Когда в научных кругах звучит фамилия «Вышеславцев», собеседники чаще всего имеют в виду довольно известного на Западе философа Бориса Вышеславцева. Но в российской истории был и еще один человек, прославивший эту фамилию, — Алексей Владимирович, военный врач, общественный деятель, искусствовед и коллекционер. Благодаря его усилиям у россиян в середине XIX века сложилось определенное впечатление о Японии и японцах.

Алексей Вышеславцев родился 20 мая 1831 года в глубинке России (г. Тамбов) в «дворянском гнезде». Родительский дом был погружен в атмосферу европейского искусства, украшен французскими гравюрами, итальянскими пейзажами. Огромная семейная библиотека содержала немало фолиантов на многих европейских языках. Родители надеялись, что их отпрыск посвятит себя искусству. Но жизнь распорядилась по-своему. Алексей Вышеславцев поступил на медицинский факультет.

С 1853 года он — военный медик в Полтавском полку. В 1854-м принял участие в походе по Дунаю. В 1855 году стал защитником Севастополя, спасал раненых на Камчатском редуте у Малахова кургана.
Очевидно, было что-то в той Крымской войне, что заставляло ее участников браться за перо. Эта тема принесла заслуженную известность Льву Толстому. Попробовал свои силы в беллетристике и врач Алексей Вышеславцев. Он начал писать рассказы о севастопольских событиях. В 1856 году они были опубликованы в «Морском сборнике», издававшемся в Петербурге.

Между тем самого Алексея Владимировича увлекло море. В 1857 году он переводится на Балтийский флот и в июле уходит на три года в кругосветное путешествие на клипере «Пластун».

После поражения в Крымской войне Россия начала активно разрабатывать дальневосточное направление внешней политики. Готовился межгосударственный договор с Китаем о разделе сфер влияния на Амуре. Его готовил генерал-губернатор Восточной Сибири граф Н.Н. Муравьев-Амурский. Чтобы укрепить российские позиции в регионе, было решено в 1858 году «продемонстрировать флаг» и у японских берегов. Клипер «Пластун», шедший с Балтики, должен был усилить эскадру Муравьева.

Но об этом пункте программы кругосветного путешествия корабельный врач Алексей Вышеславцев не знал. Перспектива посещения Японии для «Пластуна» решилась в одночасье, в городе Николаевск, где клипер провел зимовку 1858 года.

Встреча с «Ниппонией» началась с дикого шторма. У мыса Кин было сильное противное течение. Моряки наблюдали затмение луны. Ожидали прилива, чтобы подойти к берегу. Философический склад ума Вышеславцева наводил на мысль, что сама природа изолировала японцев от нашествия иноплеменных гостей.

В заливе, на берегу которого расположился древний город Эдо, эскадра Муравьева находилась всего ме-сяц — с 25 июля по 24 августа 1858 года. К тому времени в сёгунской столице Японии проживало 2 млн. человек. Естественно, подробно познакомиться с жизнью города за столь краткий срок было невозможно. К тому же мешала охрана, приставленная к русским морякам и следовавшая за каждым членом экипажа, куда бы он ни направлялся.

Увиденное в Эдо поразило русских. В дальнейшем Вышеславцев писал, что это был город торговцев. Многие городские развлечения, несмотря на восточную экзотику, ориентировались на досуг иностранцев. Сами японцы жили скромно.

Алексей Вышеславцев в Японии интенсивно работал. Много рисовал. Привез в Петербург около 100 рисунков с натуры. И начал записывать впечатления, чему способствовал уже приобретенный опыт литераторства. Вскоре по возвращении в Петербург (1860–1861) в печати появились письма Вышеславцева из Японии. Такой материал он предложил журналу «Русский вестник». Информация об интересном авторе, об эксклюзивном материале кругосветного путешествия быстро распространилась среди издателей Петербурга. В 1862 году в издательстве Морского министерства вышли «Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859 и 1860 годах». Книга содержала 27 рисунков автора, литографированных известным петербургским мастером П. Пети. «Очерки» вызвали всеобщий интерес. Они были даже переведены на датский язык и опубликованы (1863). Вышеславцев приобрел известность в литературных кругах.

