– На мой взгляд, личность отца Сергия Булгакова по-настоящему еще не оценена в нашей церковной жизни, хотя актуальность духовного и жизненного опыта, которым обладал отец Сергий, более чем очевидна.

 

Я бы хотел обратить внимание на то, что, с одной стороны, перед нами человек своего времени – типичный русский интеллигент, прошедший через все искушения русской интеллигенции. Сын провинциального священника, как будто предопределенный к священническому служению, он переживает серьезный мировоззренческий кризис в духовной школе и становится атеистом.

 

Как преподающий почти четверть века в духовной школе, могу сказать, что не всегда плохо, когда семинарист переживает мировоззренческий кризис и подвергает сомнениям постулаты своей детской веры. Иногда за этим стоит, на самом деле, честное, исполненное глубоких раздумий, переживаний отношение к религиозной жизни вообще. Нередко без кризисов в семинарии проходят только конформисты или люди весьма ограниченные.

 

Но кризис всегда чреват опасностями. Для отца Сергия он завершился тем, что он стал атеистом, искренне уверовал в науку, и не просто в науку, – он принял для себя марксизм и перечеркнул все свои изначальные замыслы. Он пошел не просто в революцию, он пошел по пути серьезного изучения марксизма. И стал одним из крупнейших специалистов в области марксизма. Среди социал-демократов не было таких крупных знатоков марксизма, как, например, Петр Бернгардович Струве. Он глубоко изучил марксизм, увидел его тщету, и так же честно отошел от марксизма, постепенно возвращаясь на стезю религиозной жизни, к религиозному мировоззрению. В конечном итоге, из серьезного ученого он превратился в профессора, в не менее серьезного богослова и пастыря, принявшего сан в 1918 году, в момент, когда Церковь уже подвергалась гонениям.

 

Что на этом пути меня привлекает? Мне кажется актуальным для нашего времени способность мыслящего человека жить в соответствии со своими убеждениями. Вот чего не достает нашему времени. Я понимаю, что людей, которые свои убеждения свидетельствовали своими поступками, в ХХ веке у нас систематически уничтожали, таких людей практически не должно было остаться. Остались другие люди, которые думают одно, говорят – другое, а поступают в соответствии с обстоятельствами. И когда я размышляю о некоторых наших ученых-гуманитариях, которые от «проповеди» диалектически-исторического материализма теперь переходят к проповеди православия, так, как они его понимают, я вспоминаю отца Сергия Булгакова с его честностью, с его стремлением действительно подкреплять свои убеждения своими жизненными поступками.

 

И это важно не только для мирян. Это важно и для нашего духовенства, потому что, к сожалению, для многих священников, в том числе и молодых, священство становится профессией не очень обременительной, не требующей больших усилий интеллектуальных, физических, психологических, но позволяющей неплохо существовать в этом мире, удовлетворяя недоразвитые религиозные потребности современного общества.

 

С этой точки зрения отец Сергий Булгаков представляется более чем актуальным. Он напоминает нам, что свои убеждения нужно подтверждать своими жизненными поступками – служением Богу и ближнему.

 

Другой очень важный аспект: отец Сергий Булгаков напоминает о том, что мы основательно забыли, – что подлинная церковная жизнь невозможна без серьезной культуры, серьезной науки, и что церковная традиция – это традиция культурная, требующая к себе очень серьезного отношения. Характерное для нашего времени убеждение, что если ты стал человеком церковным, то ты должен максимально опроститься и забыть все из того, что немного, но знал, - мешает нашей церковной жизни развиваться на том должном уровне, на котором она только и может быть. И это тоже актуальная проблема для нашего времени.

 

Так что не только творчество отца Сергия Булгакова, которое будит как экономическую, так и богословскую мысль, но и его жизненный путь представляется мне очень актуальным.

 

Думаю, что первый шаг, сделанный здесь, в Киеве, учеными богословами по пути возвращения к жизни наследия отца Сергия, даст Бог, получит продолжение. Чего явно не достает Украинской Православной Церкви, так это серьезного научного и культурного уровня развития. Я поражаюсь, почему это происходит, потому что Киев – родина русской богословской школы. Здесь появилась первая серьезная богословская школа - Киево-Могилянская академия. Я вижу среди украинского духовенства, среди преподавателей духовных школ многих выпускников Московских и Петербургских духовных школ. И хотя уровень и Московской, и Петербургской духовных школ оставляет желать лучшего, я не понимаю, что происходит с выпускниками этих школ в Украине, когда они резко понижают свой уровень. Может, дело в том, что здесь у них нет потребности повышать свой научный уровень? И вот этот провинциализм украинской академической жизни не может не броситься в глаза.

