Когда Василию исполнилось 9 лет, отец отдал его в Первую Московскую школу для слепых. К этому времени его старшая сестра Ненила (1887-1972) была студенткой Киевского медицинского института, а старший брат Александр (1888-1942) учился на ветеринара. Первая Московская школа для слепых находилась под покровительством императорской фамилии. Однако из-за чрезмерно авторитарного стиля обучения Ерошенко никак не мог привыкнуть к школе, постоянно сопротивляясь существовавшим там порядкам. Во время обучения ему довелось беседовать с посетившим однажды школу китайским дипломатом Ли Хун Чжаном, а также с московским генерал-губернатором, дядей императора Николая II, великим князем Сергеем Александровичем. Позднее, уже в Шанхае, он описал эти встречи в мемуарах «Страница из жизни нашей школы» («Одинокая душа - воспоминание о Первой Московской школе для слепых»).

В 1908 году Ерошенко окончил Первую Московскую школу для слепых. В то время в Москве существовали оркестр и хор слепых музыкантов под руководством Разина и Разимовского. Василий, успешно преодолев трудные экзамены, стал членом этого музыкального коллектива, часто выступавшего в зале большого ресторана «Якорь» на улице Мещанской.

Однажды состоялась встреча его с Анной Николаевной Шараповой (1863-1923), известной русской эсперантисткой. Встреча с ней подтолкнула слепого музыканта к изучению эсперанто - языка, знание которого стало во многом определяющим фактором в его дальнейшей жизни. В 1911 году Ерошенко вступил в Московское общество эсперантистов. Позднее он вспоминал: «Зеленая звезда помогла мне достичь большего в осуществлении моих желаний, чем лампа - Аладдину!»

В 1912 году, по совету Шараповой, Ерошенко отправился в Англию для получения высшего музыкального образования. Здесь благодаря заботам слепого эсперантиста Вильяма Перси Меррика (1868-1955), проживавшего в лондонском пригороде Шеппертон, он поступил в Королевскую школу для слепых (Royal Normal College & Academy of Music for the Blind), которую некогда окончил сам Меррик. Это было высшее учебное заведение, где наряду с получением музыкального образования слепые учащиеся приобретали квалификацию педагога с правом впоследствии самостоятельно обучать слепых людей. Здесь Ерошенко вместе с английскими студентами начал учиться игре на скрипке.

В это время интересы Ерошенко были обращены к русским эмигрантам. Так, он однажды встретился с князем Петром Кропоткиным (1842-1921). Кропоткину тогда было 68 лет. Ерошенко отмечал, что Кропоткин совершенно не был похож на непримиримого революционера, и показался ему тихим, безобидным, добрым человеком.

Вскоре после этого, вследствие ряда совершенных им проступков, отчасти объяснимых молодостью и неопытностью (но доставивших немало хлопот как Королевской школе, так и Меррику), Ерошенко был отправлен обратно в Россию.

* * *
Однажды Ерошенко припомнил слова Меррика, будто бы в Японии все слепые зарабатывают себе на жизнь, работая в качестве массажистов. Колебания были недолгими, и уже в апреле 1914 года Ерошенко прибыл в Токио. Благодаря рекомендации профессора Киёо Накамуры (1855-1930), работавшего на Центральной метеорологической станции, Ерошенко был принят стажером-преподавателем в школу для слепых, находящуюся в столичном районе Дзосигая. Кроме того, по специальному распоряжению директора школы он получил разрешение в качестве вольнослушателя посещать лекции по японскому массажу, медицине, психологии и т.д.

Постепенно Ерошенко привык к жизни в Японии, у него появилось множество друзей, таких, как драматург Удзяку Акита (1883-1962), журналистка Итико Камитика (1888-
1981), ученый-исследователь Син Катагами (1884-1928), а также владельцы известного в Токио магазина «Накамурая» Айдзо Сома (1870-1954) и его супруга Кокко (1876-1955), ставшие по сути для Ерошенко второй семьей.

В 1916 году Японию посетил индийский поэт Рабиндранат Тагор (1861-1941). Воодушевленный встречей с великим поэтом, Ерошенко заинтересовался жизнью малых народов Востока. В июле 1916 года он предпринял поездку в Сиам, откуда позднее направился в Бирму и далее в индийский город Калькутта. Однако в июне 1919 года британские власти в Индии выслали Ерошенко в Японию с формулировкой «большевик», о чем уведомили и японское правительство.

Вновь оказавшись в Японии, Ерошенко продолжал расширять круг своих знакомых среди японских эсперантистов, деятелей культуры, социалистов и т.д. К этому времени за ним была установлена слежка как за политически неблагонадежным.

