История православной миссии

(Окончание, начало)

Оба пастыря были радушно приняты в этой скромной обители. После ужина о. Ираклий пошел исповедовать монахинь, а сестра Терезия (так звали привратницу) провела русского гостя в предназначенную для него келью, где он увидел перед иконами столик с Распятием и восковыми свечами и зажженную лампадку. "Вычитав всенощную и правило, я осмотрел комнату, – сообщает неутомимый русский миссионер. – Это была типичная келия французского монастыря в два окна, прикрытыми жалюзи. Между окнами иконы и Распятие, и комод, служащий вместо аналоя, с лампадкой. У стены – кровать, без полога, так как в этом благодатном климате мошек не бывает. Полка с книгами религиозного содержания, среди них – "Жизнь Христа" доминиканца Дидона, полное собрание сочинений преподобной Терезии и "Христовы страдания" Екатерины Эмерик. Я заинтересовался житием преподобной Терезии, этой исключительной личности в Католической Церкви, реформировавшей орден кармелиток и заслужившей необычайный титул матери Церкви. Будь она мужчиной, она бы считалась учителем Церкви за свои богословские поучения..."

На следующий день русского батюшку разбудил монастырский звонок. Он вышел в коридор и, увидев, что наружная дверь отперта, проследовал за врата обители и вскоре достиг берега океана. "Южная тропическая ночь сменялась днем, и я увидал на западе необычайно красивое зрелище: снеговые вершины невидимых гор, залитые первыми лучами еще невидимого солнца, – с восхищением вспоминал он. – Становилось все светлее и светлее, звезды померкли, и я обратился к востоку, чтобы приветствовать Божий день и лицезреть восходящее солнце... Когда я обернулся на запад и увидел всю природу, только что, минуту назад, погруженную во мрак, теперь залитую яркими лучами солнца, я не мог скрыть своего чувства восторга и с горячей внутренней молитвой обратился к Отцу Светов и Творцу миров, прославляя Его величество и всемогущество".

Затем русский гость поспешил в монастырь, чтобы совершить Божественную литургию. И здесь произошло то же самое, что и ранее: к его удивлению присутствующие приветствовали аплодисментами момент преложения Святых Даров. По этому поводу между русским священником и о. Ираклием состоялся интересный разговор. Вот как он звучит в изложении православного миссионера: "Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос, – сказал я. – Почему островитяне аплодируют во время литургии в момент совершения Таинства?

– Они приветствуют Евхаристического Христа, сошедшего на алтарь". "Хорошо, – сказал я, – я понимаю: аплодисменты означают: "осанна, благословен Грядый". Но почему они знают, когда наступил этот момент? Ведь у вас есть звонки, которыми верующим дается знать о наступлении великого момента, что пора становиться на колени. Но когда я служил, кто мог их предупредить? У вас священник берет в руки Гостию и, низко нагнувшись над ней, произносит освятительное слово. У нас дары благословляются, и священник делает поклон, и православный, присутствующий в алтаре, конечно, может по этому заключить, что святые Дары освящены. Но у вас Дары благословляются несколько раз и до, и после освящения и наше единственное благословение католик, очевидец, никак не может признать за момент соответствующий освящению, если он об этом раньше не знает или, если он понимает язык, не сообразит по громко произнесенным словам Спасителя, что время наступает священнодействия. Но ведь ваши гавайцы ни языка моего не понимают, ни с обрядом не знакомы. А главное у вас возношение Гостии бывает тотчас же после освящения, а у нас и хлеб и вино возносятся разом при (возгласе) "Твоя от Твоих", ранее благословения Даров. Так откуда же они знают?"

– Я очень рад, что Вы затронули этот вопрос, – ответил о. Ираклий. Наши чувства уже настолько огрубели, что мы не все и не всегда ощущаем присутствие Христа на алтаре. Но эти первобытные дети природы, не знав сладости христианского учения и благодатной силы таинств, чувствуют присутствие Евхаристического Христа, как мы иногда чувствуем приближение близкого и любимого нами человека. А разве Вы сами, совершая литургию, не ощущаете благоговейного трепета в этот момент?

