Истоки дворянского предпринимательства восходят к XVII веку: во владениях бояр Б. И. Морозова и И. Д. Милославского наряду с винокуренными и поташными промыслами организовали металлургические заводы. На первых порах число фабрикантов благородного происхождения было невелико. В металлургической промышленности это князь А. М. Черкасский и дворянин Колмовский, компанейщик суконной фабрики генерал-майор Корчмин, владелец красочных заводов стольник Савелов.

 

     Львиную долю дворян-предпринимателей составляли ближайшие соратники Петра I. Именно Петр энергично втягивал в производственную деятельность своих царедворцев и дворян, которым по достижении 40-летнего возраста было разрешено заниматься торгово-промышленным промыслом.

 

     Активнее других предпринимательской деятельностью в начале и в первой половине XVIII века занимались дворяне-чиновники, так как они могли использовать все возможности своего служебного положения. "Счастья баловень безродный" А. Д. Меншиков стал светлейшим князем, сенатором, фельдмаршалом, президентом Военной коллегии, а после смерти Петра I вплоть до своей ссылки осенью 1727 года фактически правил Россией. В 1727 году, в самом зените своего могущества, Меншиков имел свыше 150 тыс. душ крестьян. Его владения находились в 42 уездах Европейской России, а также в Прибалтике, Белоруссии, на Украине, в Пруссии и других местах. В "империи" Меншикова было свыше 3 тыс. сел и деревень, 7 городов.

 

     Александр Данилович был хозяином самых разнообразных промышленных предприятий - кожевенных, винокуренных, парусных, стекольных, поташных, кирпичных, а также рыбных, салотопных, солеваренных промыслов, пильных мельниц, "железоделательных" рудников. Свое огромное хозяйство он все время расширял, а особую страсть питал к строительству. По воспоминаниям современника, "он вечно что-нибудь строит, то обстраивает усадьбы в своих многочисленных вотчинах, то строит церкви с башнями и курантами, то оранжереи, фабрики и заводы, то, наконец, какие-то особенные, со стеклянными куполами, бани, до которых был большой охотник, и всюду лично следит за рабочими, ночует на стройках".

 

     Меншиков активно участвовал во внутренней и внешней торговле, что было новым для того времени. Поскольку на европейском рынке спросом пользовались лен, пенька, хлеб, конопляное масло, парусное полотно, сало, Меншиков, будучи хорошо осведомленным о казенной торговле этими товарами, начал сам продавать их иностранным купцам. Не ограничиваясь продажей продукции собственных поместий, он скупал эти товары в различных районах России, выступая при этом конкурентом не только купцов, но и казны.

 

     Поражает необыкновенная способность Меншикова приспосабливаться к изменяющейся экономической обстановке. В зависимости от конкретных условий он прибегал к любым способам получения прибыли: строил, расширял и приобретал торгово-промышленные заведения, эксплуатировал их, сдавал в аренду своим или чужим крестьянам, купцам, посадским людям, участвовал в казенных поставках хлеба и вина, вел ростовщические операции, скупал недвижимость в городах, завел доходный дом в Петербурге. Крупнейший сановник империи завязал тесные деловые связи с купцами, судовладельцами и банкирами Англии, Голландии, Германии и других стран. Заметим, что наследники А. Д. Меншикова на протяжении всего XVIII века тщетно пытались получить у английских банкиров вклады основателя династии.

 

     Было ли хозяйство Меншикова типичным для крупных феодалов? Однозначный ответ здесь, наверное, невозможен. Небывало быстрое возвышение Меншикова, царский фавор и необыкновенная энергия и предприимчивость, часто сопровождавшаяся использованием своего высокого положения в государстве и нарушением законов, позволили князю в очень короткий срок сосредоточить в своих руках огромные владения. Размеры этого хозяйства, пути и способы его функционирования и развития делают его уникальным. Ничего подобного в России не было.

