Рюкзаки вздохнули клапанами и взгромоздились на наши спины. Игорь поправил за козырек свою бейсболку и возглавил шествие. Мы начали размеренный подъем по дороге вьющейся в сторону Кареи. Тропа, если верить карте, должна начаться где-то выше. Разберемся. Поодаль виднелась какая-то двухэтажная хижина, как в сказке, «у самого синего моря…».

 

От Иверского монастыря за нами увязалась собака породы «дворняга» черной масти. Об этой собаке я где-то читал, в чьих-то воспоминаниях (готовясь к Афону, я читал много касающегося Святой Горы и её подвижников). И сейчас уже не могу припомнить ни автора, ни книгу. Она (собака) не попрошайничала, она показывала дорогу. Точнее даже, не за нами увязалась, а перед нами. Ей как будто доподлинно было известно, куда мы идем, и она, практически не оглядываясь, бежала в двух шагах впереди нас сначала по дороге, а затем и по тропе. На развилках собака поворачивала в нужную сторону. Сразу было видно, что делает она это не в первый раз. И, поскольку дворняжка бежала впереди, запах немытой псины забивал нам «дух». Нашего духовного опыта явно не хватало, чтобы объяснить происходяшее. (В том, что случалось с нами на Афоне мы пытались находить потаенный смысл). Стараясь не дышать носом, я делал попытки сохранить внимание на молитве. Скажу прямо – не очень-то  получалось.

 

Дорога забирала всё выше и выше, и вскоре хижина и опутавшие её рыболовные сети остались внизу и сзади. Мышцы болели, но можно было терпеть. Опираясь на посох, как на здоровую ногу, я шел бодро и решительно, почти не ковыляя из-за молочной кислоты в мышцах. На повороте серпантина дороги стояла табличка стрелочкой в нужную нам сторону с надписью по-гречески «Ставроникита». Даже устать не успели, да тут вообще рукой подать! Мы нырнули в зеленый туннель и стали спускаться вниз в сторону моря. Собака тоже в этом месте свернула на тропу. Когда мы немного отстали, она села на камень, почесала задней лапой за ухом и, дождавшись нас, побежала вперед. Такой вот навигатор на четырех лапах.

 

Спуск завершился у древней каменной башни, стоявшей стражем у самой воды. Это был арсан (причал) монастыря Кутлумуш. С камней мы спрыгнули на прибрежный песок. Идти стало труднее, ноги «пробуксовывали». А маршрут проходил вдоль небольшого заливчика. Но вот заливчик плавно закруглился направо, а наша тропа, уже не только натоптанная, но и наезженная, гнула свою линию прямо, вверх и затем влево. Перед нами на возвышенности за оградой появился дом с каменной башней, а может, келия для подвижника. Мы почти не раздумывали, куда идти. Монастырь Ставроникита находился в известном направлении, но его от нас уже закрывала пологая скала, упиравшаяся в воду, и находилась эта скала как раз под этим домом для одинокого молитвенника. Все ясно, нам нужно подняться к хижине, обойти её, и где-то там разыскать продолжение пути к цели нашего сегодняшнего путешествия. Когда мы подошли к калитке в ограде, собака с нами не пошла. А куда она пошла? Я не заметил. Извините. Ведь именно собака сулила нашим впечатлениям какие-то загадочные события или приключения. Но она пропала, а мы, пройдя по мостику, оказались на чьей-то территории. Кирилл достал карту, и мы попытались сообразить, почему тропа идет по берегу, если мы там не увидели никакого намека на возможность пройти. Пока мои спутники, сняв рюкзаки, пили воду, отдыхали, я решил сбегать (сильно сказано) на разведку. Моим глазам предстал оливковый сад, пасека, нехитрый огород и запертая изнутри дверь в келию. Я постучал, покричал молитву, постучал еще раз,  но ответа так и не последовало. Меня догнал Кирилл. Он непрестанно фотографировал и вообще проявлял соответствующий своему возрасту здоровый интерес к жизни. Мы увидели еще одну калитку, но уже проводящую на другую сторону склона вроде бы в нужном нам направлении.

