Глава 2
Польский фактор (1919-1921 гг. )

Поражение России и Германии, а также Австро-Венгрии в империалистической войне вновь — впервые после польского национального восстания в 1863 г. — реанимировало идею польской государственности. То, что Германия и Австро-Венгрия в ноябре 1916 г. и Россия в августе 1914 г. и в марте 1917 г. объявили о намерении создать независимую Польшу, не только не уменьшило, а, пожалуй, увеличило стремление поляков стать независимыми и от Германии, и от России, и от Австро-Венгрии. А после того, как пришедшие к власти в России большевики провозгласили право народов на самоопределение и взяли курс на мировую революцию, оттолкнув от себя бывших союзников России по войне, взоры поляков и других лимитрофов обратились к державам Антанты. Еще не имея четко очерченных границ, Польша при активной и решающей помощи держав Антанты, и в первую очередь Франции, стала быстро приобретать доминирующую роль в восточной Европе — в условиях царившего там хаоса и политического вакуума, и в течение двух-трех лет стала основным форпостом западных союзников, своеобразным «восточным бастионом Версальского договора».

Территориальные притязания Польши к Германии Вызвали у немцев открытую вражду к новому восточному соседу, с существованием которого им трудно тело примириться. И на Востоке поляки претендовали на значительные российские территории.

В ходе гражданской войны и интервенции положение в России Советской власти было крайне неустойчивым. Соблазн воспользоваться этим обстоятельством у правительства Ю. Пилсудского был велик, тем более что еще в конце 1918 г. — начале 1919 г. Польше совершенно безнаказанно, «под шумок» удалось захватить некоторые украинские, белорусские и литовские земли. Ленин же, как показали еще мирные переговоры с немцами в Брест-Литовске, ради сохранения Советской власти был готов идти на значительные территориальные уступки.

В заявлении СНК правительству [31] Польши и польскому народу от 28 января 1920г., т. е. еще до начала советско-польской войны, Польше предлагалось начать мирные переговоры

«на основе того фронта <…>, который Литву и Белоруссию, непольские земли, оставлял полякам».

С началом Ноябрьской революции Германии пришлось вести борьбу за сохранение в ее составе Верхней Силезии, поскольку уже в начале 1919г. Варшава пыталась спровоцировать там польское национальное движение за независимость и присоединение Верхней Силезии к Польше. Однако по призыву генерал-фельдмаршала Гинденбурга в Германии под Бреслау и в районе Франкфурта-на-Одере были образованы соединения добровольцев и отрядов самообороны для противодействия притязаниям поляков на верхнесилезские и восточнопрусские территории.

В начале мая 1919 г. на мирных переговорах в Версале стало известно намерение Франции (Клемансо) передать Польше всю Верхнюю Силезию, затем однако было решено передать лишь ее часть (округ Оппельн). В конце концов германской делегации удалось добиться сначала проведения на этих территориях плебисцита и лишь затем в зависимости от его результатов — принятия окончательного решения о государственной принадлежности верхнесилезских районов. Польша подобным развитием событий на Версальских мирных переговорах была недовольна и, пытаясь поставить Антанту и Германию перед свершившимися фактами, в течение 1919 — 1921 гг. трижды пыталась захватить Верхнюю Силезию, провоцируя там польское национальное «восстание». Первая такая попытка была предпринята уже в августе 1919 г. Примерно неделю относительно узкая полоса верхнесилезской территории вдоль германо-польской границы находилась в руках поляков, но затем она была очищена немецкими отрядами самообороны.

В начале 1920 г. для организации и проведения плебисцита в Верхнюю Силезию прибыла межсоюзническая комиссия, и в феврале 1920 г. вся исполнительная власть перешла в руки генерала ле Ронда, который проводил там пропольскую политику, позволившую вести целенаправленную мощную польскую агитацию. Ситуация [32] настолько обострилась, что в Берлине не исключали военного конфликта с Польшей. 17 августа 1920 г. поляки во главе с В. Корфанти предприняли вторую попытку насильственного захвата Верхней Силезии. Двухтысячный польский отряд вступил в Верхнюю Силезию и занял значительную территорию.

«Поляки намереваются захватить верхнесилезские рудники», — писала тогда «Правда» в статье «Вторжение поляков в Силезию».

В эти же дни Польша одержала победу в сражении под Варшавой, решившую исход польско-советской войны. Но она была вновь отбита немецкими добровольческими отрядами и полицией.

Параллельно с этими польскими провокациями, проходившими с молчаливого согласия Франции и Англии, 11 июня 1920 г. в восточнопрусских округах Мариэнвердер, Алленштайн и Остероде был проведен плебисцит. Более 95% голосов было отдано за то, чтобы эти округа остались германскими. Тем не менее восемь деревень округов Алленштайн и Остероде по решению союзников были переданы Польше.

