По родовым преданиям, подтверждённым литературными источниками, я и опишу Вам историю создания Гимна «Ще не вмерла Украина».

Привез его отец в Питер и поселил в доме архитектора Штакеншнейдера, своего бывшего университетского однокашника. Там уже жили  земляки-студенты - Иван Рашевский и Павел Чубинский. А вскоре там остановился и Афанасий Маркович, только что вернувшийся из-за рубежа. Рядом, в доме Академии искусств жил  Тарас Шевченко. Не один вечер он приходил к ним на «чарку чая». Коля, музыкальный талант которого отмечал сам Михаил Глинка, садился за фортепиано, а Афанасий Маркович запевал своим прекрасным баритоном  украинские песни. Ему всегда подпевал Тарас Григорьевич, хотя и любил смеяться, что теперь с его голосом можно петь лишь "Занято! " в туалете.

Афанасий Маркович  приводил ребят на вечера "Основы", которые фактически были собраниями Петербургской «Громады». Увы, ни Кулиш, ни Костомаров не оставили письменных воспоминаний о тех вечерах. Приходится цитировать воспоминания Логвина Пантелеева:

"В гостиной на диване за столом обыкновенно усаживался Шевченко, Костомаров и ни на шаг от них не отходивший Кулиш...  на вечерах бывало немало выдающихся писателей-малороссов, например, Афанасьев-Чужбинский, Стороженко, Гуртовский и другие. Помню, заметив одного довольно плотного господина, я спросил - «Кто это?» - «Муж Марка Вовчка"- получил в ответ таким тоном, что больше сказать о нем нечего. Он, впрочем, был замешан в деле Кирилло Мефодиевского общества. Я тогда очень мало обращал внимания на физиономии, но лицо Шевченко положительно увлекло меня. На близком расстоянии он выглядел очень похожим, как изображен на литографическом портрете Мюллера: лицо коричневого оттенка, носило явные следы многого пережитого, в том числе и той болезни, которая в последние годы преждевременно ускорила его жизненный конец... "

Но не долго продолжалось их общение с Апостолом Украины. Сломленный тоской по Родине и изменой любимой, он тяжело заболел  и вскоре умер…

Друзья принимали участие и в похоронах Шевченко, и в благотворительных вечерах в его честь. Только сразу уточню. Никто не запрещал похорон Шевченко. Никто не репрессировал студентов за участие в его похоронах. Беспорядок повлекло совсем другое. Но лучше зацитирую воспоминания Логвина Пантелеева:

"Они совпали во времени - панихида в католическом соборе по пяти убитым в Варшаве при подавлении манифестации 13 февраля 1861 и похороны Шевченко... когда для нас, русских, совершенно неожиданно раздалось пение польского гимна и все поляки в одно мгновение пали на колени и со слезами на глазах присоединились к пению гимна... Сразу вслед за панихидой состоялись похороны Шевченко... польская корпорация в полном составе проводила Шевченко на кладбище. Там Хорошевский от имени поляков сказал на польском языке очень умное и теплое слово, оно потом было напечатано в "Основе"...

По поводу панихиды началось следствие, что предполагало привлечь к ответственности только польских студентов. Русские студенты постановили собрать в следственную комиссию подписные  листы  в доказательство, что и они были на панихиде. Попечитель И. Д. Делянов застал студента А. Штакеншнайдера с листками и потребовал отдать их или оставить университет. Собралась сходка, главную роль играли князь Нехлюдов и Чубинский, уладившие конфликт... "

Впоследствии конфликт всё же перешел в студенческие беспорядки и все высшие учебные заведения Петербурга и Москвы были закрыты. Организаторы беспорядков были либо забриты в солдаты, либо переведены в Казанский университет.

Николая Вербицкого, как и его земляков, отправили домой, к тому же в третьем отделении уже лежал донос о том, что он осмелился перевести "Еще польска не згинела" на украинский язык(Маты Польща не загынэ доки ми живемо) ...

