При проведении наземного испытания произошла "осечка" -  атомная бомба не взорвалась. Выяснить, почему это произошло, командир приказал капитан-лейтенанту  Владимиру  Ковалеву  и  еще трем его товарищам.

Незапланированное ЧП

Это случилось в сентябре 1957 года на восточном берегу губы Черной, у самой южной оконечности Новой Земли, где тогда находился один из самых  засекреченных советских полигонов. Там испытывали ядерное оружие.

А тогда начальник пункта подрыва "изделия" (так называлась его  должность)  капитан-лейтенант  Владимир  Ковалев, прослуживший  на  Новой  Земле уже больше года и принимавший участие далеко не в первом испытании  ядерного оружия, как всегда проверил аппаратуру пункта, - в систему автоматики входили две станции приема радиосигнала, электрогенератор и много других  приборов,  -  провел несколько пробных сеансов связи с КП (командным пунктом),  который находился в девяти километрах от бомбы - в устье губы Черной и, убедившись, что все работает отлично, опечатал пластилиновой печатью свое заведывание.

Продемонстрировал исправность системы своему заместителю - Ивану Симанкову, который, как и положено по инструкции, подтвердил готовность пункта подрыва,  расписавшись в секретной ведомости.

Двадцатикилотонная бомба находилась на вершине 15-метровой башни. От нее к распределительному щиту с рубильником на пункте подрыва тянулись электропровода. А сама испытательная площадка - круг с диаметром в 30 метров - была  опутана  несколькими рядами колючей проволоки. И для того, чтобы поставить "изделие" на "товсь" надо было  пройти  через  ворота, замкнуть  рубильник. Но  без  радиосигнала с  КП запустить автоматику, а через нее электрогенератор и привести в  действие детонаторы заряда было невозможно.

- К испытаниям все готово!

Старший на  командном пункте начальник 6-го Главного управления ВМФ,  того самого,  что на военном флоте занималось эксплуатацией и обслуживанием ядерных зарядов, адмирал Петр Фомин приказал начинать отсчет времени. Из динамиков на всех площадках, на самолетах и кораблях, которые находились в зоне испытаний, раздался голос начальника КП капитан-лейтенанта Евгения Нахуцришвили:

- Десять минут до взрыва!...  Пять минут!...  Минута!... Десять секунд!... Пять!...

На том  берегу  губы,  где  вот-вот должен был вспыхнуть султан разрыва и,  обгоняя грохот и рев, быстро разрастись в клубящееся черно-сизо-сереневое облако ядерного гриба, неподвижно стояло по-арктически сумрачное серое небо.

Взрыва не было. Ни через секунду, ни через минуту, ни через десять.

- Погоди, - остановил его,  поморщившись, адмирал Фокин и,  повернувшись  к Ковалеву, как-то по-домашнему спросил:

- Что могло случиться, Володя?

- Не знаю, - пожал плечами капитан-лейтенант. - Все было в порядке.

- Сделаем так, - сказал адмирал, - бери вертолет и летите на площадку. Выясните, что там произошло.

Вертолетчик, фамилию его за давностью лет Владимир  Петрович уже не помнит, приземлил боевую машину в овраге, в полутора километрах от испытательной площадки.  Ковалев рассмеялся:

- Да здесь просто стоять удобнее.

- Ну да,  - покачал головой  капитан-лейтенант.  -  Тебе стоять, а нам полчаса по кочкам топать...

С воздуха, когда вертолет делал один за другим круги над площадкой, они, Ковалев, Жучихин,  Симанков и Коленов,  уже успели заметить: ни с изделием,  ни с испытательной площадкой никаких изменений не произошло. Ничего не горело. Ни один зверь - ни белый медведь, ни олень, никто другой - забор не повредил. Но все равно, подходя к воротам пункта подрыва, капитан-лейтенант сказал Коленову:

- Ты, Юра, останься с аптечкой на проходной. Мало ли что может случиться...

Сегодня, спустя почти пятьдесят  лет, он с удивлением вспоминает:

- В аптечке был йод, стрептоцид и бинты. Если бы грохнуло, от нас не то, что костей, - даже мокрого места не осталось. А рефлексы какие-то действовали - мол, может быть, нам все это понадобится - вроде, кто палец поцарапает.

Не понадобилось.