В это же время предельно обострились и советско-польские отношения. Польша, поддерживаемая державами Антанты, готовила военный поход с целью отколоть от Советской России Украину, отдать ее под власть Петлюры и заключить затем польско-украинский союз против большевистской России. Своей целью руководитель Польши Ю. Пилсудский ставил создание своего рода Лиги Наций на востоке Европы для борьбы с большевизмом. Вместе с тем еще с октября 1918г. обеими сторонами неоднократно предпринимались попытки провести переговоры по спорным двусторонним вопросам, однако все они были безрезультатны. 8 декабря 1919г. союзниками по этническому принципу была определена восточная граница Польши — так называемая «линия Керзона», однако Польша с этим не согласились. В конце концов Пилсудский 17 апреля 1920г. отдал приказ о переходе польских войск в наступление, и 25 апреля 1920 г. польские войска без объявления войны двинулись на Восток. Почти одновременно с юга началось наступление белогвардейских войск под командованием барона Врангеля. [33]

Трижды менялся ход скоротечной польско-советской войны 1920 г. : сначала поляки, начав наступление, вступили на Украину, заняли часть Белоруссии, захватили Киев, Минск, оккупировали Вильно. Однако части Красной Армии во главе с М. Н. Тухачевским отбили натиск поляков и затем перешли в стремительное контрнаступление. В июне они вышли на линию, с которой поляки 25 апреля начали свои военные действия, а 14 июля освободили Вильно и вступили в Восточную Галицию.

11 июля 1920 г. в разгар советского наступления Лондон направил Москве знаменитую «ноту Керзона», которой предлагалось немедленно приостановить военные действия и заключить перемирие между Польшей и Советской Россией, а также «между армиями Советской России и генерала Врангеля». В качестве восточной границы Польши предлагалась «линия Керзона», этническая граница проживания поляков. 17 июля СНК сообщил о готовности начать мирные переговоры с поляками в случае их соответствующего обращения. Такое обращение было сделано 22 июля, однако прибывшая 1 августа для переговоров в Барановичи польская делегация имела лишь полномочия на ведение переговоров о перемирии. Тем временем политорганы Красной Армии совместно с польскими коммунистами создавали Советы, ревкомы, отряды польской милиции. 30 июля 1920 г., сразу же после захвата Белостока, в нем был образован Временный ревком Польши (Польревком) во главе с Ю. Мархлевским (в его состав вошли Ф. Э. Дзержинский, И. С. Уншлихт), а в середине августа началось формирование польской Красной Армии (главком — Р. В. Лонгва){9}.

В эти же дни в Москве с 19 июля по 6 августа проходил II конгресс Коминтерна. В первый день работы конгресса итальянский делегат Д. М. Серрати (ИСП) предложил воззвание «Красной Армии, Красному Флоту РСФСР». В нем были такие слова:

«Братья красноармейцы, знайте: ваша война против польских панов есть самая справедливая война, какую когда-либо знала история. Вы воюете не только за интересы Советской России, но и за интересы всего трудящегося человечества, за [34] Коммунистический Интернационал».

Оно было принято без возражений. Выступивший затем П. Леви (СДПГ) добавил:

«Как раз в настоящий момент русские войска приближаются все больше и больше к Варшаве. Здесь, в Польше, впервые русские войска встретятся лицом к лицу с европейским империализмом. <...> Здесь придется померяться силами, и здесь европейскому пролетариату придется показать, насколько он это сознает и в состоянии бить в Польше не только польскую буржуазию, но и европейский капитализм, бить его и бить, пока он не будет сломан. Это будет первым звеном общего выступления, в котором пролетариату всех стран придется принимать активное участие».

Это было единодушное мнение делегатов. Следующим было принято воззвание «Пролетариям и пролетаркам всех стран», в нем говорилось:

«Под мощными ударами Красной Армии русских рабочих и крестьян падает белогвардейская Польша, твердыня мировой реакции. То, чего пламенно желали все революционные рабочие и работницы всего мира, свершилось»{10}.

23 июля 1920 г. Ленин прямо с конгресса направил Сталину, тогда члену РВС Юго-Западного фронта телеграмму:

«Положение в Коминтерне превосходное. Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное, что для этого надо советизировать Венгрию, а может быть, также Чехию и Румынию. Надо обдумать внимательно»{11}.

Однако, как оказалось, и Ленин, и участники II Конгресса поторопились, — события развернулись иначе.