Лишь осенью его вызвали в Петербург, для решения вопроса о восстановлении в студентах. Чубинский должен был ехать за дипломом кандидата наук.Вот в связи с этим и собралась вечеринка. На ней были  и Николай Вербицкий с побратимом Павлом Чубинским, приведшим несколько своих воспитанниц из пансиона Ленц, были их ближайшие друзья - Тадей и Иосиф Рыльские с приятелем Павлином Свенцицким (тогда  украинский поэт Павел Свой). Своих побратимов сербов привели студенты-громадовцы Павел Житецкий, Иван Навроцкий и Александр Стоянов.

Вечеринка, как вечеринка. Ели, пили, пели, вспоминали. Вспомнил и рассказал Чубинский о похоронах Шевченко. О той Панихиде, на которой прозвучал польский Гимн и все присутствующие, пав на колени, подхватили его. Девушки попросили поляков исполнить этот гимн. За фортепиано сел Вербицкий, а Рыльские и Свенцицкий запели мятежные строки. Когда же закончили, Николай стал тихо напевать свой перевод: «Мать-Отчизна не погибнет, пока мы живые".  Павел Чубинский вместо похвалы, сказал Николаю, что чем переводить чужую песню, лучше написать  свою, подобную.. Вон Владимир Антонович давно уж просит громадовцев создать собственную  "Марсельезу".

Николай, не стал ерепениться и сейчас же, под тот же мотив, запел импровизируя:

Братьям  Рыльским и Паулину Свенцицкому, родственников, которых от младенцев до старцев вырезал Павлюк, не понравилось упоминание о нем и Иосиф Рыльский, так и не отошедший от фортепиано, запел свой вариант:

Здесь уже не выдержал законник Чубинский, увидевший опасность исполнения такого текста. Он  предложил свой, менее опасный вариант:

Тут вмешался болгарин Саша Стоянов. Показывая на сербов, он предложил добавить:

Кажется, песня была закончена. Правда, далеко ей было до  Марсельезы, но звездные мгновенья так же  редки, как планеты у звёзд...

Опять пошли воспоминания. Запели „Соловья” Виктора Забилы, ”Журбу» (Грусть) Леонида Глебова. Но вот серб Пётр Ентич-Карич запел сербский Гимн «Жие Сербие», где припевом были слова: " Сердце бие и крев лие за нашу свободу"...

-"Это же именно то, чего нам не хватало"-, вскочил Павел Чубинский и предложил бессмертные строки:

Вот теперь песня была уже закончена. Все записали себе ее слова. Свой экземпляр Тадей Рыльский отдал побратиму Владимиру Антоновичу. Когда через несколько недель вернулся в Киев из этнографической экспедиции Николай Лысенко, Антонович поручил ему положить на музыку слова новой песни. Уже через неделю новая "Украинская Марсельеза" полетела по Левобережью. Полетела, как гимн Громады.

В четвёртом номере журнала "Мета" за 1863 год эти 4 стихотворения были напечатаны. Открывался журнал стихотворением "Ще не вмерлы", после которого шли остальные стихи Шевченко и его подпись

Михаил Вербицкий фанатично любил Шевченко, даже дал обет положить на музыку все его стихи. Получив журнал, он через неделю положил на музыку все четыре стихотворения. Уже в декабре, на собрании Громады Перемышльской семинарии, прозвучала впервые "Ще не вмерлы"под гитару. Ректору настолько понравилась песня, что он рекомендовал семинаристам распространять ее среди паломников, а о. Вербицкого попросил сделать из соло хорал. И вот, на праздник Ивана Крестителя, перед многотысячной толпой перемышльцев  прозвучал могучий хорал в исполнении сводного городского  хора. Присутствующему на празднике, львовскому Епископу  Полянскому, основателю первого украинского театра во Львове,  так понравился этот хорал, что при открытии украинского театра во Львове 25. 12. 64 постановкой оперетты Карла Гайнца "Запорожцы",  он попросил режиссера вставить хорал в постановку. Вечером, в оперетте прозвучал гимн «Ще не вмерло Запорожье», в афишках же были слова и ноты «Ще не вмерлы Украина»  подписанные фамилиями Шевченко и Вербицкого. Утром 26.12.64, "Ще не вмерла Украина" пел весь Львов. Все считали, что слова песни написал Шевченко, Апостол  Украины. Поэтому и стала эта песня Гимном, сначала Галиции, а затем УНР. А "Украинскую Марсельезу"  Лысенко, вскоре забыли...

