Персидский поход Петра I  и мусульманские народы     

 

С окончанием в 1721 г. Северной войны император Петр I обращает свое высочайшее внимание на Юг, к Каспийскому морю, где у России уже были значительные торговые интересы.

 

О подготовке Петра I к походу в Персию говорят экспедиции, предпринятые российскими исследователями задолго до Персидского похода. Так, в 1714–1715 гг. А. Бекович-Черкасский составил описание северного и восточного побережий Каспийского моря. В 1718 г. А. Кожин и В. Урусов также составили описание восточного побережья Каспия. В 1719–1720 гг. К. Верден и Ф. Соймонов составили описание западного и южного берегов Каспийского моря. В результате этой экспедиции была составлена сводная карта всего Каспия. Примечательно, что в следующий раз к исследованию прикаспийских территорий россияне вернулись лишь в 1726 г. (очередная экспедиция Ф. Соймонова), то есть через три года по окончании Персидского похода.

 

Поводом к походу послужило ограбление российских купцов в Шемахе. Петр I в силу торгового трактата 1718 года потребовал от персидской стороны наказания виновных. Не получив сатисфакции, по окончании Северной войны, он в мае 1722 г. предпринял поход для утверждения российского влияния в каспийском регионе.

 

В июне Петр I прибыл в Астрахань. 22 тыс. пехоты и артиллерия были посажены на суда для транспортировки морем, а конница (9 тыс. драгун, 20 тыс. казаков, 30 тыс. татар) были направлены по суше из Царицына в персидские области, прилегавшие к Каспийскому морю.

 

В результате успешных операций Петр I вынудил персов заключить в 1723 г. Петербургский договор, по которому шах Тахмасп II (1722–1732) уступил России Баку, Дербент и провинции Астрабад, Гилян, Мазандеран и Ширван, а также вступил с Россией в союзнические отношения против Турции. По Рештскому договору 1732 года и Гянджинскому трактату 1735 года Россия возвратила Персии названные города и территории.

 

В Персидском походе генерал-адмирал Ф.М. Апраксин командовал армией, а начальник Тайной канцелярии П.А. Толстой и князь Д.К. Кантемир управляли гражданскими делами. Втроем они составляли Совет Его Величества. Кроме этого, Петр I поручил князю Кантемиру, как знатоку Востока, ведать походной канцелярией.

 

На пути к Каспию при участии Кантемира, а возможно и по его инициативе, были приняты меры по сохранению развалин древнего города Булгара. Петр I тогда же приказал сделать копии находившихся там «гробных надписей, коим полезным трудом история оного старого города несколько разъяснена»: около полусотни арабских и татарских надгробных надписей были скопированы и переведены на русский язык ахуном Кадыр-Махмедом Сюнгалиевым и слободским переводчиком Юсуном Ижбулатовым.[1] Выполненная ими работа позднее была названа «едва ли не первым трудом в России, вызванным не практическою нуждою, а ученою любознательностью».[2] Перевод этих надписей был опубликован 1770-х годах.[3]

 

 

Владение переднеазиатскими языками позволило Кантемиру играть в этом походе видную роль. Он изготовил арабский наборный шрифт, организовал специальную типографию и напечатал на татарском, турецком и персидском языках сочиненный и переведенный им Манифест Петра I к народам Кавказа и Персии от 15 (26) июля 1722 г. «…О печатании же их (экземпляров Манифеста. — П.Г.) сохранилось следующее письмо кн. Дм. Кантемира к кабинет-секретарю Макарову, 14 июля 1722 года: “Изволь его императорскому величеству доложить: манифест, который теперь на турецком языке печатается, будет ли чьею рукою подписан, или вместо подписания имя чье напечатать, или ничего того не будет. Такожде, который месяц и число, и место, где печатано, в оном изобразить?.. Половина манифеста с одной стороны листа уже до тысячи (экземпляров. — П.Г.) напечатана, а сегодня и другая половина с другой стороны листа печататься будет, того ради хочу ведати, ровно ли 1000 печатать или больше, чтоб к завтрему все напечатать?”»[4].

 

Если на турецком языке предполагалось напечатать не менее 1000 экземпляров Манифеста, можно предположить, что на фарси, языке администрации территории, на которой предполагалось вести боевые действия, было напечатано как минимум в два раза больше экземпляров. Таким образом, общий тираж Манифеста на восточных языках, вероятно, составил 5000 экземпляров.

 

Косвенным подтверждением названного объема тиража Манифеста могут служить следующие сведения: «24 числа (июля. — П.Г.) Император отправил Гвардии Поручика Андреяна Лопухина в Тарху[5] к Шамхалу[6] с Манифестами (то есть экземплярами Манифеста. — П.Г.) на Турецком и Персидском языках с повелением, отдав из них несколько Шамхалу самому, прочие раздать в Дербент, в Шемаху и в Баку; для сей рассылки даны ему Терских Татар 30 человек»[7]. Если предположить, что у каждого из посыльных было хотя бы по 100 экземпляров, то тираж Манифеста только на турецком и фарси составил не менее 3000 экземпляров.   