20 июля 1920 г. германское правительство объявило о своем полном нейтралитете в польско-советской войне. Это было обусловлено как успешным наступлением Красной Армии, быстро продвигавшейся к Варшаве, так и тем, что на конференции в Спа (5 — 16 июля 1920 г. ) германскому канцлеру К. Ференбаху не удалось убедить премьеров стран Антанты в целесообразности («борьба против большевизма») наличия у Германии райхсвера численностью в 200 тыс. человек, а не в 100 тыс., как предписывалось Версальским договором{12}. Тем не менее в отношении России нейтралитет Германии был благожелательным. Германский министр иностранных дел [35] В. Зимонс заявил о запрете транзита оружия Францией через Германию в Польшу; в вольном городе Данциге докеры отказывались разгружать суда, груженные французским оружием для Польши; германские добровольцы, по словам Тухачевского, их было «сотни и тысячи», — сражались в рядах Красной Армии против армии Пилсудского{13}. 10 августа 1920 г Политбюро (в заседании участвовали В. И Ленин, Г. Е. Зиновьев, Н. Н. Крестинский, Е. А. Преображенский, Н. И. Бухарин, К. Б Радек) приняло предложение Троцкого о направлении на западный фронт, на немецкую границу «около ста немецких коммунистов, годных к советской и пропагандистской работе» во главе с Булихом. Исполнение было поручено Зиновьеву и Преображенскому{14} Именно в это время в Германии и особенно в националистически настроенном руководстве германского райхсвера (главнокомандующий райхсвером генерал-полковник X. фон Зект, начальник генерального штаба генерал В. Хайе, начальник оперативного отдела генштаба полковник О. Хассе) усилились настроения в пользу «восточной ориентации» и военного союза с «советским большевизмом». В случае победы России над Польшей (но не ранее) Зект призывал объединиться с Советской Россией с целью ликвидации позорных для Германии условий Версальского договора{15} и восстановления общей границы между Германией и Россией на возможно более длинном протяжении{16}. И хотя тогда же среди влиятельной части германского генералитета были весьма сильны настроения в пользу союза с Антантой против Советской России (генералы Э. Людендорф, М. Хофман, промышленник А. Рехберг), тем не менее, как справедливо отмечал Ленин, «когда русские войска подходили к Варшаве, вся Германия кипела»{17}.

Теперь вряд ли возможно установить точную дату и инициатора сотрудничества между РККА и райхсвером. Во всяком случае, мысль об этом в среде германского генералитета появилась задолго до подписания Рапалльского договора. Западные историки единодушно сходятся [36] в том, что ее автор — главнокомандующий райхсвером, генерал X. фон Зект, который, по воспоминаниям одного из близких ему людей майора Ф. Чунке, еще в 1919 г. настаивал на налаживании таких связей. В одной из своих книг Зект писал, что будучи еще начальником штаба армии «Норд» в Прибалтике он пришел к выводу о необходимости для Германии опереться на Советскую Россию в борьбе за ликвидацию невозможных для Германии условий, продиктованных державами Антанты в Версале{18}. Правда, по свидетельству генерала X. Риттера фон Миттельбергера, «мысль о совместной работе с Россией» пришла Зекту весной 1920 г. {19}.

Первые контакты с этой целью имели место, начиная со второй половины 1919 г., и шли они по нескольким каналам: через Радека в Берлине (февраль-декабрь 1919 г. ), а после его возвращения в Москву — по линии миссий по делам военнопленных (Копп и Хильгер), а также через Энвер-пашу, прибывшего летом 1920 г. из Берлина в Москву с поручением Зекта установить тайные германо-советские военные связи и намерением привлечь затем обоих партнеров к сотрудничеству с турецкими националистами в борьбе против Великобритании. В Москве Энвера принимал Ленин{20}.

После разрыва кайзеровской Германией дипломатических отношений с Советской Россией и начавшейся в Германии Ноябрьской революции все отношения между Германией и Россией оказались прерванными. Более того, когда в декабре 1918 г депутат райхсвера от СДПГ Штюклен направил в Москву для установления контактов с советскими лидерами О. Кона, работавшего экспертом по германскому праву в советском полпредстве в Берлине, советская сторона, считавшая, что начался очередной этап мировой революции и революция в Германии сметет там все старые структуры буржуазной демократии, отказалась от контактов через Кона.

Вместо этого в Германию для «катализации» революционных событий был послан Радек. Этот «узник Моабита», арестованный в феврале 1919 г., устроил в тюрьме под крылом военного министерства Германии «политический салон» и установил там отношения «с представителями восточной ориентации германского [37] политического мира». И именно по совету Радека один из его первых посетителей Энвер-паша, обладавший тесными связями с германским генералитетом со времен империалистической войны, предпринял в октябре 1919 г. попытку самолетом добраться из Германии в Советскую Россию. Подготовкой полета занимался адъютант Зекта Э. Кестринг, впоследствии — военный атташе Германии в Москве{21}. Идея перелета была предложена Москвой: Чичерин 24 октября 1919 г. писал Ленину:

«Пусть эти люди приедут к нам сюда для выработки деталей. Те же люди могут прилететь на аэроплане к нам вместо переговоров с Коппом»{22}.

Ему надлежало на месте оценить обстановку, добиться приема у Председателя РВС Республики Троцкого и поговорить с ним от имени Зекта. Однако самолет потерпел аварию и вынужден был приземлиться близ Ковно (Каунас), занятого английскими интервенционистскими войсками. Энвер-паша был арестован. Лишь благодаря царившему тогда в Прибалтике хаосу он случайно был освобожден майором Ф. Чунке, командиром подразделения немецких добровольцев, действовавших в том же районе. У летчика X. Хессе, уполномоченного руководством фирмы «Юнкерс» вести переговоры с советским правительством, англичане обнаружили письмо на имя наркома внешней торговли Л. Б. Красина с предложением о строительстве «Юнкерсом» в России авиационного завода, а также об открытии и обслуживании там линий воздушного сообщения. В самолете была обнаружена также карта, подготовленная в штабе райхсвера и датированная 1 сентября 1919 г. На ней было нанесено размещение войск держав Антанты, которые могли быть задействованы тогда против правительства Советской России. Лишь в августе 1920 г. Энверу удалось добраться до Москвы.

