Однако имя Жомини и его наследие, более по субъективным причинам, на сегодняшний день известны, в том числе военным специалистам, в гораздо меньшей степени, чем, например, Клаузевиц. Между тем, труды последнего, бывшего младшим современником Жомини и умершего гораздо раньше швейцарца, куда как противоречивее и местами туманнее. Более того, разные исследователи в разное время уличали Клаузевица в фактическом присвоении многих положений, мыслей и формулировок швейцарского генерала. «Звезду» Клаузевица они считают «взошедшей» по причинам скорее политическим, чем объективным. В итоге многое из наследия Жомини было воспринято и получило развитие опосредованно, в том числе через того же Клаузевица, а самого швейцарца не помнят либо плохо знают, в том числе и на родине.

До недавнего времени сколько-то должное внимание вкладу Жомини в «науку о войне» уделялось разве что в США и, отчасти, во Франции. Однако, сегодня интерес к великому теоретику возрождается. Тому есть несколько существенных причин.

Проблемы нашего времени заставляют критически переосмысливать наследие прошлого. Известный всем и каждому в военной среде Клаузевиц достаточно закономерно стал «знаменем» однополярного подхода. Он отрицал мораль и нравственность в войне, а наиболее эффективной формой этого «инструмента политики» считал «войну на истребление», «тотальную войну». Во всяком случае, именно эти положения извлекли из его противоречивых трудов и подняли на щит не только в фашистской Германии, но и в демократических Соединённых Штатах. В последнем случае их в значительной мере перенесли в сферу «непрямых действий», включая информационно-психологические, и прикрыли «благой целью» распространения «незыблемых принципов демократии» во всём мире.

Жомини же всегда подчеркивал и на деле практиковал постулат: соблюдение моральных норм – это непременный залог подлинного успеха и в войне, и в политике (он, кстати, утверждал, что бывает политика без войны, а вот войны без политики не бывает). Он отвергал идею «тотальной войны», доказывал, что военное дело из соображений элементарного здравомыслия должно быть направлено на защиту суверенитета, но не на навязывание своей воли более слабым. «Вторжение в землю неприятельскую без справедливой причины есть преступление против человечества…», – писал он. Констатируя наступление эпохи массовых войн, когда «целые народы призываются к оружию и сражаются не за назначение границ, но некоторым образом за своё существование», он высказывал сожаление «о ничтожных страстях и выгодах, побуждающих просвещённые народы к взаимному истреблению», о том, что «успехи наук, нравственных и политических, вместо того, чтобы привести нас к усовершенствованию общественного состояния, кажется, предвещают нам возвращение времён гуннов, вандалов и татар».

Такие гуманистические взгляды, которые Жомини, кстати, научно обосновывал с позиции военной науки, делали его приверженцем того, что сегодня называют «многополярным подходом». Здравомыслящий профессионал и стратег, наследник поколений швейцарских воинов, честно служивших в армиях различных стран, Жомини радел за военное дело, каким оно должно быть, исходя из принципов гуманизма и справедливости. Не желай другому того, чего не хочешь себе.

 

 

Жомини участвовал в 12 военных кампаниях, сначала в наполеоновской армии, затем в российской. Некоторые соотечественники обвиняли и продолжают обвинять его в измене – мол, как этнический француз, он служил Франции, а не Швейцарии. Кое-кто из французов, да и других, упрекал и упрекает Жомини в том, что тот перешёл на сторону русских, оставив Наполеона незадолго до его падения.

Однако, обвинения в измене в адрес Жомини отверг сам Бонапарт, находясь к тому времени уже на острове Св. Елены. «Он не изменял своему знамени», – писал бывший император «всех французов». – «Он имел все основания жаловаться на большую по отношению к нему несправедливость; он был увлечён вполне благородными чувствами. Он не был французом (!), любовь к отечеству не удерживала его».

