Надгробие на могилах участников группы Сопротивления «Белая роза»

В день шестидесятилетия конца Второй мировой войны на Мюнхенском кладбище «Перлахер Форст» собрались представители 12 народов вместе с премьер-министром Баварии, чтобы почтить память похороненных там людей: военнопленных, вывезенных на принудительные работы, умерших вдали от родины, павших жертвами национал-социализма. Прошли и к могилам участников «Белой розы» — немецких студентов, восставших против Гитлера. Они желали конца Второй мировой и не дожили до него... Не дожили, потому что боролись за истину и за свободу совести в стране, угнетаемой богоборческим режимом. Острее всего это чувствовал Александр Шморель, ибо он болел душой не только за Германию, но и за воевавшую с ней Россию, которая находилась под не менее страшным игом большевизма. Как личную трагедию переживал он тот факт, что народы этих двух стран уничтожают друг друга. О нем и о его друзьях, которые предпочли умереть, лишь бы не идти против своей совести, и узнает читатель этой статьи.

«Белая роза» не была организацией в полном смысле слова — создать организацию в те времена было вообще невозможно — она представляла собой группу единомышленников, которых связывала личная дружба и готовность сопротивляться режиму.

Шурик вместе с няней, сестрой и братом

После окончания гимназии в 1937 году он вступает в рабочие отряды. Тогда он начинает понимать, что увлекшая его, как и большинство его сверстников, идея народного возрождения в том виде, который предлагают национал-социалисты, неприемлема. Тем не менее он еще два года вынужден оставаться в армии, где внутренне страдает от насилия над человеческой личностью. Ради возможности уйти в отставку Шурик поступает на медицинский факультет сначала в Гамбурге, потом в Мюнхене.

В университете он знакомится с Хансом Шолем, который, как и он, убедился в несовместимости нацистской идеологии с развитием свободной души, духа и совести. Между ними завязывается тесная дружба, к которой примыкает и Кристоф Пробст. Друзья увлекаются самыми разными видами искусства: рисованием, скульптурой, музыкой, поэзией. Читают и обсуждают книги религиозно-философского содержания. Круг единомышленников постоянно расширяется. С кем-то Алекс, как его называют немецкие друзья, знакомится в художественной студии, кого-то они встречают на концертах. Одним из таких знакомых становится профессор Курт Хубер, известный своими критическими высказываниями в адрес режима. Все больше общаются и с Вилли Графом, также студентом медицины, который серьезно занимается музыкой. В своем кругу эти молодые люди находят отдушину от угнетающей атмосферы войны и диктатуры, но вместе с тем растет чувство необходимости действовать. Действовать против внешнего разрушения страны безумной войной и внутреннего разложения людей, искалеченности ума и совести. Когда Ханс Шоль находит в своем почтовом ящике листовку с проповедью католического епископа, открыто выступающего против нацистов, у него рождается идея именно листовками призывать людей к сопротивлению. Зная, на какое опасное дело они идут, Ханс с Александром не сразу привлекают к нему друзей. Особенно опасаются они за Кристофа, у которого к тому времени уже двое детей.

«Самое недостойное для культурного народа — это без сопротивления позволить управлять собою клике безответственных властителей, преданных темным страстям...» — так начинается первая листовка. Ее рассылают по почте наугад или же просто бросают в почтовые ящики. Когда некоторые экземпляры попадают в руки друзьям, те по стилю листовок быстро догадываются, кто их авторы. Вилли активно подключается к производству листовок, которые печатают на пишущей машинке и размножают на ротаторах, купленных Александром. Помогать хочет и младшая сестра Ханса, Софи. Весной 1942 года, поступив в Мюнхенский университет на биологию и философию, она поселяется у брата и быстро осваивается в кругу его друзей и становится одним из самых активных членов «Белой розы». 27 июля 1942 года она пишет подруге: «Ханс на прошлой неделе попал в Россию со всеми остальными, которые в течение прошедших недель и месяцев стали мне друзьями». До отъезда студентов-медиков на восточный фронт они составили и распространили еще три листовки, в которых сопротивление называют «святейшим долгом всякого немца». «...Своим апатичным отношением к этим темным личностям ты даешь им возможность так действовать, ты терпишь это «правительство», которое несет такую безмерную вину, да ты же и сам виноват, что оно вообще могло возникнуть!...» — пишут они во второй листовке. В последней разосланной до отправления на фронт листовке особенно ярко выражается христианский настрой студентов: «Может ли быть, так спрошу у тебя, тебя — христианина, может ли присутствовать в этом поединке за сохранение твоих высших ценностей какая бы то ни было нерешительность, игра интриг, оттягивание решения с надеждой, что кто-нибудь другой за тебя поднимет оружие, чтобы тебя защитить? Не дал ли сам Бог тебе силу и мужество для борьбы?».

