Рахманинов принадлежал к той породе музыкантов, которые убежденно считали мелодию важнейшим элементом музыки, наиболее гибко проникающим в глубь явления и наиболее точно воссоздающим самые существенные его черты. Но воссоздающим так, что слушателей захватывает и правдивость отражения, отображения действительности, и специфическая манера одноголосного изложения, доставляющая особую эстетическую радость. Манеру эту в просторечии называют мелодичностью.

 

Наделенный огромным мелодическим талантом, Рахманинов щедро отдавал его любому жанру. Достаточно вспомнить темы каждого из четырех фортепианных концертов, оперу “Алеко”, его романсную лирику, фортепианные прелюдии и “Этюды-каротины”, чтобы вновь убедиться в том, как могуществен в своей выразительности неисчерпаемый мелодический ток рахманиновского творчества.

 

Яркая эмоциональность его музыки — черта, унаследованная от Чайковского, в сочетании с образностью и красотой мелодического высказывания (не говоря о других, не менее совершенных элементах его композиторского почерка), и сделали музыку Рахманинова доступной, легко воспринимаемой и понимаемой. Это и ввело его музыку в очень широкий круг не только профессиональных музыкантов, но и любителей. В возрасте 14—15 лет Рахманинов пишет несколько фортепианных пьес, в том числе “Мелодию”, сохранившую свою поэтическую привлекательность до наших дней. С начала 90-х годов появляются зрелые произведения в разных жанрах: Первый фортепианный концерт, опера “Алеко”, “Элегическое трио” памяти Чайковского, симфоническая поэма “Утес”, первые романсные опусы, включающие такие шедевры, как “Не пой, красавица”, “В молчаньи ночи тайной”, “Полюбила я на печаль свою”. Двадцатилетний Рахманинов горячо принят публикой Большого театра в вечер первого исполнения “Алеко”.В этот вечер состоялись две премьеры: первой оперы Рахманинова и “Иоланты” — последней оперы Чайковского, как бы символизируя эстафету поколений...

 

Нежданная катастрофа разразилась весной 1897 года в связи с премьерой Первой симфонии. Движимый лучшими чувствами, всемерно симпатизируя молодому композитору, А. К. Глазунов взялся познакомить Петербург с его симфонией. Избегая ненужной “хрестоматийно-сти”, следует сказать, что дирижирование отнюдь не было сильнейшей стороной деятельности знаменитого композитора. Выход из душевного кризиса ознаменовался созданием Второго фортепианного концерта, посвященного врачу-гипнотизеру Н. В. Далю в благодарность за необыкновенную чуткость, проявленную им в трудный период жизни Рахманинова. Как бы наверстывая годы творческой апатии, композитор вступает в пору интенсивного созидания музыки начиная с первых лет нового века. Кантата “Весна”, виолончельная соната, десять фортепианных прелюдий, две оперы (“Скупой рыцарь” и “Франческа да Римини”), 27 романсов сочинены композитором между 1900 и 1905 годом.

 

И дальше, в течение двенадцати лет, не ослабевает поток творчества. В это же время развертываются гастрольные поездки, приносящие триумфальное признание его пианистического таланта. В 1904 году Рахманинов становится дирижером Большого театра, завоевывая сразу же непоколебимый авторитет. Уже в то время его тревожат мысли, сформулированные через много лет: “Я никогда не мог решить, каково мое подлинное призвание — композитор, пианист или дирижер. Бывают моменты, когда мне кажется, что мне следовало бы быть только композитором, иногда я думаю, что я только пианист. Теперь, когда прожита большая часть жизни, меня постоянно мучает мысль, что, разбрасьшаясь по разным областям, я не нашел своего подлинного призвания”.

 

Романтик по духу, он в жизни избегает романтической позы, не ищет сочувствия, сопереживания. Но в музыке он взволнованно, всегда искренне говорит об окружающем его мире. Даже в самой импульсивной динамике он не теряет контроля над собой, его не захлестывает темперамент, хотя и в музыке его и в игре нередко бушует пламя. И происходит это от потребности во имя музыки повелевать собой, так же как оркестром и сценой.

 

Необщительный в быту, раскрывающийся только в самом узком кругу, Рахманинов испытывал жгучую потребность в общении с людьми, с массой людей и осуществлял он это только в своих выступлениях за роялем или дирижерским пультом.

 

К своим концертам Рахманинов относился как к празднествам. В этом была не только понятная в жизни каждого артиста потребность успеха, а нечто большее и более глубокое: “Отнимите у меня концерты, и тогда мне придет конец”, — говорил он своим близким друзьям.

 

Гениальный пианист, наследник традиций Листа, Рубинштейна Рахманинов захватывал аудиторию страстностью исповеди и проповеди, вытекающих из свойств и особенностей его личности. Его фортепианные концерты — “музыкальные романы”, глубиной, обаянием, типично русской духовной атмосферой напоминающие страницы Толстого, Чехова, полотна Левитана, стихи Надсона, Бунина, Тютчева...