А как же сложилась судьба  авторов текста «Ще не вмерлы" ?.

Каждую свободной минуту бежал Коля в редакцию «Черниговских губернских ведомостей», где священнодействовал  Маркович. Именно там, в редакции, читая рукописи материалов, посланных в газету, Николай открыл, что он и сам может писать не хуже. Стал собирать народные песни и сказы,  начал писать  стихи. Но те его первые произведения опубликовал уже не Афанасий Маркович, а их  родственник, Николай Белозерский. Откройте книжечку Дорошенко: « Указатель новой украинской литературы России за 1797-1897 год". На 3 странице под № 94(109): "Н. Вербицкий-Антиохов. Поэзии. Черниговские губернские ведомости "

А Коле в это время было всего лишь 10 лет...

Через несколько лет отца перевели в Полтаву и Коля перешёл в  Полтавскую гимназию. Здесь подружился с Михаилом Старицким. Вот что пишет в своих воспоминаниях знаменитый писатель: « У нас в гимназии учитель словесности Сосновский, излагая правила стихосложения, требовал от учеников и произведений в стихотворениях. И мы - писали. Среди учеников выпускных классов (5, 6, 7) лучше всех удавались стихотворения мне и Вербицкому, также пансионеру; начальство даже заказывало нам торжественные приветствия и оды в честь посещений нашего пансиона сановниками, а товарищи прозвали нас "поэтами", при одобрении надзирателей. Часто, бывало, при передаче пансиона переменному надзирателю, слышится вопрос: "А где же это наши поэты? " - на что почти постоянно был ответ - " В карцере"...

Через Старицкого Николай познакомился и подружился на всю жизнь с братом последнего - Николаем Лысенко. После гимназии братья поступили в Харьковский университет, а Николай в Киевский.

В Университете вместе с побратимом  Иосифом Рыльским он создаёт рукописную газету "Помыйница» (« Мойдодыр»), в которой нещадно высмеивает всех и вся. За эту «Помыйницу” пришлось Андрею Ивановичу забрать своё чадо и перевести в Петербург "для охлаждения". Андрей Николаевич сам когда-то учился в Петербургском университете, там теперь преподавали  его прежние однокурсники. Поселил у приятеля мятежной юности - архитектора Штакеншнейдера, который владел большим домом  рядом с Академией Искусств. В квартире, которую выделили Николаю у Штакеншнейдеров, уже жили студенты. Это были его земляки и дальние родственники (почти все дворянские роды на Украине в родственных отношениях), Иван Рашевский и Павел Чубинский. В конце лета у Штакеншнейдеров остановился знаменитый  российский поэт Яков Полонский. Он любил слушать, как ребята поют мелодичные украинские песни, интересовался Колиными стихами. Стал опекать его. А в конце осени вернулся в Россию и поселился в том же доме  Афанасий Маркович. Коля с ребятами почти все вечера проводили у него. Зачастую к Афанасию приходил на "чарку чая" сам Тарас Шевченко. Любил слушать их пение, сам принимал участие, хотя уже потерял голос. Пели вместе, а затем услаждались знаменитыми настойками  Виктора Забилы...

Встречать  Новый Год и Рождественские каникулы ребята поехали в Борисполь к Чубинскому. Павел пригласил к себе в гости и Колиного приятеля - Николая Лысенко. Ребята помогали ему собирать  народные песни. После тех каникул Николай Лысенко  выпустил большой  сборник народных песен...

