У нас нет науки об обществе. В Советском Союзе независимой социальной теории не существовало, картину реальности формировала идеология. Но и за последние двадцать лет новые социальные теории в России так и не распространились, социально-гуманитарные факультеты отечественных вузов, гуманитарные институты РАН работают в основном впустую

Надо еще подумать, для каких целей в 40-х годах
Господь обделил нас поражением.
Венедикт Ерофеев

Под диктовку советской реальности каждый ученый обязан был вписывать полученные результаты в железобетонные тиски ленинизма, тем самым обессмысливая и обесценивая все свои исследования. Конечно, были отдельные смельчаки – такие как А. Авторханов, М. Восленский, А. Сахаров, А. Амальрик, но их работы в СССР не публиковались, а авторов либо подвергали репрессиям, либо высылали из страны.

Нынче немногие уже тоскуют по утрате «единственно верного, вечно живого, революционного учения». Но обходиться без всякого объяснения того, что же с нами случилось в ХХ веке, без понимания, когда произошла катастрофа – при распаде СССР или при его образовании, – значит идти по пути нового издания прежних ошибок. Но нужна ли настоящая социальная наука нынешним властям? Ведь может случиться так, что объективные научные исследования обнаружат сомнительность некоторых реализуемых политических проектов и неизбежно поставят вопрос об ответственности за прошлое и настоящее. Не удивительно, что «фундаментальные основы» советской мифологии сохраняются искусственно, а удушливое дыхание неосталинизма ощущается все острее.

Впрочем, исследователи, свободные от мертвых стереотипов, появились и у нас. Два-три десятка ученых, работающих всерьез, основательно, получающих принципиально новые, не меняющиеся от съезда к съезду и от президента к президенту результаты, в России все-таки есть. Есть они и в области истории, что дает возможность наконец по-новому взглянуть на комплекс событий, связанных с Великой Отечественной войной. Подчеркну: застарелые мифы о войне едва ли не последняя теоретическая опора нынешних сталинистов. Но исследования и публикации таких авторов, как Б. Соколов, Г. Попов, Л. Радченко и В. Семененко, Б. Пушкарев, Ю. Цурганов, А. Блюм, Ю. Фельштинский и других, позволяют сказать – дольше полувека длившаяся ночь заканчивается.

Демифологизация

Каким полководцем был Иосиф Сталин? Невозможно говорить о полководческих заслугах Сталина, если знать, что практически во всех битвах Великой Отечественной с начала и до конца значительный численный перевес и в личном составе, и в применяемой технике был на стороне Красной армии.

Например, только за один 1942 год советская промышленность произвела танков больше, чем Германия за период с сентября 1939-го по апрель 1945 года. К июню 1941 года в западных военных округах СССР базировалось 247 дивизий. Их состав более чем на полмиллиона человек превосходил численность тех, кто стоял на другом берегу Буга и Прута. При этом Сталин обладал огромным мобилизационным резервом, который был способен встать под ружье за неделю.

К моменту нападения гитлеровцев советские ВВС располагали 23 тыс. самолетов (правда, это были не самые новые образцы техники), на вооружении вермахта имелось 10,5 тыс. машин, причем против СССР было брошено около 2000 единиц боевой техники. Красная армия сохраняла перевес в личном составе и в 41-м, и в 42-м, и в 43-м, и в 44-м, и в победном 45-м годах. Даже 900-дневную блокаду Ленинграда сдерживало значительно больше войск, чем ее осуществляло. Сталинградская битва – это борьба трех наших фронтов, шести армий, против двух армий (6-й полевой и 4-й танковой) противника. 20 января 1943 года сражавшийся на волжском берегу генерал А.И. Еременко заявил: «Жуковское оперативное искусство – это превосходство в силах в 5–6 раз». (См.: Л. Радченко, В. Семененко. Войны забытое похмелье. Харьков, 2002. С. 379.)