Что касается Коппа, то он появился в Германии где-то в середине 1919 г. Официально считалось, что он прибыл в Берлин для решения вопроса о репатриации и обмене военнопленных. В 1920 — 1921 гг. он подписал там ряд соответствующих советско-германских соглашений, первое — 19 апреля 1920 г., согласно которому он получил статус руководителя Советской миссии по делам военнопленных [38] в Германии. Однако неофициально, де-факто, — и это понимали все, — он являлся представителем Советской России в Берлине. Согласно исследованиям Дж. Эриксона и Б. Руланда, Копп в беседах с заведующим Восточным отделом МИД Германии А. фон Мальцаном 15 апреля 1920 г. и в июле 1920 г. с Зектом зондировал позицию Германии в случае вооруженного конфликта между Польшей и Советской Россией и в этой связи обсуждал вопрос о налаживании сотрудничества между РККА и райхсвером, причем делалось это по инициативе Коппа{23}. Ясно, что он не мог обсуждать такие вопросы без поручения или одобрения Центра.

К тому времени Зект, прочно занявший свое место в структуре политических сил Германии в качестве руководителя райхсвера — опоры власти в Ваймарской республике, уже приобрел большое политическое влияние, не в последнюю очередь благодаря своей несгибаемой «великогерманской» позиции, которую он продемонстрировал, участвуя в составе германской делегации в работе международной мирной конференции в Версале, на конференций в Спа и т. д. В Берлине с его мнением считались независимо от того, возглавляли ли правительство Германии представители СДПГ (Ф. Шайдеман, Г. Бауэр, X. Мюллер), католической партии Центра (К. Ференбах, Й. Вирт, В. Маркс), немецкой народной партии (Г. Штреземан) или беспартийные В. Куно и X. Лютер. В бытность его главнокомандующим райхсвером в 1920 — 1926 гг. и особенно в «жаркий» период 1920 — 1923 гг., когда Германия нуждалась в «твердой руке» для сохранения конституционного порядка, Зект являлся, пожалуй, даже чересчур крупной политической фигурой. В Берлине его не только слушали, но и побаивались. И вполне закономерно один из авторитетнейших британских исследователей роли и влияния райхсвера на политику Ваймарской Германии Фр. Карстен окрестил период 1920 — 1926гг. «эрой Зекта»{24}.

В этой связи весьма интересны взгляды Зекта, письменно изложенные им в различной связи в 1920 — 1921 гг. Свою позицию в отношении России он, пожалуй, впервые кратко сформулировал в письме генералу Э. фон Массову от 31 января 1920г. Поскольку основные [39] направления будущей восточной политики Германии в тот момент были еще не определены (одни были готовы искать союзника в лице Советской России, другие же — сражаться против нее «на службе у Антанты»), Зект относительно «проблемы России» писал, что в качестве «незыблемой цели» германской политики в будущем он видит «политическое и экономическое объединение с Великороссией», и поэтому Германии, по его мнению, следовало постараться «по крайней мере не превратить Россию в своего врага».

«Я отклоняю поддержку Польши, даже в случае опасности ее поглощения (Россией — С. Г. ). Наоборот, я рассчитываю на это, и если мы в настоящее время не можем помочь России в восстановлении ее старых имперских границ, то мы не должны ей во всяком случае мешать... Сказанное относится также к Литве и Латвии. Если же большевизм не откажется от мировой революции, то ему следует дать отпор на наших собственных границах».

«Мы готовы, — писал Зект, — в собственных интересах, которые в данном случае совпадают с интересами Антанты, создать вал против большевизма. Для этого она должна предоставить нам необходимое оружие»{25}.

Вообще не следует забывать, что вопрос о мировой революции долгие годы стоял в программе действий советских политиков, и в слегка завуалированной форме был закреплен в Конституции 1924г. {26}.

В меморандуме Зекта от 4 февраля 1920 г. читаем:

«Только в сильном союзе с Великороссией у Германии есть перспектива вновь обрести положение великой державы <...> Англия и Франция боятся союза обеих континентальных держав и пытаются предотвратить его всеми средствами — т. о., мы должны стремиться к нему всеми силами... Наша политика как по отношению к царской России, так и по отношению к государству во главе с Колчаком и Деникиным была бы неизменной. Теперь придется мириться с Советской Россией — иного выхода у нас нет». {27}

В одном из своих выступлений в Гамбурге 20 февраля 1920г. Зект говорил:

«Ни один немец не должен пошевелить и рукой ради спасения от большевизма Польши, этого смертельного врага Германии, творения и союзника Франции, разрушителя [40] немецкой культуры, и если бы черт побрал Польшу, нам бы следовало ему помочь»{28}.

