Христианство Сирии в Византийское время

В пятидесяти километрах северо-западнее древнего Алеппо, среди отрогов сирийских предгорий, мирно покоится одна из великих святынь христианского мира - монастырь Святого Симеона Столпника. В его стенах, в развалинах древней базилики, на мощном каменном основании, округлым останком лежит все, что осталось от двенадцатиметровой колонны воздвигнутой самим Святым Симеоном, вершившем на ней, без малого столетний, подвиг отшельничества и молитвенного стояния за Веру и во славу Божию. Искавший уединения и спасения души вдали от мира, среди выжженных холмов и впадин северной Римской Сирии, он вынужден был камень за камнем, ступень за ступенью возносить себя от суетных нужд многочисленных паломников, почитателей и любопытствующих, сходившихся сюда, чтобы собственными глазами убедиться в существовании самоотверженного монаха-стилита. Слава о подвигах Святого Симеона дошла до Великого Константинополя, утвердилась в Риме, Александрии, землях франков и лангобардов, преодолела мыслимые и немыслимые пределы, широко разошлась по всей Византии и за ее пределы. Смысл служения был многим непонятен, но вызывал общий восторг, поклонение, и страсть к повторению среди монахов-отшельников. Узнавший о кончине Святого Симеона император распорядился во избежание лишнего беспокойства со стороны тысяч паломников воздвигнуть храм вокруг колонны, дабы, как ему представлялось, память о молитвенном усердии столпника скорее дошла до Господа, будучи усилена попечением и молитвами служащих в храме. Стены и своды ниш крестообразной базилики стали своеобразным символом имперского попечения о государственной Вере, утверждавшейся в поиске смысла земного служения идеалам, приходящего на смену язычеству, христианству. Нового Божественного откровения, принесенного в Мир самим Сыном Божиим во имя спасения всех и каждого.

Стены храма оградили подвиг Симеона от мира, вознесли до высот божественного служения и остались последним свидетельством и напоминанием потомкам о том, что в духовном подвиге молитвы все-таки остается храм, построенный в душе. Более полутора тысяч лет обтесали камень Симеонова столпа до формы яйцеобразного валуна, мирно покоящегося на пересечении паломнических и туристических дорог. Апсиды и выветренные стены монастырских развалин продолжают напоминать о временах, когда Вера служила Столпом истины для императоров и граждан, а смысл державного строительства открывался в условиях духовного служения интересам общества, стремящегося достичь совершенства не только в трудах и заботах земных. О первых столетиях жизни великой христианской цивилизации, зарождении ее в восточных пределах Средиземноморья и становлении духа и буквы христианского закона пойдет речь в этих, ни на что не претендующих литературных заметках...

Весть об обретении Царицей Еленой древа Честного Животворящего Креста, на котором был распят Иисус, распространялась по всей Сирии молниеносно. По преданию, на вершинах гор и холмов, везде, где существовали христианские общины, монастыри, молитвенно трудились в своих пещерах отшельники - возжигались костры разносившие подтверждения братьям радостной и благой вести. Чудо оживления мертвого тела от одного из трех крестов, найденных при раскопках Голгофы утверждало в вере и тех, кто чинил препятствия исповедникам Слова Сына Божия, и тех, кто еще накануне состоявшегося чуда терзался сомнениями в правильности избранного исповедания. Перенесший столицу Империи из Великого Рима в суетливый торговый прибрежный Византий, император Константин, очевидно, оказался одним из тех, кого находка его матери подвигла на признание благочестия и подлинности христианского Вероучения. В 313 году он уже прекратил преследование христиан и заявил своим указом о признании права граждан на свободное и безопасное его исповедание в Римской Империи. Миланский эдикт, подписанный Константином в 313 году давал гражданам Рима свободно выбирать вероисповедание, и хотя сам император так и не стал христианином, он в 330 году присутствует на освящении городской стены Константинополя и за деяния свои прославлен христианами, как Константин Великий. А костры на скалах Сирии горят и по сей день. Ежегодно, 26 сентября по новому стилю верующие, принадлежащие к Антиохийской Православной Церкви возжигают их в память об обретении и Воздвижении Креста Господня. Обретенное Древо Креста стало величайшей святыней константинопольского престола. За него шла тяжелая и кровопролитная война с персами при Императоре Ираклии, победившим персидского царя Хосрова и вернувшего Крест в Византию. Но, возвращаясь в Сирию, проследим путь Веры Христовой на землях, в которых она зарождалась и множилась в исповедниках.

Господь наш Иисус Христос родился на земле одной из крупнейших провинций Римской империи - Римской Сирии. Слово Божие проповедовалось Его учениками изначально в сирийских пределах и первые христианские общины создавались именно здесь в исторической Сирии, на цветущем побережье средиземноморской Финикии, в городах расположенных на берегах немноговодного, но величественного Оронта: в пещерах скудных предгорий и пустынных поселениях Пальмирского оазиса. Великая Антиохия на севере провинции, древняя Эмесса, Дамаск, Латакия, Триполи, Сидон и Эдесса слышали живое первоапостольское слово и по сей день хранят материальные и духовные свидетельства возникновения и раннего существования христианства на этих землях. Великий Рим нещадно преследовал христиан во всех своих пределах. Доживавшее свой век эллинистическое язычество, монотеистические культы, как стозевное чудище видели в нарождающемся учении, как им казалось, "сына плотника из Галилеи", - ересь, подрывающую покой и благоденствие римских граждан и их подданных, стремилось поглотить, затоптать и разрушить истоки обретаемой в социальных низах веры в спасение души через подвиг самоотречения и личной жертвы. Гонения на Апостолов и несущих Свет Слова Божия их последователей, чудеса, происходившие на публичных казнях и истязаниях первоисповедников, духовные подвиги пустынножителей принявших христианство - в сочетании с простым и ясным смыслом исповедания, множило и расширяло круг первохристианского братства. Поднимало и укрепляло веру в Спасителя, принесшего в мир Слово, бывшее в истоке всего сущего и бывшее Богом, по свидетельству евангелиста Иоанна. Самыми значительными этническими сообществами восточной части Римской империи были собственно сирийцы, армяне, арабы, копты. И хотя, судя по всему, сирийское христианство восходило к иудео-христианским группам послеапостольского периода, уже к началу IV века, христиане, говорившие на сирийском языке, составляли большую часть всей римской Восточной епархии. Сирийский же язык был близок к арамейскому, то есть практически не отличался от языка, на котором говорил Иисус Христос. По сей день в ряде монастырей и храмов современной Антиохийской церкви - в Седнайе, Маалюле - служба ведется на арамейском языке, и Молитва Господня произносится на языке Самого Господа. Христианство на Востоке быстро распространялось среди единоплеменников и выходило за пределы Римской империи к северу и востоку от ее границ, в пределы зороастрийской Персии и на Кавказ, а на юге - в Египет и Северную Африку.

