Листая старую тетрадь

Расстрелянного генерала,

Я тщетно силился понять,

Как ты могла себя отдать

На растерзание вандалам

 

И.Тальков

 

Б.Баженов вспоминал: «Во время моего последующего пребывания на Украине я узнал много фактов о жестоком кровавом терроре, проводимом чекистами. В Москву я приехал с чрезвычайно враждебными чувствами по отношению к этому ведомству. Но мне практически не пришлось с ним сталкиваться до моей работы в Оргбюро и Политбюро. Здесь я прежде всего встретился с членами ЦКК Лацисом и Петерсом, бывшими в то же время членами коллегии ГПУ. Это были те самые знаменитые Лацис и Петерс, на совести которых были жестокие массовые расстрелы на Украине и других местах гражданской войны - число их жертв исчислялось сотнями тысяч. Я ожидал встретить исступленных, мрачных фанатиков-убийц. К моему великому удивлению эти два латыша были самой обыкновенной мразью, заискивающими и угодливыми маленькими прохвостами, старающимися предупредить желания партийного начальства. Я опасался, что при встрече с этими расстрельщиками я не смогу принять их фанатизм. Но никакого фанатизма не было. Это были чиновники расстрельных дел, очень занятые личной карьерой и личным благосостоянием, зорко следившие, как помахивают пальцем из секретариата Сталина. Моя враждебность к ведомству перешла в отвращение к его руководящему составу…

 

Первый заместитель Дзержинского (тоже поляк), Менжинский, человек со странной болезнью спинного мозга, эстет, проводивший свою жизнь лежа на кушетке, в сущности тоже очень мало руководил работой ГПУ.

Получилось так, что второй заместитель председателя ГПУ Ягода, был фактически руководителем ведомства. Впрочем, из откровенных разговоров на заседаниях тройки я быстро выяснил позицию лидеров партии. Держа все население в руках своей практикой террора, ГПУ могло присвоить себе слишком большую власть вообще. Сознательно тройка держала во главе ГПУ Дзержинского и Менжинского как формальных возглавителей, в сущности от практики ГПУ далеких, и поручала вести все дела ГПУ Ягоде, субъекту малопочтенному, никакого веса в партии не имевшему и сознававшему свою полную подчиненность партийному аппарату. Надо было, чтобы ГПУ было всегда и во всем подчинено партии и никаких претензий на власть не имело.

 

Этот замысел лидеров партии осуществлялся без труда. ГПУ из подчинения аппарату не выходило. Но озабоченные только отношениями ГПУ и партии, руководители относились с полным безразличием к непартийному населению и фактически отдали всю его огромную массу в полный произвол ГПУ. Лидеров интересовала власть; они были заняты борьбой за власть внутри партии. Вне партии был выставлен против населения заслон ГПУ, вполне действительный и запрещавший населению какую бы то ни было политическую жизнь; следовательно, ликвидировавший малейшую угрозу власти партии. Партийное руководство могло спать спокойно, и его очень мало занимало, что население все больше и больше схватывается в железные клещи гигантского аппарата политической полиции, которому коммунистический диктаторский строй предоставляет неограниченные возможности.

Первый раз я увидел и услышал Ягоду на заседании комиссии ЦК, на которой я секретарствовал, а Ягода был в числе вызванных к заседанию. Все члены комиссии не были еще в сборе, и прибывшие вели между собой разговоры. Ягода разговаривал с Бубновым, бывшим еще в это время заведующим Агитпропом ЦК. Ягода хвастался успехами в развитии информационной сети ГПУ, охватывавшей все более и более всю страну. Бубнов отвечал, что основная база этой сети - все члены партии, которые нормально всегда должны быть и являются информаторами ГПУ; что же касается беспартийных, то вы, ГПУ, конечно выбираете элементы, наиболее близкие и преданные советской власти. «Совсем нет, - возражал Ягода, - мы можем сделать сексотом кого угодно, и в частности людей, совершенно враждебных советской власти». – «Каким образом?» - любопытствовал Бубнов. – «Очень просто, - объяснял Ягода. - Кому охота умереть с голоду? Если ГПУ берет человека в оборот с намерением сделать из него своего информатора, как бы он ни сопротивлялся, он все равно в конце концов будет у нас в руках: уволим с работы, а на другую нигде не примут без секретного согласия наших органов. И в особенности, если у человека есть семья, жена, дети, он вынужден быстро капитулировать». Ягода произвел на меня отвратительное впечатление. Старый чекист Ксенофонтов, бывший раньше членом коллегии ВЧК, а теперь работавший Управляющим Делами ЦК и выполнявший все темные поручения Каннера, Лацис и Петерс, наглый и развязный секретарь коллегии ГПУ Гриша Беленький дополняли картину - коллегия ГПУ была бандой темных прохвостов, прикрытая для виду Дзержинским».