В сентябре 1920 года в Токио из Харбина приехал японский художник Горо Цурута (1890-1969). Как-то стоя на платформе вокзала Мэдзиро, он обратил внимание на высокого молодого белокурого человека, прижимавшего к себе балалайку. Цуруту осенила вдруг мысль - не тот ли это слепой русский поэт Ерошенко, о котором ему прежде уже доводилось слышать? Цурута подошел поближе и, обратясь по-русски, попросил незнакомца попозировать ему в качестве модели.

О желании нарисовать портрет Ерошенко Цурута рассказал своему старому товарищу художнику Цунэ Накамуре (1887-1924). Накамура тут же предложил: «Давайте работать вместе!». Через пару дней работа началась, и затем в течение шести дней оба художника ежедневно по нескольку часов рисовали портреты Ерошенко.

В памяти художников сохранился эпизод тех дней. Как-то Ерошенко, уходя домой после очередного сеанса, коснулся во дворе рукой цветов и веточек хаги и произнес: «Ведь это хаги, не так ли? Как приятно на ощупь!» (Хаги - декоративный полукустарник леспедеца двуцветная с белыми и красными цветами. - Прим. переводчика). Оба художника были удивлены, как мог слепой русский узнать на ощупь японское растение, неизвестное у него на родине?

Написанные ими портреты Ерошенко художники отправили на Вторую императорскую выставку. Дальше дороги картин разошлись. «Изображение господина Ерошенко» работы Накамуры удостоилось на выставке высокой оценки. Позднее, в 1922 году эта картина была также включена в список экспонатов японо-французской выставки изобразительного искусства, где также получила высокое одобрение. В настоящее время она находится в Государственном музее современного изобразительного искусства с присвоением категории «шедевр национальной культуры». Что же касается «Портрета Ерошенко» работы Цуруты, то он по окончании императорской выставки был приобретен Сома Айдзо и помещен в принадлежавший ему магазин «Накамурая» в токийском районе Синдзюку. Некоторое время портрет украшал второй этаж магазина, а позднее, после реконструкции здания был перенесен в ресторан, расположенный на 4-м этаже, где висит и поныне.

Вот что писал об этих двух портретах в газете «Майнити Симбун» от 10 апреля 1954 года драматург Удзяку Акита: «Русский слепой поэт Василий Ерошенко, живший в Токио в 1915-1921 гг., любимый многими японскими поэтами и писателями, известный также своей мастерской игрой на балалайке, оставил по себе в Токио не только множество различных воспоминаний, но и свой портрет, который по справедливости может быть назван одним из лучших портретов кисти японских мастеров, написанных в эпоху Тайсё (1912-1924 гг. - Прим. переводчика). Всего, практически одновременно, было создано два портрета Ерошенко, и оба они являются настоящими шедеврами. Один принадлежит кисти Накамура Цунэ, известного своей приверженностью классической школе, а другой был написан Цурута Горо, этим известным художником-скитальцем... К счастью, оба эти выдающиеся произведения современной культуры не погибли в пламени войны».

В июле 1920 года Ерошенко посетил город Касивадзаки на побережье Японского моря. Там он остановился в доме у Сукэтаро Акадзавы (?-1983), с которым познакомился и подружился во время посещений Токийской школы слепоглухонемых, и впоследствии состоял с ним в переписке. От тех дней сохранился любопытный эпизод. Однажды вечером Ерошенко, до того момента одиноко купавшийся в море, вдруг обернулся в сторону солнца, «уходившего» в море, и, воздев вверх руки, как бы взметнулся из воды, несколько раз прокричав при этом: «Ура! Ура!». Эту сцену случайно увидел бывший неподалеку Ёсихэй Мия (1893-1971), ставший впоследствии художником. Сознание того, что даже слепой человек смог понять и почувствовать красоту заходящего солнца, произвело на него столь сильное впечатление, что позднее Мия посвятил этому выражению радости Ерошенко два своих стихотворения.