К моменту подписания Константином и Лицинием Миланского эдикта в 313 году, установившим волей двух римских императоров прекращение гонений на христианство, объявлении его дозволенным культом и возвращением христианам ранее отнятого имущества, христианские общины Сирии стали влиятельной духовной силой, определявшей новое будущее Востока. И, несмотря на то, что во времена Юлиана Отступника гонения на христиан возобновились под водительством самого императора с необычайной силой, христиане, говорившие на сирийском языке, составляли большую часть всей римской епархии Востока. Христианство в Сирии исторически теснейшим образом соприкасалось с персидским зороастризмом, что во времена исторического противостояния двух мировых империй - христианской Византии и зороастрийской Персии - самым трагическим образом отражалось на судьбах христианской общины. Руководители ее были постоянно вовлечены в это противостояние и стояли перед необходимостью немедленного политического и религиозного выбора, что заставляло их думать, прежде всего, о простом выживании Церкви.

В древнейшие времена влияние зороастризма на судьбы народов, попавших в сферу персидского владычества или управления было значительным. И не кажется странным, уже в более поздние времена, появление на Востоке ересей, несущих в христианство отголоски зороастризма, с его разделением мира в резко дуалистическом духе на светлое и темное начало, противостояние высшего светлого существа Ормазда представителю всего темного и злого в образе воплощенной тьмы Арихмана. Не так ли в манихействе, являвшем своеобразное объединение христианства и зороастризма: Мани - вероучитель, посланник небесного света, два противоборствующих начала - добро и зло, где в первом - господствует Бог, во втором - дьявол. Борьба же царств закончится катастрофой, в которой погибнет материя, а дух станет свободным. Мир же сущий - воплощение зла. Сирийское христианство стало явлением особым, сложившимся в пограничных политических реалиях, резко отличным от той цивилизации, которая в границах римской ойкумены неспешно создавала нечто слиянное между христианством и эллинизмом. По свидетельству историков Церкви все епископы Антиохии - великого центра восточного христианства - говорили по-гречески, но языком населения был сирийский. По словам Протопресвитера Иоанна Мейендорфа, "здесь существовала мощная традиция христианской учености, ничего не получившая от греческого или латинского Запада". Сирийское христианство стремилось к своеобразному взаимному обогащению греческого (византийского) и сирийского миров, пыталась достичь внутренней гармонии с греческим миром богословской учености при крайнем монашеском аскетизме и склонности к своеобразному вероисповедному сепаратизму, что во времена христологических споров и утверждению византийского владычества привело к последствиям самым для него трагическим. Но об этом позднее. Сейчас же обратимся к тем немногим материальным свидетельствам былого процветания духа и служения раннего христианства Сирии.

...Прямая улица - одно из самых известных мест в Дамаске. От находящейся в центре старого города крепости она ведет в сторону христианского квартала Баб Тума и для нас особо примечательна тем, что поминается в Новом Завете, на страницах Деяний, где описывается чудесное превращение неистового гонителя первохристиан Савла в великого Апостола и Первоучителя христианства Павла. Это на Прямой улице в Дамаске один из учеников, именем Анания, в Иудином доме Тарсянина нашел ослепшего волей Господа Савла, и, той же волей возложив на него руки, произнес: "Брат Савл! Господь Иисус, явившийся тебе на пути, которым ты шел, послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Святаго Духа". И тотчас, как бы чешуя отпала от глаз его, и вдруг он прозрел; и, встав, крестился, и, приняв пищи, укрепился"/Деян. 9,17-19/ Домик лекаря Анании стоит чуть в стороне от Прямой улицы, в более поздней части его находится католический храм, а в древних, почти ушедших под землю комнатах, где слышались в древнейшие времена слова Господней Молитвы и остались следы первоучителей и апостолов христианских, изъеденный временем известняк точит влагу из расщелин загипсовавшегося от старости раствора и дышит прохладой вечности, напоминая вошедшему о таинствах давних христианских собраний, удаленных от глаз людских, преследований языческой власти и скрытых до времени накопления в обществе силы, исцеляющей и светоносной...

На той же Прямой улице в Дамаске можно увидеть место, где чудесным образом спасался Апостол Павел от своих ревностных гонителей. Что думал в этот момент он, сам вчерашний гонитель, причастный к убийству Стефана - "мужа, исполненного веры и Духа Святого"? Раскаявшийся, да спасется?!"