 

М.Лацис утверждал: «Товарищ Дзержинский создал ВЧК, он ее организовал, он ее преобразовал. Волеустремленный человек немедленного действия не отступающий перед препятствиями, подчиняющий все интересам революции, забывающий себя, вот каким товарищ Дзержинский стоял  долгие годы на этом посту, обрызганном кровью».

 

01.01.1926 г. - пленумом ЦК ВКП(б) Феликс избран кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б).

 

В 1926 г. - Феликс предлагал устранить бюрократический «паралич жизни»: «...У меня полная уверенность, что мы со всеми врагами справимся, если найдем и возьмем правильную линию в управлении на практике страной и хозяйством... Если не найдем этой линии и темпа - оппозиция наша будет расти, страна найдет тогда своего диктатора - похоронщика революции - какие бы красные перья ни были на его костюме...». 

 

А.Сахаров пояснял: «Хотя соответствующие социологические исследования в стране либо не производятся, либо засекречены, но можно утверждать, что уже в 20-е - 30-е годы и окончательно в послевоенные годы в нашей стране сформировалась и выделилась особая партийно-бюрократическая прослойка – «номенклатура», как они себя сами называют».

 

28.03.1926 г. - «Т.Колевицу. Дорогой товарищ! Совершенно очевидно, что спекулянты пользуются и будут пользоваться сокращением производства для своих спекулятивных целей и покупать в запас и для перепродажи, для огромной наживы. Надо бы заняться выработкой и проведением ряда контрмер как экономического характера, так и прямого административного действия (через ОГПУ)… Я думаю, надо пару тысяч (!) спекулянтов отправить в Туруханск и Соловки», – со знанием дела советовал Феликс.

 

Б.Баженов вспоминал: «Я очень скоро понял, какую власть забирает ГПУ над беспартийным населением, которое отдано на его полный произвол. Так же ясно было, почему при коммунистическом режиме невозможны никакие личные свободы: все национализировано, все и каждый, чтобы жить и кормиться, обязаны быть на государственной службе. Малейшее свободомыслие, малейшее желание личной свободы - и над человеком угроза лишения возможности работать и, следовательно, жить. Вокруг всего этого гигантская информационная сеть сексотов, обо всех все известно, все в руках у ГПУ. И в то же время, забирая эту власть, начиная строить огромную империю ГУЛага, ГПУ старается как можно меньше информировать верхушку партии о том, что оно делает. Развиваются лагеря – огромная истребительная система - партии докладывается о хитром способе за счет контрреволюции иметь бесплатную рабочую силу для строек пятилетки; а кстати «перековка» - лагеря-то ведь «исправительно-трудовые»; а что в них на самом деле? Да ничего особенного: в партии распространяют дурацкий еврейский анекдот о нэпманах, которые говорят, что «лучше воробейчиковы горы, чем соловейчиков монастырь». У меня впечатление, что партийная верхушка довольна тем, что заслон ГПУ (от населения) действует превосходно, и не имеет никакого желания знать, что на самом деле делается в недрах ГПУ: все довольны, читая официальную болтовню «Правды» о стальном мече революции (ГПУ), всегда зорко стоящем на страже завоеваний революции.
Я пробую иногда говорить с членами Политбюро о том, что население отдано в полную и бесконтрольную власть ГПУ. Этот разговор никого не интересует. Я скоро убеждаюсь, что, к счастью, мои разговоры приписываются моим враждебным отношениям к ГПУ, и поэтому они не обращаются против меня; а то бы я быстро стал подозрителен: «интеллигентская мягкотелость», «отсутствие настоящей большевистской бдительности по отношению к врагам» (а кто только не враг?) и так далее. Путем длительной и постоянной тренировки мозги членов коммунистической партии твердо направлены в одну определенную сторону».

