7.4. Великий князь Сергий Александрович и его соратники. На протяжении всей своей ис­тории ИППО пользовалось августейшим, а значит и непосредственным государст­венным вниманием и поддержкой. Во главе его стояли преемственно великий князь Сергий Александрович (с момента основания Общества до дня своей гибели 4 февраля 1905 г.), а затем его вдова великая княгиня Елизавета Федоровна, ныне причисленная клику святых Русской Православной Церкви. В Обществе числилось в 1901 г. почти 5 тыс. членов, хотя в следующие 10 лет по обстоятельствам революционного времени и экономической нестабильности эта цифра сократилась до 3000 человек (67).

 

     Почетными членами ИППО состояли в разное время почти все выдающиеся представители правящей элиты, начиная с императорской фамилии. В том числе Председатели Совета министров (С. Ю. Витте, П. А. Столыпин, В. Н. Коковцев, И. Л. Горемыкин, Б. В. Штюрмер) и обер-прокуроры Св. Синода (К. П. Победоносцев, П. П. Из­вольский, В.К.Саблер). Отделы ИППО действовали в 52 епархиях Русской Церкви. Возглавляли их, как правило, правящие архиереи, а вице-председателями становились губернаторы и вице-губернаторы соответствующих губерний.

 

     Одним из главных источников финансирования Палестинского Общества оста­вался Вербный сбор. По подсчетам как всегда аккуратного и точного В. Н. Хитрово, доходы Общества имели следующую структуру. «В каждом рубле прихода: членских взносов — 13 коп., пожертвований (в том числе Вербный сбор) — 70 коп., проценты с ценных бумаг — 4 коп., от продажи изданий — 1 коп., от паломников — 12 коп.» (68). Очевидно, русское дело в Палестине по-прежнему осуществлялось прежде всего самоотверженной помощью простых верующих людей.

 

     Соответственно, структура расходов ИППО (в процентах, или, как любил гово­рить В. Н. Хитрово, «в каждом рубле расхода») выглядела так: «На поддержание Пра­вославия (т.е. на содержание русских школ в Сирии и Палестине. — Н.Л.) — 32 коп., на пособие паломникам (на содержание русских подворий в Иерусалиме, Иерихоне и др. Н.Л.)- 35 коп., на ученые издания и исследования — 8 коп., на сбор пожерт­вований — 9 коп., на общие расходы — 16 коп.» (69). Или, огрубляя, основные расхо­ды Общества сводились «к 1 паломнику и 1 ученику: каждый паломник обошелся в 1899/1900 году в 16 р. 18 коп., за исключением полученных с каждого 3 р. 80 коп. — 12 р. 38 коп. Каждый ученик русских арабских школ — в 23 р. 21 коп.» (70).

 

     Смета ИППО на первый год XX столетия (1901/1902) была высочайше утвер­ждена в 400 тыс. рублей (не считая единовременных расходов на строительство)" (71).

 

     «Президент Палестины» — так, афористично и ярко, хотя, конечно, фактиче­ски не верно и даже недипломатично, любил называть великого князя один из ко­лоритнейших обитателей Русского Иерусалима иеромонах Вениамин — основатель Вениаминовского подворья (72). «Президентский» статус председателя ИППО явст­венно подтверждался в глазах иерусалимских жителей всякий раз, когда на высокой круглой, как в старинном замке, угловой башне Сергиевского подворья поднимали по царским табельным дням и по большим церковным праздникам так называемый «палестинский флаг» — флаг Палестинского Общества. Впервые он был поднят над Иерусалимом в день рождения Сергия Александровича 29 апреля 1889 г.

 

     Сергий Александрович, в качестве председателя Православного Палестинского Общества, не был «свадебным генералом». Он с искренней заинтересованностью относился к проблемам русского влияния в Святой Земле, охотно входил в рабочие подробности деятельности ИППО, щедро выделял личные средства (и «выбивал» государственные) на осуществление научных раскопок, строительство храмов и подворий.

