![]() |
![]() |
|||||||||||||||||||||||
![]() |
||||||||||||||||||||||||
|
![]() |
|||||||||||||||||||||||
Главная / История России / Русские традиции / ОБЩЕСТВО И СЕМЬЯ / Русская эпитафия сквозь призму христианского понятия о печали. И. Леонов, И. Юсов |
||||||||||||||||||||||||
![]() Рекомендуем
Новости сайта:
Дата в истории
Новые материалы
|
Русская эпитафия сквозь призму христианского понятия о печали
Нет человека, который хотя бы раз в жизни не задумался о смерти. К этому центральному вопросу так или иначе сводятся все остальные. С него начинается самоосознание личности и развитие культуры в ее исторически конкретных формах. Напомним, что русский философ Николай Федоров утверждал, что человек – «существо погребающее», замечая тем самым, что только он понимает необходимость ритуального захоронения себе подобных. Каждый этнос всегда специфичен в осмыслении темы смерти и по-своему воплощает ее в верованиях, традициях и обычаях. Если мы внимательно вдумаемся в слова песнопений православной панихиды, равных которым по глубине и силе выраженного в них чувства нет в мировой поэзии, то убедимся, что это не мертвый обряд, как может показаться со стороны, а грандиозная поэма о сотворении мира и предназначении человека: «Древле убо от не сущих Создавый мя и образом Твоим Божественным почтый, преступлением же заповедий паки мя возвративый в землю, от неяже взят бых, на еже по подобию возведи, древнею добротою возобразитися». Ту же мысль мы находим в другом тропаре: «Образ есмь неизреченныя Твоея славы, аще и язвы ношу прегрешений. Ущедри Твое создание, Владыко, и очисти Твоим благоутробием, и вожделенное отечество подаждь ми, рая паки жителя мя сотворяя». Достоин серьезного размышления тот факт, что с античных времен обряд погребения довольно часто сопровождают надгробные надписи, называемые эпитафиями (epitaphios – «надгробный»). Исследователь М.Л. Гаспаров указывает на первоначальную связь жанра «с культом мертвых и заботой о посмертной славе» [1:920]. Это подтверждают тексты античных эпитафий, анализ которых приводит к мысли о наличии в них в качестве ведущего мотива прославления воинов, павших в бою за родную землю. При этом единственной наградой героям, по мысли авторов, должна стать их посмертная слава и вечная жизнь в памяти благодарных потомков. С прекращением существования прекращается и бытие. Таким образом, греческая эпитафия обладает героико-патриотическим характером. С появлением христианства меняется звучание надгробных надписей. Если античный мир постоянно ставил вопросы о смерти и бессмертии (преимущественно бессмертии историческом), пытаясь познать возможные формы последнего, то христианство дает на них исчерпывающие ответы. Так, в эпитафиях Григория Богослова раскрывается идея о необходимости благочестивой жизни на земле, благодаря которой человек обретает вечное блаженство в Царствии Божием. Эпитафия Нонне, матери поэта
«Нонна, Фильтатия дочь». – «А где скончалась?» – «Во храме».
«Как?» – «Средь молитвы». – «В каких летах?» – «Дожив до седин».
«О, прекрасная жизнь и угодная Богу кончина!»[2:286].
Так закрепляются в письменных памятниках переживания оставшихся на земле родственников покойных. В русской культуре переживания разлуки (временной или вечной) носит название печали. Печаль, по мнению психологов, является одной из шести основных разновидностей т.н. "базовых эмоций" [3]. Однако "концептуализация мира эмоций проводится каждой культурно-языковой общностью по-своему" [4:9]. Так, А. Вежбицкая (представитель родственного славянского менталитета) полагает, что в русском языке сочетание прилагательного светлый с существительным печаль невозможно, а известные пушкинские строки из стихотворения "На холмах Грузии..." "намеренный парадокс", "творческое отклонение от нормы" [4:41]. Элементарная языковая интуиция и речевая практика русскоговорящих свидетельствуют о противоположном: выражение светлая печаль не только допустимо, но и вполне уместно, а в некоторых ситуациях даже закономерно [5:89]. Для ответа на вопрос, почему это так, необходимо углубиться в семантическую историю понятия. Внутренняя форма здесь связана с образом жжения, боли: печаль – то, что причиняет страдание (первоначально физическое, затем душевное). Не вполне ясен, однако, тот также логический "шаг", лежащий в основе языковой метафоры, который позволил нашим предкам перейти от конкретного наименования болезненного температурного ощущения к обозначению целого комплекса сложных (и далеко не всегда неприятных) внутренних переживаний, вызванных им. Этим посредующим звеном, по мнению некоторых учёных, является миф и ритуал [5:14]. Здесь ощутимо родство с древнейшими индоевропейскими ритуальными практиками трупосожжения (кремации), которое осмыслялось как очищение огненной стихией, освобождение духа умершего, переходившего в иной мир [6:826-831]. В книге [5] авторы, всесторонне вскрывая архаическую символику печи, очага, огня и их тесную связь с культом предков, доказывают изначальную общность понятий 1) вос-питания, заботы (этимологически забота < *zobota, т.е. "стремление набить зоб") и 2) грусти об утраченном общении с кем-то, закрепленную в корне *рек-, причём разлучение – с живым или мертвым мыслится в синкретическом единстве, как иная форма контакт [5:82]. В то же время обрядово-магический, ритуально-мифологический характер печали, по нашему мнению, присутствует лишь на архаическом этапе развития культуры. Христианское понятие печали имеет более сложную специфику. Со времён апостола Павла (2 Кор. 7:10) различается печаль мирская (житейская) т.