 

Другое дело, что это наша общая проблема. Наконец-то сейчас делаются попытки преобразовать нашу духовную школу. Мы бесконечно отстали, и я не думаю, что та или иная конференция может серьезно повлиять на развитие событий. Но она может быть хоть каким-то стимулом, чтобы наши преподаватели и студенты духовных школ задумались над тем, что, раз они уже преподают и учатся – они должны быть приобщены к науке.

 

- Я, собственно, на этот вопрос уже ответил. Надо делать то, что пытался в своей жизни сделать отец Сергий Булгаков: жить на уровне тех деклараций, которые мы осуществляем. Мы потому так часто неубедительны, что говорим одно (даже подчас мы говорим правильные вещи), но наша жизнь далека от наших высоких идеалов – жизнь нашего духовенства, жизнь наших мирян. У нас христианами многие оказываются только в храме, за его пределами они перестают быть христианами и стараются уподобиться во всех отношениях обыкновенным обывателям – обезбоженным, корыстным, завистливым и т.д. Вот поэтому мы столь неубедительны.

 

Что касается того, что средства массовой информации обрушиваются подчас на Церковь – этого бояться не нужно. Нужно бояться суда Божия. А если СМИ распространяют клеветническую информацию, нужно помнить одно из Евангельских блаженств: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня».

 

– Я считаю, что о недостатках Церкви, прежде всего, должны говорить церковные журналисты. Если журналист воцерковлен, он будет говорить об этих недостатках с душевной болью, с желанием, указав на эти недостатки, изменить в лучшую сторону церковную жизнь. Если же мы будем делать вид, что у нас все прекрасно – на самом деле это далеко не так – то о наших недостатках будут говорить наши оппоненты из числа безбожных журналистов, которые будут делать это со злорадством, с желанием лишь унизить Церковь.

 

Пока мы сами не начнем говорить о собственных недостатках, мы будем все более уязвимы. И если каждый христианин не считает для себя зазорным каяться в грехах на исповеди, то что, собственно, дурного в гласной церковной дискуссии по поводу проблем нашей церковной жизни? Это должно быть совершенно естественным и нормальным.

 

– Отнюдь нет. Я считаю, что мы не поймем нашего настоящего без понимания нашего прошлого. И вот здесь я просто поставлю ряд проблем.

 

Действительно, одной из вопиющих неправд нашей церковной жизни было то, что в советское время мы не имели возможности говорить о подвиге наших новомучеников. По истечении 1990-х годов была проделана огромная работа по прославлению наших новомучеников, по изучению того, как происходили гонения, каков масштаб этих гонений. Эти работы уже проделаны.

 

Теперь нужно поставить уже другой вопрос: почему происходили эти гонения в нашей стране? Постепенно мы предпринимаем попытки ответить и на этот вопрос. Вопрос очень мучительный, потому что каждый христианин, читая о прошлом собственной Церкви, должен размышлять о грехах самих христиан. И вот здесь возникает, наверное, ключевой вопрос для понимания нашего прошлого и настоящего: а в чем вина Русской Православной Церкви за то, что в ХХ веке в России христианство подверглось таким ни с чем не сопоставимым гонениям? Причем руками часто самих же крещеных христиан.

 

– Да, забывая завет одно из наших самых замечательных новомучеников - патриаршего местоблюстителя священномученика митрополита Кирилла (Смирнова). Когда в беседе с патриархом Тихоном он стал обличать патриарха за то, что он ведет переговоры с обновленцами, патриарх Тихон стал оправдываться, говоря, что он вынужден идти на уступки, потому что он не может спокойно жить, зная, в каких условиях находятся наши архиереи, пребывавшие в местах заключения. И насколько пронзительны были слова священномученика митрополита Кирилла: «Не думайте о нас, архиереях, Ваше Святейшество. Мы только и годны для того, чтобы сидеть в тюрьмах».