Ключевой показатель успешности того или иного военачальника это, конечно же, цена победы – размеры понесенных потерь. В этом контексте приведу две цитаты из книги Б. Соколова «Красный колосс» (М., 2007). «…Безвозвратные потери Красной армии превосходят безвозвратные потери германских вооруженных сил примерно в 10,3 раза. Если же учесть потери германских союзников на Восточном фронте, то соотношение уменьшится до 8:1» (с. 256). И еще: «Общие же потери – и военного, и гражданского населения СССР – я оцениваю в 43,3 млн человек» (с. 263). Эти потери превышают потери всех государств, воевавших как против СССР, так и в союзе с СССР, плюс все потери России в войнах за всю ее историю, вместе взятые!! (Потери Китая во Второй мировой войне эксперты оценить не могут, поэтому они в данном случае не учитываются.) Среди независимых исследователей, конечно же, идет определенная дискуссия, и не все соглашаются с Б. Соколовым. По подсчетам Б. Пушкарева, за победу в войне наш народ заплатил примерно 28 млн жизней. Но и, принимая результаты Б. Пушкарева, соотношение погибших (наши–противник) будет более пяти к одному в их пользу!

Неудобные вопросы

Вопрос, на который обществу до сих пор не дан ответ: почему Красная армия отступала до Москвы? Этот вопрос неоднократно звучал в старых фильмах, статьях публицистов, в книгах историков. Замолчать проблему было невозможно, зато ответ предлагался из сферы мифологии: неожиданность нападения, на середину июня нашу армию успели лишь наполовину перевооружить, «превосходящие силы противника» (об этом уже сказано) и т.д. Теперь, когда новые исследователи предлагают действительно убедительный ответ, сам вопрос перестает звучать, что косвенно подтверждает справедливость новых подходов.

Вот что пишет по этому поводу историк К. Александров (см.: сб. Вторая мировая: иной взгляд. М., Посев, 2008. С. 267–273). За четыре первых месяца войны вермахт разгромил 26 советских армий, притом что Сталин имел лишь в западных областях почти шестикратное количественное преимущество по бронетехнике, почти шестикратное – по авиации и полуторное – по артиллерии…

Поскольку настоящая история СССР все еще не написана, не каждый современный читатель представляет социальный портрет красноармейца того времени. А ведь это были те самые люди, чьи родители, братья, дети да и они сами (в целом – десятки миллионов человек) прошли через ужасы красного террора, ликвидации сословий, надругательства над православием и другими конфессиями, Гражданской войны, большого террора, Голодомора, раскулачивания, расказачивания, депортаций, ГУЛАГа… Не удивительно, что во многих местах немцев встречали с цветами. В них видели цивилизованных европейцев, освободителей от колхозов и сталинщины. Многие советские граждане решили, что происходит падение «коммунистического» режима, который в действительности рухнул лишь в 1991-м. К концу 1941 года в плену оказалось 3,8 млн военнослужащих – почти 70% личного состава наших вооруженных сил!

Лживость коммунистической идеологии, сказки про то, что мы «самые передовые и прогрессивные», что «впереди планеты всей», имели обратное действие. Понимание несуразности этих мифов порождало у советских людей комплекс неполноценности, и на иностранцев они смотрели снизу вверх. Собственно, и теперь, когда, отбросив устаревшее комвранье, нам не возвращают подлинные российские ценности и не дают исцелиться, а предлагают вообще отказаться от всякой идеи и идентичности, комплекс неполноценности не исчезает. Не удивительно, что и в старых, и в новых фильмах о войне фашисты, не в пример нашим, обычно предстают в изящной военной форме, в сияющих сапогах, а вот на красноармейцах вся одежда, как правило, оборванная и вымазанная, будто две армии воюют в двух разных пространствах.

А почему к концу 41-го года произошел поворот и смена настроений? Да потому, что Гитлер не оставлял России никакого шанса, он не собирался ее десоветизировать, он хотел ее уничтожить. Сталин крайне опасался создания на оккупированной территории альтернативного русского правительства, но это и не входило в планы фюрера. Сотни тысяч ушедших в плен умерли с голода. (Советское правительство не подписало международную конвенцию о правах военнопленных.) Узнав и осознав подлинную картину разворачивавшейся катастрофы, пройдя через тяжелейшие испытания, народ понял – выбора не осталось. Тогда-то и закончилось отступление и началось движение на Запад.

