и предынсультное со­стояние, и если он так себя ведет, может что угодно произойти. Повторю, это не­возможно для человека с инсультом — за семь дней подняться на ноги. И со­вершенно невозможно, чтобы человек, который был без памяти, с нарушениями речи четырнадцать дней назад — в пол­ном объеме служил службу, отвечал на вопросы и участвовал в богослужении. Но это факт, это действительно реаль­ное событие, которое происходило с от­цом Василием.

 

Я, конечно, понимаю, что здесь была и молитва духовных чад, и опять же проя­вилась ответственность и любовь само­го отца Василия к духовным чадам. Он не хотел, чтобы престольный праздник и день ангела, были омрачены для них сле­зами расставания, переходом в вечность. Он знал, что это будет, но Господь смило­стивится и по его молитвам даст возмож­ность людям в последний раз испытать радость сопереживания совместных мо­литв, совместного общения, даст возмож­ность получить последнее благослове­ние и напутствие на свою последующую жизнь. И когда эти последние благосло­вения были даны, он с чистой совестью, с чистой душой до конца, до последней точки, исполнил свой пастырский долг и ушел на Небо.

 

Это поразительно, и с медицинской точки зрения совершенно невозможно себе представить такое. Это было, конеч­но, явное чудо.

 

В отношении вопроса о том, что проис­ходит на протяжении трех лет. Я должен сказать что, в последние годы жизни ба­тюшки у меня не было возможности часто с ним встречаться, как это было раньше. И конечно, я от этого где-то и скорбел, но должен был исполнять свои священниче­ские обязанности. Священнику на самом деле, не так-то легко вырваться, как ка­жется, для того, чтобы задать вопросы и просто побыть с любимым духовным от­цом и, что называется, на себе ощутить тепло отцовской руки.

 

И когда мы, сами священники, не име­ем такой возможности, тоже страдаем от этого, нам этого не хватает. И теперь уже прошло время, вот это трехлетнее, и все то, что узнается от людей, через ки­нофильмы, книги — с каждым годом, все больше и больше раскрывает те черты и грани характера, которые были прису­щи отцу Василию. Ведь для того, чтобы у людей не было искушения восхвалять человека, как святого, такие священни­ки как батюшка, ведут себя с неким рас­суждением, они не показывают каждому отдельно взятому человеку, всю свою душу, открывая лишь определенную грань. И потом, когда человек уходит из этой жизни, без опасности повреждения для себя, люди, обмениваясь тем, что они дело, что стояло за его именем, и Кто ре­ально помогал отцу Василию в его слу­жении.

 

Поэтому период учебы продолжается и сейчас. И батюшка ощущается для нас живым, назидающим и продолжающим наставления, и я могу об этом твердо свидетельствовать. Потому что посто­янно получаю какие-либо подсказки или какие-то пояснения, которые необходи­мы в священническом служении, через то или иное, что связано с жизнью отца Василия.

 

О судьбе духовных чад. Дела, которые благословил отец Василий — живут.

 

Когда отец Василий умер, возникла такая парадоксальная ситуация, которая бывает обычно со смертью таких людей высокого духовного уровня: люди, часть людей, стали находиться в прострации. Ведь то, что совершал батюшка, совер­шалось по благодати Божией. И своими советами, своими молитвами отец Васи­лий помогал даже тем, кто пребывал в унынии. Некоторые из людей говорят о том, что после смерти отца Василия, они вдруг почувствовали резкое духовное оскудение. Нет такого горения веры в сердце, нет такого желания делать то-то или то-то. Здесь можно провести очень простое сравнение. Когда горит очаг, и в него запускается металл, железо рас­калено, когда металл отводишь или га­сишь очаг — железо начинает остывать. Остыл очаг — не стало отца Василия, и, естественно, люди стали тем, чем были.

 

Отец Василий дал каждому человеку правильные основы, правильный жиз­ненный выбор, правильный путь, открыл волю Божию — как человек должен идти по жизни. Но ведь батюшка не может и не должен жить жизнью другого челове­ка. Вот и возникла такая ситуация, когда многие духовные чада вдруг ощутили, что у них что-то стало рушиться, что-то куда-то не пошло, и что вдруг возникло безволие и даже отхождение от церкви. То есть проявилось самое негативное. Здесь хотелось бы как раз и пояснить, что задача священнослужителя в том, чтобы человеку помочь правильно духовно орга­низоваться.

 

Отец Василий каждому дал благослове­ние определенное и помог найти свой путь в жизни и совершенно конкретное христи­анское делание. Но если это делание раз­валилось, понятно, здесь проблема не в отце Василии, а в том, кто носитель этого дела, как он относится к этому благосло­вению, как он трудится дальше над собой. Ведь батюшка дал начало, а человек дол­жен продолжать трудиться. Если не будет духовного труда, то не будет и реализации тех семян, которые посеял отец Василий. И это нормально. Надо себе это совершен­но реально представлять.

 

Поэтому возникает такой внутрен­ний конфликт: как так, я был духовным чадом такого великого человека, я был духовным чадом такого духоносного отца, почему же сейчас у меня ничего не получается. Потому что я дальше не тружусь. Необходимо уже это понять и очнуться некоторым духовным чадам. Понять то, что дальше требуется мо­литва Господу, молитва упокоения отца Василия, и просьба к батюшке, чтобы он помог реализовать все то, что было заложено, и все то, на что были даны какие-то советы. Без труда ничего не получится. Надо понять.