![]() |
![]() |
|||||||||||||||||||||||
![]() |
||||||||||||||||||||||||
|
![]() |
|||||||||||||||||||||||
Главная / История России / Культура и искусство: русские имена / ЛИТЕРАТУРА И КНИГОИЗДАНИЕ / Достоевский Федор Михайлович (1821-1881) / "Копите любовь в сердцах ваших". К 195-летию писателя Ф.М. Достоевского. А.А. Новикова-Строганова |
||||||||||||||||||||||||
![]() Рекомендуем
Новости сайта:
Дата в истории
Новые материалы
|
«КОПИТЕ ЛЮБОВЬ В
СЕРДЦАХ ВАШИХ»
(к 195-летию
писателя)
А.А. Новикова-Строганова
![]() Константин Васильев. Портрет Ф.М. Достоевского. 1973 г. Фёдор Михайлович
Достоевский (1821–1881) создал целую художественную вселенную, в центре которой
идеальный образ Христа: «Христос был вековечный, от
века идеал, к которому стремится и по закону природы должен стремиться человек»
[i].
Творческое наследие писателя-пророка, непревзойдённого по глубине духовных
проникновений, особенно благодатно для духовно-нравственного
формирования человеческой личности.
Основой педагогической доктрины писателя явилась религиозная идея о людях
как чадах Отца Небесного; о человеке как венце творения, созданного по образу и
подобию Божию; об уникальности и неповторимой ценности каждой человеческой личности.
О своём первенце – дочери Соне – Достоевский писал её крёстному отцу А.Н.
Майкову в мае 1868 года: «Это маленькое трёхмесячное создание, такое бедное,
такое крошечное – для меня было уже и лицо, и характер. Она начинала меня
знать, любить и улыбалась, когда я подходил. Когда я своим смешным голосом пел
ей песни, она любила их слушать. Она не плакала и не морщилась, когда я её
целовал; она останавливалась плакать, когда я подходил» [ii].
После смерти его «первого дитяти» в младенческом возрасте горе писателя было
безутешным: «И вот теперь мне говорят в утешение, что у меня ещё будут дети. А
Соня где? Где эта маленькая личность, за которую я, смело говорю, крестную муку
приму, только чтоб она была жива?» (15, 370–371).
В очерке «Фантастическая речь
председателя суда» (1877) читаем: «у ребёнка, даже у самого малого, есть
тоже и уже сформировавшееся человеческое достоинство» (14, 222). Не случайно
известный адвокат А.Ф. Кони отметил о Достоевском: «На широком поприще
творческой деятельности он делал то же, к чему стремимся мы в нашей узкой,
специальной сфере. Он стоял всегда за нарушенное, за попранное право, ибо стоял
за личность человека, за его достоинство, которые находят себе выражение в этом
праве» [iii].
Защита достоинства и ценности человеческой личности – основной пафос произведений
писателя. Его новаторство заключается в том, что «маленькие люди» (в
современном словоупотреблении – «простые люди») изображены не только в социальной
ипостаси. Изнутри показано их самосознание,требующее признания ценности каждого человека как Божьего создания («Бедные
люди», «Записки из Мёртвого дома», «Униженные
и оскорблённые», «Записки из подполья», «Преступление и наказание», «Подросток»
и др.). Человеку необходимо, чтобы он
был признан именно как человек, как неповторимая личность. Это одна из основных
его нематериальных потребностей.
Если обратиться к этимологии слова достоинство,
можно глубже уяснить его сущность. Корень
находим в древнерусском слове достой. В
Словаре живого великорусского языка В.И. Даля даётся следующее толкование: «Достой
– приличие, приличность, сообразность; чего
стоит человек или дело, по достоинству своему» [iv]. Это
исконно русское слово достой –
корневая основа фамилии Достоевский.
«Главная педагогия – родительский дом», –
был убеждён писатель. Здоровые духовно-нравственные основания, заложенные в
семье, подкрепляют и делают более плодотворным дальнейший процесс обучения и
образования: «нанять учителя для преподавания детям наук не значит, конечно, сдать
ему детей так сказать, с плеч долой, чтоб отвязаться от них и чтоб они
больше уж вас не беспокоили. <…> Наука наукой, а отец перед детьми всегда
должен быть как бы добрым, наглядным примером всего того нравственного вывода,
который умы и сердца их могут почерпнуть из науки. Сердечная, всегда наглядная
для них забота ваша о них, любовь ваша к ним согрели бы как тёплым лучом всё
посеянное в их душах, и плод вышел бы, конечно, обильный и добрый» (14, 223).