В старейшей из столиц мира - сирийском Дамаске известно немало легендарных или достоверно связанных с христианским периодом истории мест и реликвий. О некоторых - речь впереди. В ста же километрах севернее - древняя Эмесса, нынешний Хомс. В Эмессе римских и византийских времен христианская жизнь била ключом. Это был один из крупнейших центров сирийского христианства, о чем, прежде всего, напоминают расположенные под старыми кварталами города галереи-катакомбы, где христиане вплоть до VII века хоронили умерших. И по сей день в старом восточном квартале проживает более тридцати тысяч христиан. Хомс-Эмесса красочный город, по сирийским меркам вполне зеленый, обликом выделяющийся среди многих запыленных и сумрачных селений центральной Сирии. Храм Пояса Богородицы хранит одну из уникальнейших реликвий христианства. В полумраке отдельного предела, в стенной нише помещен звездообразный сосуд из серебра, богато украшенный драгоценностями. В центре его, под стеклом, свернутый колечком плетеный поясок, подобный тем, что и по сей день плетутся из тесемок и ленточек кожи во всех поселениях мира. Коричневый, почти нетронутый временем, лишь слегка разлохмаченный на одном из концов, этот пояс некогда стягивал платье Пречистой Матери Иисуса. Его принес в христианскую общину Эмессы апостол Фома, а в период гонений на христиан, то ли от магометан, то ли от крестоносцев, пояс бережно спрятали в кружку, поставили в выемку камня-ступы и, накрыв дискосом, укрыли под одной из могильных плит. В 1953 году по найденному манускрипту, написанному на арамейском диалекте, пояс Богородицы отыскали и поставили в отдельном пределе храма. К реликвии потянулись паломники, немощные и убогие, стремившиеся к чуду исцеления и во множестве находившие его. Тут же в пределе хранятся костыли и ортопедические аппараты исцеленных, их благодарственные дары и записочки. При храме Пояса Богородицы находится одна из резиденций Архиепископа Хомса и Хамы Сирийской Православной церкви. У входа в резиденцию, близ колодца да растут величественные эвкалипт и кипарис, образно представляя двуединую греко-сирийскую природу сирийского христианства... Со времен Диоклетиана и Константина Великого вся Римская империя была разделена на четыре основные префектуры: Италия, Галлия, Иллирия и Восток. При этом каждая из префектур делилась на диоцезы, а те в свою очередь на провинции или епархии. Префектура Востока управлялась префектом Востока и разделялась на диоцезы: Восток с главной столицей Антиохией, Азию - с Эфесом, Понт - с Кесарией Капподокийской и Фракию - с Иллирией. В Риме, власть римского епископа сложилась значительно раньше, нежели в остальных главных городах империи, а митрополичья власть в городах Востока образовывалась соответственно росту городов. Случалось так, что не сразу определялось преобладание одного города над другим, и тогда некоторые из патриарших кафедр находились под церковным управление ближайших с ними епископских городов. Так было, к слову, с антиохийской, константинопольской и иерусалимской кафедрами попадавших под власть ближайших епископатов. Первоначально на Востоке безусловное главенство получил Александрийский епископат. Александрийский епископ в силу исторической традиции считался первым на Востоке, в соответствии с важностью и силой, основанной здесь по преданию евангелистом Марком христианской общиной и особым нравственным авторитетом многих александрийских епископов. Никейский Вселенский Собор в 825 году отдельным соборным правилом определил за александрийским епископом фактические права митрополита. Это означало право созывать провинциальных епископов на собор, председательствуя на нем; посвящать и рукополагать епископов и отрешать их от должности; вести надзор и суд над епископами по всей провинции. Уже в ближайшее время, по выражению Василия Великого, "из-за любоначалия и честолюбия" происходит собирание метрополий под руку исключительно возвышенных митрополитов. Помимо Александрии, на Востоке возвышаются до митрополитов епископы Антиохии, Иерусалима, Константинополя, которые впоследствии и получают имена патриархов. На II Вселенском Соборе в Константинополе, в 381 году, помимо провозглашения константинопольского епископа вторым после римского, так как "Константинополь есть новый Рим", вторым по сложившемуся порядку остается епископ Александрии, а следующим митрополит Антиохии. Со временем, митрополитам Антиохии Антиохии подчиняются епархии Киликии, Сирии, Ефрата, Осроэна, Исаврии, Финикии и Аравии. Укрепление государственного авторитета сирийской церкви, ведь именно она сосредотачивалась под эгидой антиохийского патриарха стало событием особо возвышенного и особого, как показало время, трагического смысла...

Отшельничество и пустынножительство имело на Востоке дохристианские корни. Кем, как ни отшельником был, скажем Иоанн Креститель, или каков, как не пустынножительский поступок, уход Иисуса на сорок дней в пустыню. Подвиг аскезы, самоограничения, усмирения плоти в одиночестве был органично принят и усвоен восточным христианством изначально. Побывавшего на Востоке - в Иордании, Сирии, Египте - наверняка поражало великое множество монашеских пещер высеченных в склонах гор и холмов, историческое подтверждение величественного подвига уединенной молитвы во славу Божию.

Особое развитие монашества как движения возникло в 1У веке, так, что, по словам историка Церкви, "ни церковные власти, ни имперская администрация сразу не осознали его места в Церкви и в обществе". Монашеское движение изначально развивалось стихийно, в первооснове его были отшельнические подвиги отцов-анахоретов. Прародителя монашества - святого Антония, создателя общинной монашеской жизни - святого Пахомия, их собратьев по египетскому уединению. К V веку, ко времени Халкидонского собора восточное монашество стало общепризнанным идеалом и явлением признанным и соборными постановлениями и имперским законодательством. Конечно, еще более древним преддверием христианского монашества было чисто восточное языческое самоотречение, о котором лучше, чем апостол Павел в "Послании к евреям" не скажешь. Вспоминая подвижников благочестия из ветхозаветных времен, апостол Павел пишет, что были среди них такие, которые "скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли". В еврейских кругах во времена Христа с большой долей вероятности были радикальные аскетические движения. (Вспомним, как Господь изгоняет бесов из бесноватого, обитающего в пещере, судя по всему язычника-отшельника...) Восточное сирийское монашество отличалось суровостью и крайним аскетизмом. Феодорит описывает монашеские общины, но в описаниях его, по словам историка, " он почти исключительно говорит об отшельниках, ведущих наиболее строгую аскетическую жизнь: некоторые из них никогда не спят под крышей, не пользуются ни огнем, ни искусственным светом; другие никогда не едят и не пьют ничего вареного, некоторые связывают себе ноги, запираются в клетки, носят цепи и искусственно поддерживают раны на своем теле". Феодорит подчеркивает большое разнообразие таких аскетических приемов: монах всегда один с Богом, и усилия его для общения с ним - его собственные, не стесненные никакими внешними правилами или дисциплиной

Не удивительно, что именно в Сирии возникло удивительное проявление монашеского аскетизма, о котором уже говорилось в ведение к этим заметкам. Столпники или стилиты (от греческого "стилос" - столп), среди которых наиболее известен святой Симеон, простоявший по разрешению игумена своего монастыря сорок семь лет /412 - 459 гг../ прожил в крохотном шалаше, на вершине двенадцатиметрового, им самим возведенного столпа, откуда к концу жизни проповедовал христианство тысячам людей, приходивших к его подножию. В сирийском подвижничестве многие из отшельников, подражая ветхозаветным, жили на горах, в вертепах, в "хлевинах" до того узких и тесных, что в них можно было жить сгорбясь или лежа, нередко оставались под открытым небом, испытывая себя жарою и непогодой. Так преподобный Евсевий отделил себя от мира каменной оградой. Один из историков и исследователей столпничества Иеромонах Алексий /Кузнецов/ в начале прошлого века справедливо полагал, что "Сирийское подвижничество было как бы культом гор; а столпничество, как один из видов сирийского подвижничества...представляло собой противоположность языческому религиозному культу гор, горных духов и исполинов... культ высот был идолопоклонством у язычников всех времен. Понятно, что христианские подвижники не могли быть равнодушными зрителями такого языческого культа и не могли допускать его дальнейшего существования. И вот в лице святых столпников они занимают сначала, на глазах язычников высоты гор и ущелья, а затем устраивают столпы, напоминающие собой языческие священные ограды и жертвенники, чтобы ниспровергнуть культ идолопоклонства в самом его центре и заменить его христианским Богопочтением".