А затем было возвращение в Петербург. Праздник провозглашения царского Указа об отмене крепостного права затмила смерть Шевченко. Было участие в похоронах и студенческих беспорядках. Был перевод польского гимна "Мать-Отчизна не погибнет, пока мы живые"... Было закрытие университета и персональное исключение из студентов. Вернулся в Киевский университет вольнослушателем. Стал опять издавать  свою "Помыйницу"... Вот одно из  стихотворений в ней:

        "ДУМА СОВРЕМЕННОГО ГРОМАДЯНИНА

Вообще, он с большой иронией относился к хлопоманству. Это видно из его стиха в «Помыйнице»:

О тех его регулярных посещениях Чернигова сохранились воспоминания известного общественного деятеля, члена Государственной Думы, Ильи Людвиговича Шрага: «Наибольшее влияние на меня во время гимназии имел Николай Андреевич Вербицкий. Он в то время находился в Киеве, где учился в университете св. Владимира, но очень часто приезжал в Чернигов к своим родителям. Он рассказывал нам о своих встречах с Шевченко в Санкт-Петербурге, где он также учился в университете и жил неподалеку от Шевченко. Рассказывал о похоронах Тараса и студенческих беспорядках, из за которых был уволен из Санкт-Петербургского университета. Рассказывал о Громаде, давал книги, читали мы его "Помыйницу"; под его влиянием сложился кружок, который собирал и записывал слова для "Словаря", читали "Основу", "Записки о Южной Руси". У Вербицкого в Чернигове я впервые увидел Павла Игнатьевича Житецкого и Ивана Петровича Новицкого, которые приезжали гостить в Чернигов...

Осенью 1861 Николай  приехал В С-Петербург, чтобы восстановиться в петербургском университете. Попечитель Петербургского учебного округа генерал Делянов, вспомнив его перевод "Мать-Отчизна не погибнет, пока мы живые" передал Николаю "высочайшее повеление: возвращаться туда, откуда приехал". А затем была высылка Чубинского в Архангельскую губернию. Николай печатает в декабрьском номере " Основы" стихотворение-обращение к побратиму:

               «   НА ПАМЯТЬ ПАВЛУ ЧУБИНСЬКОМУ

А в 1863 на Николая и на все Черниговскую Громаду свалилось обвинение в агитации за Герценовскую «Землю и Волю». Произвели обыск у всех  членов кружка «Любители своей народности»

Произвели обыск и у сестер Голицыных в Киеве, где тогда жил Николай Вербицкий. Хоть его и признали невиновным, но после того обыска, тетки отказали ему в пристанище. Пришлось перебраться в полуподвал в Назарьевском переулке по соседству. Отец отказал в денежной помощи. Жил теперь Коля исключительно на гонорары, которые в те времена были такие же, как и нынче. Приходилось ограничиваться завтраками, обедами и ужинами трёхкопеечными булочками-«жуликами» и полукопеечными стаканами молока... (знаете, у меня и сейчас сильнейшая ностальгия по тем киевским  треугольным ржаным "Жуликам" с медовым вкусом, наполненных изюмом, цукатами и  за тем прохладным, ароматным, натуральным  молоком из автоматов в Пассаже.)

И эта веселая украинская студенческая газета выходила "раз в неделю (если редакторы трезвы)» Вплоть до конца 1863 года. Вот его стих в последнем номере:

Николаю, с оглядкой на дядю-губернатора, позволили экстерном сдать все необходимые экзамены и распределили преподавателем в Полтавскую гимназию, где ещё не забыли постоянного постояльца карцера. Именно, благодаря этому, он сразу же завоевал симпатии гимназистов и гимназисток. Он, по его словам: «Блаженствовал наподобие птицы, весело ходившей по тропинкам бедствий"…

Недолго длилось это блаженство. Вскоре он вмешался в конфликт гимназисток с директрисой. Произошло это так - гимназистка выпускного класса опоздала на урок, а директриса приказала швейцару вытолкать ее на улицу и закрыть двери. Подруги оскорбленной девочки  все вместе "подали в отставку". К ним присоединились все гимназистки выпускных классов. «Разом нас багато, нас не подолаты!» Вопрос вынесли на педагогический Совет, который под влиянием Вербицкого постановил, чтобы директриса извинилась перед гимназисткой, а всех девочек восстановили в гимназии. А затем произошел другой случай. Было решено ликвидировать пансион при гимназии. Как водится, назначили ревизию  имущества. При этом обнаружили недостачу серебряных ложек. В их исчезновении обвинили переведенного из Варшавы инспектора-поляка. После такого удачного для директора пансиона завершения ревизии, он устроил званый ужин. Николай  обнаружил на поданных к столу серебряных ложках штемпель ПБП, о чём и заявил во весь голос. Такое и сейчас не прощается! На следующий же день его обвинили в разлагающем влиянии на учеников. Постановили перевести домой в Чернигов. Вся молодежь Полтавы провожала его далеко за город...

