На вопрос: «который час?» сумеет ответить всякий вежливый человек. Если у него есть часы, конечно. Сообразить, сколько времени остается до отхода поезда, тоже всякий сумеет. Но при этом понять, что такое время — сможет далеко не каждый.

Бежит секундная стрелка по кругу, но не просто бежит, а отрезает частички невидимой нити жизни. Эта нить соединяет тебя с вечностью — той самой вечностью, где нечего делать ни секундной, ни минутной стрелкам. Ибо там нечего измерять. В вечности нет времени.

Так что же такое — время? И почему так трудно разобраться в мудреных объяснениях этого феномена? Ученая братия скорее не объясняет его, а забалтывает. А все потому, что, рассуждая о времени, непременно упрешься в вопрос о вневременном. То есть о начале начал и о происхождении всего и вся.

О сотворении мира Богом ученым рассуждать запрещено. Сведения, изложенные в Шестодневе (книге о сотворении мира), отвергаются даже на уровне гипотезы. Принимаются любые фантазии, сродни космическим мифам древности, лишь бы в них не было места Богу.

Большинство ученых согласилось с идеей «первовзрыва» (не путать с террористическим актом) и занялось определением времени, когда он произошел. Главная задача последних десятилетий — придумать что-нибудь поэффектнее, привлечь на свою сторону наиболее влиятельных коллег, а потом каждую пятилетку удваивать возраст вселенной. И, естественно, - матушки Земли, на которой могучие умы рассуждают о премудрости хаоса и его способностях самоорганизации и превращения космической пыли и воды в органические субстанции. 

Нужно обязательно сделать вид, что вам понятен путь от простых белков к невероятному разнообразию растительного и животного мира. Ну и через самых популярных насельников зоопарков — обезьян — к его величеству — хомо сапиенсу. Эта бредовая и самая нелепая из всех гипотез, названная для вящей солидности «теорией эволюции», несмотря на убедительнейшие доказательства ее несостоятельности генетиками и палеонтологами, защищается от ее критиков не только корпоративной солидарностью светил от науки, но и политико-финансовой мощью глобализующегося мира.

Исследования эволюционистов щедро финансируются, в то время, как их оппонентам не дают возможности быть услышанными. Недавно в Москве на улице Вавилова построили огромный дарвиновский музей. При нынешних наших бедах и сокращении образовательных программ сочли необходимым на его создание истратить сотни миллионов. На международных научных форумах и конгрессах право слова имеют лишь те, кто ведут свои исследования исключительно в рамках материалистического понимания мира. Самое забавное это то, что наиболее истовые дарвинисты —обезьянопоклонники — свои родословные ведут не от горилл и макак, а норовят привить свой (как правило придуманный) привой к древу каких-нибудь титулованных дворян, знаменитых комиссаров или даже царя Давида.

Любовь к обезьянам и бездарному мифу о происхождении человека объяснима. Люди образованные и тонкие не могут не видеть скудости их псевдонаучной придумки, отсутствия в ней красоты, стройности, мощи, величия и поэзии, присущих повествованию о сотворении мира, данному в Книге Бытия. Но они не могут в этом признаться даже самим себе, как бы ни были очевидны просчеты и несостоятельность их гипотез. Иначе рухнет все здание современной науки, и придется признать Бога, поверить в Него и смиренно с благодарностью принять то, что даровано нам в Божественном Откровении.

Ученые говорят, что наука — одно, а вера — совсем другое. У них разные задачи, разные методы познания и исследования… Но в вопросах о происхождении жизни ученые полагаются отнюдь не на знание и факты, а на веру в правильность той или иной гипотезы. Приняв такую гипотезу на веру, ее сторонники требуют веры в нее и от других. Так что это самая, что ни на есть вера. Только не в Бога. Защитников очередного откровения нисколько не смущает то, что их доказательная база строится на каком-либо сомнительном допущении, наподобие того, что солнечная система сконденсировалась из первичного облака. Откуда взялось это облако, естественно, умалчивается. 