	Александр Шморель

«Гитлер массовый убийца! — Долой Гитлера! — Свобода! Свобода! Свобода!»

На 18 февраля 1943 года готовится акция, которой суждено будет стать последней. «Студентки! Студенты! На нас смотрит немецкий народ! От нас ожидает он, как в 1813 разрушения наполеоновского, так в 1943 разрушения национал-социалистического террора могуществом духа». Это слова из листовки, экземпляры которой Ханс собирается разложить по всему зданию университета. С ним хочет пойти Кристоф Пробст, но двадцатидвухлетняя Софи настаивает на том, чтобы самой помочь брату. Она хочет таким образом избавить друга от лишнего риска, так как его жена ждет третьего ребенка. 18 февраля, когда Ханс и Софи Шоль пытаются выбежать из здания, где разбросали листовки, университет оказывается оцепленным. Их хватают и увозят в тюрьму. 22 февраля молодых людей приговаривают к смертной казни гильотиной, вместе с Пробстом, которого взяли днем позже. «Мои любимые родители!» — пишет в этот день Ханс, — «Я полон сил и спокойствия. Приму еще Святые Тайны и блаженно отойду. Дам еще прочитать себе 90 псалом. Благодарю вас, что вы мне подарили столь богатую жизнь...»

Софи и Ханс Шоль

Через два дня после казни друзей дворник выдает спрятавшегося в бомбоубежище Александра. Уже несколько дней его фотографию печатали в газетах, его разыскивали как уголовника. Он пытался бежать с помощью знакомых русских эмигрантов в Швейцарию или скрыться в лагере русских беженцев в Австрии. Однако тяжелые погодные условия помешали переходу через Альпы. После ареста Александра в течение двух месяцев допрашивают. На допросах он подчеркивает, что действовал как русский и как православный христианин. При этом его Россия — не советская Россия. Он «больше всего хотел бы видеть исчезновение большевизма, но конечно не за счет таких важных областей, которые завоевала Германия...» Он заявляет, что полностью осознавал, какие тяжелые последствия могла повлечь за собой борьба с властью, что он может потерять жизнь. «Через все это я переступил, потому что для меня моя внутренняя обязанность к действию против национал-социалистического государства стояла выше этого». После того, как 19 апреля 1943 года суд выносит ему смертный приговор, равно как и профессору Хуберу и Вилли Графу, ему остается готовиться к загробной жизни, о которой он часто размышлял, еще будучи на свободе. Из камеры смертников, за одиннадцать дней до казни, он пишет своей сестре:

«...Ты, вероятно, удивишься, если я напишу тебе, что внутренне я становлюсь с каждым днем все спокойнее, даже радостнее и веселее, что мое настроение в основном лучше, чем оно было раньше, на свободе! Откуда это? Я хочу сейчас рассказать тебе обо всем: все это страшное «несчастье» было необходимо, чтобы наставить меня на правильный путь — и потому, на самом деле, оно вовсе не было несчастьем. Я радуюсь всему и благодарю Бога за то, что мне было это дано — понять указание перста Господня и через это выйти на правильный путь. Что знал я до сих пор о вере, о настоящей, глубокой вере, об истине, последней и единственной, о Боге? Очень мало! Сейчас, однако, я дозрел до того, что даже в моем теперешнем положении я весел, спокоен и обнадежен — будь что будет. Я надеюсь, что вы также прошли схожий путь развития и что вы со мной вместе, после глубокой боли разлуки, пришли к тому состоянию, чтобы за все возблагодарить Господа. Все это несчастье было необходимо, чтобы открыть мне глаза — но и не только мне, но и всем нам, всем тем, кого оно постигло — в том числе и нашей семье. Надо надеяться, что и вы также правильно поняли это указание перста Господня. (...)».

Рано утром 13 июля 1943 года ему объявляют, что настал день казни. Он призывает священника того прихода, в котором рос и который 50 лет спустя, по воле Божьей, построит кафедральный собор свв. Новомучеников и Исповедников Российских всего в нескольких десятках метров от его могилы. Отец Александр (Ловчий) исповедует и причащает его. В письме Александр прощается с родными и в пять часов вечера встречает смерть.

«Я перехожу туда в сознании, что послужил глубокому своему убеждению истине. (...) Немного часов и я буду в лучшей жизни, у своей матери, и я не забуду вас, буду молить Бога об утешении и покое для вас! И буду ждать вас! Одно особенно влагаю в память вашего сердца: не забывайте Бога!!!
Ваш Шурик».