«Искра Божья» – первостепенное, что выделяет человека среди других существ.
В то же время «сделаться человеком нельзя разом, а надо выделаться в человека».
Писатель справедливо полагал, что
для становления личности одного разума, образованности недостаточно, поскольку
«образованный человек – не всегда человек честный и что наука ещё не
гарантирует в человеке доблести». Более того – «образование уживается иногда с
таким варварством, с таким цинизмом, что вам мерзит» (3, 439), – утверждал
Достоевский в «Записках из Мёртвого дома»
(1862).
Родителям, наставникам, учителям – всем тем, кому доверено воспитание
юных душ, – необходимо постоянно заботиться о самовоспитании и самодисциплине: «Всякий
ревностный и разумный отец знает, например, сколь важно воздерживаться перед
детьми своими в обыденной семейной жизни от известной, так сказать, халатности
семейных отношений, от известной распущенности их и разнузданности,
воздерживать себя от дурных безобразных привычек, а главное – от невнимания и
пренебрежения к детскому их мнению о вас самих, к неприятному, безобразному и
комическому впечатлению, которое может зародиться в них столь часто при
созерцании нашей бесшабашности в семейном быту. Верите ли вы, что ревностный
отец даже должен иногда совсем перевоспитать себя для детей своих» (14, 225).
Достоевский учил уважительному отношению к ребёнку, говорил о благотворном взаимовлиянии детей и взрослых: «Мы не должны
превозноситься над детьми, мы их хуже. И если мы учим их чему-нибудь, чтобы
сделать их лучше, то и они нас делают лучше нашим соприкосновением с ними. Они
очеловечивают душу нашу».
В серии очерков из «Дневника
писателя», который строится в форме свободного разговора, непосредственного
общения с читателями, Достоевский проводит своего рода «родительское собрание»,
выступает как руководитель своеобразного «педагогического совета». Он
предостерегает родителей от лености, равнодушия, «ленивой отвычки» от
«исполнения такой первейшей естественной и высшей гражданской обязанности, как
воспитание собственных детей <…> для них много надо сделать, много
потрудиться, а стало быть, много им пожертвовать из собственного отъединения и
покоя» (14, 221–222). Процесс воспитания, с точки зрения Достоевского, – это непрестанный самоотверженный труд:
«воспитание детей есть труд и
долг, для иных родителей сладкий, несмотря на гнетущие даже заботы, на слабость
средств, на бедность
даже, для других же, и даже для очень многих достаточных родителей, – это самый
гнетущий труд и самый тяжёлый долг. Вот почему и стремятся они откупиться от
него деньгами, если есть деньги» (14, 223).
Отцам семейства, которые утверждают, что сделали «для детей своих всё» (14, 222), а на деле «лишь
откупились от долга и от обязанности родительской деньгами, а думали, что уже
всё совершили» (14, 223), Достоевский напоминает, что «маленькие детские души
требуют беспрерывного и неустанного соприкосновения с вашими родительскими
душами, требуют, чтоб вы были для них, так сказать, всегда духовно на горе, как
предмет любви, великого нелицемерного уважения и прекрасного подражания» (14,
223). Писатель призывает накапливать Божие – «копить любовь», а не кесарево – деньги.
Анализируя проблемы и трудности семейного воспитания, он уделяет особое
внимание вопросу о наказаниях. Достоевский объясняет их применение небрежением «слабых,
ленивых, но нетерпеливых отцов», которые, если деньги не помогают, «прибегают
обыкновенно к строгости, к жестокости, к истязанию, к розге», которая «есть
продукт лени родительской, неизбежный результат этой лени»: «Не разъясню, а прикажу, не внушу, а
заставлю» (14, 222–223).
Последствия подобных «методов воздействия» губительны для ребёнка физически
и духовно: «Каков же результат выходит? Ребёнок хитрый, скрытный непременно
покорится и обманет вас, и розга ваша не исправит, а только развратит его.