ПЕРВЫЕ АКЦИОНЕРЫ
     Петр I наряду со многими другими нововведениями стал инициатором создания в России торгово-промышленных компаний. Конечно, они еще не были акционерными в полном смысле этого слова. Первый законодательный акт, где упоминается о торговых компаниях, появился 27 октября 1699 года после возвращения Петра из-за границы. "Московского государства и городовым всяких чинов купецким людям торговать также как торгуют иных государств торговые люди компаниями... иметь о том всем купецким людям меж собою с общего совета установления, которые пристойно бы было к распространению торгов их, от чего надлежит быть в сборе к его великого государя казны пополнению компаниями".

 

     Не всегда разделяя стремления императора, многие дворяне стали вкладывать капиталы в различные компании. В 1717 году по царскому указу была учреждена шелковая компания Ф. А. Апраксина, П. А. Толстого и П. П. Шафирова. При этом граф Апраксин и граф Толстой внесли по 20 тыс. рублей, а граф Шафиров - 25,8 тыс., что составило колоссальную по тем временам сумму.

 

     Кроме того, компания получила из казны большие субсидии наличными деньгами (36 тыс. 672 рубля), землей и построенными зданиями, всего на сумму 45 тыс. 672 рубля, а также право беспошлинной продажи своих изделий в течение 50 лет, свободу от податей, постоя и ряд других привилегий. Как и многие другие дворянские компании, учредители которых не имели необходимых знаний и опыта, а фабрики строили из-за желания угодить царю, шелковая компания быстро сползла на грань банкротства. Уже в 1720 году Апраксин заявил, что у него нет "капиталов, потребных на производство".

     На следующий год графы-компанейщики обратились в Мануфактур-коллегию с просьбой "присовокупить к ним в компанию" несколько богатых купцов. Эта просьба была удовлетворена, но купцы, которых правительство заставило стать членами компании, потребовали за это предоставить им право на ввоз из-за границы в ближайшие два года парчи на сумму 50 тыс. рублей. В 1724 году компания окончательно перешла в руки купцов, вернувших дворянам внесенный ими ранее капитал.

 

     В июне 1760 года графу Р. И. Воронцову и князю А. Б. Куракину было разрешено учредить "Коммерчествующую в Бухаре и Хиве компанию", которую можно назвать одним из первых в России настоящих акционерных обществ. Здесь провозглашались свобода вступления в компанию всех желающих, неприкосновенность капитала, свобода акций от передачи кредиторам. Вместо подробной регламентации, как это было принято в законодательных актах того времени, "по новости сего торгу" закреплялось право "когда что в отмену или в дополнение вышеписанного к лучшему и полезному произведению признано будет, о том ему (графу Воронцову, главному учредителю компании. - Ю. Г.) предоставлять в Правительствующий Сенат и что по рассмотрению Правительствующего Сената опробовано будет, тому остаться на всегдашнее время в своей силе непременимым". Наличие таких широких полномочий можно объяснить лишь высокими постами и громкими титулами учредителей.

ИСПОЛЬЗУЯ ЛЮБЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ
     Дворяне-предприниматели не брезговали никакими способами получения доходов. Наиболее яркий тому пример - дело барона фон Шемберга, вознесенного всесильным Бироном на пост генерал-берг-директора - руководителя горного дела всей России.

 

     Вскоре после назначения новоиспеченный берг-директор подал прошение на имя Анны Иоанновны, в котором указывал, что "приметил", как "горное дело по сие число не особенно развилось" и что вследствие этого казенные доходы "не так довольны, как им быть надлежало". По его "разумению", правительство получило бы больше прибыли, если заводы управлялись бы "не единым казенным коштом", а "иждивением приватных людей". Все эти рассуждения он завершает просьбой передать горные производства ему, Шембергу. И это его желание вскоре удовлетворили.