 

В своих воспоминаниях Мариэтта Шагинян касается одной из самых важных проблем, говоря о Рахманинове, как выразителе своей эпохи: “Глубоко современное понимание того, что такое раскрытие в музыке своего общества, запросов и характера человека своей эпохи. Повесть в звуках об историческом перепутье, о чеховском безвольном интеллигенте, который тоскует по действию, по неопределенности и не умеет найти исхода внутренним силам”.

 

В каждом из четырех концертов — овеянном юношеской романтикой Первом (1891), самом пышном, сверкающем и задушевном Втором (1901), чарующем изысканной поэтичностью Третьем (1909) и более суровом Четвертом (1926), а особенно во Втором и Третьем — раскрываются наиболее полно лучшие черты рахманиновского таланта; этим концертам он в большей мере обязан мировой славе. Обращает на себя внимание то, что в финалах концертов звучит музыка ярко оптимистическая, по-особенному контрастирующая со многими рахманиновскими произведениями драматического и трагедийного характера. А трагические настроения сказываются в музыке Рахманинова так часто, что естественно возникает мысль о наличии “трагедийной” линии в его творчестве. Линия эта начинается с Юношеской симфонии, в которой написана только первая часть.

 

Суровыми драматическими красками выражено содержание ранней симфонической поэмы “Князь Ростислав”, навеянной образами поэмы А. К. Толстого. Темный колорит преобладает в трех операх Рахманинова начиная с “Алеков (1892). Тема трагического одиночества раскрыта в оркестровой фантазии “Утес”, образный строй которой навеян стихотворением Лермонтова и рассказом Чехова “На пути”. Эпиграфом к Первой симфонии Рахманинов взял ту же цитату из Евангелия, которая значится в начале “Анны Карениной”: “Мне отмщение и Аз воздам”. В 1892 и 1893 годах написаны два Элегических трио, из которых второе посвящено памяти Чайковского. Трагически насыщены Музыкальный момент си минор (1896), романсы начала..900-х годов — “Судьба” на стихи Апухтина и на тему Пятой симфонии Бетховена и — “Над свежей могилой” на стихи Надсона. В 1909 году возникает симфоническая поэма “Остров мертвых”, навеянная одноименной картиной Арнольда Беклина. Наконец, все четыре крупные произведения, сочиненные в США — фортепианные Вариации на тему Корелли (1931), Рапсодия на тему Паганини (1934), финал Третьей симфонии (1936) и Симфонические танцы (1940) — включают и разрабатывают тему средневековой похоронной секвенции “Dies irae”.

 

Так прослеживается постоянное творческое тяготение композитора к трагедийным темам начиная с 90-х годов прошлого века и до последних лет жизни. Каким же событиям сопутствует музыка Рахманинова? Что в жизни русского общества накладывало такую трагическую печать на душевный мир композитора? Лучше всего на это ответят блоковские строки из “Возмездия”: “В те годы дальние, глухие в сердцах царили сон и мгла: Победоносцев над Россией простер совиные крыла”. А за этими годами вослед — разгул реакции после 1905 года, разлад в стане русской интеллигенции. Затем — первая мировая война и ура-патриотический угар, ненавистный Рахманинову и его ближайшему окружению; Февральская и Октябрьская революции, непонятые им и, наконец, двадцать пять лет эмиграции. Вот тот социальный фон, на котором проходят образы, идеи, эмоциональные состояния, людские судьбы, отраженные музыкой Рахманинова.

 

В небе, затянутом тучами, возникают островки лазури, вселяя надежду, умножая силы тех, кто борется; мужает вера в свои силы, вера в то, что “из искры возгорится пламя”. Это свежее дыхание жизни Рахманинов чутко улавливает, отражая в своей музыке то, что восстает против мрака и зла. “Познай, где свет, — поймешь, где тьма”, — писал Блок в Прологе к “Возмездию”.

 

“Весна идет, весна идет!” Впервые это чувство весеннего обновления жизни зазвучало в романсе.“Весенние воды” (1896) на стихи Тютчева. Затем — в маршевой поступи, завершающей финал Второго концерта (1901).Как бы откликаясь на радостный возглас “Весна идет!” — в кантате “Весна” (1902) в полнозвучном, полноводном хоре разлились стихи Некрасова: “Идет, гудет зеленый шум!” Год спустя возникают десять прелюдий. Одна из них, ре-мажорная, заворожила Репина. “Озеро в весеннем разливе... весеннее половодье” почувствовал, увидел великий художник.

