В отличие от других разделов нашей  беседы,  носящих название «Ощущение времени», в  этом, последнем, мы, во-первых, воздержимся от комментариев, а во-вторых, предоставим слово газетам и журналам, вышедшим весной 1881 года.  Повод, чтобы  поговорить об ощущении времени россиянами именно в эти месяцы, настолько грустен и ответственен,  что не  хочется  растекаться по древу ни мыслью, ни «мысью». Кажется более правильным и  человечным  просто пережить вместе с Россией случившееся 1 марта...

 

«Голос»  2  марта  1881  года:  «Россия  в  трауре.  Не стало  великого царя-освободителя.  Адские силы совершили свое темное злодейское дело. В настоящую минуту, под тяжестью страшного ощущения,  русскому человеку трудно справиться с наплывом  овладевающих им чувств. Царь-освободитель будет жить вечно в сердцах освобожденного им от цепей рабства русского народа. Имя его вознесется высоко, облечется в неувядаемую славу на скрижалях истории. Через тяжелое,  страшное   событие  вступает  наследник   на  престол.  Народ, им возлюбленный, окружит его своею любовью, и в единении царя с народом  Россия совершит со  славой предстоящий ей исторический путь. С надеждой и упованием встречает Россия нового государя. Он будет верным памяти своего родителя, да продлит и довершит он благие начинания да царствует в России  закон и  да развиваются  те  начала  правильного,  разумного гражданского  быта,  первый камень которого заложен императором Александром II».

 

«Голос» 3 марта 1881 года: «Когда император Александр II вступил на престол,  предстоявшая ему задача была ясна. Необходимость освобождения крестьян,  предоставление всему русскому народу гражданского равноправия, снятие оков, в   которых  задыхалась  личность, назрела уже во время предшествующей Крымской  войны, война прибавила только доказательство, что и самый правительственный режим предшествующего царствования не мог устоять.

 

Александр II совершил свою задачу, увековечив себе в истории и благодарной памяти   русского народа имя царя-освободителя. Последующие реформы царствования по обстоятельствам, о  которых теперь не время говорить, не получили  ни  того дальнейшего движения, ни того значения в реальной жизни народа, которое предназначал им покойный император. Реформы, имевшие главной целью своей подъем общественного  самосознания  и  призыв к  деятельности общественных  сил,  оказались  при своем  исполнении далеко не достигающими предназначенной им цели, так как для действительно полезного применения этих начал требовалось взаимодействие  правительственных и общественных сил, чего в действительности, к сожалению, долгое   время не оказывалось... Правительство призывало  общество к деятельности, но органов,  через которые общество  могло  бы  помогать  правительству,  в  распоряжении  общества  не оказалось».

 

«Молва» 2 марта 1881 года: «Погиб порфироносный страдалец. Государь России, стяжавший себе при жизни народное наименование «царя-освободителя», погиб   насильственной  смертью.   Погиб   после  неисчислимых  нравственных страданий,  после  горького сознания, что  его  чистейшие  намерения... были часто  искажены и  обращены  в  тяжкое  бремя для  того  самого народа,  для которого они должны были служить источником счастья и благоденствия...»

 

«Молва» 3 марта: «Преобразования, благополучно начавшиеся, сейчас же возбудили  против  себя ожесточенную злобу всех  затронутых  ими  интересов.  Каждый, считавший  себя обиженным  или обделенным, печаловался  на верховную власть.  Государя уверяли, что реформы идут  будто  бы слишком быстро, что к реформам следует  ставить  точки.   Начались замедления, остановки, а разгоряченное воображение пылких мечтателей, возбужденное  веяниями свободы, тем  с большим увлечением поскакало вперед, не   справляясь с действительностью. Государь сделался виноватым и в том, что реформы  идут слишком быстро, и в том, что они двигаются слишком  медленно. Одна сторона тормозила,  шипела,  клеветала,  возбуждала  недоверие  и  подозрительность; другая  тем  более рвалась вперед  и, удерживаемая  насилием,  переходила  к заговорам  и, наконец, бросилась в покушения против верховной власти... Логические последствия этого  неизбежного раздора  всею  тяжестью упали  на судьбу государя».