Они сняли печати с ворот пункта подрыва, подошли к «изделию» поближе. Коленов услышал: гудят электромеханические преобразователи напряжения. Значит, все взведено и не прошла только последняя команда. Ведь вся аппаратура, которая была установлена на вышке, рассчитана на то, что работать ей нужно будет всего пару минут. А прошли уже часы. Что можно сделать, если все подготовлено к боевой работе, а точнее к взрыву?

И все-таки, что-то делать было нужно. Виктор Жучихин отключил рубильник от электропроводов, ведущих от системы автоматики к бомбе.  Осмотрел ее. Все печати были на месте.  Ни зверь,  ни птица, ни, тем более, посторонний человек "изделия", как и забора,  не  касались. Да и откуда было взяться в новоземельский тундре посторонним?!

Потом к  осмотру пункта подрыва приступил Владимир Ковалев. Причину неудачи нашел довольно быстро - перегорел  предохранитель на  приемнике сигнала с КП. Но таких приемников было на пункте два, - на втором предохранитель оказался  в полном порядке. Почему же сигнал не прошел на бомбу по второй, резервной линии?

Проводная связь не работала, а связаться по радио с КП не было никакой возможности. Недалеко от полигона стояли американские корабли, - они наверняка слушали эфир и «выдать им тайну» было страшнее самого взрыва. Поэтому пришлось брать ответственность за всю операцию на себя.

Обесточив бомбу, Жучихин с Коленовым принялись за расснаряжение заряда. Как и полагалось по инструкции, вскрыли установку, отстыковали разъем проводов высоковольтного генератора от детонаторов. А потом вынули боевые пробки из розеток, заменили их напрямую «закоротками».

Теперь предстояло доложить о проделанной работе на КП. Туда на вертолете полетели Ковалев и Симанков. А Жучихин и Коленов остались охранять «аварийную бомбу». Сегодня они вспоминают об этой «охране» с улыбкой, - у них даже оружия не было.

- Посмотри предохранители на радиопередатчиках КП, - попросил Жучихин Ковалева.

Оказалось, что на резервной линии в ту же секунду, что и на приемнике, во время передачи сигнала на подрыв бомбы сгорел предохранитель и на передатчике.  Поэтому и вторую электроцепь замкнуть не удалось.

 - Потом мы догадались, в чем дело, - на полном серьезе объяснял мне ситуацию Владимир Петрович. - Выяснилось, как ни странно, что во всем виновато число "тринадцать". Несущая частота радиоканала в наших документах значилась под этим номером.  И "Журнал боевой работы",  в котором мы делали записи на пункте подрыва, тоже был учтен в секретной части полигона под номером "тринадцать". Так это или нет, точно не знаю, но с тех пор я и не люблю эту цифру.

- И все-таки, - допытывался я. - Что вы испытывали, когда возвращались к неразорвавшейся атомной бомбе? Страх? Обиду? Обреченность? Какие чувства владеют человеком в этой ситуации?

- Не помню,  - ответил Ковалев. - Но ощущение такое, что страха за свою жизнь все же не было. Бомба - целая. Цепной реакции не произошло. Чего ее боятся-то?!

- Но ведь там,  к примеру, мог сработать один детонатор, - не унимался я, - взорваться одна тротиловая шашка? Пусть обжатия нет, критическая масса урана не достигнута, но радиоактивное излучение все равно уже могло начаться. Неужели об этом вы не думали?

- Правильно, - соглашается он. - Все это могло быть. Но мы даже радиометров из кармана не доставали. И мысль об излучении в  голову тоже не пришла.  Может быть потому,  что очень молоды были - мне чуть-чуть за тридцать, холостой еще. Да и ребята примерно в том же возрасте... Видимо, просто не успели испугаться или мозгов для этого не хватило.  Кто его знает?

Правда, Юрий Коленов потом мне говорил, что они с Жучихиным прекрасно понимали, что может случиться с «изделием». Электромеханический преобразователь, который им предстояло чинить, находился под индуктивной нагрузкой и мог «сработать» прямо под руками.

Но деваться им было некуда. Это их «бомба», - им ее и вскрывать.

Две бутылки коньяка  - за риск и мужество

Они не прикасались на КП к системе автоматики подрыва два дня. Во-первых, к ней не пускали особисты. А, во-вторых, ждали, когда из Москвы  привезут  новые  предохранители, еще один комплект приемо-передающей аппаратуры. Адмирал Фомин принял решение проложить к бомбе третью  резервную  линию. И  как обычно, для решения такой задачи на полигоне не оказалось необходимых приборов.

Не было их и в столице. Пришлось лететь в Питер, в закрытый военно-морской научно-исследовательский институт,  где делали эти приборы.