 

     Запросы Шемберга были очень велики. Кроме заводов и субсидий он хотел получить земли в Лапландии и на побережье Белого моря "для построения вновь заводов в потомственное владение" с правом бесконтрольной торговли своими товарами (чтобы "ни в котором виде никто его не отягчал и препятствия не чинил"). Также берг-директор просил приписать к заводам крестьян в количестве, нужном для начала дела, а сверх того - "сколько потребно будет впредь, когда заводы размножатся", причем эти заводы предполагалось освободить от всех "нынешних и будущих податей, налогов и пошлин". Но и этого ему было мало. Шемберг просил запретить его рабочим самостоятельное приобретение для себя вина, табака, пива и "прочих харчей", ибо он желает не только развивать российскую промышленность, но и удержать рабочих от "непорядочных поступков".

 

     Препятствием на пути далеко идущих планов Шемберга был петровский указ 1714 года, запрещавший чиновникам "вступать в торги и подряды". Для разрешения этого процедурного вопроса создали специальную комиссию, которая должна была обсудить возможность "горным управителям" заниматься горными промыслами. Несмотря на мнение комиссии, высказавшейся против участия чиновников в "коммерческой деятельности", победила позиция графа Остермана. Указ 1714 года, по его утверждению, "к сему делу не приличествует" и императрица может новые "потребные" указы "учинить". В итоге последовало высочайшее решение о том, что горные заводы не возбраняется отдавать частным компаниям, в которых могут участвовать и государственные чиновники. Барону Шембергу и герцогу Бирону (тоже желавшему "порадеть" о государственной казне) были предоставлены огромные привилегии. Сама императрица приписала к указу, что "от нас в сию компанию дается 50 тысяч рублей".

 

     С воцарением Анны Леопольдовны положение компании Шемберга не изменилось, хотя один из участников упомянутой выше комиссии граф Головин указывал на то, что кроме полученных ранее производств Шемберг прибрал к рукам и ряд других казенных заводов, так как их раздача находилась в его ведении. Он "может некоторые и на собственную персону получить", делал вывод Головин, а "если не захочет сделать такого выдающегося "воровства"", то ничто не помешает ему "вступить в компанию... с прочими желающими партикулярными людьми". Шемберг поступал "не яко горных дел командир, - считал граф, - а сущий содержатель заводов... понеже большею частью должен будет свои интересы наблюдать".

 

     В конце концов правда восторжествовала. В 1742 году, уже при Елизавете Петровне, все заводы у Шемберга отобрали, а его самого взяли "под караул". Но вскоре один из компаньонов Шемберга сумел задобрить взятками сановных чиновников. Многие сенаторы всеми доступными им средствами выгораживали алчного саксонца.

 

     Результаты "заботы" Шемберга о российской промышленности впечатляют. Долг его компании казне составил, по одним подсчетам, 308 тыс. рублей, по другим - 372 тыс. Большую часть этих денег Шемберг сумел переправить за границу, куда сбежал и сам.

ВЛИЯТЕЛЬНЫЕ МОНОПОЛИСТЫ
     Подобное "деловое" начинание послужило примером для подражания. Многие из привилегированных компаний буквально опустошали государственную казну. Так, граф Воронцов, возглавлявший Каспийскую компанию, в 1753 году получил на восемь лет исключительное право вывозить за рубеж русский хлеб. Граф П. И. Шувалов, влиятельный вельможа, отвечавший тогда за экономическую политику, приобрел морские и речные промыслы Шемберга, оставшиеся "с давних лет впусте", а вскоре было удовлетворено и его ходатайство о предоставлении моржовых, звериных и сальных промыслов по берегам Ледовитого океана. Чуть позже он направил новую челобитную "об отдаче ему Гороблагодатских железных заводов". Сенат согласился, ссылаясь на то, что сальные и рыбные промыслы им "в такое размножение приведены, в каком никогда они не бывали". Впоследствии заводы, отданные Шувалову за 90 тыс. рублей, казне пришлось выкупить уже за 750 тыс.