Занятные эти рассуждения, думается не лишены основания, тем более, что кроме впечатляющего аскетизма столпников, а их помимо святого Симеона насчитывается прославленными нашей Православной Церковью никак не меньше двенадцати, сирийское монашество выделялось своими неустанными миссионерскими заботами. Согласно источникам, распространение христианства за восточными границами Византии почти всегда велось сирийцами. Суровые аскеты сирийской пустыни вели активное проповедничество в окрестностях Эдессы, Эмессы, Антиохии, в христианском царстве Гассанидов, в южной арабской области Найран. В Месопотамии святой Александр, в бытность миссионером ввел в новую общину устав "неусыпания". Усилиями сирийских миссионеров христианские епископии распространились вплоть до персидского залива, утвердились в Ревардашире, на островах Бахрейна.

Самобытность сирийского монашества, хотя и не затмила духовные подвиги монашества Египта и Северной Африки, но стала исключительно важной сотавляющей частью всего православного и западного монашеского движения. Будущие духовные подвиги монашеских общин святой горы Афон, Киево-Печерской Лавры и Валаамской обители теснейшим образом связаны с опытом великого самоотвержения, пришедшим в христианскую жизнь из Сирии.

Реальными и легендарными основателями современных Православных монастырей Востока нередко являются подвижники первохристиане или их последователи.

Общепочитаемой святыней христианства считается монастырь Святой Феклы в Маалюле. Крохотный поселок Маалюля почти скрыт от взора среди гор Каламон, расположенных к северо-востоку от Дамаска. Расположенный неподалеку от крупного монастырского центра Сирийской Православной Церкви в Седнайе, спрятанный в горной расщелине женский монастырь, духовной и хозяйственной жизнью кошорого управляет уже не первое десятилетие, настоятельница матушка Пелагея, основан в начале первого тысячелетия христианами, собиравшимися на молитву к могиле Святой Феклы. О самой святой Фекле известно, что родилась она на средиземноморском побережье, в городе Иконии, в семье тамошнего римского наместника. Услышав проповеди апостола Павла, пришедшего в Иронию с Варновой по пути в Грецию, девушка исполнилась Веры в 6лово Божие и решила посвятить свою жизнь служению христианству. Язычники родители не могли переубедить дочь, свирепый отец-наместник травил родную дочь львами, ядовитыми змеями, жег на костре, но в каждом случае она чудесным образом избегала смерти, Преследования близких заставили Феклу бежать из Иконии. Посланные отцом воины не настигли ее и она отправилась в Антиохию и дальше на юг к Дамаску, проповедуя в пути учение Иисуса Христа. В горах силы оставили девушку, чтобы войти в селение надо было одолеть высокую гору. Пав на колени Фекла взмолилась к Господу и, согласно преданию, Господь раздвинул гору и указал Фекле узкий проход, по которому она и вышла в селение. Слово "маалюля" - по-арамейски "проход".

Святая обрела молитвенное пристанище в небольшой скальной пещерке, где и провела многие году, крестя приходивших к ней из воды расположенного здесь источника, исцеляя их от недугов, проводя все свое время в молитве.

Матушка Пелагея с готовностью принимает паломников, приветливо потчует постной монастырской трапезой, рассказывает о том, как по явлении ей во время болезни Господа, с детских лет решила посвятить себя монашескому служению.

Пещерка Святой Феклы находится неподалеку от монастырских келий. Поднявшись по вытесанным в известняковой скале плитам, мы попадаем в каплевидную, почти скрытую густой порослью горного вьюнка-плюща пещеру. В ней могут, стоя плечом к плечу, разместиться человек двадцать- двадцать пять. Свод пещеры точит скупую влагу, которая наполняет выемку в камне, своеобразную чашу. Это и есть источник Святой Феклы. Скромный алтарь и шандал для свечей. За ними, в скале покоится нетленный прах Святой Подвижницы. Монахиня в глубине пещерки раздает ваточки смоченные в источаемом святыми мощами миро и пакетики с ладаном, тихо молится. Молитвы и все службы ведутся в Маалюле на арамейском, здесь и в окрестностях Седнайи население говорит по-арамейски, на языке Господа...

Если подняться выше, на противоположной стороне распадка, у края скал стоит древний храм святых Сергия и Вакха. Дерево стропил в его сводах, если верить радиоуглеродному анализу, росло еще в дохристианские времена. В алтаре каменные жертвенники - одни из древнейших в мире, на них судя по всему еще приносились языческие жертвы, о чем говорят вырубленные стоки для жертвенной крови. Священник-католик (Храм принадлежит католической церкви) говорит, что особым церковным правилом изготавливать подобные жертвенники христианам запрещено еще в IV веке.

Деревянные скамьи, иконы средневековые, греческого письма, среди них выделяются две, явно не греческие - века XVII -XVIII. Богородица и Спаситель. Отец-настоятель поясняет, что иконы эти оставлены в храме небезызвестным польским генералом Андерсом. После войны он лечился на Востоке и в память об этом оставил свои родовые иконы в этом святом для христианина месте.

Скудость горной растительности, скользящий под ногой камень, Древний библейский пейзаж: желтые склоны, приземистые постройки поселка, аскетическая архитектура храмовых и монастырских здании. На скалах и у пещер - следы костров, тех самых - ежегодных сентябрьских...

История не сохранила для нас свидетельств организации и духовной деятельности первохристианских общин. Многочисленные реконструкции и описания строятся на основании редких обрывочных сведений и еще более редких археологических открытий. Образ восточнохристианской общины начала первого тысячелетия на Западе часто выстраивается из сведений об общинной жизни секты иессеев, чей устав был найден среди известных Кумранских свитков. "Устав Общины" содержит сведения о жизни секты и общности имущества, купаниях и омовениях, порядок установления собраний, еды и молитвы и, наконец, нечто подобное кодексу, предусматривающему наказание за проступки. Интерес к кумранским находкам на севере-западе Палестины вызван той связью, которая существовала между движением иессеев и христиан. По мнению исследователей евангелист Иоанн в молодости и апостол Павел после своего обращения в христианство общались с иессеями. Устройство первоначальной Церкви пришедшее к нам из Деяний Апостолов и из посланий апостола Павла носит черты секты иессеев: общность имущества, молитва, священные совместные трапезы. Есть некоторые параллели и в учении: борьба между добром и злом, предвосхищение в земной жизни того блаженства, которое наступит по скончании веков и наступление Царства Божьего. Конечно, в христианстве все это связано цельностью учения и уже осуществленным приходом в мир Сына Божия. "Таким образом, если иессейство содержит ряд элементов, которые оплодотворили ту почву, на которой родилось христианство, то не менее очевидно и то, что христианство представляет собой нечто совершенно новое, нечто объяснимое, в конечном итоге, только личностью Иисуса Христа" - рассуждает один из исследователей Кумранских свитков Ж.Т.Милик.