Начальство ходило мрачнее тучи. Кто-то из контрразведчиков успел "капнуть" о срыве испытаний на Лубянку. От чекистов об этом узнал Хрущев. И ничего хорошего для себя ни адмирал Фомин, ни командиры помельче его от него, да и от собственного командования не ждали.

Ковалеву и трем его товарищам по испытательной площадке тоже приходилось не сладко. Их заставляли писать объяснительные, таскали на допросы к контрразведчикам: кто что сказал во время работы на пункте? Не было ли у кого сговора сорвать испытания? Какие личные отношения сложились между начальником КП автоматики Евгением Нахуцришвили и начальником ППИ Владимиром Ковалевым?

Наконец, самолет с Большой Земли  прилетел. На полигон прибыл сам  начальник  Главного  управления  опытовых работ Минсредмаша генерал-лейтенант Николай Павлов и заведующий лабораторией Института химической физики Академии наук СССР Георгий Шнирман, научный руководитель эксперимента "ФО-3". Все опять завертелось.

На кораблях, самолетах, испытательных площадках  стали менять кассеты с аппаратурой, фиксирующей результаты взрыва, заряжать электроаккумуляторы... А таких площадок вокруг бомбы на разных расстояниях было несколько десятков.

Капитан-лейтенанта Ковалева, старшего лейтенанта Симанкова и Каленова с Жучихиным опять отправили на левый берег губы Черной. Им  предстояло вновь вскрыть бомбу, завести на нее третью резервную цепь электропроводки,  установить еще один приемник радиосигнала,  согласовать его работу  с  остальной аппаратурой  автоматики...  Дела  хватило  на целый световой день.

В полдень к берегу причалил катер, - капитан Орест Касимов привез им обед:  в термосе - горячий борщ, чай, ящик тушенки, хлеб, огурцы соленые и...  две  бутылки армянского коньяка. На Новой Земле существовал "сухой закон", и коньяк в полярной тундре стал особо дорогим подарком.

- Это вам от адмирала Фомина, - объявил Орест. - Он разрешил выпить его после доклада об окончании работ.

Но столько терпеть было выше нормальных человеческих сил. Они знали, что по сто-двести грамм на брата в холодный осенний день их работе никак помешать не смогут. И обе бутылки оказались тут же раскупоренными. Единственное, что испытатели неукоснительно соблюли,  - вынесли пустую посуду за пределы пункта подрыва.

- Ничего лишнего на площадке быть не должно, - сказал мне Владимир Петрович.

А взрыв прогремел  на  следующий  день.

По закону подлости накануне в губе Черная испортилась погода. После недели ясного солнечного неба его вдруг заволокло тучами, на море лег густой туман и, казалось, взрыв опять придется отложить. Но к утру вдруг подул восточный ветер, дымка рассеялась, и небо опять просветлело.

- Бог за нас, - объявил атеист адмирал Петр Фомин и дал команду «замкнуть электроцепи».

Взрыв, как вспоминали потом участники этого эксперимента, получился очень красивым. Хотя, конечно, как оговаривались они, любовались все не самим взрывом, а физическим явлением. Как физическое явление, взрыв - очень красив.

Об успешном  проведении испытаний тут же отрапортовали в Москву, первому секретарю ЦК КПСС Никите Сергеевичу Хрущеву.

Потом на берегах губы Черной в тот год взорвали еще пять или шесть  бомб.  Подробностей Владимир Петрович не помнит: слишком много было тогда подобных испытаний. Не успевали аппаратуру менять.

Об эффективности действия "жесткого излучения" капитан 1 ранга в отставке Владимир Ковалев до сих пор ничего не  знает. Такие  данные  проходили  не по его столу,  а если бы и знал,  никогда никому не сказал бы, тем более журналисту. У его  подписки  "о  неразглашении  государственной тайны" нет срока давности. А что такое разговоры с контрразведкой, ему рассказывать не надо.

- Тогдашняя жизнь приучила нас к правилу: не наказали и ладно, - сказал он мне. - Считай, что поощрен. И это уже хорошо.