 

     В середине XVIII века новые мануфактуры зачастую открывались только в том случае, если правительство предоставляло владельцу монополию на производство того или иного товара. Так, великому русскому ученому М. В. Ломоносову была выдана монополия на "заведение" бисерной и стеклянной фабрики, генерал-аншефу Сумарокову - на выделку козлиных кож, графу Ягужинскому - на выделку шелковых чулок. Известен случай, когда гофмаршал барон Сиверс возбудил ходатайство об уничтожении бумажной фабрики купца Ольхина на том основании, что его, Сиверса, предприятие производит бумагу более высокого качества и в достаточном количестве. Сенат внял просьбе придворного и запретил Ольхину "распространять свою бесполезную фабрику". По замечанию одного из иностранных путешественников, это была хорошо отлаженная система обогащения небольшого числа "партикулярных" особ.

 

     Симбирская компания графа Воронцова, взявшая на откуп таможенные и кабацкие сборы, задолжала казне в 1740-1741 годах 129 тыс. рублей, которые пришлось взыскивать судебным порядком. Однако дело продвигалось крайне медленно. Присланный для расследования прокурор Жилин доносил в столицу, что члены компании не в состоянии внести долг и "неплатеж чинится не для какого отбывательства, но по самой необходимой нужде... понеже эти купцы весь свой капитал... по купецким обрядам употребляли в оборот". Разбирательство приняло скандальный оборот. От симбирских купцов на имя императрицы Елизаветы Петровны поступило прошение, в котором они обвинили Жилина в стремлении выгородить Воронцова и его компаньонов: "Оные хищники... свои многие торга и промыслы имеют под чужими именами", а прибывший прокурор взыскивает долг со всего симбирского купечества, причем "бьет их братию среднюю и меньшую гильдию батожьем смертельно, морит в колодках и принуждает подписываться к платежу той суммы с каждой души по 6 рублей с излишеством".

ЗОЛОТОЙ ВЕК ДВОРЯНСТВА
     Заметный перелом во взглядах российского дворянства на торгово-промышленную деятельность произошел во второй половине XVIII века. Екатерина II относилась резко отрицательно к предпринимательским увлечениям дворян. Статья 330 екатерининского "Наказа" гласила: "Противно существу торговли, чтобы дворянство оную в самодержавном правлении делало; погибельно было бы сие для городов... Противно и существу самодержавного правления, чтоб в оном дворянство торговлю производило". По-своему Екатерина была права. Действительно, при самодержавном правлении первейший долг дворянина - стоять на страже режима, не отвлекаясь на "упражнения в купечестве".

 

     В 1790 году Екатерина II специальным указом запрещает дворянам записываться в купеческие гильдии. Так, она решительно отказала генерал-фельдмаршалу С. Д. Апраксину в прошении о зачислении его в 1-ю купеческую гильдию, публично обозвав сановника сумасшедшим. Более терпимо относилась Екатерина II к занятиям дворян промышленным предпринимательством, мало того, своими указами она открыла для этого широкие возможности. По сведениям Мануфактур-коллегии за 1773 год, в России насчитывалось 328 крупных фабрик, пятая часть (66) которых принадлежала дворянам. На первый взгляд немного, но это были самые крупные фабрики, чей оборот составлял почти треть оборота всех промышленных предприятий Российской империи.

 

     Рост масштабов дворянского предпринимательства в середине и особенно во второй половине XVIII века связан с развитием вотчинной мануфактуры, ориентированной на использование сырья (главным образом шерсти) собственного хозяйства и производственные навыки крепостного населения вотчин. Ставка на вотчинное хозяйство определила концентрацию дворян-предпринимателей в суконной и, в меньшей степени, в полотняной промышленности. По некоторым подсчетам, в конце 70-х годов XVIII века из 184 текстильных предприятий им принадлежали 31 суконное, 18 полотняных и 5 шелковых мануфактур, в то время как купцы владели 130 предприятиями.