Так или иначе, но для нас, в отличие от западных исследователей-позитивистов, важны не только общинные характеристики первохристианских времен, а православно-мистические свидетельства доносящие до нас отголоски молитвенного служения и обихода Церкви - "Дома молитвы", по словам самого Господа. А свидетельств этих, увы, не так много. Можно лишь с уверенностью говорить, что на пространствах Римской Сирии общинная жизнь первохристиан строилась на основании апостольских установлений и молитвенных заветов самой проповеди Господней.

Прекращение преследования христианства и переход его на положение государственной религии существенно повлияли на организацию внутрицерковной жизни, однако богослужение, иконография, церковная архитектура, как показывают исследования, развивались преимущественно самотеком в соответствии с внутренними установлениями и национальными особенностями духовной жизни. В IV веке на Востоке - Антиохия, Александрия, Палестина создавали различные богослужебные формы, но сохраняли при этом верность изначальному христианству в основном - в совершении главных таинств: крещения и евхаристии.

Богослужение христианских общин - литургия - сутью своей означала жизнь в ее преемственности прошлого, подлинности настоящего и судьбы будущего. Определяющая роль литургии оставалась сутью христианства, как до, так и после Константиновых решений, ибо она выражала жизнь Церкви, сохранение апостольского Предания и эсхатологического ожидания второго пришествия Христова.

Отец Иоанн Меендорф справедливо и убедительно пишет, что "историки богослужения обычно отводят Антиохии роль основного центра, решающим образом влиявшего на литургические традиции других восточных церквей. Называемая также "западносирийской", антиохийская традиция...восприняла так называемую Литургию святого Иакова (может быть заимствовав ее из Иерусалима) и анафору Двенадцати апостолов, которую некоторые антиохийские клирики (святой Иоанн Златоуст, Несторий) ввели в столице Империи, когда туда переехали (ранее 431 г.): она осталась образцом короткой византийской анафоры, известной, как Литургия святого Иоанна Златоуста. Но Константинополь сохранил также Литургию святого Василия Великого каппадокийского происхождения. Отличавшиеся друг от друга литургические традиции существовали также и в Восточной Сирии. Они сохранились исключительно в сирийском языке и иногда считаются самыми архаичными (Литургия Аддаи и Мари/."

С установлением празднования Рождества Христова в IV веке был создан параллельно пасхальному циклу годичный литургический календарь, мощно развивший, исходя из треб богослужения, гимнографию, особенно на Востоке. Влияние Сирии на развитие гимнографии столь же велико, как и ее участие в сложении евхаристических канонов. Вослед сирийской поэтической традиции, вышедшей из IV века, особенно от святого Ефрема, великий поэт христианств Роман Сладкопевец, в первой половине VI века создал свои кондаки, протяженные ритмические поэмы, певшиеся речетативом, который сопровождался рефреном, и исполнялись всем собранием верующих.

Сирийская богослужебная традиция, берущая свое начало из времен раннего христианства, воспринятая от апостольских установлений и прямо связанная с характером самой ранней общинной жизни христиан, заложила многие из основ церковной жизни Великой Византии. Подобно канве богослужебное и культурное бытие восточных христиан создало основу, по которой трудами последующих великих богословов и устроителей Церкви Христовой был выткан тончайше-величественный орнамент и духовный строй всего современного Православия

+ + +

...Сейднайа - город-монастырь. Основал его Юстиниан Великий во время персидского похода 547 года. Явление Богородицы во время охотничей погони за ланью, наказ Пречистой императору о постройке церкви монастыря на месте явления- стали первопричиной возникновения замечательного ансамбля монастыря и церквей озаряющих окрестности сиянием золотых крестов и куполов.

Эдакий поднимающийся от городка вверх по горному склону православный кремль! Мраморные ступени на одной из которых чудесно возникло радужное изображение Богородицы, удивительная чудотворная икона Сейднайской Божией Матери, благоухающей источаемым миром, украшенная великим множеством серебрянных и золотых даров, принесенных образу в благодарность за исцеление. Множество православных, новых и древних икон рядом с ни - шей где хранится Чудотворная, многие из которых также мироточат. Атмосфера величественного старинного восточного и в тоже время родного "византийского" благолепия. В жару здесь на самой высокой вершине скалистого холма легко дышится и молитва в Церкви Сейднайскай Божией Матери звучит горне-невесомо.

Воскресная Литургия служится на арамейском языке. Храм полон, в основном, женщины, приехавшие с детьми из Дамаска, паломницы армянского облика, степенные восточные мужчины средних лет и мы, русские православные путешественники. Странно слышать угадываемые по ритмике слова знакомых молитв и возглашений, произносимых на немного гортанном но мелодичном языке народа молившегося так изначально. "Оглашенные изыдите! Оглашенные изыдите!" - возглашает величественный седобородый диакон. Начинается литургия верных и снова узнается наш древнейший никео-цареградский Символ Веры, конец службы - и дьякон вместе с молящимися произносит Молитву Господню словами языка, на котором когда-то учился говорить сам Иисус. Смысл первозданного Бога-Логоса раскрывается для нас в мистическом ощущении произносимого. Дьякон перепоясывается орарем и поклонившись уходит в алтарь. Причащаются немногие, батюшка внешне совершенно подобен Святителю Николаю на наших древних образах. Крутые бугры лба, глубокие залысины, черно-седая сияющая борода и строгие карие глаза, взгляд которых испытывает и выражает доброе понимание подходящего к Чаше причастника.

После причастия и благодарственных молитв разносят нарезанные куски освященного причастного хлеба...

Все до боли родное, знакомое от самого первого вздоха, узнаваемое из прошлого и настоящего, несущее утешение и тихую надежду. Подходим к кресту, батюшка счастливо улыбается, услышав в ответ на вопрос откуда мы - наше: "Из России."

Как говорят путеводители, "сейдная" - переводится с сиро-арамейского "место охоты" или "госпожа наша". Но для нас это слово соединяет тихое сияние поднебесных крестов с молитвенным дыханием православной вечности...

+ + +

Причина всякого искушения и грехопадения в нашем необузданном любопытстве. Жажда познания и жажда искусительного испытания себя грехом вопреки всему - здравому смыслу, угрозе наказания, наконец и увы! - вопреки Страху Божию. Кому из рода человеческого это незнакомо. Казалось бы приняли мы всем сердцем, всей душой простые слова Нагорной проповеди, утвердились в сознании простых спасительных истин, но кто-то стоящий за плечом - неведомый и страшный он - и во время самой искренней молитвы и в делах житейских нашептывает: "усомнись", "отвлекись", "проверь, так ли это...", "откажи в милости", "гордись собой и самоутвердись!" Нет конца этим каждодневным испытаниям. Сколько лучших надежд не состоялось, сколько из праведно содеянного разрушено в одночасье! Слаб человек в грехе повседневности. Но потому и протянута каждому рука Господа, его спасительное Слово, прощение принесшему покаяние и причастившемуся Святых Тайн...