В мае 1921 года Ерошенко стараниями японской полиции был выслан из Японии как подозреваемый в политической неблагонадежности. Вот как сообщала об этом 29 мая того же года газета «Мияко Симбун»: «Русский слепой поэт и член революционной партии Василий Ерошенко, неоднократно подвергавшийся арестам за участие в праздновании Первого мая и в собраниях социалистических организаций, пропагандирующий анархизм, получил наконец вчера приказ Министерства внутренних дел о своей высылке из страны. С весны прошлого года Ерошенко, живя в Японии, пишет и издает по системе Брайля (азбука для слепых. - Прим. переводчика) книги, чем поддерживает свое существование. Весьма нуждаясь, он получает посильную помощь от японских социалистов и при этом устанавливает связи с представителями японской молодежи, исповедуя экстремистские идеи. В итоге, как передают источники, немало людей оказалось заражено этими идеями. До своего приезда в Японию он находился в Британской Индии, где поддерживал тесные связи с революционерами, успешно пропагандировал анархизм и был в итоге выслан из страны приказом английского правительства, после чего первым же пароходом прибыл в Японию. Как передают из полицейского управления, Ерошенко мастерски владеет японским языком, благодаря чему он в состоянии устраивать публичные выступления. Несмотря на принимаемые до сих пор меры по его усмирению, деятельность его становится все более опасной, и на этот раз было принято решение о высылке его из страны».

В июне того же года Ерошенко покинул Японию. В то время ему было 32 года. О том, что случилось с ним после, рассказывает исследователь Итиро Такасуги: «...Как стало теперь известно, покинув Японию, Ерошенко побывал затем в Харбине, Шанхае, Пекине и Москве, везде продолжая писать книги. Так, в Шанхае он опубликовал сборник на эсперанто, а также издал трехтомник своих произведений на китайском языке в переводе Лу Синя и Ху Юй Чжи, а также сборник критических работ. После возвращения в Москву он продолжал посылать свои новые литературные произведения и репортажи в Стокгольм, в журнал, издаваемый по системе Брайля на языке эсперанто...».

* * *
Высланный из Японии Ерошенко сошел с корабля во Владивостоке. Там он был хорошо принят в семье Вонаго, глава которой был председателем местного общества эсперантистов, но уже через неделю отправился дальше, по маршруту Уссури-Иман-Чита. Однако в Чите ему не дали разрешение на въезд (в только что созданную Дальневосточную Республику. - Прим. переводчика), и в итоге он был вынужден уехать в Харбин, где остановился на квартире у знакомого музыковеда Хироси Накано (1893-1951), работавшего в газете «Харбин Нити-Нити Симбун».

В октябре 1921 года Ерошенко поехал в Шанхай по приглашению китайского критика и эсперантиста Ху Юй Чжи (1895-1986). Там он преподавал в местной школе эсперанто, написав за это время ряд книг: «Страница из жизни нашей школы», «День мира» и др. В феврале 1922 года при поддержке Лу Синя Ерошенко стал профессором Пекинской школы эсперанто.

Лишь в апреле 1923 года Ерошенко наконец добрался до Москвы, где он стал работать переводчиком японского языка в КУТВ (Коммунистический Университет трудящихся Востока), а также переводчиком марксистской литературы на японский язык.

Спустя несколько лет Василий решил побывать у своего брата Александра, ученого-зоолога, работавшего в те годы на Чукотке и занимавшегося изучением северных оленей. На Дальний Север Ерошенко отправился в 1928 году. Поездка оказалась неудачной и чуть не привела к трагедии. В 1930 году на культурном пункте Лаврентия на Чукотском полуострове из-за идейных расхождений с местным начальником Ерошенко был арестован. Его пытали, в течение долгих дней не давая спать. Словно документ, подтверждающий эти муки, сохранился портрет Ерошенко работы художника Евгения Кацмана, написанный в 1931 году, где Василий изображен со страдальческим выражением на потемневшем лице, с глубокими морщинами между бровями. Этот портрет ныне хранится в Третьяковской галерее в Москве, он экспонировался в 1970 году на выставке, посвященной 80-летию художника. Глядя на него, нельзя не отметить разительные перемены, произошедшие с человеком со времени встреч с художниками Накамурой и Цурутой одиннадцатью годами раньше.

В ноябре 1934 года Ерошенко получил приглашение от Отдела по народному образованию при правительстве Туркменской республики принять участие в организации интерната для слепых детей. В городе Кушка, находящемся в горах на границе с Афганистаном, был построен «Детский дом для слепых детей». Ерошенко сам составил программу и план занятий, вложив все, что знал и умел, в организацию этого «Дома».

В 1941 году его старший брат Александр также переехал с Чукотки на жительство в Туркмению. Здесь он начал работать ветеринаром красноармейской кавалерийской дивизии, но вскоре был убит членами контрреволюционной басмаческой организации. Говорят, что Ерошенко пытался отыскать останки погибшего брата, но розыски закончились ничем.