– Да, сказал я, я ощущаю благоговейный трепет при совершении литургии, но это ощущение чисто субъективное, которого вероятно не чужды и англиканские пасторы. Но ощущение присутствия Христа в святых Тайнах есть удел избранных. Мы знаем, что св. Василий Великий обладал этим даром, и что преподобный Сергий Радонежский и один из учеников его видели Святого Духа в виде пламени, сходящего на Святые Дары во время литургии, но эти случаи более чем редки. Вы же говорите о них как о самом обыкновенном явлении.

– Позвольте, сказал о. Ираклий. Вы говорите о чуде, о видении: эти явления, конечно, весьма редки и присущи святым, или имеют целью обращение грешника неверующего в Евхаристию. Такое чудо, увековеченное кистью Рафаэля, случилось в Больсена, когда сомневающийся священник увидел появившуюся в момент освящения на Гостии каплю Крови. Но я говорю совсем не о том, а о чувстве, которое испытывает каждый верующий в присутствии Тела Господня, о том чутье, которое присуще каждой благочестивой душе, которым она ощущает приближение своего Создателя. Я уверен, что ваши святые подвижники знакомы с этим ощущением".

...После литургии монахини показали православному гостю свой монастырь, в котором находился пансион для 30 местных девочек, небольшая домовая церковь, приют для сирот, богадельня для одиноких престарелых и небольшое помещение для приезжих миссионеров. Он познакомился с наместницей – матерью Марией, еще молодой монахиней, которой на вид не было и 30 лет. Оказалось, что она уже 10 лет работала в миссиях и что этот монастырь – творение ее рук и ее неиссякавшей энергии. В окрестных селениях она основала несколько школ, где монахини обучали местное население грамоте и рукоделию.

Затем о. Ираклий и его русский гость, простившись с сестрами обители, отправились в китайский поселок, отстоявший от монастыря на 18 верст. "Вместо посохов мы взяли два белых зонтика от палящих лучей солнца, и единственным нашим багажом были два небольшие молитвенника, – пишет русский пешеходец. – Все остальное, так же, как и верхнюю одежду, мы оставили у монахинь. Дорога шла сначала по берегу моря. Солнце стояло высоко, и мы распустили зонтики, что придавало нам туземный вид. По дороге нам попадались пешеходы, местные крестьяне, с корзинами плодов, которые они несли по две на длинных бамбуковых палках, играющих роль коромысла. Встречались небольшие двухколесные повозки, запряженные лошадьми. В них восседали плантаторы и фермеры. Каждый при встрече с нами кланялся, дотрагиваясь до шляпы, не снимая ее, как бы отдавая воинскую честь.

– Это все католики? – спросил я отца Ираклия.

– Нет, это здешние богатые плантаторы, протестанты. Но они всегда кланяются миссионерам".

За годы миссионерской работы у русского батюшки была возможность сравнить деятельность католических и протестантских миссионеров в разных странах. И подобное уважение протестантов к католическим пастырям-миссионерам он встречал впоследствии во всех миссиях. Вот какое сопоставление делает русский автор в своих записках: "Католические миссионеры работают как воины, сражающиеся за свое отечество: они напролом идут даже на смерть, мирятся со всякими неудобствами и лишениями, готовы перенести всякие страдания для своего собственного дела, в котором менее всего играют роль житейские интересы. Миссионер протестантский смотрит на свою миссию как на стаж для дальнейшей своей карьеры. Миссионер католический, раз попав в миссию, уже ни о чем более не думает, как о том, чтобы умереть как добрый воин, на поле апостольской деятельности".