Обращаясь к истории Церкви в Византийской империи поражешся, как много усилий было положено нашими предшественниками в те далекие времена на алтарь Веры, чтобы достичь чистоты ее исповедания. Пустынные и горные вихри сомнений, гордыня императоров, изощренность ересей и обилие искренних и самоотверженных ересиархов, уводивших целые народы во тьму отступлении от простых праведных слов Господа и его апостолов. Выяснение мистического смысла Православия, установление Символа Веры в его нынешней неколебимости, создание строгого круга празднований молитв, постов и поминовений и постоянное одоление незримого и постоянно искушаюего Врага Человеческого! Как могли эти, в разной степени образованные, в разных землях родившиеся, на разных языках говорящие, но в одном и безусловно верные и служащие Великому Завету - осознать, вывести, произнести, утвердить соборным сознанием весь этот Поднебесный храм нашей Веры? Сколько горечи безверия мира и испытаний человеческой природы приняли на свои плечи наши отшельники, боговдохновенные молитвенники, богословы, мученики и мученицы, защитники и утвердители Православия.

Мир Православия складывался тяжко, земные тяги прошлых межобщинных и межнациональных споров, различие обрядов и общественных установлений прошлого, племенное недоверие и высокий искус изощренного самопознания, жесткое имперское установление и жажда власти земной испытывало на прочность тягу к общему спасению, общей молитве, общему причастию. Мир Востока оказался особенно искушаем перед образом создания Вселенской православной Церкви в Византийской империи.

Закат Востока, как ни странно это звучит начался уже на первом Никейском Вселенском соборе 325 года. Государственное утверждение Церкви Константином Великим, его пламенная мечта утвердить "Пакс Романа" на Востоке на основе кафолической церкви, соединить и утвердить весь епископат в интересах Империи привел, как в таких случах бывает к противостоянию и раздору в епископских кругах. В борьбе за реальное придворное влияние и в поиске политического покровительства, различные диалектические "уклоны" богословия начали превращаться в государственные акты, рассылаемые во все концы империи. Раздоры и ереси охватили империю. Этим и воспользовалось восточное, склонное к монотеистическому пониманию духовенство, выдвинувшее из своей среды ничем не примечательного ересиарха Ария. Выраженное в арианской ереси монотеистическое стремление утвердить в христианстве догматический принцип совершенной абсолютизации Божественного начала, совершенно чуждый христианской Троичности Лиц в Божестве. Праведная интуиция православных епископов и богословов подняла их на борьбу с искусительными арианскими тенденциями и привела к окончательной победе на Соборе в Никее. Примечательно, что среди епископов отстоявших Православное понимание Святой Троицы были выдающиеся ученые богословы и подвижники Благочестия: Афанасий Великий, Святитель Николай Чудотворец (согласно житию коротко и точно разобравшийся с Арием методом "заушения"), Пафнутий Фиваидский, Евстафий Александрийский...

В жарких спорах и богословских диспутах на Соборе родилось знаменитое вероопределение, впоследствии дополненное на II Константинопольском соборе и ставшее Никео-Цареградским , то есть нашим православным "Символом Веры".

Все последующие события Византийской церковной истории так или иначе связаны с искушениями переосмысления Догмата Святой Троицы и переоценки Божественной природы тех или иных ее ипостасей. Желающим более точно понять существо происходившего на Семи Вселенских Соборах следует обратиться к источнику более чем убедительному, боговдохновенной книге профессора А.В.Карташова "Вселенские Соборы", которая объемно и доказательно представляет борьбу за очищение и утверждение Православия перед лицом всех еретических искушений: монофизитства, несторианства, монофелитства и злостного иконоборчества. Подвижническое противостояние ересиархам и богословский подвиг Великих отцов Капподокийцев - Василия Великого, Григория Богослова, Григория Нисского, епископские молитвенные и церкво-устроительные труды Иоанна Златоуста, мученическое страдание за веру Максима Исповедника, трагические испытания, пришедшиеся на долю Кирилла Александрийского, мудрость и православная чуткость папы Льва Великого, мученическая кончина папы Мартина- все это составляющие судьбы тяжелой, полной драматизма, истории корневой византийской Веры Православной.

Как ни печально, но в этой истории происходила внутренняя отделения Православного Востока от Православной Византии и частью этой драмы была судьба наиболее подверженной монофизитству Православной Сирии.

Чтобы полнее понять происшедшее обратимся к авторитетному суждению того же А.В.Карташова: "Почти чудесное завоевание в IV веке до Рождества Христова всего Ближнего Востока под эгиду элиннского языка и культуры; затем благодатное этой эллинизации сменившей ее вселенской церковью все-таки не изменили кровной, расовой подпочвы у восточных христиан. Они, возрастая духовно и культурно в атмосфере вселенскости, тем самым возвышали, христианизировали свои языки, и все свое национально-историческое самосознание. Это антиномическое и вместе симфоническое сосуществование вселенского и национального начал в сознании народов никогда не может достичь идеального устойчивого равновесия. Оно в вечном колебании, в борьбе, дефективных уклонах, крайностях и извращениях.

Этот глубокий и всеобъемлющий факт истории человечества по своей мучительной сложности недаром охарактеризован библейским преданием как Божие наказание за столпотворение, за гордыню. Провал за такую гордыню подстерегает всякую империю, несмотря на то что собирание распыленного человечества в более широкие объединения есть факт положительный, идущий навстречу задачам строительства Царства Божия на земле."

И далее: "...неудовлетворенные стремления все яснее и яснее сливались с еретическими разномыслиями и инстинктивно хватались для прикрытия и оправдания внутреннего отделения от эллинизма, а при случае и государственного сепаратизма.

Эта многовековая болезнь особенно тяготела над восточной половиной империи, ибо восточные соседи эллинства были носителями глубоких религиозных интересов и страстных мистических эмоций. естественно поэтому, что весь восточный пояс Византийского царства: иверийцы, армяне, сиро-арамеи, сиро-персы, сиро-арабы... присоединялися к ересям, откалывались от греческой кафолической церкви и, воспользовавшись в VIII веке внешним нашествием арабов-исламитов - отчасти изменнически, отчасти наивно, - охотно отпали от вселенской церкви, не понявшей и не удовлетворившей их племенного самостийнического инстинкта."