Примерно полгода спустя 26 июля 1920 г. в ходе советско-польской войны, в дни, как казалось, неудержимого наступления Красной Армии, Зект направляет высшему Политическому руководству Германии (райхспрезиденту Ф. Эберту, райхсканцлеру К. Ференбаху, министру иностранных дел В. Зимонсу и военному министру О. Гесслеру) памятную записку о германо-советских отношениях. Начиналась она так:

«В полной победе России над Польшей вряд ли можно больше сомневаться. Россия отклонила посредничество Англии, отвергла всякое вмешательство Лиги Наций и вынудила Польшу непосредственно просить о перемирии и заключении мира.

Приведут ли начавшиеся переговоры действительно к окончательному прекращению военных действий, определенно сказать нельзя. Вполне вероятно, что большевистские армии продвинутся за Вислу к границам Германии. В таком случае в Европе сложилась бы совершенно новая политическая ситуация. Германия и Россия пришли бы в непосредственное соприкосновение. Одна из важнейших целей версальской политики — разделение Германии и России сильной Польшей — была бы перечеркнута».

Зект отверг возможность войны Германии против России на стороне Антанты, подчеркнув ее полную бесперспективность (она превратила бы Германию «в вассала Англии»).

«Если Германия примет сторону России, то она сама станет непобедимой, ибо остальные державы будут вынуждены тогда считаться с Германией, потому что они не смогут не принимать в расчет Россию».

Сотрудничество с Россией позволит Германии осуществить «подрыв основ Версальского мирного договора», чего Берлин как раз и добивался.

Вместе с тем, чтобы выиграть время и действовать сугубо в интересах Германии, он дистанцировался от того, чтобы «открыто и немедленно принять сторону России», предложив выждать и посмотреть, «какова ударная сила России и достаточна ли она для того, чтобы действительно поддержать нас в случае разрыва между Антантой и Германией». Нейтралитет — вот [41] ключ, который «в момент слабости» Германии позволял сохранить ей как «совершенно лояльную позицию в отношении Антанты И России», так и «полную свободу действий в будущем».

Он призывал «совершенно открыто заверить русских» в миролюбии Германии и заявить о ее желании «жить с Россией в дружбе и поддерживать двусторонний экономический обмен на основе полнейшей взаимности. И при этом следовало бы выразить надежду, что Россия будет полностью уважать границы империи 1914 г., так как мы чувствуем себя обязанными уберечь от ужасов войны те области, которые принадлежали Германии до вступления, в силу мирного договора».

И далее следует весьма примечательный пассаж, который, по сути, явился концептуальной основой германского подхода к взаимоотношениям с Советской Россией на протяжении всего «рапалльского периода»:

«По всей вероятности, Россия будет искать дружбы с Германией и уважать ее границы, во-первых, потому, что она всегда действует постепенно, до сих пор уважает право на самоопределение тех народов, которые не относятся к ней враждебно, во-вторых, также потому, что она нуждается в рабочей силе и промышленности Германии. Если же Россия нарушит границы Германии 1914г., то нам из-за этого вовсе не нужно бросаться в объятия Антанты, а скорее следует привлечь на свою сторону Россию путем заключения союза».

11 августа 1920г. через линию польско-советского фронта на советскую сторону перешел первый эмиссар из Берлина — Энвер-паша, бывший военный министр Турции в 1914 — 1918 гг. Его связывала с Зектом личная дружба: они подружились в 1916 г., когда Зект возглавлял генеральный штаб турецкой армии. 11 августа 1920 г. член РВС Западного фронта, председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский (он же председатель Политбюро ЦК РКП(б) и член Временного ревкома Польши) сообщал Ленину шифротелеграммой из Белостока:

«Сегодня ночью из Германии приехал с предложениями [42] Энвер-Паша с двумя другими турками. <...> Направляю их сегодня Смилге»{29}.

В это же время майор В. Шуберт, последний военный атташе кайзеровской Германии в России, по поручению МИД Германии был направлен в Восточную Пруссию для налаживания контактов с Красной Армией. 12 августа он уже вступил в контакт со снабженцами 4-й и 15-й армий. Они передали ему списки необходимых Красной Армии вооружений, снаряжения, локомотивов, автомобилей, медикаментов, провианта. Представители Красной Армии пытались вступать в контакт и с властями Восточной Пруссии{30}.

День 12 августа 1920 г., как выясняется, был весьма богат на события. В Берлине в этот день Копп по поручению Троцкого сообщил представителям германского правительства, что Москва готова признать границы 1914г. В случае, если «в Варшаве будет образовано польское большевистское правительство, то это « польское правительство добровольно передаст Германии прежние немецкие территории, если они этнографически являются немецкими»{31}. Таким образом, присутствие членов Временного Польревкома, «польских товарищей» Дзержинского и Уншлихта в Белостоке было не простым совпадением: ждали победы.