 

Иван IV, приняв в 1557 г. Кабарду в российское подданство, стал к ней настолько неравнодушен, что в 1561 г. вторым браком женился на кабардинской княжне, дочери верховного князя кабардинцев Темрюка Айдарова. И у России среди кабардинской знати всегда были свои сторонники. Правительство России радело о дружественных отношениях с Кабардой, державшей в зависимости все соседние горские племена — абазинцев, ингушей, осетин, горских татар — и контролировавшей все дороги, ведущие с равнины к наиболее удобному перевалу через Главный Кавказский хребет.[8]

 Во время Персидского похода кабардинцы, несмотря на угрозы крымского хана Саадета IV, встали на сторону Петра I: их отряды присоединились к российской армии и приняли участие в походе.[9]

 

Адиль-Гирей встретил Петра I под Тарками и сопроводил его в приготовленный для российских войск лагерь. Император посетил резиденцию шамхала в Тарках и подарил хозяину золотые часы. Тем временем в Тарки в ответ на императорский манифест прибыла делегация из Дербента, выразив готовность принять российские войска.[10]

 

23 августа наиб[11] имам Кули-бек поднес Петру I серебряный ключ от Дербента. Здесь император провел три дня, нанеся визит в дом Кули-бека. В Дербенте к Петру I явились посланники уцмия, кадия и майсума Табасарана с просьбой принять их в российское подданство.[12]

 

В лагере на реке Рубаса (Меликента), ставшей крайней точкой Персидского похода, Петр I выдал жителям Дербента жалованную грамоту и еще одну — отдельно Кули-беку с пожалованием ему своего портрета с алмазами и тысячи червонных. 6 сентября главные силы российского экспедиционного корпуса двинулись обратно вслед за императором, выехавшим днем раньше.[13]

 

Вернемся к Кантемиру. Для него Персидский поход был скорее научной экспедицией, нежели военным предприятием. Так, в Дербенте внимание князя Дмитрия привлекла древняя крепость «Нарын-Кала». Он внимательно осмотрел ее, провел измерения, срисовал обнаруженные арабские надписи. Это исследование арабских надписей было изложено в сборнике “Collectanea orientalia” («Восточная коллекция»).

 

В пути Кантемир вел литературный дневник. Для нас наибольший интерес представляют страницы, посвященные Дербенту. Вместе с описанием увиденного в дневник были внесены записанные со слов населения легенды о городе и рассказы о его крепостных сооружениях.[14] 

 

По прибытии в Дербент, Кантемир посетил могилу старца Коркута[15] и оставил ее описание и краткие сведения о самом Коркуте. Записи Кантемира о дербентском старце, которого многие тюркоязычные народы Кавказа и Средней Азии почитают как святого, являются первыми на русском языке.[16]

 

В Дербенте Петру I Кули-беком в подарок была преподнесена персидская рукопись Тарих-и Дербенд-наме — «Книга об истории Дербента». Кантемир с интересом взялся за ее перевод, однако не успел осуществить задуманное.[17] 

Божiю споспѣшествующею милостiю Мы, Петръ Первый, Императоръ Всероссiйскiй, Самодержецъ Восточныхъ и Сѣверныхъ Царствъ и земель от Запада до Юга, Государь надъ землею, Царь над морями, и многихъ другихъ Государствъ и Областей Обладатель и по Нашему Императорскому достоинству Повелитель, и прочая.    Всѣмъ подъ Его Величества, Всепресвѣтлѣйшаго, Великомощнаго, Благополучнѣйшаго и Грознаго, стараго Нашего вѣрнаго прiятеля Шаха, державою и въ службѣ его состоящимъ честнѣйшимъ и почтеннымъ сипазаларамъ, Ханамъ, Корбцицамъ, Агамъ надъ пѣхотою, Тобчибашамъ, Беклербекамъ надъ армiею, Султанамъ, Визирямъ и другимъ начальникамъ, Полковникамъ и Офицерамъ при войскѣ, также почтеннымъ учителямъ, Имамамъ, Муэзинамъ и другимъ духовнымъ особамъ и надзирателямъ надъ деревнями, купцамъ, торговымъ людямъ и ремесленикамъ и всѣмъ подданнымъ, какого бы оные закона и нацiи ни были, объявляемъ Нашу Императорскаго Величества милость. По полученiи вами сего Нашего Императорскаго Указа, да будетъ вамъ извѣстно, что какъ въ 1712 году отъ Рождества нашего Спасителя Iисуса Христа (то есть отъ Магомеда въ 1124 году) состоящiй въ подданствѣ Его Величества, Всепресвѣтлѣйшаго, Великомощнаго и Грознаго, Нашего вѣрнаго прiятеля и сосѣда Государствами и землями знатнѣйшаго Персидскаго Шаха, владѣлецъ Лезгинской земли Даудъ-Бегъ и владѣлецъ Кази-Кумыцкiя земли Сурхай собрали въ оныхъ странахъ многихъ злоумышленныхъ и мятежныхъ людей разныхъ нацiй, и противъ Его Шахова Величества, Нашего прiятеля, взбунтовались, также лежа-щiй въ Ширванской провинцiи городъ Шамахiю приступомъ взяли, и не токмо многихъ подданныхъ Его Величества Шаха, Нашего прiятеля, побили, но и нашихъ Россiйскихъ людей, по силѣ трактатовъ и старому обыкновенiю для торговъ туда прiѣхавшихъ, безвинно и немилосердо порубили, и ихъ пожитки и товары на четыре миллiона рублей похитили и такимъ образомъ противу трактатовъ и всеобщаго покоя Нашему Государству вредъ причинили.