Сам Жомини, уже в 50-е годы XIX века, констатируя тридцать лет душевных терзаний, тем не менее, не жалеет о своём поступке. Он указывает, что в молодости был восхищён военным гением Наполеона, да и связывал с ним надежды на более справедливое устройство Европы. Но слишком деспотичная и неоправданно агрессивная политика Бонапарта, его стремление к господству оттолкнули Жомини. Ещё в 1806 году он предостерегал французского императора от похода на восток, в Россию. Как обычно, политические резоны при этом подкреплял аналитическими выкладками, прогнозирующими ход и развитие военных действий. В 1812 году Жомини просил Наполеона уволить его от активного участия в боевых действиях и был последовательно назначен губернатором Вильнюса, затем Смоленска. На этих постах он проявил себя хорошим администратором, заботящимся к тому же о непритеснении местного населения. В дальнейшем он выполнял поручения по организации отступления французской армии и чуть не погиб. Однако он всё равно оставался с Бонапартом – и это при том, что, начиная с 1805 года, сам царь Александр I неоднократно предлагал ему перейти на русскую службу, обещая генеральское звание. Однако новая несправедливость – враждебно настроенный начальник генерального штаба маршал Бертье вместо награды за действительный вклад в победу французов при Баусцене предписывает арестовать Жомини под надуманным предлогом и Наполеон не вмешивается – толкает швейцарца к принятию решения, и он, наконец, принимает русское предложение.

 

 

Александр I вскоре сделал Жомини генерал-адъютантом. Не выдав никаких сведений о французах, швейцарец неоднократно давал союзникам ценные советы по стратегии и тактике ведения военных действий. Однако, когда его предложению не вторгаться во Францию не вняли, просил и получил разрешение оставить театр войны. На Венском конгрессе он был в составе свиты русского царя, которому подал записку с обоснованием необходимости сохранения независимой и целостной Швейцарской конфедерации.

Жомини до конца своей жизни оставался генералом русской службы, хотя бывал в России наездами. По собственной инициативе и по просьбе царя он неоднократно подавал обстоятельные проекты и докладные записки, связанные с развитием и реформированием военного дела в России, с планированием и ходом военных кампаний в русско-турецкую (1838-1839) и Крымскую (1856-1859) войны. Однако, несмотря на признание Николаем I, вслед за своим отцом и многими государственными и военными деятелями (а также Пушкиным, Давыдовым, Кюхельбекером и т.д.), аналитического гения Жомини, многое из его предложений не было востребовано по политическим причинам.

Половинчатой стала и реализация самого великого дела, совершённого швейцарцем для России – основания академии Генерального штаба. Изначально, создавая проект учреждения академии и штаты ГШ, Жомини преследовал цель воплотить в жизнь свой главный принцип – военное дело требует профессионального системного подхода и соответствующим образом подготовленных кадров. Он мечтал создать школу по подготовке военной элиты – образованных думающих офицеров. Несмотря на то, что планам Жомини в значительной мере не позволили сбыться, такого стратегического уровня подготовки офицеров главного штаба не было заложено на тот момент ни в одном другом подобном заведении в Европе. В проекте штатов Генерального штаба Жомини предвосхитил (вернее, всего лишь логично рассудил) ту штабную структуру, которая существует и сегодня.

Но система, хотя и появилась, так и не стала тем целым, которое хотел создать швейцарский генерал на русской службе.

Тем не менее, из «шинели» Жомини вышла целая плеяда российских военных деятелей. Наиболее значительный след в истории российских армии и государства из них оставил генерал Д.А. Милютин, который, в бытность свою военным министром (1861-1881) в правление Александра II (для которого, в пору, когда тот был ещё цесаревичем, Жомини специально подготовил наставление по вопросам военной стратегии), провел в жизнь и развил многое из того, что намечал когда-то в своих трудах знаменитый швейцарец. О влиянии Жомини на становление Милютина как военного деятеля, свидетельствует, в частности, их переписка. Но ещё более об этом влиянии свидетельствует комплексный системный подход этого русского генерала к вопросам военной политики и военного строительства, исповедывавшиеся им при этом принципы.

Ещё в 1859 году Жомини подал Александру II записку о социально-экономических преобразованиях, необходимых для приведения военного потенциала России в состояние, адекватное современным тогда угрозам. Реформа Милютина также была составной частью комплексных преобразований во всех сферах жизни страны. Но, как и остальные преобразования эпохи царя-освободителя, она осталась не доведённой до стадии исполнения, планы не были реализованы до конца.