Именно здесь он стал первым учителем-наставником Машеньки Адасовской. Вот что пишет в" Биографии Марии Заньковецкой" Н. Г. Лазурская:

"Заметив как-то одаренную девочку, Вербицкий уже не спускал с нее глаз никогда: дружба Марии с Николаем Андреевичем продолжалась и в старших классах... Н. А. Вербицкий за личным признанием Г. Заньковецкой, оказал решающее влияние на ее духовное развитие. Место Вербицкого в ее биографии тем более почетно, что этот учитель словесности не только верно почувствовал общую одаренность своей ученицы, ее любовь к поэзии, тягу к книге, но и чутко увидел ее настоящее призвание: сам актер-любитель, он указал своей ученице ее настоящий путь - в искусство..."

Педагогика была основным призванием Николая Андреевича, но она не мешала его общественной деятельности. Ведь это именно Вербицкому пришлось возрождать Черниговскую Громаду после высылки куренного Степана Носа и отъезда в Нежин Глебовых. Вообще то это ему было совсем нетрудно, ведь вместе с ним в Черниговской гимназии преподавали его побратимы по "Жиляндии" и "Помыйнице" Константинович и Хижняков. К тому же он был любимцем Черниговских гимназистов, которые и составили костяк новой Черниговской Громады. Его ученики-друзья Илья Петрункевич и Илья Шраг вывели Черниговскую Громаду на новый, всероссийский уровень. Впоследствии  Петрункевич вместе с  Николаем Милюковым создаст Констуционно-демократическую партию Российской империи. Мощнейшую ее партию.

"В 1875 г в Мглынском и Сурожском уездах случился голод, а затем и волнения, потребовавшие административных мероприятий. Было в это время перехвачено письмо какой-то дамы, в котором говорилось об участии Вербицкого в организации возмущения крестьян в с. Любещаны. Возникло целое дело и на Вербицкого посыпались обвинения в украинофилстве, в подговоре крестьян к бунту... Результат - бумага из Министерства просвещения о переводе Николая Андреевича для пользы службы в Рязань, но в этой же бумаге было объявлено, что " если он не пожелает воспользоваться предложением, то будет отправлен в Рязань вообще этапом"

Не осталось даже могилы Николая Андреевича. Похоронили его рядом с могилой Афанасия Марковича на Болдиной горе. Еще через три года, рядом похоронили и его младшего побратима Михаила Коцюбинского. А затем грохнул октябрьский переворот и разразилась гражданская война. У людей появились совсем другие ценности. Стало не до захоронений предков. А в 1922 году, исполняя приказ Ленина о реквизиции церковных ценностей, вскрыли, в поисках драгоценностей, захоронение Вербицкого. Не найдя, разрыли всё до основания, выбросив прах. Со временем дожди размыли разрытую могилу, а люди проложили на её месте яр-дорожку с Болдиной горы в урочище «Святое»…

Сегодня в Украине каждый день начинается и кончается исполнением «Ще не вмерлы Украины». И продолжаются в звуках Гимна жизни Шевченко, его юных друзей Николая Вербицкого, братьев Рыльских, Саши Стоянова и Павла Чубинского священника Михаила Вербицкого, мятущегося Пантелеймона Кулиша и украинско-польского поэта Паулина Свенцицкого, передавшего слова Гимна Ксенофонту Климковичу и Львовского епископа Полянского, выплеснувшего Гимн на улицы Львова и Украины.

Их матери не были украинками. Они были разных национальностей. Но все они стали украинцами. Ведь с Шевченко и них началась Украина…