Петербуржцы высоко оценили яркое описание жизни малоизвестного народа. Вышеславцев постарался в своих «Очерках» разрушить принятое в Западной Европе клише разделения народов на развитые и неразвитые. Алексей Владимирович писал о богатейшей внутренней жизни японцев, которую европейцы просто не знали, об уникальном национальном юморе.

Полемический текст «Очерков» был снабжен комментариями по поводу новейших научных открытий и гипотез. Автор подчеркивал, что нередко европейские «гладко построенные» гипотезы мирового развития рассыпались в столкновениях с действительностью. Таковой, например, была гипотеза европейца Зибольда о религиозности японцев.

По оценке М. Соловьева, известнейшего искусствоведа того времени, Алексей Вышеславцев «первым из русских обратил должное внимание на оригинальное и высокое искусство японцев… Братья Гонкуры приписывают открытие Японии себе — для художников-импрессионистов и для парижских модисток. Однако это случилось гораздо позже… Вышеславцев первый привез в Европу образцы японской живописи и альбомы… Однако оценить в России их не смогли. Ждали, по европейскому обычаю, сигнала из Франции».
В начале 1860-х годов от издательств посыпались предложения. Проявил заинтересованность и самый влиятельный издатель Маврикий Осипович Вольф, объединявший вокруг себя космополитов. Он публиковал серию «Вокруг света», этнографические и географические журналы. В 1866 году Вольф выпустил в Петербурге «Очерки пером и карандашом», но без иллюстраций. В следующем году он переиздал «Очерки»,

подготовленные Морским министерством в 1862 году, с 27 литографиями. Книги мгновенно расходились. Но в конце 1860-х годов политическая ситуация в России изменилась, идеи космополитов стали вызывать раздражение во властных структурах. Вольф вынужденно сократил издательский портфель и распустил два журнала. Задуманное полное издание большим форматом «Очерков пером и карандашом» Вышеславцева так и не было осуществлено. Ценное начинание в российской японистике на том этапе оказалось оборванным.
Разочарованный неудачей Вышеславцев полностью изменил свою жизнь: вышел в отставку и погрузился в общественную деятельность, в земское народное управление. Он посвятил себя освобождению крестьян от крепостного права. Много путешествовал, изучал христианскую культуру Греции, Византии, Италии эпохи Возрождения, работая в этом направлении до своей кончины 24 апреля 1888 года.

В настоящее время исследование Вышеславцева, опубликованное двумя тиражами, — подлинная редкость. «Очерки», в которых автор дал обобщенное представление о японской культуре, государственном устройстве, экономике этой страны, имеются далеко не во всех научных библиотеках Москвы.

У Вышеславцева нет и, по-видимому, не могло быть единого архива. Он жил, работал в Тамбове. Часть его наследия (японская коллекция) — в Петербурге. Немногие экземпляры «Очерков» хранились в частных собраниях, например у Алексея Петровича Бахрушина. (В дальнейшем основная часть этой коллекции была передана в Государственную историческую библиотеку, а часть осела в фондах Румянцевского музея — Библиотеки им. Ленина.) Бахрушин сохранил для нас издание «Очерков пером и карандашом» 1866 года, которое выпустил М. Вольф в Петербурге. Бахрушин, получив такую книгу спустя 10 лет, начал искать к ней литографические иллюстрации. Он их нашел на книжных рынках Москвы (по всей вероятности — изъятие из публикации «Очерков» 1862 года). В коллекции Бахрушина это отдельная папка.

Но подлинной жемчужиной коллекции является оригинальный «Альбом рисунков», который А. Вышеславцев создал в кругосветном путешествии, — их 84. С этих рисунков литограф П.Пети готовил иллюстрации для двух изданий «Очерков пером и карандашом». В этом же альбоме есть художественно оформленный титульный лист «Очерков», выполненный самим Вышеславцевым.

Интерес к личности Алексея Владимировича Вышеславцева и его «Очеркам» определенно не пропал, но проявился в иных сферах, прежде всего в области собирательства. И здесь японская специфика наследия Вышеславцева вышла на первый план — в конце XIX — начале ХХ столетия.

Людмила Кучумова