В тот же день, 12 августа Дзержинский из Белостока направил в Москву распоряжение своему секретарю по ВЧК В. Л. Герсону:

«Снеситесь с Рыковым и внешторгом. Соприкосновением с Пруссией открываются широкие конкретные возможности приобретения в Германии предметов военного и иного потребления. Пусть пришлют нам своих уполномоченных-<...>»{32}

И. С. Уншлихт, член РВС Западного фронта и Временного польского ревкома, тогда также предложил закупить оружие в Германии. Л. Д. Троцкий 13 августа вынес это предложение на заседание Политбюро ЦК РКП(б) (присутствовали Ленин, Троцкий, Крестинский, Преображенский, а также М. П. Томский, А. Ю. Финн, Ударов (в протоколе. Очевидно, опечатка, и речь идет об Ф. Я. Угарове — С. Г. ), В. И. Зоф). Оно было принято. Политбюро постановило: «Предложить Наркомвнешторгу, НКПС и другим причастным ведомствам [43] принять меры к установлению железнодорожного стыка с Германией для получения оттуда предметов вооружения»{33}. Политбюро постановило «немедленно заключить сделку на оружие»{34}.

16 августа 1920г. Чичерин информировал Предсовнаркома Ленина о предложении германского правительства, которое привез в Москву Энвер-паша. Речь шла о том, «чтобы мы обещали Германии принять с нашей стороны все меры для возвращения Германии границы 1914 года». Взамен Берлин обязывался помогать советскому режиму «неофициально, т. е. посылкой нам вооружения, организацией в нашу пользу восстаний против поляков и т. п. »

Однако, отмечал Чичерин,

«относительно приобретения вооружения от Германии мы уже начали переговоры без всякой компенсации, но Энвер утверждает, будто бы согласие правительства ничего не значит, если Зект не даст согласия. <...> Энвер ждет ответа»{35}.

Чичерин предложил Ленину содействовать не «простому возвращению под германскую власть польских местностей», а проведению плебисцитов в спорных местностях бывших восточных земель Германии. Примечательна при этом констатация, сделанная Чичериным:

«Мы (... ] ведь не собираемся завоевывать Польшу»{36}.

20 августа 1920 г. Председатель РВС Республики Л. Д. Троцкий направил срочную телеграмму заместителю наркома внешней торговли А. М. Лежаве с тем, чтобы «сейчас же, не теряя ни одного часа» перевести через И. Э. Гуковского или В. Л. Коппа 27 млн. марок{37}.

Уншлихту Троцкий телеграфировал:

«Сделка одобряется. <...> Спешите закончить операцию»{38}.

Еще одной телеграммой Предреввоенсовета сообщил, что

«присылка золота <...> крайне затруднительна»{39}.

Здесь следует поставить все точки над «i» и констатировать следующее: приведенные выше документы однозначно свидетельствуют о том, что весь руководящий слой советского государства — и СНК, и Политбюро ЦК РКП(б) / ВКП(б) — был в курсе военного сотрудничества с Германией и считал его важным, если не важнейшим направлением советской политики того периода. [44]

Продолжавшееся наступление Красной Армии заставило-таки поляков согласиться на переговоры о Мире, но пока — через Лондон (!), вследствие плохих атмосферных условий, не позволявших поддерживать устойчивую радиосвязь Москва — Варшава, — шло согласование вопроса о начале мирных переговоров, польскому командованию при активной и решающей помощи французского генерала М. Вейгана удалось провести перегруппировку своих войск{40}. Умело воспользовавшись также несогласованными действиями командования советского Западного фронта, выразившимися в одновременном наступлении на Варшаву и на Львов, поляки в решающем сражении под Варшавой 16 — 19 августа 1920г. не только отбили советское наступление, но и сумели нанести мощный контрудар. Варшавская группировка РККА была по существу разгромлена и кампания проиграна. Положение было настолько тяжелым, что началось беспорядочное, хаотичное отступление, — по существу, бегство — разрозненных частей РККА. «Правда» за 17 августа 1920 г. однако еще писала:

«Красные войска подступают к Варшаве вплотную. Польские белые войска, хлынувшие на Советскую республику, бегут назад под ударами рабоче-крестьянского кулака».

Но уже 21 августа тон стал несколько иным:

«Еще неделю назад мы имели с польского фронта блестящие сводки. Красная Армия наступала по всем направлениям. На севере она обходила Варшаву, перерезая пути сообщения с Данцигом, в центре она близко приближалась к польской столице. Под влиянием этих сводок многие были склонны преувеличивать значение наших успехов. Им казалось, что польские паны уже разбиты наголову, что мы можем чуть ли не голыми руками взять Варшаву».

22 августа 1920 г. «Правда» сообщала:

«С помощью французских подкреплений польские белогвардейцы потеснили наши боевые колонны. С помощью французского флота кровавый барон высаживает десанты на юге»{41}.

«Правда» от 24 августа 1920 г. начиналась следующими заголовками:

«Польский пан и немецкий барон наступают! Красная Армия подалась назад». [45]

В статье «Обратно на Варшаву» «Правда» на другой день писала:

«Нас бьют. И притом довольно крепко бьют. Этот факт надо сразу усвоить и сразу сделать из него надлежащие выводы. <...> Нас бьют, но нас уже били. Колчак был на Волге, Деникин был в Орле, Юденич был в Пулкове. Уже сгнил ныне труп Колчака, а Деникин и Юденич скитаются где-то в Европе, из диктаторов превратившись в эмигрантов.