Трагизм и прямота этих суждений очевидно подтверждается дальнейшим развитием византийской истории. Разверзлись небеса и грянул гром. Молнии имперского устрашения обрушились на головы несчастных сирийских монофизитов в конце царствования Юстиниана Великого. Сирийский Ефрем огнем и мечом прошел по полным благополучия домам сирийских мирян , зачастую и не подозревающих того, что причастны к арианской или монофизитской ереси. Тысячу раз прав Иоанн Златоуст с горечью воскликнувший: "Господи! Спаси и сохрани меня от епископов!" Епископское рвение порой опережало желания кесаря и хотя часто церковным иерархам приходилось расплачиваться за своеволие и деспотическое вмешательство в дела вероисповедания императорской воли, еще чаще самолюбивые князья церкви удовлетворяли свое богословское честолюбие возбуждая мирян на скорые расправы и проявляли преступные "чудеса" рвения в делах физического истребления еретиков. Жесткие законы Рима перешедшие в Византию из времен дохристианских не отличались особой заботой о судьбах подданных империи. В соединении с субъективными соображениями целесообразности во имя исправления веры того или иного священноначальника, нередко позднее попадавшего под секиру имперской воли, законодательство это дозволяло утверждать интересы государства и веры любыми средствами. Примеров жестокости фанатический толпы и епископской жесткости в византийской истории более чем достаточно. Так в Александрии обезумевшая толпа не только протащила "язычницу" - одну из последних профессоров Александрийской философской школы - Ипатию по улицам, терзая ее всеми возможными средствами, но и убив несчастную, содрала, соскребла с костей мясо, сожгла его, а кости раздробила каменьями и разметала по площадям.

"Бич Божий" в лице антиохийского патриарха Ефрема смел с лица сирийской земли целые поселения "нетвердых в вере", уничтожил, сжег человеческую плоть веры, раз дробил и разметал жилища единоверцев.

Картина бедствия, будь она написана поздними художниками, была бы куда более впечатляющая, нежели вулканическая "страшилка" Брюллова "Последний день Помпеи". Впрочем, вот свидетельство современника Иоанна Эфесского - современника происшедшего: "Во многих частях Антиохии, во всей Аравии и Палестине, во многих южных и северных городах и в пустыне анахоретов и даже до границ Персии и в прочих городах Востока население изгнано с мест жительства и рассеяно; тех, кого удавалось захватить, сажали в кандалы, и запирали в темницы, и подвергали всяческим наказаниям и мучениям. Многие после отобрания у них имущества умирали под нещадными ударами, на них насылаемы были военные отряды и разного рода притеснители, которые гнали их с одного места в другое страшными притеснениями... и тех верных, которые принимали изгнанных в свои селения и дома, подвергали грабежам, истязаниям, ударам. Одновременная и стремительная буря преследования жестоко и неудержимо разразилась над всеми землями, всеми городами и всеми деревнями. У всех церквей и монастырей, у городов и деревень с жадностью и жестокостью расхищены имущества не только церковные, монашеские и монастырские, но и те, что принадлежали светским лицам, женщинам и детям. Всячески притесняемые, мучимые, оскорбляемые, изгоняемые в различные земли и в места поселения, они терпели всякие мучения и все бедствия и испытали все несчастия ради истинной, правой и непорочной веры... Ефрем, сын Аппиана из Амиды, произвел сильное возмущение в Церкови Божией на Востоке и во всей Сирии. Ибо, обходя все земли и города, он опустошил малые и большие монастыри, поверг на землю и самои столпы, с которых согнал подвижников, других выгнанных варварской силой из затворов, мечом и бичами принуждал принять причащение..."

Таков образ внутри религиозной борьбы в Сирии в эпоху Юстиниана Великого. Единство Веры и целостность имперской идеологии достигались воистину ценой крови.

+ + +

На северной окраине древней Босры, покоятся развалины величественного храма Сергия Вакха и Леонтия. Все постройки древних времен выполнены здесь из тяжелых вулканических пород, добываемых в окрестностях города, погребенных свидетельств некогда бурной вулканической природа южной Сирии. Храм этот, сохранившийся в остатках серо-черных стен, со следами раннехристианской символики и греческими надписями, примечателен для мусульман всего мира тем, буквально рядом стоит Дом Бахиры - проповедника-несторианина, чьи проповеди, согласно преданию, собирали множество слушателей. Однажды одним из пришедших в Дом Бахиры оказался бедный арабский юноша, своим редкостным вниманием привлекший проповедника, который отвел его к себе домой и до глубокой ночи рассказывал потрясенному о чудесной жизни Спасителя, его учении и наставлениях. Священник не мог себе представить, что впечатлительный подросток станет великим пророком - основоположником могучего вероучения, воплотившего в слове многое из того, что было услышано почти случайно от последователя низложенного Эфесским собором константинопольского епископа Нестория - еретика, утверждавшего, что Иисус родился человеком и лишь потом принял божественную природу. Кто мог подумать, что встреча эта окажется предвестием многовекового кошмара, каким стал для Византии Ислам, возможно, заложенный в благодатную восточную душу словами пламенного исповедника гонимой ереси.

Всего через двенадцать лет после Хиджры (622г.) - в 634 году Босра была взята одним из ближайших соратников Магомета, доблестным Абу-Бакром. За ней последовали битва при Ярмуке, осада и взятие Дамаска, Эмессы, Баальбека и, наконец, подписание известным борцом с монофизитсжвом патриархом Иерусалимским Сафронием капитуляционных привелегий с халифом Омаром, разменявших принадлежность Иерусалима на ряд гражданских и вероисповедных возможностей для христиан великого города, а впоследствии и всей Сирии:

+ + +

"Прощай, Сирия, прощай навсегда! " - этот горестный возглас, уходящего с сирийского берега мужественного полководца византийского императора Ираклия выразил много больше, нежели пламенные проповеди епископов с греческого берега, призывавших к победе над неверными. Империя покидала Сирию навсегда, и это понимал закаленный сражениями стратег. Считая положение безнадежным, он увез из Иерусалима величайшую христианскую святыню, вырванную им только что из персидского пленения - Честное древо Креста Господня.

Монофизитская Сирия не приняла персидского зороастризма, признав его тем самым ушедшим в невозвратное прошлое, но преклонила колена перед магометанством.

Ислам вошел в мир, еще вчера полностью христианского Востока и Северной Африки, не столько победителем, сколько желанным выразителем духовного стремления ближневосточных монофизитов, египетских и северо-африканских ариан к монотеистическому - понятному и близкому Богу. Они не чувствовали своего изменничества, потому что воспринимали, как выстраданное в гонениях и страданиях за веру явление нового пророка Господня, молодой свежей, аскетической силы - доступно определяющей место Бога и место человека в мире. Пришествие сынов Аллаха, было воинственным и жестким, но оставляло место и для христиан. Ближайшие сподвижники пророка Абу-Бакр, аскетичный до самоотречения Омар и их наместники определяли, пусть и не первое, но родственное положение восточным христианам рядом с исповедниками ислама.