«Другой» Второй фронт

Еще один «окаменевший» советский миф связан с постоянным замалчиванием и принижением роли Второго фронта. По сей день российские СМИ поддерживают иллюзию, будто Сталин вел войну в одиночку, получив поддержку союзников лишь на заключительном ее этапе. Приведу в этой связи несколько аргументов, которые переубедили меня самого, но для начала напомню, что войну фашистской Германии Англия объявила не в 44-м, а 3 сентября 1939 года! (США вступили в войну в декабре 1941 года.) До сих пор далеко не всем известно, что из четырех ключевых сражений войны – Московского, Сталинградского (с 17 июля 1942-го по 2 февраля 1943-го), Курско-Белгородского и Берлинского – три (кроме Московского) проходили при прямой огневой поддержке союзников.

8 ноября 1942 года по согласованию с Кремлем началась англо-американская операция в Северной Африке, что потребовало от Гитлера перераспределения сил. Потому спустя полторы недели, 19 ноября, битва на Волге перешла в наступательную фазу. 5 июля 1943 года развернулось Курское сражение, а через четыре дня, 9 июля (сроки опять-таки были оговорены с Москвой), англо-американское командование произвело высадку на Сицилии 30 дивизий. Возможную потерю Италии Гитлер счел более опасной, чем поражение под Курском и Белгородом, поэтому две боевые дивизии были немедленно переброшены с Курского выступа на Апеннины.

Что же касается продовольственной помощи США, то она также оказалась очень весомой. Предоставленного нам Америкой по ленд-лизу продовольствия хватило бы для пропитания 10-миллионной армии на протяжении более 5 лет! Убежден, только несостоявшийся человек любит преувеличивать собственные заслуги. Сильный народ становится еще сильнее, если готов честно и по достоинству оценить оказанную ему помощь, тем более помощь, оказанную в критический момент его истории.

Фашисты ли власовцы?

Власова, Бандеру, прочие подобные движения военного времени нельзя, строго говоря, считать фашистскими. Эти люди по сей день считаются подручными нацистов, не подлежащими реабилитации. Приведу два заголовка из одного номера центральной российской газеты: «Зачем украинские власти пытаются обелить бандеровцев?» и «ОУН сотрудничала с нацистами…». Если принять логику газеты, надо допустить, что в ближайшем номере выйдет статья: «Рузвельт и Черчилль сотрудничали со Сталиным, значит, они большевики»…

Итак, давайте разбираться. Еще Владимир Высоцкий подметил: «И людей будем долго делить на своих и врагов», правда, он не уточнил, когда наше мышление перестанет быть двухмерным. Не пришло ли время взглянуть на прошлое иначе? Напомню, во время войны с Наполеоном (первая Отечественная) и в Первой мировой (вторая Отечественная) никаких русских формирований на стороне противника не было. Другой расклад сил образовался в третьей Отечественной. В ней участвовали не две силы – Гитлер и Сталин со своими союзниками, – а три. Определенную роль в ней играли антисталинские, антибольшевистские национальные движения, собственно к гитлеризму имевшие косвенное отношение. Впрочем, выступавшие на стороне нацистов.

Третья сила сформировалась в России, Белоруссии, на Украине, Кавказе, в Балтии... Но в условиях войны бороться со Сталиным можно было, рассуждали эти люди, лишь взаимодействуя с теми, кто с ним уже воевал, то есть с фашистами. Уточню, это структурирование тоже не совсем строгое, ибо, например, Армия Крайова, боровшаяся за независимость Польши, была вынуждена воевать на два фронта – сначала с фашистами, а потом с Советами, за что и подверглась разгрому со стороны Смерша и НКВД.

Описывая перипетии войны, наши СМИ готовы объявить коричневым всякого, кто не принимал сталинизм, при этом они не всегда задумываются над античеловеческой природой самого сталинизма. Напомню несколько вопиющих фактов, которые политологи предпочитают не вспоминать и не комментировать. Как известно, до 1939 года советская пресса относилась к Гитлеру крайне враждебно, а после заключения мирного договора Сталин назвал фюрера своим «боевым другом». Понятно, что принципиальному человеку согласиться с такими шараханьями было сложно, антифашистские настроения в некоторых слоях советского общества сохранялись, а иногда проявлялись публично. Поэтому людей, допускавших после августа 39-го года антигитлеровские высказывания, подчас подвергали репрессиям и отправляли в лагеря, где одних держали до конца 41-го, а других и более длительное время!! Печальная участь постигла немецких коммунистов, которые после 33-го года пытались добраться до страны своей мечты – Советского Союза. Несколько тысяч человек сюда действительно доехали и получили убежище. Но после подписания договора 39-го года многие были интернированы и возвращены на историческую родину.