 

«Молва» 4 марта:  «Верховная власть должна  стоять выше какой бы  то ни было борьбы политических  партий. Обаяние и значимость верховной власти не может быть поставлено  в зависимость от исхода подобной борьбы... Общество само должно разбираться в  сумбуре среди  него возникающих и развивающихся политических мнении и  увлечений.  Верховная власть  должна стоять выше всех этих мнений и увлечений, она не  может быть ни соучастником какой бы то ни было из политических партий, ни тем более ответчиком за которую-либо из них. Носитель верховной власти не может быть мишенью для  политических фанатиков... Иначе  порядок государственный  никогда не получит твердого основания. Надо твердо увериться в непреложности этого вывода надо проникнуться сознанием необходимости привести его к осуществлению... и тогда рассеется туман, нас теперь окружающий, водворится во всех нас спокойствие и исчезнут навсегда наши  страхи  и  опасения  за  неприкосновенность  главы государства».

 

«Страна» 3 марта: «Какое преступное нетерпение дерзало винить лично монарха, сделавшего столь много, за то, что он не сделал еще больше? Кто мог знать, почему монарх-преобразователь  остановил дело русского возрождения на таком-то временном пределе, кто мог знать, был ли он нравственно волен идти далее, не связывал ли его безусловно  какой-нибудь данный им обет? Периоды задержек, временных приостановок в развитии, неосуществление надежд бывали в разных странах. Русский народ, с  образованным русским обществом во  главе, переносил   недоделанность наших реформ,   неудовлетворение некоторых, совершенно законных, нравственных нужд. Перед личностью  царя-освободителя двадцати  миллионов  преклонялись  в России и те двести тысяч людей, которые уже  прозрели необходимость, даже неотложность дальнейшего  освобождения. И вот несколько человек, которые не хотели признать этого... не  остановясь перед  самым  возмутительным средством, умертвили  государя.  Но  их дело не избегнет самого беспощадного приговора, как в родной стране, так и во всем образованном  мире.  Чрезвычайные  обстоятельства   побуждают  дать   совет, свободный от чувства  негодования и мести. Нет иного выхода, как уменьшить ответственность  главы  государства,  а  тем  самым и  опасность, лично ему угрожающую. Пусть впредь  исполнители, которые зовутся исполнителями только на словах, сами несут  ответственность на себе.  Надо устроить  в правильном общественно-государственном   порядке    громоотвод   для   личности  главы государства.  Надо, чтобы  основные  черты  внутренних   политических  мер внушались  представителями  русской  земли,   а  потому  и  лежали   на  их ответственности.  А  личность  русского  царя  пусть  служит  впредь  только светлым, всем сочувственным символом нашего национального единства, могущества и дальнейшего преуспеяния России».

 

«Русские ведомости» 2 марта: «Адский умысел совершил свое адское дело. Глава государства пал жертвой злодейской руки. Впечатление так громогласно, так потрясающе, что под его ударом мысль с трудом  овладевает собой...  Удар упал на Россию, начавшую  после долгих лет томления освежаться надеждой на возможность радующего просвета. Злой рок, повергший в скорбь наше отечество, застелет ли туманом готовившийся   просветлеть  горизонт?..  Злая   язва, заразившая наш государственный организм, требует всех сил  народных  для ее врачевания, и эти  силы  придут  и поборют  зло, лишь  бы  их не  чуждались.  Доверия, побольше доверия к этому лучшему из советчиков».

 

«Земство» 4 марта: «Страшная, потрясающая весть разнеслась по русской земле,  распространяя ужас, разливая глубокую, беспредельную  скорбь во всех концах  России.  Император Александр II погиб от руки убийцы! Великие преобразования,  ознаменовавшие царствование  Александра II,  займут одно из самых  почетных  мест  в русской  истории. Ужасное злодеяние совершено в то самое время, когда наше   отечество,   после мрачной эпохи смуты, приостановившей было правильное течение   государственной  жизни,  вновь вступило на предуказанный  ему государем путь мирного развития,  когда новые преобразования готовы были упрочить народное  благосостояние  и благополучно явить новое доказательство заботливости царя о благе всего народа».

 

«Порядок»  2 марта: «В  такой  день, какой  пришлось пережить  сегодня, каждому  из  нас  нужно  много самообладания, чтобы подавить в себе самые естественные чувства,  просящиеся наружу,  и произнести,  в  минуту всеобщей тяжелой тревоги, успокоительное  разумное слово. Трудно теперь же измерить и взвесить все значение этого глубоко горестного, ужасного события для тех, на долю которых выпало быть его  современниками. Знаем только одно, что дело истории - связывать настоящее с прошедшим,  для  современников  необходимо искать в настоящем опоры для будущего. Это будущее не наше личное будущее, а будущее многомиллионного народа, его вековыми трудами создано государство...  Новый вождь земли  русской  найдет...  много  непочатых  сил, которые  тесно окружат его с любовью к нему  и преданностью к общей всем нам  родине всякий раз, когда верховная власть мужественно и не колеблясь поведет свой народ по пути правды,  мира  и свободы. Воля Всевышнего  свершилась. Теперь  остается только смириться перед несокрушимою волей провидения и,  не  вступая с ней в тщетную борьбу, посвятить все заботы тому, чтобы положить прочное  основание для будущего».