 

     Великий князь был человек разнообразных способностей и интересов, человек типично русский: одновременно широкий и склонный к крайностям. Его любили — и ненавидели, считали человеком исключительной порядочности и строгих хри­стианских принципов — и вспоминали как о «слабом, грубом, с презрением, напи­санным на его молодом лице». Его участие в самых различных сферах деятельности впервые открылось многим лишь после его убийства. Оказалось, что с его уходом лишились реального покровителя и щедрого спонсора Археологические институты в Петербурге и Константинополе, Общество поощрения художников, Историче­ский музей в Москве, Московская Промышленная и Коммерческая Академия. Ве­ликий князь был почетным членом Академии наук, Московского и Петербургского университетов, Московского Археологического общества, Одесского общества ис­тории и древностей.

 

     В 1877 г. в возрасте 20 лет он восемь месяцев провел на турецком фронте и участ­вовал в сражении под Пленной, за что был награжден орденом Святого Георгия. После войны он отправился с младшим братом Павлом в большое путешествие по Южной России, дважды — 1881 и 1888 гг. — совершил паломничество в Святую Землю.

 

     Его ближайшим сотрудником был генерал Михаил Петрович Степанов, «аlteг ego великого князя», как называл его архимандрит Антонин. М. П. Степанов сопро­вождал Сергия Александровича в его поездках по Святой Земле, был учредителем и первым секретарем Православного Палестинского Общества (1882-1889), а за­тем, до апреля 1917 г., бессменным «помощником Председателя», оставшись на этом посту и после гибели великого князя, когда обязанности Председателя взяла на себя Елизавета Федоровна.

 

     Создание Сергиевского и Александровского подворий в Иерусалиме, о кото­рых мы расскажем ниже, неразрывно связано с памятью Дмитрия Дмитриевича Смышляева (1834-1893)". Пермский уроженец, исследователь-краевед, на протяже­нии многих лет служащий пермской земской управы, Смышляев совершил в 1864 г путешествие по Ближнему Востоку. Его записки о поездке на Синай, по Египту и по Палестине были опубликованы задолго до возникновения Палестинского обще­ства 74. Неудивительно, что он охотно принял приглашение В. Н. Хитрово отпра­виться в Иерусалим уполномоченным ИППО для развития его деятельности непо­средственно в Святой Земле. Заметим, что исторические деятели Русской Палестины истинное значение которых в русской политике на Востоке только теперь начинает приоткрываться, либо вовсе не отражены в историографии, либо отражены не доста­точно и односторонне. «Смышляевская эпопея» (1885-1889), отложившаяся всеми архивных папках его переписки с Хитрово и Степановым, — одна из интересней­ших страниц истории русского строительства в Палестине.

 

     Преемником его на посту уполномоченного ИППО (позднее получившего звание «Управляющего русскими подворьями в Палестине») стал Николай Гри­горьевич Михайлов, бывший капитан торгового флота, прослуживший в Иеруса­лиме до 1910 г. Последний дореволюционный период в жизни русской колонии (он оборвался с началом Первой мировой войны в 1914 г.) связан с деятельностью Пав­ла Ивановича Ряжского. Он начинал как инспектор галилейских школ ИППО. Именно ему принадлежат обобщающие документы 1915 г., подводившие итог рус­ского наследия в Палестине: доклад о недвижимостях ИППО75 и докладная записка «Вопросы, связанные с восстановлением деятельности Императорского Православ­ного Палестинского Общества в Святой Земле по окончании войны с Турцией», направленная Советом Общества министру иностранных дел С. Д. Сазонову «как выражение мнения и основанных на долголетнем опыте пожеланий Совета Обще­ства при выработке по окончании войны мирного договора с Турцией» (76).