Смерть брата стала для Василия тяжелой утратой. В 1945 году он вернулся из Кушки в Москву, где устроился преподавателем английского языка в Ново-Алексеевской школе для слепых, расположенной неподалеку от парка «Сокольники». В 1946 году он преподавал русский язык и литературу в музыкальной школе-интернате для солдат, потерявших зрение на войне, созданной при Управлении делами Русской православной церкви в городе Загорске, а в 1947 году вновь вернулся в Московскую школу для слепых.

Начиная с 1948 года состояние здоровья Ерошенко стало ухудшаться. В августе 1950 года по приглашению Ассоциации слепых Узбекистана он посетил Ташкент, где некоторое время преподавал русский язык и литературу, а также иностранные языки в Ташкентской вечерней школе для слепых. В 1951 году он собирался поехать в далекую Сибирь, желая посвятить остаток жизни работе в якутской колонии прокаженных, но обострение собственной болезни вынудило его отказаться от этого намерения.

У Ерошенко был обнаружен рак. После подтверждения диагноза он начал думать о том, на что потратить оставшееся у него время. В начале 1952 года он был приглашен встретить Новый год в гости к выдающемуся музыкальному педагогу Зинаиде Шаминой. Во время дружеского застолья Ерошенко попросили исполнить свои песни. Предчувствуя скорую смерть, Василий спел на украинском языке произведение Тараса Шевченко «Завещание». После этого он сказал Зинаиде, что хотел бы навестить в наступающем году всех своих братьев и сестер.

В 1952 году болезнь обострилась, и он уехал в свою родную деревню Обуховка. Оказавшись в родных местах, Ерошенко принялся за свою последнюю работу. Вера Сердюкова, работавшая учительницей в Обуховской школе и приходившаяся Ерошенко племянницей, по просьбе дяди отправила законченную рукопись в Москву на имя Анны Львовны Стерлиной. Спустя три дня после завершения рукописи, 23 декабря 1952 года в возрасте 63 лет Василий Яковлевич Ерошенко скончался. Весть о кончине Василия Ерошенко достигла Москвы раньше рукописи. Анна Стерлина, боявшаяся, что раком можно заразиться даже через бумагу, бросила присланную ей рукопись в печку. К несчастью, последняя рукопись Ерошенко, в которую он поистине вложил всю душу и сердце, обратилась в пепел, так и не открыв ничьему взору своего содержания.

Перед смертью Ерошенко попросил, чтобы на его могильном камне вырезали слова: «Жил, путешествовал, писал».

* * *
В заключение хотелось бы привести слова из комментария Сидзу Ямамуро (1906-2000), к «Полному собранию произведений японской детской литературы в 12 тт.», изд. «Кавадэсёбо», 1956 г.»: «…В Полное собрание произведений японской детской литературы оказались включены произведения писателя Ерошенко. Возможно, кому-то покажется странным присутствие здесь имени иностранного автора... Действительно, господин Ерошенко - «настоящий иностранец», родившийся в России, однако юность его прошла в Японии... он создавал свои произведения на нашем языке (наговаривал вслух то, что после записывали его японские друзья), поэтому... Япония может гордиться тем, что она вырастила его и воспитала, превратив из обычного слепого иностранца в выдающегося писателя, чьи книги можно уподобить жемчужинам японской детской литературы, и всем нам следует отныне беречь это наследие. Однако, как мы видим теперь, японское правительство тех давних лет думало иначе и выслало прочь из страны этого несчастного слепого человека, объявив его носителем опасной для себя идеологии. Все это не может не вызывать сегодня наше сожаление... Наконец, всем отныне стало ясно, насколько это был замечательный поэт, который не только не был носителем опасных идей, но, напротив, всю жизнь мечтал о том, чтобы каждому человеку на земле жилось достойно и счастливо. Как говорит сам Ерошенко: «Для меня вся моя жизнь, моя судьба означала искусство». Воистину, помещенные здесь произведения Ерошенко полностью вобрали в себя его дух, его жизненное кредо, своею глубиной и силой превосходя творения японских сказочников...».

P.S. К моменту завершения рукописи данной статьи автор получила от г-на Итиро Такасуги, занимающегося исследованием жизни и деятельности Василия Ерошенко и отметившего недавно свое 94-летие, следующее послание: «В новом „Биобиблиографическом словаре“, изданном при участии Министерства культуры России, раздел, посвященный Ерошенко, занимает целых 8 страниц!». Автору хотелось бы поблагодарить за это важное дополнение уважаемого ученого, чьи советы и рекомендации весьма помогли в работе над статьей.

Кацу ИСИГАКИ

преподавателя Осакского университета экономики и права