В этих временных поражениях мы учились побеждать. За одно благодарны мы белым генералам: за то самое, за что Петр благодарил своих учителей шведов, за обучение искусству побеждать, которое приобретается неудачами».

Таким образом, когда Энвер-паша 25 августа 1920 г. встречался в Москве{42} с заместителем Председателя РВС Республики Э. М. Склянским («правая рука» Троцкого), Красная Армия уже завершила отступление от Варшавы.

Письмом от 26 августа Энвер-паша доносил Зекту об этой беседе со Склянским:

«Здесь есть группа лиц, которая имеет реальную власть И к, которой принадлежит также Троцкий, высказывающаяся за сближение с Германией. Эта группа готова признать старые границы Германии 1914г. И они видят лишь один путь выхода из мирового хаоса: сотрудничество с Германией и Турцией. <...> Чтобы помочь русским, можно послать в коридор (Польше по Версальскому договору были переданы земли Западной Пруссии, отделившие Восточную Пруссию от остальной Германии. Эти земли и назывались тогда коридором. — С. Г. ) или иной подходящий район армию добровольцев или спровоцировать повстанческое движение»{43}.

Цель ясна: ударить по Польше с двух сторон и уничтожить ее. В том же послании Энвер советовал Зекту установить связь с советским представителем в Берлине (Копп){44}. В этом письме Энвер написал Зекту почти дословно то же самое, что и Чичерин Ленину, — с той лишь разницей, что, по версии Чичерина, предложения о сотрудничестве против Польши исходили от Энвера, а по версии самого Энвера это все ему предлагали новые хозяева Кремля. [46]

В другом письме Зекту (от 25 августа 1920г. ) Энвер-паша писал о своих планах военных операций Против англичан на турецкой, иранской и афганской границах. «Помощник» и «решающий фактор Троцкого», как называл Энвер-паша Склянского, обещал посильную помощь оружием анатолийской армии турок и предложил Энверу производить закупки оружия в Германии с последующим его транзитом в Турцию через территорию России{45}. По уговору с Лениным Энвер-паша после I съезда народов Востока должен был поднять родственные туркам народы Туркестана и под лозунгом освобождения народов Востока повести их через Афганистан «на Индию». Ленин согласился. Но Энвер не сдержал слова — объединив часть басмачей, он двинулся на Бухару для свержения там Советской власти. В июле-августе 1922 г. Красная Армия разгромила его войска, сам Энвер-паша убит{46}.

Спасаясь от преследования польских легионеров, отдельные части Красной Армии переходили германскую границу в Восточной Пруссии, где они сдавались местным властям. В результате к началу сентября 1920 г. в Восточной Пруссии было интернировано уже 45 тыс. красноармейцев{47}, а к началу их репатриации — около 50 тыс. человек{48}.

В письме от 7 сентября 1920 г. Копп сообщал Чичерину, Ленину и Троцкому:

«Наши неудачи на польском фронте и предстоящий мир с Польшей, <-. . > привели к тому, что идея восточной ориентации (в Германии. — С. Г. ) если не окончательно исчезла с политического горизонта, то во всяком случае сильно поблекла. Правые националистические круги, связывавшие эту идею с мечтами о военном выступлении против Франции в союзе с Советской Россией, бьют отбой по всей линии».

На передний план вышла другая идея — долговременного военного сотрудничества.

* * *

С 17 августа 1920 г. в Минске, а затем с 21 сентября в Риге начались советско-польские мирные переговоры. 12 октября 1920г. эти переговоры завершились подписанием [47] прелиминарного мирного договора, согласно которому западные украинские и белорусские земли были включены в состав Польши.

Польша, вновь обретшая свою государственность во многом благодаря Западу (сначала Германии, а затем державам Антанты) и пользовавшаяся огромной поддержкой Франции, Англии и США, развила в 1920 г. поразительную территориальную экспансию «по всем азимутам»: это не только ее попытки силой решить верхнесилезский вопрос с Германией на Западе и бесцеремонно развязанная война с Россией на Востоке, но и захват 9 октября 1920 г. Вильно и Виленщины в нарушение Сувалкского договора от 7 октября 1920 г. между Литвой и Польшей, закреплявшего Виленскую область и Вильно за Литвой. Поскольку, однако, зарождение литовского государства в ходе империалистической войны происходило при активной поддержке германских войск, оккупировавших прибалтийские губернии Российской империи, постольку оно долгие годы затем было обречено на непризнание и неприязненное отношение к нему со стороны держав Антанты (в первую очередь Франции и Англии), рассчитывавших на создание единого польско-литовского государства.