01.05.1926 г. Феликс обратился к руководящим работникам ВСНХ: «Из поездки своей на юг и ознакомления с положением дел в ЮМТе, Югостали и у других я вынес твердое убеждение о непригодности системы управления, базирующейся на всеобщем недоверии, требующей от подчиненных органов всевозможных отчетов, справок, сведений, оперирующих средними данными по тресту, обезличивающем основные наши единицы - заводы, плодящей бесконечную переписку и волокиту, губящей всякое живое дело и растрачивающей колоссальные средства и силы. Эту систему надо отбросить…».

 

04.05.1926 г. - Великобритания обвинила СССР в поддержке британских профсоюзов, объявивших 4 мая всеобщую забастовку.

 

10.05.1926 г. – из Харькова, где Феликс начал посещение промышленных предприятий Украины, он пишет  в Москву Софье: «…Выеду отсюда в Екатеринослав и Донбасс, по-видимому, через какую-нибудь недельку-полторы. … Я охотно переехал бы в провинцию на постоянную работу…».

 

11.06.1926 г. - Феликс участвовал в заседания Совета Труда и Обороны, на котором выступил по вопросам развития металлопромышленности.

 

Ян вспоминал: «Три раза я был с отцом в Крыму. Отец весь предавался отдыху, наслаждаясь морем, купаясь, катаясь на лодке и совершая большие прогулки. Особенно он любил бурю, когда море бушевало, а он подолгу сидел где-нибудь на берегу, бросая камни в воду и любуясь разъяренной и грозной стихией».

 

14.06.1926 г. - выступает с докладом о металлопромышленности на заседании Политбюро ЦК ВКП(б).

 

18.06.1926 г. - установлен особый налог на прибыль с нэпманов.

 

Б.Баженов пришёл к выводу: «Не тот большевик, кто читал и принял Маркса (кто в самом деле способен осилить эту скучную и безнадежную галиматью), а тот, кто натренирован в беспрерывном отыскивании и преследовании всяких врагов. И работа ГПУ все время растет и развивается как нечто для всей партии нормальное - в этом и есть суть коммунизма, чтобы беспрерывно хватать кого-нибудь за горло; как же можно упрекать в чем-либо ГПУ, когда оно блестяще с этой задачей справляется? Я окончательно понимаю, что дело не в том, что чекисты - мразь, - а в том, что система (человек человеку волк) требует и позволяет, чтобы мразь выполняла эти функции».

21.06.1926 г. – Н.Бухарин удивлялся: «Не так давно у Дзержинского был «отпуск». Этот «отпуск» состоял в том, что Феликс дни и ночи обследовал положение южных металлических заводов. Из этого «отпуска Дзержинский приехал еще более больным».

 

02.07.1926 г. – Феликс сообщил Председателю Совнаркома А.Рыкову: «Политики этого правительства я не разделяю».

03.07.1926 г. в письме к В.Куйбышеву Феликс объясняет: «Существующая система – пережиток». – На это время, похоже, Феликс уже располагал убийственными документами о сотрудничестве Иосифа с царской охранкой.

 

Софья помнила, как придя с работы, Феликс однажды посетовал: «Ни черта Сталин не понимает в экономике». – Феликс же невеждой был, как в железнодорожном деле, так и в экономике - профессионалом Феликс был лишь в сфере убийства.

 

14-23.07.1926 г. – Проходил объединённый пленум ЦК и ЦКК Москвы.

 

20.07.1926 г. – Феликс проснулся как обычно и без завтрака уехал в ОГПУ, где отдал распоряжения. Далее поехал в Кремль на заседание и выступил с речью против троцкистско-зиновьевского антипартийного блока, в защиту генеральной линии партии, единства ее рядов. На посвященном экономики пленуме ЦК, он в докладе подверг критике своего заместителя Г.Пятакова, которого назвал «крупным дезорганизатором промышленности», и Л.Каменева, которого обвинил, что тот не работает, а занимается политиканством. При докладе Феликса слушавшие забрасывали его мало приятными репликами. Например, Л.Каменев крикнул: «Вот Дзержинский 45 млн. рублей напрасно засадил в металлопромышленность». Критику Феликса проигнорировали. Ему стало плохо. На трибуне он схватился за сердце, что приняли за ораторский прием. – На самом деле острая боль разрывала левую часть грудной клетки. С болью в области сердца он ушел с помощью других в соседнюю комнату, отлёживался на диване полтора часа, а когда стало чуть лучше, пошел в свою кремлёвскую квартиру.