 

«Порядок» 3 марта: «В минуты исторической важности необходима полная и бестрепетная  искренность. Дай Бог, чтобы вблизи престола были  теперь люди, которые сказали бы: - Государь! Вы начинаете свое царствование в  трудную минуту,  когда  тяжесть  вашего  венца  усугубляется  скорбью  растерзанного сыновьего сердца. Но идите смело по ступеням трона на ваше великое положение и станьте  на  страже  порядка  и  законной свободы. За вами доверие многомиллионного народа, в ваших руках его  любовь, с помощью которой можно все сделать. Будьте другом и сберегателем начал, вложенных в реформы вашего родителя. Пусть как  дым  разлетятся  сомнения  в том,  что  этим началам не суждено развиваться и дальше и шире. Суровые меры стеснения  доказали  свою непригодность  и односторонность. Вы в расцвете сил, - перед вами давно  уже раскрыта  книга государственного  управления,  - раскройте  же  душу  народа вашего и дайте выйти на свет желаниям, давно  живущим в ней. Они  все  имеют целью успокоение и развитие России».

 

«Русская мысль» 2 марта: «... совесть наша громко вопиет, что между нею и проклятым,  невозможным для нее делом - бездна непроходимая. Чиста совесть русского народа,  светла,  как солнце, и пламенная любовь его к почившему и горяча молитва за него к Богу. Нет, нет, русский народ не может принять на свою голову этого позора, он всецело падает  только на отверженцев русской земли, слепых и  бессмысленных орудии замысла врагов  наших  за пределами русского государства,  куда  ведут и все нити неестественного для русских дела».

 

«Гласность» 15 марта: «С последней горстью земли, брошенной на могилу покойного  государя, закончились  его мирское  величие  и  власть, которой русский народ обязан за те начатки свободы и правды, семена коих насаждены в нашем отечестве его властною рукой. В сознании народа ясно,  что покойный государь принял мученический венец ни за что  другое, как  за свой народ, за несомненную любовь к нему. Молчаливо, с  глубокой и смутной думой проявляет народная масса свои чувства, вызванные внезапной смертью искренне любимого государя, убитого одичалыми безумцами. Кто не отделяет себя от народа, тот считает безумством насиловать народную волю и его сознание, кто хочет стоять в  передовых рядах  этого народа, тот должен разделить глубокую  и  истинную народную печаль».

 

«Русь»  4  марта: «Царь убит.  Русский царь  у себя в  России,  в своей столице, зверски,  варварски, на  глазах у  всех  -  русскою  же  рукою... Небывалое, неслыханное  творится на святой Руси! Кто те, что смеют пятнать грехом наше  историческое бытие, класть  позор и срам на  наши  головы?

 

Посягательство на царя - это посягательство на самый народ, это насилие над народной волею и свободою... Никакие правосудные казни не смогли до сих пор его истребить  и  никакими внешними силами не извести этого семени зла. Неужели, однако, это новое страшное поругание над русской совестью пройдет и на сей раз бесследно, и  не воспрянет русская совесть, и не стряхнет с себя греха, лени, праздного коснения и недомыслия?»

 

Журнал «Дело», No 3 за 1881 год: «Шестидесятые годы явились моментом необыкновенного подъема нашего духа, необыкновенного напряжения наших умственных  сил и  небывалого  еще  развития  критической  мысли, во главе которого встало само правительство, для  которого совершенно было  ясно, что для  борьбы России за свое  международное государственное существование ей необходимо открыть новые возможности для развития внутренних сил. Во время шестидесятых годов, когда возвышенные идеи носились у нас в воздухе, всякий стремился  думать в  направлении общего блага, блага народа, и только в этом возвышенном направлении  мысли...  всякий видел свое достоинство  и  признак умственной  силы. Тогда  все думали или старались думать в этом направлении. Другого, более напряженного  состояния  критической  мысли в истории России никогда не бывало. Умственная революция, которую мы пережили  в шестидесятых годах, была не меньше умственной революции, которую пережила  Франция  с половины XVIII века».