Зеленое знамя пророка, по историческим меркам - мгновенно отсекло край прекрасной византийской чаши на востоке и юге Средиземноморья, утвердили превосходство халифатов - нового и непонятного для Рима и Константинополя государства, овладевшего главными географическими святынями христиан - домом самого Иисуса, землей его учеников и первых последователей.

Каким простым и непререкаемым казалось решение Юстиниана Великого уничтожить "заразу" монофизитской и арианской ересей: на западе готов, на юге, в Африке, - вандалов, усмирить египетскую и сирийскую ересь несториан, монофизитов, ариан - огнем и мечом несокрушимого Велизария, жестоким и беспощадным коварством Нерсеса. Уничтожить так, чтобы духу не было в имперских пределах, чтобы безгранично владычествовало и в Риме и в Константинополе единственно правильное, укрепляющее дух и закон Великой Византии, утвержденное соборной волей строгое исповедание Веры Православной.

Но не всем, даже самым чистым и праведным намерениям суждено сбываться. Природа не терпит насилия и возникающей в его результате пустоты. Воистину - Свято место пусто не бывает! Поверженные, обращенные в прах еретики восточных диацезов изменнически переложились на сторону Ислама и его грозных приверженцев, предпочитая унизительный автономизм великому делу созидания Царства Божия на земле. "Иерусалим,Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!" (Мф. 23-37)

И вот уже арабский флот подошел к стенам Константинополя. Упоенный победами халиф направил самому императору грозное предложение принять веру в пророка Магомета, как единственно же правильную, всеми подданными империи. Взрыв имперского гнева отбросил врага на дальний берег. И не более.

Конечно, кто мог тягаться с могуществом вечной столицы мира, под распростертой дланью которой находили свое место крещеные варвары германских, славянских, азиатских племен.

Грозный вождь готов, захватив Рим, принимал крещение и передавал знаки имперской власти в Константиноноль. Ненавидящий столицу, но рвавшийся к имперской власти потомок ханов болгарский царь Симеон не смог одолеть византийской твердыни. "Бич Божий" - грозный предводитель гуннов Атилла благосклонно договаривался с императором и считался с интересами трона. Славяне племенами присоединялись и шли доброй волей сдюжить империи мечом и плугом. Мир прибоем кипел, но присоединялся к могучему, ни на что доселе не похожему государству, заявившему о своем земном владычестве, утвердившим учение Сына Божия - Сына Человеческого как высший закон земной справедливости.

И как было согласиться. Сирийский, Египетский, Ливийский, до скал Гибралтара африканский берег и вся Испания - Кордова, Толедо Сарагоса - скрылись в зеленом тумане Ислама. Заблудшие братья во Христе ушли навсегда в свой образ вероисповедания, предпочтя византийскую меру вещей ограниченному волей сынов Аллаха существованию. Подрубленное с восточной стороны корневище имперского древа, ослабило его вселенское стояние, но не помешало будущему утверждению восточного Православного Царства.

Уйдя в монофизитский затвор, сирийские христиане отделились от будущих столетий, несущих в Православный мир новые схватки за престол, отстаивание символа и образов веры в трудной борьбе с готовыми на мир с арабами последователями иконоборца Льва Исавра. Они не подозревали что грядут новые испытания из Рима, где внутри империи оттачивался предательский латинский меч будущих крестовых походов. Вера самых восточных христиан обрела, наконец, восточный облик служения Господу средствами доступными вообщем-то недалекой и приземленной натуры.

А Византия развивала свое гениальное предначертание. В порфировых покоях дворца Константинопольских монархов еще должны были рождаться знаменитые устроители империи. Под сводами великолепной Софии непрестанно звучала молитва и творились великие священные таинства. Мир христиан ширился крещением, каялся в грехах и получал прощение у Причастной Чаши. Христианский свиток истории писался волей, ратными походами, изощренной политикой византийских граждан - императоров и священнослужителей, полководцев и воинов, патриотов и федератов - всех, кто так или иначе был погружен в движение величественного потока, падающего с горних высей Божиего Престола на колесо человеческой истории.

А в Иерусалиме, Александрии, Антиохии пусть и вполголоса, но все-таки звучали слова братской молитвы за мир христианский, в египетской пустыне, ливанских горах и пустынных оазисах Сирии вершили труды поста и молитвы неприметные, но подлинно ангельского чина труженники Господни. И значит, спасался весь христианский мир, в котором искупительная жертва восточных братьев не стала напрасной. Свет ее далеких подвигов, преобразованный византийскими зеркалами доходит и до наших домов, наполняя сердца счастьем Веры и спасения.

+ + +

...Под высокими сводами византийской базилики, под зелеными покровами, в узорчатом белокаменном шатре, покоится саркофаг с честной главой Иоанна Крестителя. Предвосхитивший приход Спасителя, крестивший Господа в водах иорданских, предательски убитый по воле хитрой танцовщицы-иудеянки Иродом - ближе всех стоит к Престолу Господню. Рядом с шатром, ближе к восточной стене, мраморная купель, в которой вот уже тысячу триста лет никого не крестят и жертвенник, опустевший без евхаристической жертвы.

Ковры, изысканные узоры, стелящаяся вязь арабских надписей и свято хранимые знамена Омейядов, в шорохе поклонов и сосредоточенных слов мусульманских молитв - столетие за столетием окружают и неусыпно хранят покой надежно спрятанного гроба Предтечи. Полыхающая зелень мозаичной смальты на фронтоне и наружных стенах храма подчеркивают парадную красоту византийской постройки - этой внутренней части крупнейшей мечети мира.

Выстроенная вокруг храма внешняя мечетная стена игольчато подпирает небесный свод над суровым, непроницаемо хранящим свои древние тайны Дамаском. Призрачность горного хребта и холмистый, рыжий как спина бедуинского верблюда простор сирийской пустыни, пересечение великих путей на Багдад, Хомс, Алеппо, Бейрут и Иерусалим - один из центров восточной и мировой истории. Неподалеку пещера, где родился Авраам, близ города, на горе, по легенде растущая вширь и длину - пока есть на земле зло убийства - могила Авеля, в глубине пустынных далей разрушенные храмы языческой Пальмиры. Все наполнено символическим смыслом и предметным напоминанием о заботах духа, бренности земного бытия и безмерности, особенно медленно текущего на Востоке, времени.

Стена мечети Омейядов, выстроенная вокруг молитвенной святыни оберегает покой колыбели и всего родительского дома христианства. Стены прочны и неколебимы, но, как известно, не достигают небес, где едино и непреложно господствует воля

ОТЦА и СЫНА и СВЯТАГО ДУХА!