Тем временем Польша, окрыленная своими территориальными приращениями{49}, используя благосклонное отношение французской администрации в Верхней Силезии, поощрявшей усиливавшиеся там провокации поляков, продолжала курс на решение вопроса о государственной принадлежности Верхней Силезии вооруженным путем. Нагнетание Польшей напряженности в верхнесилезском вопросе привело к тому, что с декабря 1920г. в (генеральном) штабе райхсвера обсуждалась возможность войны с Польшей, и это несмотря на то, что Зект — в силу беспомощности Германии — был непреклонным сторонником ее нейтралитета.

2 декабря 1920 г. Зект заявил Коппу, что если при голосовании о судьбе Верхней Силезии большинство голосов будет отдано в пользу Германии, то «поляки займут В. Силезию вооруженной силой»; они уже начали стягивать на границу Силезии свои войска. Копп писал Чичерину:

«Это вторжение поляков Германия, по [48] заявлению Зекта, будет рассматривать как казус белли и немедленно объявит войну Польше, не считаясь ни с какими последствиями <...>. Зект дал понять, что в случае вооруженного столкновения с Польшей, Германия рассчитывает на нашу помощь».

В свою очередь, он пообещал помощь со стороны райхсвера. Зект говорил о желательности «установить более тесный контакт между германским генштабом и нашими военными властями». При этом Зект продвигал мысль о том, чтобы германские военные специалисты приняли участие в создании советской военной промышленности с целью использования ее затем «как источника вооружения для разоруженной Германии при столкновении ее с Антантой». Он выразил также готовность оказать поддержку в закупках оружия и содействовать вывозу военных материалов, закупленных советским представителем в Германии. Одновременно Зект заявил, что германский генштаб согласен оказывать всякие услуги в предоставлении имеющихся сведений о Польше.

После изучения материалов по беседе Коппа с Зектом Председатель РВС Республики Троцкий 18 декабря 1920 г. написал Коппу о принятом в Центре решении в военные авантюры не впутываться

(«Совершенно независимо от того, будет ли германская буржуазия драться с белой Польшей из-за частей Силезии, <...> наша политика должна быть строго миролюбивой»).

Начало 1921 г. ознаменовалось проведением в Берлине многочисленных обсуждений возможности войны с Польшей. В военном министерстве Германии устраивались продолжительные штабные игры, в ходе которых прорабатывались различные варианты германо-польской войны. Наконец, 25 января 1921 г. на заседании кабинета министров, несмотря на чрезвычайно трудное внешнеполитическое положение Германии, было принято решение о военном противостоянии в случае польского вооруженного вторжения.

18 марта 1921 г. в Риге был подписан мирный договор между Россией и Украиной, с одной стороны, и Польшей — с другой, закрепивший положение прелиминарного Рижского мирного договора от 12 октября [49] 1920 г. К Польше, таким образом, отошли части украинских и белорусских территорий.

В таких условиях 20 марта 1921 г. состоялся плебисцит в Верхней Силезии. 59,6% голосов было отдано за принадлежность Верхней Силезии к Германии (707 тыс. голосов; 434 тыс. голосов было отдано за Польшу). В трех верхнесилезских районах голосование было в пользу Польши. Однако обе стороны были недовольны:

Германии не хотелось расставаться с этими промышленно развитыми районами, поляки же рассчитывали на приобретение всей Верхней Силезии. Обе стороны начали подготовку к военным действиям.

Ситуация вокруг Германии продолжала накаляться из-за вопроса о репарациях: непосильная для Германии сумма в 269,3 млрд. марок, определенная межсоюзнической репарационной комиссией в июне-июле 1920г., в январе 1921 г. была снижена до 226 млрд. марок. Но на Лондонской конференции в начале марта 1921 г. Германия отклонила это решение. В ответ союзники 7 марта прервали конференцию и 8 марта 1921 г. оккупировали Дюссельдорф, Дуйсбург, Рурорт.

В апреле 1921 г. межсоюзническая репарационная комиссия определила окончательную сумму германских репараций в размере 132 млрд. марок. 5 мая 1921 г. совещание премьеров Антанты в Лондоне приняло так называемый «Лондонский ультиматум», обязавший Германию к уплате данной суммы. На ответ было дано шесть дней. В случае отказа Антанта (Франция) грозилась оккупировать Рур. Ультиматум вызвал в Германии правительственный кризис: канцлер Ференбах, представитель правого крыла католической партии Центра, подал в отставку, и с 4 по 9 мая Германия была без правительства. Политика открытого саботажа Версальского договора и ревизии репарационного плана союзников однако потерпела поражение. Новое правительство Германии во главе с И. Виртом, лидером левого крыла католической партии Центра, приняло ультиматум и угроза оккупации Рурской области, таким образом, была ликвидирована{50}.

Буквально накануне, 3 мая №1 г., польская сторона, выждав чрезвычайно благоприятный с внешнеполитической [50] точки зрения момент, усилила верхнесилезские военизированные организации польских «Соколов» частями регулярной армии и при активном участии польского комиссара плебисцита В. Корфанти, в течение трех дней захватила большую часть Верхней Силезии. 9 мая 1921 г. французский посланник в Берлине заявил, что посылка райхсвера в Верхнюю Силезию будет воспринята как нарушение Версальского договора и Франция ответит на этот шаг оккупацией Рурской области{51}.