 

     Один из интересных и показательных примеров дворянского предпринимательства - деятельность Александра Ивановича Полянского, женатого на графине Елизавете Воронцовой, фаворитке императора Петра III. После выхода в отставку в 1765 году в звании полковника он решил основать в своих вотчинах несколько предприятий. В Саранском уезде у этого помещика были полотняная, суконная, ковровая мануфактуры и два винокуренных завода. Интересно, что кроме собственных крестьян на Полянского работали и наемные люди. Но заработную плату, как правило, они получали с большими задержками. Не случайно в 1770 году один из приказчиков писал, что "от фабришных житья нет, ни от суконных, ни от полотняных, требуют… за работу и говорят, что покинем работать, да уже мало и работают".

 

     Несмотря на то что вотчинные предприятия приносили неплохой доход, вплоть до 90-х годов А. И. Полянский не вылезал из долгов. В июне 1786 года он строго приказал управляющему имением продать как можно больше хлеба, потому что имеет "крайнею нужду и назаймовал на себя долгу, так что все рушные заклады перезаложил". Полянскому пришлось заложить даже столовый серебряный сервиз и есть на "черепках", а в оправдание говорить, что он это делает "для чистоты".

 

     В 1793 году финансовое положение Полянского улучшилось. Но появившиеся средства он вкладывает не в хозяйство, а отдает их в рост, то есть становится ростовщиком. Если в начале года он пускает под проценты 2 тыс. рублей, то в конце - более 11 тыс. Через два года в обороте находится уже около 25 тыс. рублей. В числе заемщиков числятся пензенский губернатор И. А. Ступишин, его мать Е. П. Леонтьева и множество других известных в губернии лиц. Деньги А. И. Полянский давал из расчета 10% годовых, хотя закон устанавливал верхний предел в 6%. Несмотря на это, его кредит пользовался большим спросом: ведь многие ростовщики брали более 20%, а система казенных банков тогда еще только складывалась. Отметим, что занятие ростовщичеством вообще было весьма популярно среди российского дворянства.

 

     Во второй половине XVIII века быстро развивалось и стекольное производство. Если в 1762 году в стране насчитывалось 58 стекольных, хрустальных и зеркальных заводов, то к 1801 году - уже 131. При этом наиболее заметную роль в становлении стекольной отрасли играли помещики-предприниматели. В 1762 году им принадлежало 40%, а в конце века - уже 75% всех заводов. Правда, к числу дворянских относились и крупнейшие стекольные заводы Мальцевых, Баташевых и других купцов, получивших дворянские права в середине и второй половине XVIII столетия.

 

     Одними из наиболее активных помещиков, занимавшихся хрустально-стекольным производством, были Бахметевы. В течение XVIII - первой половины XIX века они основали девять заводов - больше, чем кто-либо, за исключением Мальцевых. Бахметевы принадлежали к старинному дворянскому роду. Дед основателя заводов Юрий Бахметев, помещик Арзамасского уезда, еще в начале XVII века проявил себя смелым и напористым стяжателем, активно сманивая холопов даже у "знатных" людей. Его внук Алексей Иванович Бахметев занялся предпринимательством в середине 60-х годов, открыв в своих поместьях стекольный, винокуренный и другие заводы.

 

     В 1794 году общая прибыль, которую принесли три стекольных завода, составила почти 40 тыс. рублей, что было в несколько раз больше, чем за десять лет до этого. Причем росли и количественные, и качественные показатели, осваивался выпуск новых, более сложных изделий. В конце XVIII века бахметевские заводы стали производить посуду - кружки, графины и т. д. - из так называемого молочного стекла (с добавлением окиси олова. - Ю. Г.), высоко тогда ценившегося. Сенатор Аршеневский, командированный в начале XIX века для осмотра фабрик и заводов России, назвал один из бахметевских стекольных заводов "превосходной мануфактурой", работа на которой "производится непрерывно, а потому изделия приготовляются в большом количестве и отличной доброты. Лучшие из них ни мало не уступают иностранным. Инструменты, употребляемые для шлифования и гранения хрусталя, приводятся в действие посредством водяного колеса".