 

«Новое  время» 4 марта: «Во всех фанатиках, во всех этих поклонниках крови и ужасов есть что-то родственное, однородное, какими  бы  названиями и партиями  они  себя  ни  величали - террористами,  анархистами  и прочими.  Родственное именно в средствах  для достижения самой широкой революции. Да, не конституции, хотя и эту идею они  выставляют, как  бандиты знамя мира. Самой широкой революции, резни, бешенства убийц, торжества крови, передела всего  существующего  порядка  - вот любимая  цель.  Перед нами не просто фанатическая идея, ищущая выхода, но какой-то особый,   страшный  вид маньячества, и притом заразительного».

 

«Московские ведомости»  4 марта: «Не  будем  самообольщаться, не  будем сваливать всю вину на ничтожную кучку ошалелых мальчишек. Мы сами  еще более виноваты. Мы вскормили эту среду, среди нас они выросли, мы ее поддержали нашей дешевой насмешкой, легкомысленным, детским отношением ко всем основам общественной жизни... Мы оставили наших детей на произвол всяких веяний, и нашим молчанием давали этим вздорным  веяниям укореняться... Могли ли мы в таком положении сохранить  свои  законный авторитет?  Естественно,  нет.  Мы выпустили его  из рук, и он перешел к болтунам, фразерам, якобы несущим  нам последнее слово науки  и  прогресса,  и  чем  менее  смысла и  нравственного достоинства имело это слово, тем казалось оно  истиннее, патентованнее. Гоняясь за разными видами  либерализма, не  понимая сущности  свободы, мы попали  в  самый  худший вид рабства - духовное рабство со всеми его последствиями. Оно развило в нас присущие ему пороки, трусость, лицемерие, угодливость, бесхарактерность... Мы потеряли естественность и самостоятельность, мы перестали быть самими собой... Дошло до того, что люди стыдятся лучших своих чувств и,  если эти  чувства  проскальзывают в  них по неизбежной потребности натуры,  торопятся  как  можно  скорей  задушить  это отсталое, несвоевременное проявление».

 

«Санкт-Петербургские  ведомости» 10  марта:  «В  минуту  цареубийства сказалось все  бессилие охранителей и нравственное бессилие общества, из которого выходят  цареубийцы. Бессилие - произведение не одного дня. Это продукт постепенного   умаления и исчезновения государственных идей в общественном сознании, во внутренней нашей жизни. Ее заменила идея наживы и меркантилизма.  Одушевленная сверху донизу одной наживой, наша администрация прикрывала свою бессодержательность или  официозным  либерализмом...  или репрессивными  мерами...  Именно нажива  определяла  чиновничий  либерализм, который   здравый  ум  называл  просто  ничегонеделанием...   Если такая администрация являлась преступной относительно государства, то вдвое преступнее она становилась относительно русского общества... Под камертоном тунеядной  администрации  могло образоваться  только  общество повального тунеядства.  И в самом деле: по мере того, как наши общественные слои приближались к административным центрам,  они становились  все более и более тунеядными так, что, наконец, в центре обиталища русского царя тунеядство общества  достигло состояния  принципиальности!.. Таким образом тунеядная среда наживы, разврата и мещанского цинизма давали те ручьи своих отпрысков, которые, сливаясь в реки, образовали моря  нигилистов, самоубийц, из которых враги России выуживают цареубийц... Что же это свидетельствует? А то, что не практическая жизнь, не  превратности зрелой,  сознательной жизни размножили это  охлаждение  к  жизни, которое  берет бритву  и  режет себе  горло;  не сознательный, разумный протест, приобретенный опытом жизни, творит у нас политического  преступника,  а домашняя, семейная среда и школа тунеядного общества».

 

Из газетной хроники: «Надо было видеть улицы Петербурга в ночь с 1 на 2 марта,  чтобы судить  о  силе  всеобщего оцепенения жителей  столицы.  Самые многолюдные  улицы,  на которых никогда не прекращается движение, были совершенно пусты». («Петербургская газета», 7 марта).

 

«Все время в Аничковом дворце стоит караул л. гв. Павловского полка. Мы слышали,  что  тотчас  после катастрофы  1  марта командир Павловского полка Шмидт, взяв из казарм роту в полном составе, бегом явился в Аничков дворец, чтобы охранять государя наследника и его семейство; сам генерал не оставлял дворца в течение двух суток». («Сын отечества», 11 марта).