Ни с Коленовым, ни с Жучихиным судьба Ковалева больше не сводила. Они, как он мне говорил, вроде бы работали в Арзамасе-16, куда доступ посторонним до сих пор запрещен. Много позже мне стало известно, что Юрий Коленов действительно работает в КБ-2 ВНИИЭФ города Сарова, который когда-то назывался Арзамасом-16. Он автор и соавтор более 60 научно-исследовательских отчетов и 21 изобретения, лауреат Государственной премии СССР.  А Виктор Жучихин, ветеран войны, сейчас живет в Снежинске, бывшем Челябинск-40, он неработающий пенсионер и с трудом передвигается по собственному дому. С Симанковым Владимир Петрович встречался много раз, хотя тот трудился в Ленинграде,  а Ковалев - в Москве.

На Новой Земле после того памятного случая Владимир Петрович прослужил еще шесть лет.  Прилетел в Белушью в снежную полярную ночь в декабре 1960-го с женой, справил новоселье в 16-тиметровой комнатке офицерского общежития на два десятка семей, а уехал оттуда поздней осенью 1966-го. Участвовал в исторических испытаниях 30 октября 1961 года, когда взорвали и самую большую в мире водородную бомбу - 50-мегатонного "пол-Ивана". Тот взрыв был посвящен ХХIV съезду КПСС. И стал, как ни странно, началом борьбы за запрещение ядерных испытаний. Сначала воздушных, наземных и подводных, затем и во всех средах.

Детей у них с Зоей Алексеевной нет. Есть старенькие "Жигули" первой модели,  но ездить на них Владимир Петрович уже не решается. Говорит, в его возрасте это трудно. Хотя никогда ничем он не болел. И сколько бэр хватанул на новоземельских испытаниях атомного оружия, не знает. И знать не хочет.

Годы,  проведенные на Новой Земле, Ковалев считает самыми счастливыми в своей жизни.

Нереализованный сценарий

Еще одно дополнение. На мой взгляд, очень важное.

Несколько лет назад одна телекомпания предложила мне написать сценарий документального фильма о новоземельском ядерном полигоне и о людях, которые посвятили свою жизнь созданию «российского атомного щита». Со многими из них, как и с капитаном 1 ранга Ковалевым, мне повезло встречаться, разговаривать, узнать то, о чем не писали ни в каких книгах. Я с удовольствием взялся за эту работу, тем более, что ни одного фильма об испытателях атомного оружия никогда не было.

В советские времена такое кино не снималось, - все, даже технические и протокольные, съемки находились под грифом «совершенно секретно». Потом появились фильмы о Курчатове, Сахарове, Зельдовиче, о других выдающихся наших физиках и конструкторах, лауреатах и героях труда, создателях ядерного оружия, о том, как мы старались не отстать от США, не позволить им превратиться в единственную «сверхдержаву», а о простых людях, которые делали «бомбу», испытывали ее - ничего. А ветераны уже в солидном возрасте: уйдут, кто за них расскажет о том, как все происходило.

Эта мысль натолкнула и на очень простую и потому любопытную идею фильма. Старики прилетают на Новую Землю, посещают те места, где они когда-то жили и работали, в том числе и бункеры, командные пункты, испытательные площадки и вспоминают на камеру различные случаи из своей практики. Их рассказ проходит на фоне яркой, как на картинах Рокуэлла Кента, арктической природы (я был на архипелаге, видел, какой он потрясающе красивый, захватывает каким-то скупым особенным северным очарованием), тут же  идут рассекреченные кадры документальных съемок...

Словом, сценарий получился. Это отметили и режиссер фильма, и директор студии. Осталось получить визы Министерства по атомной энергии и 12 Главного управления Министерства обороны, которые курируют сегодня ядерный полигон, получить разрешение на поездку туда творческой группы и ветеранов-испытателей. Тут-то мы и споткнулись.

Одному из заместителей министра по атомной энергии, к которому попал на рецензию мой сценарий, он крайне не понравился.

- Мелкотемье какое-то, - заявил мне чиновник. - Можно подумать, что кроме ваших офицеров, на Новой Земле никого никогда не было. Такой фильм нам не нужен.

Я пытался объяснить, что мы, безусловно, вспомним и о выдающихся советских физиках и конструкторах, руководителях промышленности, без которых не было бы нашего ядерного щита, хотя о них уже сказано достаточно много, а о тех ветеранах, которые присутствуют в сценарии, пока никто ничего не рассказывал и не снимал. Но заместитель министра остался непреклонным. Разрешения на вылет на Новую Землю творческая группа фильма не получила. Я конечно расстроился. А режиссер с нескрываемым сарказмом  сказал:

- В вашем возрасте, дорогой друг, пора уже знать, что историю когда-то делали министры и маршалы, потом их место заняли политики, - простые работяги, в погонах или без них, никогда.