Откровенное идеологическое мракобесие можно встретить в высказываниях Сталина накануне и в начале войны. Например, отмечая в 41-м году годовщину Октября, вождь заявил: «По сути дела, гитлеровский режим является копией того реакционного режима, который существовал в России при царизме» (И. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1947. С. 28). Высказываясь таким образом о прошлом своей страны, Сталин, возможно, подтолкнул тысячи русских людей, которые сочувствовали ТОЙ России, к сдаче в плен! Однако, введя несколько позже ордена Суворова, Кутузова, Нахимова, Ушакова, Хмельницкого, восстановив погоны, георгиевскую ленту, введенное Петром понятие «гвардия», Сталин уже сам стал опираться на ценности и символы нашей великой родины, которую походя оскорбил.

Заниматься сегодня десталинизацией – значит во многом идти против официальной линии.

Однако вернемся к теме национальных движений военного времени. Говоря о Власове и Бандере, надо иметь в виду, что за свои проукраинские и прорусские заявления они, независимо друг от друга, просидели в Германии по полтора года под арестом. Гитлер не допускал создания русских национальных военных формирований. Создать РОА удалось чудом к концу 44-го года, когда исход войны был предрешен. Причем освобождавшие Прагу власовцы шли в бой с фашистами не со свастикой, а с российским триколором.

Возможно, пора уже признать, что власовское движение стало еще одним проявлением гражданской войны, к которой привел страну большевизм. Как показала история, власовцы были обречены, а их действия нанесли определенный урон Красной армии. Это не может быть забыто. Но не стоит переоценивать личность самого генерала. И главное, подчеркнем, состоит в том, что огромная доля ответственности за происшедшее лежит на советских руководителях, которые разрывали и стравливали народ с первого до последнего момента своего существования – в 17-м, в Гражданскую, в Отечественную, а под занавес, в августе 1991-го, они дрожащими от страха руками вывели против безоружных москвичей танки и бэтээры…

Время, опыт, человеческая мудрость лечат раны, позволяют избавиться от ошибочных решений и идеологических ярлыков. Старшее поколение помнит, что Карла Маннергейма, командовавшего финской армией во время советскофинляндской войны и в 41–44-м годах, у нас называли фашистом, но в 2001 году в ходе официального визита в Финляндию Владимир Путин возложил венок на его могилу. Генерала Владислава Андерса Сталин вытащил из подвалов Лубянки, чтобы тот сформировал на территории СССР польскую армию, но никому не приходит в голову обвинить Андерса в большевизме. В брежневские времена советские СМИ называли А. Солженицына «литературным власовцем». Мы знаем, что во время Великой Отечественной войны Русская зарубежная православная церковь восстанавливала храмы и богослужение на оккупированной фашистами территории. Это не помешало ей теперь объединиться с РПЦ. Власовцы не были фашистами, фашисты появились у нас не во время войны, а в конце советской эпохи. Не удивительно, что нынешние коричневые не проявляют никакого интереса ни к имени Власова, ни к его идейному наследию.

Во всем этом нам необходимо разобраться, сделать правильные оценки, чтобы жить в согласии с собой. Новое понимание необходимо и для того, чтобы выстраивать нормальные отношения с соседями. Обретя национальную независимость, страны Центральной Европы, Балтии, СНГ, конечно же, будут вспоминать с благодарностью тех, кто за эту независимость боролся в годы Второй мировой войны и после нее. Если мы не хотим жить по принципу «весь мир идет не в ногу, а мы в ногу», нам следует это понять, признать и не раздувать конфликты с бывшими соотечественниками.

Многоточие для исследователей

В небольшой статье о войне невозможно перечислить проблемы, которые вообще не называются, остаются не решенными или решаются сомнительно. До сих пор не ясно, планировал ли Сталин начать войну первым или нет, как вели себя наши военные на занятых ими немецких территориях и почему это происходило, мы не очень любим говорить о том, почему наши ветераны живут несопоставимо хуже, чем ветераны-побежденные, наши гуманитарии не задаются вопросом, почему поверженная и разделенная Германия спустя 45 лет воссоединилась, а победивший СССР распался и больше не существует... Участники войны прошли через тяжелейшие испытания, но они жили в государстве, в котором отвечать на такие вопросы, да и задавать их, было не принято. Они не передали нам свой опыт. Значит, их долг перешел к следующему поколению, отвечать надо теперь.