Ребёнка слабого, трусливого и сердцем нежного – вы забьёте. Наконец, ребёнка
доброго, простодушного, с сердцем прямым и открытым – вы сначала измучаете, а
потом ожесточите и потеряете его сердце. Трудно, часто очень трудно детскому
сердцу отрываться от тех, кого оно любит; но если оно уже оторвётся, то в нём
зарождается страшный, неестественно ранний цинизм, ожесточение, и извращается
чувство справедливости» (14, 224).
Излечить такие психологические травмы крайне сложно. Ранящие душу ребёнка
воспоминания предстоит «непременно искоренить, непременно пересоздать, надо
заглушить их иными, новыми, сильными и святыми впечатлениями» (14, 226).
Писатель призывает оградить детей от домашней тирании: «веря в крепость
нашей семьи, мы не побоимся, если, временами, будут исторгаемы плевелы, и не
испугаемся, если будет изобличено и преследуемо даже злоупотребление родительской
власти. <…> Святыня воистину святой семьи так крепка, что никогда не
пошатнётся от этого, а только станет ещё святее» (13, 82–83).
Относительно расхожего утверждения о том, что «государство только тогда и крепко, когда оно
держится на крепкой семье», Достоевский в очерке «Семья и наши святыни.
Заключительное словцо об одной юной школе» (1876) справедливо замечал: «Мы
любим святыню семьи, когда она в самом деле свята, а не потому только, что на
ней крепко стоит государство» (13, 82).
Требовательное, взыскующее отношение к насущным проблемам «отцов и детей»,
семьи и общества объясняется истовой позицией Достоевского как христианского
писателя, патриота и гражданина: «Я говорю от лица общества, государства,
отечества. Вы отцы, они ваши дети, вы современная Россия, они будущая: что же
будет с Россией, если русские отцы будут уклоняться от своего гражданского
долга и станут искать уединения или, лучше сказать, отъединения, ленивого и
цинического, от общества, народа своего и самых первейших к ним обязанностей»
(14, 226).
Актуальность этих писательских раздумий не только не
снизилась, но ещё более возросла в наши
дни. Катастрофично современное состояние детской смертности, насилия, жестокого
обращения с детьми, вредного растлевающего влияния на их умы и души. Сегодня
так же необходимо признать, как признавал Достоевский: «Тяжело деткам в наш век взрастать,
сударь!» (13, 268). В очерке «Земля и дети» (1876)
писатель в который раз настойчиво обращается ко всем тем, кому вверено
попечение о подрастающем поколении: «Я ведь
только и хотел лишь о детках, из-за того вас и обеспокоил. Детки – ведь это
будущее, а любишь ведь только будущее, а об настоящем-то кто ж будет беспокоиться.
Конечно, не я, и уж наверно не вы. Оттого и детей любишь больше всего» (13,
268).
Христианско-воспитательное учение Достоевского получило многообразное
воплощение в письмах, дневниках, заметках, публицистике; наиболее глубокую разработку
– в художественном творчестве, во всех без исключения произведениях. Можно
утверждать, что творчество писателя в целом – своего рода «религиозно-педагогическая
поэма».
Достоевский в романе «Подросток» (1875),
в серии очерков и статей исследовал проблему «случайного
семейства» и пришёл к выводу, что «случайность современного русского семейства
<…> состоит в утрате современными отцами всякой общей идеи в отношении к
своим семействам, общей для всех отцов, связующей их самих между собою, в которую
бы они сами верили и научили бы так верить детей своих, передали бы им эту веру
в жизнь. <…> самое присутствие этой общей, связующей общество и семейство
идеи – есть уже начало порядка, то есть нравственного порядка, конечно,
подверженного изменению, прогрессу, поправке, положим так, – но порядка» (14,
209–210).
