Cамолет летит в Шанхай. Я была приглашена читать лекции и провести мастер-класс в Академии художеств в городе Ханджоу. Это одна из крупнейших академий в Китае и город с многовековой историей. Всю дорогу пила в хвосте самолета с какими-то русскими бизнесменами, летевшими “туда и сразу обратно”, не выспалась и с тревогой ждала, встретят ли меня и как добираться до этого незнакомого города. Волновалась я напрасно, но доехать даже до вокзала, не зная китайского языка, невозможно. Водители такси, как правило, не говорят по-английски, и даже если ткнуть пальцем на карте в нужное тебе место – никто не поедет. Только если покажешь название-надпись на китайском, что я потом и делала.

 

Когда ехали в Ханджоу, удивил пейзаж. По диагонали к дороге трех-четырехэтажные особняки, перед видом которых бледнеют коттеджи на Рублевке. Немного похожи на скромные европейские замки, но с буддийскими символами на черепичных крышах и с чем-то похожим на хвосты драконов на коньках крыш. Никаких палисадничков, даже травы возле дома – аренда земли дорогого стоит. Спрашиваю: “Это дома новых китайцев, то есть богатых людей?” Мне отвечают: “Так живут наши крестьяне”. Еду час, два, а особняки все не кончаются, и стройные ряды их постепенно теряются у линии горизонта.

 

Приехали в Академию, и я сразу попала на прием к бывшему ректору Сиан Фуну, сорок лет назад окончившему Репинский институт в Ленинграде.

 

Стены дома увешаны трогательными тех времен этюдами стариков и толстозадых престарелых натурщиц, которых и я рисовала в свое время.

 

Он и его жена, Сун Ле, считаются классиками реализма (таких у нас уже и не осталось), а их старшая дочь Сиан Лу – принцесса “авангарда”. Еще в 1989 году на выставке в Пекине у нее была инсталляция, где девушка и юноша разговаривали по телефону, а на открытии выставки она их расстреливала из автоматического оружия. Текла кровь, падали вылепленные из глины тела… Ее посадили в тюрьму, выставка была закрыта, а через несколько месяцев произошла трагедия на площади Тяньаньмэнь в Пекине, и она стала знаменитой.

 

О ней, Сиан Лу, писала вся западная пресса как о художнице, предчувствующей события, и ей пришлось уехать в Германию.

 

Все эти рассказы происходили на фоне чайной церемонии, где две грациозные, специально приглашенные из чайного дома девушки демонстрировали искусство заваривания чая. Было все необыкновенно: новые запахи, вкус чая, китайская речь, имена, деревья на фоне заката в пригороде, немного похожем на мою деревню.

 

На следующий день меня знакомили с Академией. Громадное пространство монументального факультета, похожее на здание МОМа в Нью-Йорке. На территории есть своя гора, мост через реку, какие-то немыслимые поля, луга и многочисленные здания факультетов. Вспоминаю свой институт на Таганке, где преподаю, и становится не по себе. А вот уже зовут в лекционный зал, показывают мониторы. Вся аппаратура последних модификаций, и эти новейшие технологии, но и живопись, как в России сорок лет назад, поражают. Самое удивительное, какие интереснейшие вещи они делают, когда работают в традиционных техниках, которые так гармонично смотрятся в немногих охраняемых китайских домах-музеях, окруженных водой, с ажурными мраморными мостиками. Сами китайцы абсолютно равнодушны к своим достопримечательностям, хотя почти все туристические автобусы переполнены пенсионерами в одинаковых кепочках-“каскетках”, покорной толпой идущими за экскурсоводами.

 

Ханджоу и потом Шанхай просто ошеломили своими размерами, высоченными небоскребами необычайной архитектуры какого-то инопланетного вида. При этом остаются небольшие островки старого города, к которым сами китайцы относятся со снисходительной улыбкой: “Приезжайте через три года – здесь все будет новое”. Разрушают без сожаления все, и если надо расширить шоссе, то ломают совершенно новые коттеджи, стены которых еще не хранят следов своих обитателей. Мне говорили, что это традиция, пришедшая из прошлого. Ломали дворцы и сжигали пагоды с приходом каждого нового императора. (Говорят, что где-то в Центральном Китае осталась одна настоящая, старая, деревянная пагода, чудом уцелевшая.) Великие имитаторы, китайцы могут без труда повторить то, что было сделано много лет назад. “История – у нас в крови, – говорила мне сопровождавшая меня Су Тин, – каждое новое поколение делает похоже, но по-новому”.

 

“Приезжай через три года – ничего не узнаешь”.