е. греховная привязанность к вещному миру, «глубокое недовольствие от неисполненных или неисполнимых притязаний [7:77], и печаль духовная («печаль яже по Бозе») – спасительная устремлённость человеческой души к Богу. «Печаль яже по Бозе», по толкованию богословов, есть тот вид стыда и недовольства собою, покаянной скорби, «болезненного сокрушения сердца, когда при помышлении о Боге и своих к Нему отношениях сознают себя виновными перед Ним безответно» [8:260]. Это тоска по утраченному раю, которая «связывает временную жизнь с вечностью» [7:472], восстанавливает разрушенную грехопадением связь человека со Всевышним. Конечно, любая «печаль – от греха, радость же – плод спасения» [9:778]. Однако печаль и сон, отяготившие учеников в Гефсиманском саду, когда они уже были готовы оставить своего Учителя, – это печаль мирская. «В противоположность этому, печаль по Богу... охватывает Петра, рыдающего оттого, что он отрекся от своего Господа» [9:781]. Следовательно, любая печаль, приближающая человека к Спасителю, как источнику вечной радости, есть печаль духовная. Высказанные тезисы мы собираемся проиллюстрировать на примере русской эпитафии. При этом основное внимание будет акцентировано на текстах, взятых с кладбищенских надгробий. Их авторы – никому не известные люди, пережившие смерть близких родственников. Переживания, вызванные утратой любимого человека, заставляют их обратиться к написанию эпитафии, в которой можно выразить свои мысли и чувства. Эпитафии – это надписи, в которых в полной мере отражаются представления автора-христианина о мироустройстве, о мире горнем и дольнем. С композиционной точки зрения эти эпиграммы двучастны: одна из частей может рассказывать об обстоятельствах болезни и смерти покойного, о страданиях его родных и близких, о тяготах, которые ложатся на их плечи после утраты члена семьи: Почто так рано нас оставил,
Так рано в вечность отошел?[10:87]
Во второй части эмоциональный фон меняется, появляется вера в вечную жизнь и надежда на то, что покойный по неизреченному милосердию Господа окажется в Раю: С сим и мы все здесь согласны,
Что Бог воззвал к себе тебя любя,
В селения свои наследовать покой.[10:88]
В этих эпитафиях печаль, вызванная утратой близкого человека, соединяется с верой в промысел Божий, надежду на Его милосердие. Смерть близкого человека воспринимается авторами как временная разлука. Самый яркий пример умилительная надпись-эпитафия: «Прости! Увидимся опять с тобой». Именно по этой причине создатель эпитафии обращается к своему покойному родственнику, что показывает условность границ мира живых и мира усопших. Ощущение этой границы еще более сглаживается за счет включение в текст надгробных надписей церковных молитв о прощении грехов скончавшемуся. Кроме этого, есть и мотив обращения к самому покойному с просьбой ходатайствовать перед Престолом Божиим о помощи оставшимся на земле людям. Нефедьевой
Супруг мой милый, не печалься,
Как век вам с дочерию жить,
Хотя мой прах лежит в могиле,
Я буду Господа просить.
Своей небесною наградой
Он может вас благословить…
Тебя ж прошу, супруг мой милый,
Приди к могиле слез пролить![10:60]
Таким образом, эпитафии такого типа показывают, что общение между миром живых и мертвых не прерывается и эта возможность существует благодаря неизреченному милосердию Божьему. Нередко в этих эпитафиях встречается слово «печаль». С одной стороны, это понятие синонимично таким понятиям скорби, тоске. Однако чаще воспринимается особо и не равнозначна обозначениям тяжелого душевного состояния человека; оно соседствует с такими, как «утешение», «надежда», «награда», «благословение». Ивана Смирнова
Во дни печалинашей сирой
К Стопам Творца мы припадем,
Утешитнас Отец Небесный
И в нем отраду мы найдем…
Как солнце розу осушает,
Так Бог осушит токи слез.
Сей путь нам небо отверзает,
Сей путь есть к вечности живой![10:61]
Иван Сергеевич Леонов, Иван Евгеньевич Юсов
Примечания:
1. Гаспаров М.Л. Эпитафия. / Краткая литературная энциклопедия. Гл. ред. А.А. Сурков. – М. Советская энциклопедия, 1975, Т.8
2. Эпиграммы греческой Антологии / Пер. с древнегреч.; под ред. и с коммент. М. Гаспарова и Ю.Шульца. Вступ. Ст. М. Гаспарова. М., Терра, 1999. 3. Изард К.Э. Психология эмоций. СПб., 1999.
4. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М., 2001.
5. Агранович С.З., Стефанский Е.Е. Миф в слове: продолжение жизни (очерки по мифолингвистике). Самара, 2003. 6. Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Сравнительно-исторический и типологический анализ праязыка и протокультуры. Тбилиси, 1984. Т. 2. 7. Свешников Владислав, прот. Очерки христианской этики. Паломник, 2000.
8. Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника. Толкование послания ап. Павла. Второе послание к Коринфянам. М.,1998.
9. Словарь библейского богословия. / Под ред. К. Леон-Дюфура. BELGIQUE,1990.
10. Эпитафии./ Сост. В.Д. Кукушкин. Ярославль, 1991.
Источник МАМИФ |
|||||||||||||||||||||||
![]() |
||||||||||||||||||||||||
© 2004 – 2015 Educational Orthodox Society «Russia in colors» in Jerusalem Копирование материалов сайта разрешено только для некоммерческого использования с указанием активной ссылки на конкретную страницу. В остальных случаях необходимо письменное разрешение редакции: ricolor1@gmail.com |