С утратой общей идеи и идеалов также изнутри подрывается лад современной
семьи. Понятия: супружество, семья, отцовство, материнство, детство – духовно
опустошаются, становясь лишь правовыми категориями и терминами. Отношения в
семье зачастую строятся не на незыблемом «камне» духовно-нравственного
фундамента, а на зыбучем «песке» формально-юридической связи сторон брачного
контракта, гражданско-правового договора, наследственного права и т.п. Когда иссякает
любовь и нет глубинной духовной опоры, скрепляющей домашний очаг, то неизбежно
берёт верх холодно-юридический путь расчётов, эгоистических выгод. Семья
становится ненадёжной, зыбкой, «случайным семейством» – по определению Достоевского.
«Больные» вопросы: «как и чем и
кто виноват?»; как прекратить детские страдания; как «сделать что-то такое,
чтобы не плакало больше дитё» (9, 565) – с необычной силой поставлены в
последнем романе «великого пятикнижия» «Братья
Карамазовы». Среди его основных идей – сокровенная мысль: достижение мировой гармонии «не стоит
<…> слезинки хотя бы одного только <…> замученного ребёнка» (9,
275).
Не ограничиваясь средствами убеждения неумелых наставников, нерадивых попечителей, равнодушных чиновников,
Достоевский, как последнему прибежищу, обращался к упованию на помощь
Господнюю: чтобы «Бог очистил взгляд ваш и просветил вашу совесть. <…> О,
если научитесь любить их <детей – А.Н.-С.>, то, конечно, всего достигнете.
Но ведь даже и любовь есть труд, даже и любви надобно учиться, верите ли вы
тому?» (14, 225).
Писательское, педагогическое и родительское credo Достоевского можно определить как
педагогику христианской любви. «Нельзя воспитать того, кто нас не любит», –
говорил Сократ. Прежде надо самим самоотверженно полюбить детей, – не уставал
повторять Достоевский. Его раздумья о состоянии воспитания, педагогические
советы, рекомендации, уроки и призывы выливались подчас в слова чистой молитвы
– поистине всемирной – за родителей, детей, отечество, за всё человечество как
детей единого Отца Небесного: «Итак, да поможет вам Бог в решении вашем
исправить ваш неуспех. Ищите же любви и
копите любовь в сердцах ваших <выделено мной. – А.Н.-С.>. Любовь
столь всесильна, что перерождает и нас самих. Любовью лишь купим сердца детей
наших, а не одним лишь естественным правом над ними. <…> Вспомните тоже,
что лишь для детей и для их золотых головок Спаситель наш обещал нам “сократить
времена и сроки”. Ради них сократится мучение перерождения человеческого
общества в совершеннейшее. Да совершится же это совершенство и да закончатся,
наконец, страдания и недоумения цивилизации нашей!» (14, 227).
Писатель оставил неординарные и
нелёгкие для исполнения заветы: не подменять ложными кумирами христианские
идеалы и не отдавать их на поругание; не дать «низложить ту веру, ту религию,
из которой вышли нравственные основания, сделавшие Россию святой и великой». За
прошедшее время значимость этих задач не уменьшилась. Жизнь подтверждает глубокую
правоту непреходящих заветных идей Достоевского.
Примечания [i] ДОСТОЕВСКИЙ Ф.М. Полн.
собр. соч.: В 30 т. – Л.: Наука, 1972 – 1990. – Т. 20. – С. 172. [ii] ДОСТОЕВСКИЙ Ф.М. Собр. соч.: В 15 т. – Л.: Наука,
1988 – 1996. – Т. 15. – С. 370. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте
с обозначением тома и страницы арабскими цифрами. [iii] КОНИ А.Ф. Фёдор Михайлович Достоевский // Кони А.Ф.
Воспоминания о писателях. – М.: Правда, 1989. – С. 229. [iv] ДАЛЬ В.И. Толковый словарь живого великорусского
языка. – Т. 1. – СПб.; М., 1880. – С.
479. © Алла Анатольевна Новикова-Строганова – доктор филологических наук,
профессор город Орёл
Материал прислан автором порталу "Россия в красках" 14 ноября 2016 год |
|||||||||||||||||||||||
![]() |
||||||||||||||||||||||||
© 2004 – 2015 Educational Orthodox Society «Russia in colors» in Jerusalem Копирование материалов сайта разрешено только для некоммерческого использования с указанием активной ссылки на конкретную страницу. В остальных случаях необходимо письменное разрешение редакции: ricolor1@gmail.com |