 

- Все ясно. Нам сюда,- я опять был самоуверен. На Афоне, как уже известно, самоуверенность наказывается.

 

Позвав остальных, мы пошли в разведанную сторону. А нужно было все-таки вдоль моря и где-то у описанной выше, пологой скалы разыскать продолжение пути. Нам это стало понятно позднее.

 

Валера шел за Георгиевичем и терзал того на предмет зонтика. Мол, зачем ему на Афоне зонтик? Черный мужской зонтик с изогнутой ручкой (может, даже и «Три слона») действительно торчал из модульного рюкзака Владимира Георгиевича.

 

- Я забыл его оставить в Москве. Жалко оставлять. – Хотя если это действительно «Три слона» (известная японская фирма), то Георгиевича можно понять.

 

Тропинка от калитки мимо дощатого сооружения для известных надобностей разматывалась влево вниз. Вскоре мы оказались на дне распадка, на берегу высохшего ручья. Дальше начинался подъем. Было видно, что здесь ходили, возможно, даже такие же, как мы паломники. Сначала было совсем нетрудно – с камня на камень, с уступа на выступ. Но подъемы стали становиться все сложнее. Вспомнилась альпинистская студенческая молодость. Альпинист я был так себе, никакой, но лазить любил.

 

Однажды я должен был вести группу по Центральному Кавказу, но у одного из членов группы случилась свадьба, у другого заболела мама, и остальные по разным уважительным причинам не сумели собраться. В результате группу зарегистрировать не удалось. Но идти в августе на Кавказ очень хотелось, и я уговорил двоих товарищей -  Мирека Сухоцкого и Мишу Брусованика - попутешествовать. Мирек был студентом медицинского института, а Миша – студентом Института Культуры, он по профессии скрипач и гитарист (музыкант из него вышел классный). В таком составе – три человека – идти по Кавказу (один из которых в горах не был) - просто авантюра. И я решил выбрать простой, прогулочный маршрут. Карты того района у нас не было, но «бывалые» члены нашего туристско-альпинистского клуба поделились так называемыми схемами маршрута – кроками. И все бы было хорошо, но мы пришли не на тот перевал - вместо Наура взошли на Магану. Кто был – тот знает. Об ошибке мы узнали, обнаружив в туре (пирамидке из камней) записку группы, которая была здесь до нас.  А назад спуститься не сумели: пришла снизу облачность, и видимость на этой стороне от перевала была нулевой. Пролежав около двух часов на рюкзаках, мы все-таки решили спускаться на обратный склон к реке Южный Псыш. Спуск прошел удачно, хотя не без приключений. Но, оказавшись у реки, мы решили двигаться по склону в сторону селения Псху и далее к озеру Рица. Никто из нас не догадывался, что уготовал нам Бзыбский каньон, куда мы вошли, как гарпун в рыбу, – назад никак. Мы там, легкомысленные студенты, впервые по-настоящему молились. С нами ничего не случилось, Бог хранил, но, когда мы дошли до горного селения Псху, нам показалось, что мы родились вновь. Скалы и непроходимая растительность каньона оставили в душе глубокий след. Особенно запомнились колючие лианы, которые росли на уровне ног, мы их окрестили «Держидерево». Тонкие и прочные, незаметные и злые.

 

И вдруг здесь, на Афоне, на  горной тропе, взбираясь по скале к дереву, протягивая посох сзади идущему, я почувствовал себя в том давнем каньоне у реки Бзыбь. Сердце «ёкнуло». Врачи ёканье сердца называют систолией. Но это было нечто иное. Перебравшись на другую сторону распадка, мы попали в заросли того самого «держидерева». Если колючая лиана росла на уровне груди, то, навалившись на неё, не разорвешь, только рубить или подныривать, подныривать или обходить. Тропа, которую мы приняли за человеческую, оказалась звериной. Я будто бы вновь оказался на Кавказе. Повернуть назад не хватало решимости, казалось, вот чуть-чуть, и мы сможем идти в полный рост, свободно. Но зеленая зубастая пасть дикого леса на склонах этого Афонского отрога зажёвывала нас все глубже и глубже. Мы не потеряли ориентации в пространстве, интуитивно пытаясь вернуться на тропу у моря, которая была нами на время оставлена. Пот бежал по лицу горными ручьями, соленые капли разбивались о листья враждебных колючих кустов, хлеставших наотмашь. Где-то приходилось ложиться на спину,  и в таком положении проползать (и это с моей-то «поповской» комплекцией), где-то прорубаться сквозь заросли, где-то возвращаться и искать хоть бы щель, чтобы двигаться дальше.  