 

     И, конечно, Василий Николаевич Хитрово до самой своей кончины оставал­ся душой и двигателем Общества. В Палестинском Обществе, в работе по изуче­нию Святой Земли он обрел подлинное свое призвание. Как писал его преемник на посту Секретаря ИППО А. П. Беляев, «неутомимой, всегда бодрой энергии Василия Николаевича, его упорной настойчивости в преследовании задач, поло­женных в основание деятельности Православного Палестинского Общества и, главное, его горячей до фанатизма, непоколебимой преданности этим задачам Общество почти всецело обязано своим развитием и занятым им ныне прочным положением, как в пределах Святой Земли и Сирии, так и в самой России» (77). При этом сам В. Н. Хитрово предпочитал оставаться скромным тружеником, не делая из своей ответственной патриотической работы источника доходов или наград и почес­тей. На годичном собрании ИППО, посвященном двадцатилетнему юбилею Обще­ства, в 1902 году, он сказал: «Не в людях была причина успеха Общества, а в его идеале. Не мы одни, но вы, и тысячи рассеянных по Русской земле служат одному и тому же идеалу. Но есть одна, если не причина успеха Общества, то во всяком случае заслуга перед ним его руководителей, его Совета. Заслуга эта заключается в том, что ни разу не были потеряны подходящая минута или условие. Совет был всегда настороже и всегда наготове» (78).

 

     ...Россия и русское правительство всегда были скупы на благодарность своим само­отверженным сынам и подвижникам. Лишь на смертном одре, за неделю до кончины, Василий Николаевич был утешен Высочайшим рескриптом. В нем говорилось:

 

     «Василий Николаевич! Из отчетов, представленных Мне Августейшим Пред­седателем Императорского Палестинского Общества, Его Императорским Высоче­ством Великим Князем Сергием Александровичем, Я с отрадным чувством убедился в выдающемся успехе деятельности названного Общества. Основанные им в Святой Земле подворья для паломников и заведения учебные и врачебные вполне удовле­творяют своему полезному назначению; число православных паломников возросло до десяти тысяч в год; для ознакомления с историей и современным положением Па­лестины Обществом предпринят целый ряд ученых и общедоступных изданий. Столь блестящие результаты достигнуты благодаря пожертвованиям и постоянным заботам подвизающихся на пользу Общества ревнителей веры и благочестия, в ряду коих вы заняли видное место вашими свыше двадцатилетними плодотворными трудами в зва­ниях Помощника Председателя, члена Совета и Секретаря Общества.

 

     Сердечно сочувствуя возвышенным целям Православного Палестинского Об­щества, коему вы так много послужили, Я считаю справедливым за изъясненные заслуги ваши объявить вам Мое благоволение. Пребываю к вам благосклонный.

 

     На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписа­но: НИКОЛАЙ» (79).

 

     Василий Николаевич умер 5 мая 1903 г. в Гатчине, под Петербургом, на 69-м году жизни, на 21-м году существования основанного им Общества. Над могилой его на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры был поставлен простой дере­вянный крест со знаком ИППО и надписью из пророка Исайи: «Не умолкну ради Сиона и ради Иерусалима не успокоюсь». Этот стих из Исайи Василий Николаевич сам выбрал когда-то в качестве девиза Палестинского Общества. Задолго до кончины, подобно древним подвижникам, он поставил надгробный крест у себя в кабине­те—в постоянное напоминание не умолкать и не успокаиваться. В Иерусалиме имя его на черном мраморе мемориальной доски начертано золотыми буквами в Рус­ском Александровском подворье, у самого Порога Судных Врат, через которые Спаситель прошел на Голгофу и которые раскопаны были в 1883 г. архимандритом Антониной (Капустиным) при активной поддержке В. Н. Хитрово.

 

     Настроения последних лет, результат болезней и разочарований, отразились и в личной переписке В. Н. Хитрово. Одно из писем — С.И. Пономареву от 7 июля 1900 г. — показалось нам наиболее грустным и пронзительным. Оно представляет бесспор­ный исторический интерес, поскольку Василий Николаевич откровенно подводит в нем итог делу всей своей жизни.

 

     «Палестинское дело идет, но чем дальше в лес, тем больше дров, тем подъем все круче, а силы слабеют. Достигнутое в прошлом году поставление Антиохийского Патриарха из местных сирийцев, взамен ставленников из Константинополя, было бесспорно самою крупною политическою победою, достигнутою Обществом. Прошла она совершенно незаметно для всего русского общества и <тем самым> доказала, что или это вообще дело важное в моем одном воображении, или что об­щество не понимает этого вопроса и ему не сочувствует. При обоих предположени­ях является сомнение: то ли я делаю, что нужно, или, если при этих результатах общество не сочувствует, то откуда взять поддержки».