 

     В 1825 году за поднесенную императору хрустальную вазу Н. А. Бахметеву была вручена высочайшая награда - бриллиантовый перстень. В 30-е годы XIX века за отменное качество продукции Бахметев получил орден св. Анны 2-й степени и право размещать на вывеске и своих изделиях государственный герб.

 

     В металлургии, исключая Демидовых и Строгановых, получивших дворянство за промышленную деятельность, участие дворян не имело определяющего значения для развития и расширения промышленного капитала. Большинство оказавшихся в руках дворян металлургических заводов было передано им казной или досталось в результате браков и наследования от недворян. Причем ни одного из 32 бывших казенных предприятий, принадлежавших дворянам, к концу столетия не сохранилось.

СИЯТЕЛЬНЫЕ ВИНОКУРЫ И ОТКУПЩИКИ
     Передовая часть высшего сословия все решительнее порывала со стародворянским идеалом замкнутого натурального хозяйства и все активнее включалась в промышленное предпринимательство. При этом наметилась ориентация на новые сферы фабричного производства. Так, если мануфактурщики петровской генерации "обзаводились" предприятиями военного назначения (суконными мануфактурами, металлургическими заводами, рудниками и пр.), то в последней трети XVIII века дворяне сосредоточили свои усилия на наиболее прибыльных отраслях, прежде всего на винокурении, то есть производстве водки.

 

     Под давлением дворянства в 1754 году Сенат фактически отменил петровский указ 1716 года, по которому винокурение разрешалось людям "всякого чина... про себя и на подряд казне". По новому указу от 19 июля 1754 года "винное курение как про себя так и на подряд… следует для пользы одного дворянства". Купеческое винокурение допускалось только в отдаленных губерниях и как временная мера, "доколе помещики и вотчинники винокуренные свои заводы размножат".

 

     Указ 1754 года, несомненно, был принят благодаря мощному давлению со стороны верхушки дворян, занимавших высокое положение в органах государственного управления и одновременно владевших винокуренными заводами. Винными подрядчиками были сенаторы П. Шувалов, А. Нарышкин, князь И. Трубецкой, князь А. Голицын, президент Камер-коллегии князь М. Шаховской и другие "знатные персоны". Позднее, в феврале 1764 года, генерал-прокурор А. И. Глебов, сам бывший одним из крупнейших винных поставщиков и откупщиков, писал Екатерине II: "Лучшее, что к удовольствию всего дворянства тогда (при Елизавете Петровне. - Ю. Г.) учреждено, была винная поставка, чем многие и пользовались".

 

     Немудрено, что такую сверхприбыльную сферу промышленного предпринимательства прибрали к рукам в первую очередь те, кто стоял поближе к трону. По данным 1765 года, среди крупнейших винокуров России значились 38 действительных тайных советников, генерал-фельдмаршалов, генерал-аншефов, но самыми-самыми были представители титулованной знати: на первом месте - главный директор Ассигнационного банка граф А. П. Шувалов (получивший винокуренные заводы от своего сиятельного родителя П. И. Шувалова), на втором - обер-прокурор Сената Л. И. Глебов, на третьем - генерал-фельдмаршал С. Д. Апраксин (а после его смерти - вдова фельдмаршала). При этом лишь с винокурен графа Шувалова отправлялось свыше 250 тыс. ведер водки в год (старинная мера ведро равнялась 12,3 литра).

 

     Яркий пример расширения винокуренного производства дает деятельность князей Куракиных. Первые сведения о работе их заводов относятся еще к концу XVII века. Затем на протяжении XVIII века их фамилия постоянно присутствует среди поставщиков вина в казну. В конце 70-х - начале 80-х годов XVIII века братья Александр и Алексей Куракины имели уже несколько винокуренных заводов в Саратовской и Пензенской губерниях, снабжавших своей продукцией семь городов. Согласно свидетельствам, помимо официальных поставок куракинское вино отпускалось и в частные руки, а это строжайше запрещалось. В конце XVIII века, описывая "предпринимательскую" деятельность Александра Куракина, его современник писал: "Состояние его, отмеченное долгами до того, что при взятии своей отставки он едва не лишился продажей своего имения, столь напротив поправилось жизнию его в деревне не хозяйством, не умеренностью, а корчемством (незаконным производством и продажей вина. - Ю. Г), что при нескольких годах такого уединения он имел знатный доход и мог содержать органную музыку, из иностранцев вольнонаемных составленную". Даже через 100 лет, в конце XIX века, Куракины продолжали заниматься винокурением. Подобной преемственности нельзя проследить ни у одной другой семьи.