 

Рядом — другая прелюдия — ми-бемоль-мажорная, родственная Революционному этюду Шопена. И в си-бемоль-мажорной и в соль-минорной прелюдиях вздымаются фанфарные кличи, звучат маршевые ритмы, зовущие за собой в цветущий мир, который существует, — но путь к которому труден. Эти образы и эмоциональные состояния близки Второй симфонии, написанной в 1906 году и впервые исполненной спустя два года. Обаянием русского пейзажа напоены страницы вступления и III части симфонии. Драматические коллизии I части как бы рассеиваются в задоре маршевой музыки II и полнокровном, широком раздолье финала.

 

Вторая симфония — одно из самых народных по духу произведений Рахманинова, возможно, возникла под влиянием дум, вызванных событиями 1905 года. В самой музыке — вера в будущее.

 

Подобно Чайковскому, Рахманинов постоянно размышляет о человеческой жизни, судьбе, смерти. Темы эти, воплощенные в разных произведениях, объединяются в одной из самых сложных партитур композитора — “Колокола” — поэме для оркестра, хора и солистов на стихи Эдгара По в переводе Бальмонта (1913). Рахманинов относился к “Колоколам”, как к самому любимому произведению. В нем композитор выразил все то — и светлое и мрачное, — что радовало его и томило. В четырехчастной композиции запечатлелись серебряный звон весенней поры жизни; золотой свадебный звон; медный, тревожный гул набата и “железный скорбный звук” похоронного перезвона колоколов. Рядом со Вторым и Третьим концертом “Колокола” — одна из высших точек творческого пути Рахманинова.

 

Как в фортепианной музыке, так и в романсах, Рахманинов выступает поборником ярко концертного характера исполнения. Справедливо указывают некоторые исследователи его творчества на то, что Рахманинов — одно из самых ярких явлений русского исполнительского Возрождения, рядом с Шаляпиным, Качаловым, Комиссаржевской. В результате нескольких зарубежных гастролей имя Рахманинова, пианиста и дирижера, становится все более известным в странах Европы и США.

 

Вскоре после Октябрьской революции, в конце ноября 1917 года, Рахманинов с семьей, с разрешения Советского правительства выехал за границу, сначала в Швецию, затем в Данию и в ноябре 1918 года — в Америку. Здесь развернулась многолетняя концертная деятельность великого русского музыканта. Очень скоро Рахманинов завоевывает положение первого пианиста мира. Каждое его выступление становится событием. Больше всего он играет свои произведения. Особенно часто — Второй концерт, а в сольных программах — Прелюдии, Этюды — картины, музыкальные моменты и музыку других композиторов: Скрябина, Метнера, Бетховена, Шумана, Шопена, Листа, Брамса, Грига.

 

Особое место в наследии Рахманинова занимает его Третья симфония, произведение, в котором с трагической силой раскрывается тема тоски по родной земле. Эпические, бородинские интонации звучат в ее главной теме. Пленительный рахманиновский “восток” дан гирляндой ниспадающих секвенций, мелодическое зерно которых близко побочной теме I части Шестой симфонии Чайковского. В III, финальной части вступает движение быстрого марша, на смену которому врывается, резко звучащее фугато на упоминавшуюся уже тему “Dies irae”. Повелительным жестом композитор как бы отгоняет наваждения и подчеркивает то светлое, могучее, что заключено в русской плясовой попевке. Ее развитие придает музыке образную яркость и характер русского молодечества, в круг которого вовлекается и начальная тема симфонии, поднятая ввысь, на уровень кульминации торжественной и горделивой. Все авторы, писавшие о Рахманинове, сходятся на том, что Третья симфония — произведение автобиографическое, что постоянная мысль о России не давала покоя человеку, всеми корнями, средой, воспитанием, творчеством неразрывно связанному с родиной.

 

Последнее произведение — симфонические танцы, состоящие из трех частей. Танцевальное движение взято композитором очень условно, ибо не танец, а душевные состояния дня, сумерек и полночи привлекают его мысли. Подобно другим сочинениям последних лет. Симфонические танцы заключают в себе глубоко трагические страницы.

 

В дни, когда началась Великая Отечественная война, Рахманинов особенно остро ощутил связь со своим отечеством. Концерты в пользу Красного Креста, чеки на крупные суммы, врученные советскому консулу в Нью-Йорке, — такова та конкретная помощь, которую он стремился оказать родной земле в трудное для нее время. Тревога о судьбах родной земли вторгалась в жизнь великого русского музыканта в его последние годы, дни, часы.

 

....Есть композиторы, мысль о которых рождает ощущение вины, неоплаченного долга; это те, чья музыка высоко ценится, но мало исполняется. При мысли о Сергее Васильевиче Рахманинове совесть чиста. Он любим. Его музыка звучит постоянно. В концертах ли или в домашнем быту, она радует своей поразительной красотой, волнует нескончаемым потоком образов, понятных всем, но особенно близких каждому, кто приник устами и сердцем к роднику русской культуры.