 

Софья вспоминала: «Я позвонила в ОГПУ секретарю Феликса В.Герсону и узнала от него, что у Феликса был тяжелый приступ грудной жабы и что он лежит еще в одной из комнат Большого Кремлевского дворца. Не успела я закончить разговор с Герсоном, как открылась дверь в нашу квартиру и в столовую, в которой я в углу у окна говорила по телефону, вошел Феликс, а в нескольких шагах за ним сопровождавшие его… Я быстро положила трубку телефона и пошла навстречу Феликсу. Он крепко пожал мне руку и, не произнося ни слова, через столовую направился в прилегающую к ней спальню. Я побежала за ним, чтобы опередить его и приготовить ему постель, но он остановил меня обычными для него словами: «Я сам». Не желая его раздражать, я остановилась и стала здороваться с сопровождавшими его товарищами. В этот момент Феликс нагнулся над своей кроватью, и тут же послышался необычный звук: Феликс упал без сознания на пол между двумя кроватями».

 

Прибежавший через несколько минут кремлевский врач Л.Вульман вколол в руку камфару. Но эффекта инъекция уже не дала. В 16 часов 40 мин. наступила смерть.

 

В это время Феликса, его в приемной Председателя ВСНХ ждал Н.Рерих с посланием правительству СССР от Махатм. - Послание никем и никогда получено не было.

 

Скорее всего, Феликса отравили. Протокол вскрытия не обнаружил следов туберкулёза, подхваченного Феликсом ещё от отца и мучившим его всю жизнь. Вскрытие черепа не производилось, что не способствовало точности окончательного диагноза - паралич сердца. До того врачи диагностировали у него «грудную жабу» - стенокардию, сопровождавшуюся атеросклерозом сосудов. - Требуемый врачами режим работы он старался соблюдать, самозабвенно и длительно отдыхал и на Чёрном море и на Кавказе.

 

Версию о насильственной смерти обосновывали также ухудшившимися отношениями с Иосифом, который создавал центр власти, а Феликс мог оказаться неудобной фигурой. - В последнее время он излишне много спорил с новой властью о ее происхождении и обязанностях.

 

22.07.1926 г. – «Правда» напечатала мнение Иосифа «На смерть Ф.Дзержинского». - После Фрунзе - Дзержинский. Старая ленинская гвардия потеряла ещё одного из лучших руководителей и бойцов. Партия понесла ещё одну незаменимую потерю. Когда теперь, у раскрытого гроба, вспоминаешь весь пройденный путь тов. Дзержинского - тюрьмы, каторгу, ссылку, Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией, восстановление разрушенного транспорта, строительство молодой социалистической промышленности, - хочется одним словом охарактеризовать эту кипучую жизнь: ГОРЕНИЕ. …Прощай, герой Октября! Прощай, верный сын партии! Прощай, строитель единства и мощи нашей партии! И. Сталин»

 

Чекисты несли венки; громадный венок «От ГПУ» несли человек 10. Венок тульского ПТУ был сделан из винтовок, револьверов и скрещенных шашек.

 

Со смертью Железного Феликса начался новый раунд внутрипартийной борьбы за власть, окончательно низвергнувший Л.Троцкого и вознесший на вершину Иосифа.

 

Похоронен на Красной площади в Москве у кремлевской стены.

 

Н.Коняев приводит такие цифры: «В 1920 г. население РСФСР составляло 158 млн. человек, а в 1926 г. - 147 млн. За 6 лет население уменьшилось на 11 млн. человек. Но гражданская война уже кончилась. При нормальном правительстве естественный прирост за этот период должен был составить 18 млн. человек. Но прироста не было. Следовательно, потери составили 29 млн. человек - почти по 5 млн. в год!»

 

Мечта Феликса уничтожить всех «москалей» осталась не исполненной окончательно.