Памяти героев.

     Шесть лет тому назад начался крестный путь российского "резистанса", российского движения сопротивления: через зеленую границу, на Восток, навстречу своему народу потянулась вереница отважных русских людей. Что заставляло этих людей бросать насиженные места, разрушать свою заграничную карьеру, бросать семью и уходить в далекую неизвестность? Их никто не звал, на их пути стояли бесчисленные рогатки, большинство отклонило, в те времена еще малодоступную, возможность одеть чужой и вражеский мундир. Люди, нелегально пробравшиеся в "оккупированные области", предпочитали встретиться со своим народом без этого камуфляжа под "победителей". Каждый день приходили с Востока вести об арестах и преследованиях смельчаков: молодых инженеров из Белграда, студентов из Праги, шоферов такси и рабочих из Парижа. Среди прочих - редактор варшавского "Меча" - В.В. Бранд. Помню, как сегодня, его красивое, энергичное лицо с копной рано поседевших волос, с бьющими меткими глазами.
     Один из руководителей русских солидаристов в Польше, он многих благословил на путь нелегального перехода границы. Когда прогремели первые выстрелы на Востоке, он счел своим долгом последовать за друзьями и единомышленниками. Передо мной маленькая фотография 1942 года: кладбище в Смоленске, вокруг свежей могилы В.В. Бранда небольшая группа друзей, пришедших проститься с дорогим товарищем, не выдержавшим суровой зимы и тяжелых испытаний подполья. За этой жертвой последовали другие. С каждым месяцем, с каждым новым успехом немецких армий усиливался террор против тех, кто нес порабощенному народу идею "третьей силы", идею национально-трудовой России. Письма с Востока, написанные карандашом на серой бумаге, приносили печальные вести: "арестована наша группа в Борисове", "в Брянске массовые аресты, среди тысячи арестованных около трехсот наших", "тревожно в Пскове". И шли на Восток новые подкрепления - нести идею, находить живых людей, создавать группки, связываться с партизанами. Работали шапирографы, переписывались от руки листовки и обращения, в общем духе и направленности борьбы против обеих сил тоталитаризма ковалось единство двух, двадцать лет оторванных друг от друга, миров.

***

     Началось движение транспортов с Востока: изнуренные, оборванные, голодные, ввозились в Германию рабы - русские, украинские, белорусские "унтерменши".
     По всей Германии раскинулись рабочие лагеря. Национал-социалистическая "культура" встретила их "лагер-фюрерами" и похлебкой из брюквы. Но все-таки остатки заграничной свободной и обильной жизни ощущались еще повсюду - в обличий деревень, в одежде горожан, в рассказах о столь еще недавнем немецком благополучии. Миллионы россиян смогли критически взглянуть на свое прошлое, свободно обменяться мыслями и провести некоторые параллели. Из этих сравнений и размышлений родилась идея "третьей силы" и автоматически создался контакт с заграничными российскими солидаристами, попавшими на подневольный труд в Германии.
     Н.М. Сергеев был энтузиастом работы в "остовских" лагерях. Его квартира всегда была полна Ванями, Петями, Машами. Для них у него всегда находились не только продуктовые карточки, одежда и нужные документы, но и горячее, ободряющее слово о нашей Правде, о неизбежной нашей победе.
     Когда я попал в концлагерь, меня ждала там печальная весть: Николай Митрофанович умер в концлагерном "ревире", как нам сказали, от заражения крови.
     За этой жертвой последовали многие: Дахау, Бухенвальд, Заксенхаузен, Аушвиц, - в регистрах всех этих лагерей можно найти десятки фамилий, против которых стоит: "по делу НТС" и отметка о смерти.
     Так рос грозный список жертв российского "резистанса" - список лучших, самых смелых и чистых, не побоявшихся вести борьбу на два фронта, борьбу против всех  сил зла.
     Когда отгремела война, французы и голландцы, греки, норвежцы и бельгийцы почтили память своих героев торжественными богослужениями, воздвижением памятников, возложением венков. Слово "резистанс" стало символом национальной чести, спасенной героями-одиночками в эпоху глубочайшего падения этих стран. Мы, русские, до сих пор молчали о нашей борьбе и о наших героях. Мы не знаем их, - ни Георгия Полошкина, молодого русского поэта, умершего от истощения через несколько дней после его освобождения из концлагеря американцами, ни К.Д. Вергуна - блестящего публициста и идеолога солидаристического движения, погибшего в Пильзене во время транспортировки из берлинской тюрьмы, ни... Мы не знаем сотен и сотен имен, которые должны были бы нам быть близки и дороги. У нас нет той земли, на которой мы могли бы воздвигнуть памятник, нет той ленты с национальными цветами, которую мы могли бы возложить от имени свободного народа, чтящего память своих героев. У нас нет почти ничего, кроме русского, незабывающего боль, страдание и жертву, сердца. Оно помнит, что наши герои шли на подвиг и смерть с прекрасным возвышенным девизом: "Да возвеличится Россия, да гибнут наши имена".

1947

Следующая страница.