 

В этих словах одного из выдающихся архипастырей Русской Православной Церкви, получается, признание того, что наши церковные иерархи на протяжении, может, даже многих веков не исполняли той миссии, к которой были призваны. Они не смогли подготовить русских православных христиан к тем искусительным вызовам ХХ века, на которые отвечать нужно было бы с позиции христианского мировоззрения.

 

Да, у русского народа была сформирована очень яркая, выразительная традиция бытового исповедничества христианства. Но христианского мировоззрения сформировать не удалось, и ответственность за это во многом несет именно Церковь. Не учителя, не чиновники, не интеллигенты воспитывали наш народ на протяжении 900 лет, а именно священники.

 

И вот эти печальные слова одного из лучших русских архиереев о своих собратьях как раз и свидетельствуют о том, что тогда самые чуткие наши духовные подвижники ощущали ответственность за то, что произошло. Дальнейшие события лишь подтвердили правоту его слов. К сожалению, не живя, а выживая в советских условиях, наша церковная жизнь сохраняла в себе многие из тех недостатков, которые были свойственны ей в дореволюционное время. Сохраняла и, увы, культивировала. Поэтому многие проблемы современной церковной жизни могут быть поняты лишь в контексте нашей истории.

 

– А вот то, что по существу разделяло сторонников и противников митрополита Сергия (Страгородского). Одни, подобно священномученику митрополиту Кириллу (Смирнову), священноисповеднику Агафангелу (Преображенскому), - заметьте, называю патриарших местоблюстителей, тех, кому патриарх Тихон доверял в особенности, – говорили о том, что Церковь должна строиться на принципах свободы и любви. Свободная Церковь в несвободном государстве. Они были готовы в условиях гонений строить отношения в Церкви уже по другим принципам. Это давно забыто. «Смирение» и «послушание» – вот те два риторические слова, которые определяют церковную жизнь сейчас, и которые очень хорошо укладываются на стереотипы сознания постсоветского человека, привыкшего жить в безликом коллективе, не брать на себя ответственность и избегать свободы.

 

А митрополит Сергий (Страгородский), по существу, принципу «свободная Церковь в несвободном государстве» противопоставлял другой принцип: союз с любым государством на любых условиях как гарантия сохранения Церкви. Вот одна из проблем.

 

– Во-первых, Церковь веками вспоминала дни, когда люди погибали на поле брани, совершением заупокойных богослужений. Во-вторых, нужно помнить о том, мы потеряли десятки миллионов людей в ХХ веке не только на полях Второй мировой, но и в так называемое мирное время. И то, что у нас возможны такие конфликты на почве отношения к 9 мая, как в Украине, говорит о том, что у народа до сих пор не выработано какое-то христиански обоснованное, для всех очевидное отношение к войне. А война – это, прежде всего, трагедия. И заповеди «Не убий» во время войны никто не отменял. Поэтому всякий, кто на войне погибает или на войне убивает, нуждается в одном: в сугубой молитве о спасении души.

 

– А мне кажется, Церковь вообще не должна употреблять в своей жизни такого рода символику. Можно стоять с разными красными флагами – и с советскими, и с нацистскими (напомню: нацистский флаг ведь тоже был красным), – но нужно, чтобы христианин считал для себя недопустимым взять в руки красный флаг. Необходимо сделать так, чтобы христианин отдавал себе отчет в том, что об убиенных и об убивавших во время войны, прежде всего, нужно сугубо молиться, а не похваляться подлинным или мнимыми (тем более!) победами прошлого.

 

Для меня, как для историка, очевидно: большевики отняли у русского народа победу не только в Первой мировой войне, но и во Второй. Именно русский народ, который вынес на себе тяготы этих войн, так и не мог стать по существу подлинным победителем, так и не сумел преобразить жизнь своей страны после этих двух побед.

 

– В настоящее время я не вижу перспектив для подобного рода примирения. Считаю, что общество остается слишком заидеологизированным, политически зомбированным, для того чтобы люди могли слышать друг друга в духовном отношении. Поэтому главная задача Церкви в этой области заключается в том, чтобы выработать у людей христианскую точку отсчета в восприятии всех событий нашей недавней истории. Подлинный христианин не будет воспринимать день Победы так, как его воспринимают сегодня ветераны УПА и Красной армии.