 

     Далее следовали еще более горестные размышления. «Что приходится бороться против инославных, даже греков, — это в порядке вещей. Турок доселе не считаю, их как бы нет. Но что приходится бороться со своими, как высшими (т. е. начальст­вом. — Н.Л.), так и низшими (подчиненными. — Н.Л.), это тяжело. Если бы мож­но было статистически распределить сумму годовому труда, то пришлось бы день — на турок, месяц — на инославных, три месяца — на греков, шесть — на сво­их. И всего два остальных месяца — на дело. Считая по восемь часов в сутки, это составит всего 500 часов, и вот на это-то я и жалуюсь.

 

     Чем обусловливается борьба с высшими? Одним дело надоело, они считают, что достигли гораздо большего, чем предполагали, и махнули рукой. А без них не обойдешься, обращаешься и видишь на лице написанное: опять этот Хитрово на­доедает. Другие, благо дело приняло большие размеры, желали бы из него вынести лучезарные выгоды, а тут поперек дороги им стоит тот же Хитрово.

 

     Низшие служащие — тут другое зло. Дисциплина русским не известна. Все не­пременно хотят разыгрывать генералов. Начальство служит только для перемывания ему костей, а между тем у самих нет ни знания, ни образования, ни любви к делу, и все это перемывание грязного, к несчастью, русского белья приходится делать на глазах у инославных, у православных (греков. — Н.Л.), у которых каждое действие такое служит к умалению русского престижа. Вы знаете пословицу: дурак камень уронит, семеро умных не вытащат.

 

     Вот на эту-то борьбу уходят большие и лучшие силы. И чувствуешь, что не станет тебя — и повторится (на Ближнем Востоке. — Н. Л.) история «русских и братушек» (в Болгарии. — Н.Л.), и, конечно, мы будем обвинять этих последних <...>

 

     Это, скажете вы мне в утешение, всегда и везде в русских делах, а между тем дело делается. Верно, но на то, на что можно употребить один день, приходится употреблять месяцы, если не годы, и в конце концов мы всегда опаздываем. И вы не можете себе представить, как больно разыгрывать роль Кассандры.

 

     Это уже не воображение, а действительность. Прошло 18 лет борьбы, и я все-таки стою один — одни не могут, другие не хотят, третьи не понимают. Ни школы, ни ученика даже я не сумел приобрести за это время. Меня в этом обвиняют, но, дорогой мой, всему один человек удовлетворить не может и, имея способность для одного, нельзя от него требовать всего.

 

     В прошлом году мы приняли в Иерусалиме слишком 8 тысяч паломников, чис­ло небывалое в русских паломнических летописях, а в наших школах от Хомса (Сирия) до Бет-Сахура (под Вифлеемом) учатся до 10 тысяч детей, и на этих циф­рах, Бог даст, не остановимся. Но это далеко не наши результаты, а результат дея­тельности прошлого полустолетия: Порфириев, Кириллов, Мансуровых, Антонинов, и среди них мы только последние.

 

     И замечательно в палестинской летописи: Кумани презрительно относился к Порфирию, который тем же платил ему, Мансуров гнал Кирилла, и догнал, и толь­ко не по своей охоте не сделал того же с Антониной. Антонин всю жизнь боролся с Мансуровым и умер с убеждением, что Мансуров все-таки лучше Хитрово, ко­торого он сам вызвал к жизни. Как и чем это объяснить? Я толкую это одним: все это допущено для того, чтобы все они не возмечтали, что творили свое дело, а не Божье. Умру я, и из 100, с которыми приходилось, приходится и будет приходит­ся иметь дело по Палестине, 99 внутренне скажут: уф, слава Богу! Спасибо зара­нее тем, которые без этого восклицания скажут: помяни его, Господи, во царст­вии Твоем» (80).