Но нельзя бросать незаслуженный упрек протестантским миссионерам в их, якобы, недостаточном усердии к проповеданию слова Божия. Определенную роль в этом сложном деле играло различие миссионерских структур обеих Церквей. Вот что пишет по этому поводу русский исследователь: "Чем дольше католик служит миссионером, тем более он приобретает навыка в этом деле, тем более его ценят, как миссионера, и тем менее у него шансов уйти из миссии и сделать себе какую-нибудь другую карьеру. Притом надо сказать, что большая часть миссионеров монахов в католичестве, кто идет в монахи, прощается раз навсегда со всякими честолюбивыми помыслами. Дело в том, что в Католической Церкви епископы ставятся из белого духовенства, и только старинное монашество (бенедиктинцы с их разветвлениями, регулярные католики и василиане) имеет игуменов и архимандритов: во всех прочих орденах имеются только настоятели и генеральные настоятели, избираемые на известное количество лет, после которых они снова делаются подчиненными иеромонахами. В миссиях они могут достигнуть сана епископа, но звание апостольского викария или начальника миссии только прибавляет миссионеру новые труды и заботы, не давая ему никаких особых преимуществ, ни прав, которыми пользуются епархиальные архиереи.

Затем католические миссионеры пользуются почетом за свою строгую монашескую жизнь, пред которою жизнь женатого протестантского миссионера кажется барством, а не подвигом. Наконец, школы католических миссий, в которых обучаются и протестантские дети, на всю жизнь оставляют в последних признательное чувство к своим учителям".

...За разговором оба миссионера добрались до китайской деревни. Из беседы о. Ираклия с местным католиком, русский батюшка понял, что миссионеры собираются построить в поселке храм и учредить миссионерскую станцию, но для этого требуется согласие населения, почти сплошь языческого. Для этой цели и приехал о. Ираклий, чтобы добиться их согласия. К вечеру жители стали возвращаться с плантаций; веранда дома, где остановились оба священника, наполнилась китайцами, предупрежденными о приезде миссионера. Вместо того, чтобы спешить домой поесть и отдохнуть, они собрались в гостиницу послушать прибывшего гостя, причем они стояли на ногах часа два, пока он вел с ними свою беседу, вслушиваясь в его страстную речь с большим вниманием и интересом.

"Я взглянул на отца Ираклия, когда он начал свою беседу, – он был великолепен, – отмечает его православный спутник. – Мне казалось, что я вижу доброго пастыря, сзывающего своих овец и утешающего тех из них, которые изнемогали от усталости и заботы".

Проповедь католического пастыря была простая и доступная слушателям. Он говорил по-английски, так что его русский соработник во Христе смог понять ее содержание. Отец Ираклий говорил о Спасителе, Который искупил грехи человечества на Кресте. "Неужели вы отвернетесь от Него и оттолкнете Его руку?" – вопрошал католический миссионер.

"Я смотрел на аудиторию, которая все время увеличивалась вновь прибывающими язычниками, – пишет русский батюшка. – Становилось тесно, задние ряды напирали на передние, а впереди стоящие упирались в стол, за которым стоял миссионер. Кроме его голоса не слышалось ни вздоха, ни шелеста. На неподвижных, точно застывших лицах китайцев нельзя было прочесть ничего, кроме усиленного внимания".

Наконец проповедник кончил свою речь, обращенную к местным жителям. Наступило молчание, которое было прервано хозяином дома, во дворе которого происходила беседа. "Братья, – обратился он к своим сородичам на английском языке, – почтенный миссионер объяснил нам, что мы должны делать, чтобы получить спасение. Желаем ли мы этого? Пойдем ли мы за ним? Наши китайские философы учат нас тому, что мы должны примириться с жизнью, какова она есть: этот человек дает нам из нее выход. Все философы мира, не исключая Конфуция и Будды, только утешали нас высокопарными словами: этот человек есть человек дела. Он говорит не сам от себя: он является посланником Христа, Которого он нам возвещает, Того Христа, Который один в состоянии нам помочь... Мы услышали от него, что судьба наша в наших руках и что если мы пойдем за Христом, то обретем спасение и станем любимыми детьми Отца Небесного!"