 

     Кроме названных выше крупнейшими винокурами считались графы П. Чернышев, Н. Вяземский, князья Трубецкие, И. Одоевский и др.

 

     Такое внимание к винокурению можно объяснить несколькими причинами. Во-первых, необходимые сырье и материалы - зерно и дрова - помещик имел в своем хозяйстве. Во-вторых, государство, закупая хлебное вино по твердым ценам, освобождало поставщиков от поиска покупателей готовой продукции. В-третьих, для начала деятельности не требовалось крупных денежных средств из-за дешевизны и простоты оборудования винокуренного завода: нужно было приобрести лишь медные котлы и трубки, что делало строительство винокурни доступным практически любому помещику. В-четвертых, возведение, а затем и обслуживание производственных сооружений могло быть осуществлено силами собственных крепостных крестьян, то есть бесплатно. Свои крестьяне привлекались и для доставки сырья на завод, и для перевозки вина на казенные склады. В-пятых, некоторые отходы производства использовались как сырье в других технологических цепочках. Так, барда (остатки солода) шла на корм скоту, а зола служила основой для производства поташа. Фактически винокурение было безотходным и исключительно прибыльным производством.

 

     Не чуралось дворянство и таких "неблагородных" (но приносивших большие доходы) видов деятельности, каковыми являлись винные и иные откупа. В середине XVIII века торговля рядом товаров - табаком, смолой, лесом и т. д. - сосредоточилась в руках небольшой группы придворных сановников (Шувалова, Воронцова, Глебова), которые за немалые деньги продавали свои права крупным купцам, например Евреинову, Яковлеву, а последние затем перепродавали эти права более мелким. Часть прибыли купцы-откупщики обязаны были отдавать знатным держателям откупов. Так, Евреинов, купивший у Воронцова и Глебова право на вывоз льняного семени за границу, платил им по 50 копеек с каждой вывезенной четверти. За четыре года - с 1759-го по 1762-й - он передал держателям откупа 62,7 тыс. рублей. Петербургский купец Горбылев платил по договору за табачный откуп Шувалову 47,7 тыс. рублей ежегодно.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА
     Попытка Петра I подтолкнуть дворянство к торгово-промышленной деятельности не принесла желаемых результатов. Помимо некоторых царедворцев (князя А. Меншикова, графов П. Толстого и П. Шафирова), а также отдельных представителей дворянской элиты (князей П. Черкасского, П. Дашкова, П. Голицына, графов П. Шувалова, Н. Шереметева и др.) массового перехода дворян в эту сферу не произошло. Причины кроются, видимо, в том, что у дворян прежде всего не было очевидных экономических стимулов (государственная служба или землевладение обеспечивали им вполне безбедную жизнь), к тому же в российском дворянстве прочно утвердилось высокомерно-презрительное отношение к "плебейским" занятиям, особенно к торговле (что, впрочем, было характерно не только для России).

 

     Как отмечал А. Болотов, "роскошь и непомерное мотовство …наших дворян скоро произведут то, что большая часть наших сел и деревень принадлежать будут фабрикантам, купцам, подьячим, секретарям, докторам и лекарям, и не мы, а они господами и владельцами будут". Благодаря государственной поддержке дворянства эти предсказания не оправдались. И хотя процесс "обуржуазивания" начал набирать силу уже в XVIII веке, широкого включения российского благородного сословия в предпринимательство (как это было на Западе) вплоть до отмены крепостного права в 1861 году так и не произошло.