 

Однако Милютину, названному «отцом науки геополитики», и его единомышленникам удалось создать школу «стратегической мысли» в рамках академии ГШ. Именно выпускники, учившиеся по «системе Жомини-Милютина» – И. Вацетис, С. Каменев, А. Снесарев, Б. Шапошников, А. Свечин – став офицерами Красной Армии, заложили основы структуры Главного штаба РККА, сохранили идейный и методический багаж военной науки предыдущей эпохи и передали его, насколько позволили обстоятельства, командному составу армии, победившей во 2-й мировой войне.

Как видим, Жомини, пусть уже и малоизвестный сегодня, оставил наибольший след именно в российской истории. Но что же заставляло его, самолюбивого и знающего себе цену человека, несмотря на все разочарования, до самого конца жизни оставаться верным и деятельным слугой России? Почему всё же в наши дни его имя и идейное наследие снова становятся актуальны? И почему первым, кому принёс свой труд об общих принципах войны молодой швейцарец ещё в 1803 году, был русский консул в Париже (к сожалению, не оценивший «подарка судьбы»)?

Вспомним моральные принципы Жомини. Вспомним его политическое кредо – несправедливая, хищническая агрессия есть преступление против человечества.

Жомини был профессионалом. Он был аналитиком стратегического уровня (его «предвидения», основанные на самом деле на глубоком всестороннем анализе, вошли в легенду). Он не раз в своих трудах лестно отзывался о воинских качествах британских солдат и искусстве британских генералов. Но он всегда осуждал британскую экспансионистскую политику той поры и всегда именно в стремлении Британии к мировой гегемонии видел главную угрозу миру и стабильности на Европейском континенте, да и вообще на планете. Кто знает, не в этом ли кроется одна из причин того, что, получив отказ от русского консула, Жомини пошёл на службу к Наполеону?

Российские ученики Жомини унаследовали его отнюдь не необоснованное «предубеждение». Милютин часто подчеркивал: сам однополярный (говоря современным языком) подход любого государства и, в первую очередь, Британии к вопросам мироустройства неизбежно ведёт к геополитической нестабильности. Он подчеркивал, что из-за «гегемонистских» устремлений Британской империи ни одна страна в мире не может рассчитывать на возможность спокойно и мирно развиваться, без того, чтобы её не попытались «прибрать к рукам». Перефразируя высказывания бывшего военного министра России, при котором развернулась «воспетая» Киплингом «Большая игра», можно сказать, что российское государство ко многим политическим действиям побуждалось постоянной «английской» угрозой, но при этом зачастую делало шаги «так, как она только, верно, и могла их совершить в этом своём состоянии; но не так, как было бы совершить их лучше, для действительной пользы и по справедливости».

При этом Милютин был убежден, что у России, «ради блага народов, её населяющих» нет иного выбора, кроме как быть противовесом британской экспансии. Не высказывал ли он мысль своего швейцарского наставника, и бывшую основой такого его неослабевающего радения за Россию?

Актуальность данной проблемы сегодня пояснять не нужно. Можно только порадоваться возрождению интереса к наследию великого военного теоретика. При этом необходимо помнить, что история России и Швейцарии имеет и другие, актуальные сегодня точки соприкосновения.

Маленькая, многонациональная и поликонфессиональная страна с древней самобытной культурой и населением, всегда самоотверженно защищавшим свой суверенитет и право жить по-своему, Швейцария дала России врачей, учителей, военных, деятелей культуры… И это необходимо помнить, чтобы слово «Швейцария» ассоциировалось не только с банками, ножами и шоколадом.

А закончить этот материал, в свете затронутой в нем темы, хотелось бы словами ещё одного швейцарца, наставника царя Александра I, тогда ещё наследника престола, – Ф. Лагарпа: «Ваша задача, – писал он будущему царю – преобразовать Россию…постепенно и без смут. Нация с резко очерченным характером может быть прочным образом переделана только при помощи орудий, извлечённых из неё самой, и учреждений, могущих мало-помалу образовать новую породу людей».

Али Ахмедов

При подготовке статьи были использованы материалы, любезно предоставленные проф. Л.А. Мерцаловой и фондом «Военная культура».