Слушатели продолжали безмолвствовать. Тогда о. Ираклий, который все это время творил про себя молитву, вдруг возвысил голос и воскликнул: "покайтесь! покайтесь в своих грехах, которые отделяют вас от Христа! Покайтесь в ваших заблуждениях и обратитесь к Богу, Который за вас пострадал и умер!" И он высоко поднял над толпой Распятие. "Что тут сделалось! – пишет русский батюшка.– Вся толпа заволновалась, послышались всхлипывания. Китайцы затараторили на своем языке и стали тесниться к проповеднику. Отец Ираклий вынул из кармана горсть бронзовых медалей – иконок с изображением Божией Матери и стал раздавать по очереди подходившим.

Каждый брал с благоговением медальку и чинно отходил, любуясь на свое сокровище. Между тем о. Ираклий, раздав образки, обратился к присутствующим со следующими словами: а теперь, друзья мои, хорошенько обдумайте мои слова и расстанемся до завтра. Завтра я опять сюда прибуду в это же время, а теперь мне нужно уезжать.

Узнав, что лошадь подана, миссионер отказался от предложенного угощения и уехал, совершенно забыв про своего спутника..."

Так русский паломник-миссионер остался один в китайской деревне, заночевав в доме гостеприимного хозяина-католика, который провел его в крошечную спальню, освещенную матовым бумажным фонариком, с бумажными расписными ширмами вместо стен.

На следующий день русского батюшку ждал сюрприз: "Едва я вышел на улицу, – пишет он, – как навстречу мне попались китайцы, человек шесть, из тех, которые вчера слушали миссионера и, остановив меня, попросили меня их выслушать. Узнав, что "один" из миссионеров остался ночевать в их поселке, они отказались идти на работу с тем, чтобы воспользоваться счастливым случаем и поговорить о религии".

Здесь следует заметить, что русские люди бывали на Гавайских островах еще задолго до прибытия туда в 1893 г. русского священника. Во время кругосветных путешествий российские корабли заходили на Сандвичевы острова и даже имели аудиенцию у местной знати – вплоть до короля. Бывали на этих островах и корабельные священники, согласно штатному расписанию, принимавшие участие в этих долгих океанских плаваниях. Но во время кратковременных заходов в местные гавани у русских мореходов не было миссионерских намерений, да и это не входило в их задачу. Так что вполне возможно, что проповедь русского батюшки, обращенная в 1893 г. к местным жителям, была первой и, может быть, единственной в своем роде. Вот как сам он описывает свою импровизированную беседу с гавайскими крестьянами.

"Я вернулся на веранду и, усадив их вокруг стола, начал беседу. Начал ab оvо (от начала – лат.), как все молодые неопытные миссионеры с сотворения мира, с грехопадения первых людей, потопа и пророчеств. Сказав, что у всех людей сохранились предания о единстве рода человеческого, о первородном грехе, о Ное, припомнил то, что говорится об этих предметах в китайских книгах, чем ужасно заинтересовал своих собеседников.

Затем я стал говорить о пророках, подробно предсказавших время, место и обстоятельства пришествия Христова и сказал, что нашел пророчества и у китайских философов – у Конфуция и у Лао-тсе. Господь ли вразумил их непосредственно как Валаама, или они знакомы были с еврейскими писаниями, факт тот, что у первого мы находим описание смерти Праведника за грехи людей, а у второго сказание о рождении Царя мира на Западе. Затем я перешел к повествованию о жизни Спасителя, о крестной смерти Христа и Его воскресении.

Здесь меня забросали вопросами, которые мне показали, что моими слушателями были не простые рабочие, как я думал, а люди с известным образованием. Меня спросили, как понимать Воскресение Христово, почему те, которых Господь воскрешал, как, например, Лазарь, о котором я только что говорил, умирали вновь, а Христово Тело оказалось по воскресении бессмертным. На все эти вопросы приходилось отвечать, приноравливаясь к понятиям китайцев, и я главным образом настаивал на реальности самого факта Воскресения и когда установил это твердо в умах слушателей, ответил на вопрос о бессмертии божественного Тела Христа, объяснив это Божественной природой Богочеловека, победившего смерть Своею смертью".

