Однако ясно выраженная в картине мысль о беззащитности человека перед лицом произвола, о попрании понятий справедливости и законности вызвала недовольство академического начальства. В изображении на стене темницы сцены египетской казни увидели прямой намек на казнь пяти руководителей декабрьского восстания. Правда, прямого доказательства подобной аналогии академические чиновники не нашли и неприятный эпизод с картиной пытались сгладить и замолчать. Но для получения права на доездку в Италию художнику пришлось писать новую дипломную работу. Весной 1830 года после завершения небольшого полотна "Беллерофонт отправляется в поход против Химеры" Иванов получает, наконец, возможность уехать в Италию за счет Общества поощрения художников.

Начало его пребывания в Риме было, однако, омрачено тяжким известием об отставке отца, уволенного на тридцать третьем году службы из Академии художеств по велению Николая 1. "Рожден в стеснении монархии, не раз видел терзаемыми своих собратий, видел надутость бар и вертопрашество людей, занимающих важные места... Всегда слышал жалобы домашних на несправедливость начальства, коего сила приводила в страх и рабство", -- писал из Италии художник.

Однако с первых лет своего пребывания в Италии Иванов был поглощен поиском такой темы, решение которой могло бы захватить его полностью.

С успехом экспонированная в Риме, картина была отправлена в Петербург в Академию художеств. Александру Иванову присудили звание академика.

Идея нравственного обновления человечества все сильнее овладевает художником. "Мир лежит во зле... Искусство забыло развиваться сообразно процессу общественных идей", -- писал Иванов из Италии.

Сюжет картины был взят из Евангелия. На берегу реки Иордан, где только что свершился обряд омовения, пророк Иоанн Креститель обращается к народу со словами надежды, указывая на идущего по склону холма Христа. Волнение, вызванное проповедью Крестителя, охватывает людей. За Иоанном Крестителем - группа будущих учеников Христа: порывистый Иоанн Богослов, седовласый апостол Андрей, сомневающийся Нафанаил, по другую сторону от пророка - фарисеи, римляне, народ. У ног Иоанна Крестителя -- две сидящие фигуры: господин и его раб. На измученном лице раба, изборожденном морщинами, - заметно подобие улыбки. "Сквозь привычные страдания впервые появилась отрада", - писал Иванов о рабе.

По высокой и благородной красоте человеческого духа, по глубокому проникновению в человеческие страдания образ раба явился настоящим откровением в русской и мировой живописи.

В этой библейской легенде художник видел возможность выразить мечту о свободе: "...начался день человечества, день нравственного совершенствования". А нравственное совершенствование людей должно было привести "мир, лежащий во зле" к миру всеобщей гармонии.

Как ни утопична была мысль художника о преобразовании современного общества в условиях острых социальных противоречий века, она предвосхищала идеи передовых мыслителей будущего поколения. "По своей идее близка она сердцу каждого русского. Тут изображен угнетенный народ, жаждущий свободы, идущий дружной толпой за горячим проповедником", -- писал о картине И. Е. Репин.

Созданию грандиозного полотна (40 кв. м) предшествовала огромная подготовительная работа. Художник исполнил более шестисот этюдов и эскизов, включая рисунки. Эти этюды явились замечательной школой реализма и для последующего поколения художников.

Лучший среди них - этюд головы Иоанна Крестителя (ГТГ и ГРМ). Широкая свободная'манера письма, построенная на контрастах холодных и теплых тонов, усиливает эмоциональную действенность образа.

Работая пад этюдами на открытом воздухе, художник должен был решить сложные живописные проблемы, показать взаимодействие солнечного света и цвета.

Работа над этюдами требовала огромного напряжения сил, беспримерной трудоспособности и новаторства. Однако сроки пенсионерства окончились. Академия и Общество поощрения художников постоянно торопили Иванова с возвращением. "Мысль о возвращении вышибает у меня палитру и кисти", -- пишет художник. То, что происходило в николаевской России, Иванов хорошо знал и из писем близких и из встреч с друзьями. В Италии он сближается с Гоголем, Герценом, Сеченовым.

40-е годы девятнадцатого столетия, насыщенные событиями, революционные потрясения в Италии, размышления над социальными условиями жизни, дружба с людьми, связанными уже с новым этапом развития русской культуры, совершили переворот в мировоззрении Иванова. Осенью 1857 года художник уезжает в Лондон, чтобы встретиться с А. И. Герценом и в беседах с ним уяснить новую точку зрения на события в Европе и России, по вопросам религии и искусства. "Далеко ушли мы... в мышлениях наших тем, что перед последними решениями учености литературной основная мысль моей картины совсем почти теряется... и у меня едва достает духу, чтобы более совершенствовать ее исполнение".

Разочарование в общечеловеческом значении картины, которой художник отдал лучшие годы творчества, не сломило его. Стремление "учинить другую станцию искусства" вдохновило его на новый творческий замысел -- создание монументальной стенной росписи.

Она должна была представлять единую серию из пятисот произведений. Художник успел создать около половины задуманных эскизов, исполненных гуашью, акварелью, сепией или карандашом. Иванов хотел в поэтических образах воплотить народные предания, которые своеобразно преломились в библейских легендах. Сопоставляя библейские сюжеты с мифами греков, египтян, ассирийцев, он угадывал в них общую основу. Это было невиданное до сих пор понимание и восприятие религиозных сюжетов.