Девятое мая было и будет великой датой. Но не надо упрощать события, говоря о Победе, ведь такую цену – 28 млн жизней – никто и никогда в истории не платил. Ежегодно отмечая этот день памяти и одоления, как и 22 июня – день начала величайшей драмы в истории нашего народа, – мы должны честно ответить на все вопросы из ХХ века и сделать должные выводы.

Игорь ЧУБАЙС,
доктор философских наук,
директор Центра по изучению России Российского университета Дружбы народов

Послесловие сомневающегося

Игорь Чубайс взялся за сложную тему. Задавать столь непростые вопросы об истории Великой Отечественной войны для многих не только ветеранов, но и тех, кто о войне знает лишь по книгам и фильмам, не только не принято – считается кощунственным. Для многих это равнозначно «оскорблению памяти павших». И такая точка зрения имеет полное право на существование. Это никакое не ретроградство.

Прежде всего вот почему. После того как вслед за распадом Советского Союза по мозгам его бывших граждан прошелся каток «разоблачения» старых мифов, у многих это создало депрессивное ощущение того, что великая история великой страны была чуть ли не нескончаемой чередой трагических ошибок и преступлений власти против собственного народа.

За что уцепиться в ТАКОЙ истории? Чем в ТАКОЙ истории гордиться? Победа в Великой Отечественной войне превратилась для постсоветского менталитета, как для героев-панфиловцев в октябре 41-го под Москвой, в тот «последний рубеж», который нельзя сдавать. Ни шагу назад! Тем более в условиях воцарившихся цинизма, безыдейности и беспринципности «новой жизни».

Особенно крепнет такое ощущение под впечатлением от того, сколь споро и подчас даже суетливо переписывают историю некоторые нынешние власти бывших советских республик. И ведь тут тоже вполне уместны неудобные вопросы. Вот, к примеру, эстонские власти убирают вон из центра Таллина памятник павшим в боях против нацизма советским солдатам. Только потому, что они теперь за «объективность» исторических оценок или еще и потому, что не избавились от целого ряда постсоветских комплексов, в том числе от комплекса отношения к русским как к нации? А когда украинские власти называют именем Бандеры улицы своих городов, то они делают это только потому, что рассматривают указанный персонаж кем-то, схожим с «нашим» (впрочем, он совсем недавно стал «нашим», и тут тоже не обошлось без политики) адмиралом Колчаком или еще (или – просто?) «назло» Москве и в поисках некоего национального героя, который мог бы способствовать в поисках новой государственной идентичности? Что тут выше – политическая конъюнктура или мучительные поиски исторической правды? И честно ли смешивать одно с другим?

Я вот, к примеру, признаюсь, что пока не готов «пересмотреть» свой взгляд на генерала Власова. Возможно, такая неготовность объясняется лишь «инертностью» мышления. Возможно – советским образовательным багажом.

Однако я полагаю, что дискуссионная статья Игоря Чубайса содержит очень важный посыл: пора отделить патриотизм, гордость за свою страну, уважение к ее прошлому, с одной стороны, от привычки и права ученого-исследователя задаваться применительно к этому прошлому такими вопросами, которые не вписываются в традиционные каноны, с другой стороны. Запрет на второе вовсе не гарантирует искренности первого, и наоборот.

К тому же мы по собственному недавнему прошлому отлично знаем: насаждаемое сверху единомыслие отнюдь не ведет к счастью и процветанию, но рано или поздно оборачивается страшными разочарованиями, а в худшем случае – национальными катастрофами, поражением в конкуренции с другими странами, а то и в войне. Ведь тот же Сталин именно поэтому чуть не проиграл Вторую мировую. Вопреки ему Победу вырвал народ. Заплатив за это страшную кровавую цену. Вопросы «Какую именно?» и «Почему именно?» уместны – чтобы не «переплачивать» в подобных ситуациях в будущем.