Продолжение этого повествования можно найти в записках русского проповедника в разделе, озаглавленном "Результаты беседы". "Я не вполне уверен, что китайцы хорошо поняли то, что я им объяснял, – продолжает он, – но они удовлетворились моим объяснением и с верой внимали моим словам, а это главное. Затем я сказал о Вознесении Христа, причем прибавил, что Господь продолжает невидимо пребывать со Своими учениками и что и в настоящую минуту, когда мы тут беседуем, Он здесь невидимо с нами, слышит нас и благословляет нашу беседу. Эти мои слова произвели на китайцев весьма сильное впечатление. Я почувствовал сильнее волнение, когда один из сидящих против меня китайцев, пожилой человек, с горящими от восторга глазами, протянул мне руку и, схватив мою, пожал ее со словами:

– Вот вам рука честного человека! С этой минуты я – христианин!

– И мы тоже, и мы тоже! – воскликнули остальные пять.

В этот момент послышался стук подъезжавшего экипажа, и тотчас же за этим на веранду явился хозяин гостиницы, в сопровождении приехавшего отца Ираклия.

– Как Вы рано! – невольно вырвалось у меня.

– Рано? – с недоумением переспросил миссионер. – Да теперь уже 6 часов вечера!

Я смотрел на него во все глаза, думая, что он шутит. Но в эту минуту зашло солнце, и я был принужден поверить очевидности. Мы незаметно для себя пробеседовали с 7 часов утра, т.е. целых 11 часов!"

При встрече с о. Ираклием православный батюшка задал ему вопрос: "Скажите, отец, Вы меня вчера забыли или оставили с намерением?

– Конечно, намеренно, – ответил тот. – Вы хотели испытать жизнь миссионера, и я доставил Вам случай быть миссионером на самом деле. Я уверен, что семя доброй веры, которое Вы заронили в этих сердцах, не пропало даром, и Господь возрастит его".

И действительно, совместные усилия католического и православного миссионеров принесли реальные плоды: этим же вечером пожилой китаец от имени деревенской общины объявил о. Ираклию, что жители согласны на постройку храма и просят его прислать к ним наставника, который бы их научил христианской вере во всей полноте, крестил бы их во святую веру Христову. Отец Ираклий пожал руку китайцу и поблагодарил его и всю общину за согласие и за выраженные чувства, и призвал на них Божие благословение.

Но на этом не завершилось миссионерское служение русского проповедника. На пятый день своего пребывания на Гавайях он, вместе с о. Ираклием, пустился в плавание на пироге из Гонолулу, чтобы посетить острова Тахура, Нигау, Нундопоману и другие, на запад от них. Прибыв на остров Тахура, где местные жители были обращены в католичество за два года до этого, о. Ираклий отслужил там обедню и требы. Как сообщил он своему русскому соработнику на ниве Божией, католические миссионеры каждый месяц посещают этот остров, снабжают островитян книгами, учебниками и совершают требы; один раз в год проводится исповедь.

С острова Тахура путь наших миссионеров пролег к другому острову – Нигау, где христианство в те годы еще не утвердилось, и местные жители были враждебно настроены к посещавшим их священникам. Но опасности, поджидавшие отцов-миссионеров на о. Нигау, были еще впереди, а пока гость из России отметил, что от о. Тахура до о.Нигау было решено добираться пароходом: "пароходик был небольшой, напоминал наши речные, финляндского пароходства".

На пароходе русский миссионер познакомился с учениками иезуитского коллегиума в Сиднее, прибывшими на Гавайи из Австралии на летние каникулы. "Они очень интересовались Россией и Русской Церковью, и я, сколько мог, удовлетворил их любопытство, рассказывая о вере народа, о паломничествах, о преподобном Сергии Радонежском, о киевских пещерах и о Кронштадтском пастыре", – пишет он.