 

«Газеты сообщают, будто  бы  в  клинику профессора  душевных  болезней Мержеевского  за последние три дня поступило около десяти  человек больных, внезапно  помешавшихся,  видя  все,  что  в  настоящее  время  в  Петербурге натворилось» («Порядок», 8 марта).

 

«Все фабрики и заводы, находящиеся на Выборгской стороне, за Московской и  Нарвской заставами, приостановили 6 марта на два дня работы свои, дабы дать возможность  рабочим присутствовать в церквях при совершающихся ежедневно панихидах по  почившему  государю»  («Петербургская  газета»,  7 марта).

 

«... все питейные дома  и портерные вечером 1  марта  были закрыты  и нельзя не признать эту меру вполне разумной,  так как легко могли произойти буйства. Нам сообщают, что на Дворцовой площади в 3.30 часа дня, 1  марта толпа  бросилась на двоих человек с криком:  «держи, бей». Затем раздались раздирающие вопли истязуемых. Кто они были и  остались ли живы, не удалось узнать» («Порядок», 4 марта).

 

«Юнкер  конвоя  Койтов  после  катастрофы находился на площади  Зимнего дворца,  где  около  трех  часов ему  удалось спасти  от  ярости  толпы  три личности, вызвавшие подозрение  ее своими замечаниями. Откуда-то нашлась уже веревка, на которой  хотели повесить на фонаре этих  субъектов, но их успели вовремя  загнать  во двор Главного  штаба, и  они поплатились только боками» («Порядок», 6 марта).

 

«К  появившимся сообщениям  о народной  расправе мы  можем добавить еще следующие  два.  Один  из  университетских студентов был  2  марта у Зимнего дворца; почему-то на него народ обратил внимание и хотел бить. Тогда молодой человек  сказал, что он не студент. - Перекрестись! - Студент перекрестился, и  его оставили в  покое. Другой  случай  был на Невском проспекте, на  углу Троицкого  переулка. Один  из типографских  работников ударил  несколько раз слушательницу  женских курсов,  которая вышла из  квартиры. Она вскочила  на первого попавшегося извозчика и приехала  на курсы, где сейчас же  упала без чувств... Многие из студентов  приняли все меры, чтобы не вовлекать народ  в ошибку. Одни оставляли дома пледы  и форменные фуражки, другие снимали очки, заботились  о  внешности;  студенты  постригали волосы,  женщины  закутывали голову в платки; рассказывают, что многие продавали пледы  по  самой дешевой цене» («Петербургская газета», 15 марта).

 

Отклики  на 1  марта  1881  года  в революционной  заграничной  печати: «Набат»  П.  Н.  Ткачева, No 1, 20 июня 1881 г.: «Казнь официального представителя правительствующей, то есть грабительствующей шайки народных эксплуататоров и палачей повергла «злодеев» в неописуемый страх и трепет. Боязнь за свою жизнь  и предчувствие  близкого, беспощадного народного  суда окончательно  свели их с ума  и заставили  их, очертя голову... броситься  в засасывающий  омут такого  дикого варварства, такого самодурного  произвола, такого идиотического  террора,  которые  даже в  незлобливых  сердцах  самых верноподданнейших их «верноподданных» невольно вызывают чувство ужаса и омерзения...

 

Таковы в общих  чертах главнейшие и наиболее бросающиеся в глаза благие (т. е. благие, конечно, лишь для друзей, а не  для врагов народа) результаты события 1  марта. Не ясно ли, что они не только  вполне оправдали,  но  даже превзошли самые оптимистические  надежды и  самые смелые  ожидания  наиболее убежденных революционеров.

 

Казнью палача революционный терроризм в самое короткое время сделал то, чего  при других  способах и приемах  революционной  борьбы мы не  могли  бы добиться  в  течение десятков, сотен  лет. Дезорганизовав, дискредитировав в глазах всех честных людей правительственную власть, он привел к брожению, он революционизировал общество снизу и доверху...»

 

«Le  Revolte» П. А. Кропоткина,  No  2, 18 марта  1881  г:  «Какое же значение будет  иметь  событие 1 марта?  Конечно, нечего  надеяться, что Александр III изменит  политику  своего отца.  Всем  известен  властный  и ограниченный характер нового  царя,  и,  кроме  того,  мы  знаем, что всякий самодержавен  всегда стоит  и  будет  стоять на  страже  интересов  правящих классов, в  данном  случае  русского дворянства... Значение события  1 марта важно не с этой точки зрения. Событие на Екатерининском канале имеет для нас большое значение  прежде всего потому,  что  это событие нанесло смертельный удар  самодержавию.  Престиж  «помазанника   божия»  померк  перед   простой жестянкой с нитроглицерином.