Приняв это допущение на веру, сотни жрецов от науки в разных странах начинают писать фантастические трактаты о том, как в течение миллиардов лет наша система эволюционировала из газа и пыли.

Поди, проверь!

Правда, последние домыслы ученых намного более мистичны. Современному человеку гораздо проще поверить в какую-нибудь фантасмагорию или всетворящую пыль, чем в Бога-Творца. Главное — растянуть процесс во времени. Отсюда и нужда в миллиардах лет. Для правдоподобия придумали различные методы датировки и заставили нас поверить в то, что они работают. Но все способы радиометрических расчетов нужно опять-таки принять на веру.

Проверить их невозможно. Ни то, что миллиард, но и ста лет еще никто их опытно не проверял. Работают эти методы исключительно в головах тех, кто их изобрел, и, возможно, в идеальных лабораторных условиях. На практике, (а именно для практики их и придумали) получаются сплошные конфузы. Окаменелой подметке от ковбойского башмака, найденной в штате Невада, ученые дали 240 миллионов лет. А при определении возраста человеческого черепа, обретенного в Кении, ученые спорили десять лет. Разброс сроков датировки достиг миллиона лет. При этом спорили и не могли придти к согласию единомышленники. Оппонентов к этому спору не допустили. Каждый отстаивал точность своего метода. К компромиссу пришли, лишь подогнав дату к определенному периоду, узаконенному эволюционистской выдумкой.

Совершенно очевидно, что системы радиометрического датирования основаны не только на физических измерениях, а, прежде всего, на вере в древний возраст Земли и происхождение вселенной без Божественного участия. Физические данные лишь подверстываются к той или иной системе верования. Если верить в Бога, то очень просто поверить в молодой возраст Земли, потому что Земля, ее минералы, растительный и животный мир были созданы «взрослыми». Адаму было всего лишь несколько секунд (в нынешнем понимании времени), но он был взрослым мужчиной. И деревья были с плодами, и травы с семенами. Если бы современный ученый измерил возраст горных пород в момент их сотворения, то радиометрический метод показал бы все те же миллиарды лет.

Этот «зазор» между нулевым временем и взрослым возрастом сотворенного мира подводит нас к возможности разрешения загадки, над которой бьются современные физики. Это проблема времени и пространства. Они воспринимаются, как единый континиум. Современные богословы проблему времени обсуждать не решаются. Святые отцы трудностей, пугающих современных мыслителей, не боялись.  Они определяли время, как проявление творческой деятельности Бога в сотворенном Им материальном мире.

Максим Исповедник писал: «выход Божией благости в чувственное, при его сотворении, мы называем временем».  

Момент «большого взрыва», о котором говорит физик Стивен Хокинг, можно принять за рождение Вселенной. Говоря богословским языком — за начало акта творения мира. А дальше начинается выбор веры. Физик Хокинг утверждает, что после взрыва Вселенная начала расширяться со скоростью, близкой к критической, гораздо большей скорости света. Понятия времени и пространства по его утверждению неразделимы, а время имеет начало — именно в точке взрыва.  А петербургский дьякон Александр Филиппов говорит почти то же самое, только другим языком. Вслед за Максимом Исповедником, Дионисием Ареопагитом и Иоанном Златоустом, он утверждает, что время возникло и потекло в момент начала сотворения мира в точке приложения Божественной энергии. Это проявление Божественной силы сокрушило небытие, изменяя его в бытийное пространство и формируя его метрику для будущей Вселенной. Блаженный Августин писал: «И не во Вселенной создал Ты Вселенную, ибо не было ей, где возникнуть до того, как возникло, где ей быть». То есть время, как проявление Божественной силы, организовывая пространство, подготовило место для Вселенной. Время летело со скоростью, превышающей скорость света. Время обогнало свет. И, возможно, поэтому сначала был вечер, а потом уже утро, как сказано в Писании.

Но об этом и о детальном комментарии шести дней творения мы поговорим, если господа ученые откликнутся на наше предложение подискутировать.