Но вот впереди показался о. Нигау. Здесь о. Ираклий с риском для жизни крестил девочку из семьи аборигенов, она пожелала принять христианство, несмотря на грозившие ей опасности от соплеменников. И это не было преувеличением: в последний момент оба миссионера и новообращенная христианка спаслись бегством с Нигау, причем вслед их лодке засвистели пули, к счастью, не причинившие им особого вреда. Беглецы нашли прибежище на о. Тахура, который они лишь недавно покинули; здесь новообращенную девушку приютила местная христианская община. А русский гость до полуночи рассказывал местным островитянам о России...

Беседы о Русской Православной Церкви состоялись и на другом острове – Мундопоману, куда на следующий день отправились неутомимые миссионеры. Сидя в лодке, каждый из них творил молитву: русский священник наизусть вычитывал часы, а о. Ираклий занимался духовными размышлениями – умной молитвой. "Мы принялись каждый за свою молитву, причем о. Ираклий не переставал грести, а я, сидя у руля, держа путь по указанному мне направлению", – вспоминал русский миссионер.

Остановившись на ночь в селении канаков, наши миссионеры вместе с островитянами совершили общую молитву, а потом гость из России, выйдя на берег океана, совершил православную вечерню. "Как раз в тот момент, когда я пел "Свете тихий" и произносил слова "пришедше на запад солнца", дневное светило приблизилось к горизонту и коснулось моря, – пишет он. – Не успел я еще дойти до "сподоби, Господи, в вечер сей", как солнце закатилось совершенно и блеснул его последний радужный луч".

На следующий день оба миссионера намеревались сесть на пароход, чтобы вернуться обратно в Гонолулу. Но судна не было, а через несколько часов пришло известие о том, что на нем взорвался паровой котел, и оно затонуло между островами Фрегатом и Неккер. "Вот Вам и тема для размышления, – сказал о. Ираклий своему русскому спутнику. – Разве Вы не видите в этом особой милости Божией по отношению к нам?"

На следующее утро о. Ираклий отслужил обедню, причастил своих прихожан и совершил особое моление за пострадавших во время аварии парохода. В Гонолулу оба миссионера вернулись на другом пароходе, носившем название "Минерва". Поскольку пребывание русского пастыря на Гавайских островах подходило к концу, он должен был оставаться в гавани, где стояло несколько кораблей под флагом Соединенных Штатов, и среди них – "Аламида", которая уже разводила пары.

Проводить русского гостя пришли члены католической миссии во главе с епископом Робертом. "Епископ произнес прощальную и весьма трогательную напутственную речь, – пишет русский батюшка, – и я сердечно благодарил его и всю братию за широкое гостеприимство, и особенно задушевно простился с о. Ираклием, с которым в течение 8 дней делил и труды и опасности. Вся братия вышла меня провожать на пристань, и когда корабль тронулся, мне стало грустно, что я с этими добрыми людьми более никогда не увижусь. Я успел за эту неделю к ним привязаться и привыкнуть к их жизни, и теперь почувствовал себя вдруг таким одиноким среди Тихого океана!"

Отсюда начался долгий путь русского пастыря на родину, но частица его сердца осталась на Гавайях, – там, где он посеял семена веры Христовой среди радушных островитян.

2 Там же, с. 249.

3 Там же, №12, 1916, с. 150-152.

4 Там же, с. 145-146.

5 Там же, с. 146.

6 Там же, №12, 1916, с. 146-147.

7 Там же, с. 153.

8 Там же, с.154.

9 Там же, с.154.

10 Там же, с.155.

11 Там же, с.159.

12 Там же, с.152.

13 Там же, с.159-160.

14 Там же, с. 160-161.

15 Там же, №1-4, 1917, с. 297.

16 Там же, с. 300.

17 Там же, с. З00.

18 Там же, №5-12, 1917, с. 173.

19 Там же, с. 177.

20 Там же, с. 180.

21 Там же, с. 181.