 

Теперь цари будут знать, что нельзя безнаказанно угнетать народ, нельзя безнаказанно  попирать  народные  права. С другой стороны,  сами  угнетаемые научатся теперь  защищаться...  Как бы  то  ни  было,  первый  удар,  и удар сокрушительный,  нанесен русскому самодержавию. Разрушение царизма началось, и никто не сможет сказать, когда и где это разрушение остановится...

 

Событие 1 марта - это огромный шаг к грядущей революции в России, и те, кто подготовил  и совершил это дело, запечатлевшие своей кровью этот подвиг, - не напрасно принесли себя в жертву».

 

Отклики  зарубежной  печати  и общественности на  события  1 марта 1881 года: «Times»,  14  марта 1881 г.  : «Народ работает при неблагоприятных условиях  поздно вступившего  на путь  цивилизации... Низшие классы едва  ли ушли дальше в развитии, чем английские крестьяне времен Алой и Белой Розы...  И рядом с этим тысячелетним раем самозванных  реформаторов  повседневные столкновения с продажностью и тиранией чиновников, с полицейским шпионством, тайными арестами и произвольными наказаниями, со страданиями невинных и безнаказанностью невиновных. Из всех  предрассудков, вынесенных  из детства, сохранился лишь один, что царь не только номинальный, но и действенный глава правительства и что удар, нанесенный ему, может исправить что-то в  том зле, которое  правительство причиняет народу... Властелин  80 миллионов людей,  с миллионом солдат, убит в своей столице, в день  воскресного отдыха и вопреки беспримерным  предосторожностям... Чего  теперь можно  ждать от перемены  на троне? Александр  II  после тринадцати  месяцев спокойствия  мог бы  сделать либеральные  уступки;  но  может ли Александр III ответить ими  на  убийство отца?..»

 

«Revue bleue», No 35,  14  марта 1881 г.: «Петербургская драма потрясла весь мир.  Зловещие глупцы, которые хотят скрепить своею подписью это «мане, факел,  фарес»,  написанные нигилистами  кровью, такие же сумасшедшие, как и те, которые думают извлечь из  этого  убийства  императора аргумент в пользу монархии.

 

Перед этой катастрофой надо остановиться, как  перед  взрывом  вулкана: феномен  ужасный, зависящий  от  свойства почвы, из которой он произрастает. Нельзя из него делать ни угрозы, ни урока, ни примера ни для кого...

 

Здесь  Русью  пахнет -  вот  и все.  Но  если  и  есть еще  возможности цареубийства  в Европе,  если  даже республики могут  иметь  своих свирепых сумасшедших, как это  показало убийство президента Линкольна, то это покушение предшествовавшими   обстоятельствами еще  более, чем  своей жестокостью, остается фактом  исключительным,  устрашающим для  России, но только для России».

 

В  одном  Париже в  годовщину Коммуны  было устроено  28  революционных банкетов. На многих Рысаков был провозглашен почетным  председателем. Почти на  всех  банкетах  прославлялись русские  социалисты, и  их пример  признан достойным подражания.

 

4 (16) марта в Париже были расклеены прокламации с поздравлениями русских социалистов  и восхвалением  их  мужества и энергии. Полиция срывала эти прокламации.

 

В Чикаго собрался двухтысячный митинг, приветствовавший цареубийство. В Нью-Йорке и других городах происходили подобные же митинги.

 

В Лондоне журнал «Свобода» 7 (19) марта вышел с широкой красной полосой и крайне революционной  статьей по поводу петербургской катастрофы. Редактор Мост арестован за эту статью.

 

Из вопроса м-ра Биллингэма в заседании палаты общин 31 марта  1881 года видно, что  в  Лондоне по приглашению социалистического  и  демократического клуба на Розовой  улице состоялся митинг в  Графтонгалле в память  революции 1848 года и Парижской коммуны 1871 года и  для прославления  казни  русского императора.

 

В  Вене, в  одном  из  предместий,  происходил нигилистический  банкет, устроенный  по  случаю  петербургской  катастрофы.  Произносились  тосты  за «удачное  петербургское  дело». Полиция,  как и  подобает,  явилась  слишком поздно.

 

 

Источник «Библиотека Машкова»