 

Зонтик Георгиевича в одном месте незаметно выпал из рюкзака. Валера, споткнувшись о него, поднял и во время привала вернул хозяину. Зонтику не сиделось на месте, и он уже не только выпал в очередной раз, но и сломался, скорее всего, назло. Владимир Георгиевич повесил его на сук дерева и с некоторым облегчением полез дальше уже без зонта. Но тот, словно издеваясь, вновь настиг незадачливого паломника. В этот раз на черную изувеченную руку зонта наткнулся Кирилл и прихватил его с собой, чтобы вернуть хозяину. Забегая далеко вперед, скажу, что отвязаться от зонта у Георгиевича получилось лишь в монастыре Ставроникита. Только до него было еще неблизко.

 

Затем, делясь впечатлениями, никто не мог точно вспомнить, сколько времени мы провели в этих «джунглях». Я припоминаю некоторое внутреннее изнеможение (и это при том, что у меня рюкзак был не самый большой) и уже не размеренную, в такт постукивающему посоху молитву, а молчаливый вопль: «Матерь Божья, выведи нас отсюда»! Показался внизу просвет. Кусты расступились, и по скальным ступеням я уже спускался на берег, заваленный отходами цивилизации, выброшенными волнами прибоя. Море неугомонно шумело, приветствовало нас свежим ветром, и от прежнего приключения остался разорванный снизу подрясник, расцарапанные ноги и немного кровоточащая кисть правой руки. Дома, в Беларуси, я еще из коврика, притороченного на Афоне к рюкзаку снизу, извлек некоторое количество обломанных в тех джунглях палочек и колючек.

 

Взгляд уже взбирался вверх, мимо кем-то установленного импровизированного креста из двух перевязанных между собой палок. За взглядом двинулось тело. Затем, сидя на каменном лбу скалы и бросая в игривое море камушки, я думал о том, что в жизни духовной обычно так и бывает: знаешь куда идти, и думаешь, что справишься сам, и вроде бы цель видна, и рукой подать… А как заблудишь на ровном месте, и выбраться не можешь, измучаешься весь, пока не возопишь к небу. Подтянулись остальные члены нашей группы. Не потеряли никого. Отдохнули, выпили по глотку воды и пошли по вновь обретенной тропе. Шлось легко (все познается в сравнении). И минут через 40 мы вышли на дорогу, поднимавшуюся от монастырского арсана к воротам обители Никиты, делавшего кресты.

 

А здесь нас поджидал еще один опыт. Знаете ли Вы что такое Опунция? Это съедобный кактус. Стебли его похожи на хвост бобра, они усыпаны мелкими иголками и бордово-оранжевыми плодами. Там, где мы вышли к дороге, ведущей в монастырь, растут большущие кусты опунции. Ну как же не попробовать это экзотическое кушанье!? Мы своими ножами срезали по «шишке» и, стараясь не касаться иголочек, снимали кожицу и ели. На вкус, что-то среднее между хурмой и киви, только с маленькими косточками. Ничего – даже вкусно. Самое интересное было потом – в течении двух дней, когда мы шли, когда молились в храме или вели душеполезные беседы, или стояли,  или лежали, сидели ли, мы нервно выдергивали из себя незаметные иголочки опунции. О, это было что-то! Валера шутил: «Сладенького захотелось на дармовщину»? Он, конечно, прав. Захочешь ублажить себя «сладеньким»  – потом мучаешься болячками. Но ведь у нас среди хронических заболеваний, доставшихся от прародителей, есть и такая – мозоль на лбу от непрестанного наступания на «грабли».