Первомайский крестный ход

 

«Мальчики смотрели на него с полуоткрытыми ртами, восхищенные и подавленные его неожиданным великолепием. Они до сих пор даже не предполагали, что человек может быть так прекрасен.Мало того, что на нем были кремовые брюки, зеленые носки и ослепительно белые парусиновые туфли... На животе у него болталась цепочка со множеством брелоков, а на изящно растопыренных руках красовались серые матерчатые перчатки. И это окончательно добивало»

 

Эта чудесная зарисовка известного советского литератора Катаева представляет собой портрет матроса, который, желая закосить под буржуя в целях конспирации, едет праздновать Первомай – «Маевка и вправду оказалась веселой рабочей пасхой».  Словесное описание этого   участника советского «крестного хода» восхитительно, особенно если читатель представит себе историю появления советской «Пасхи» и ту роль, которая отводилась Первомаю в официальных ритуалах.

 

Все началось в 1886 году, когда чикагские рабочие «в кремовых брюках и зеленых носках»  стали требовать себе 8-часовой рабочий день, а взамен империя нанесла ответный удар. Полицейские быстро и энергично разметали толпу жаждущих сокращения рабочего дня. Были жертвы, плач, стоны и крики, а уже через три года в июле 1889 года, Конгресс II Интернационала постановил сделать это день международным днем «человека труда». «Пролетарии всех стран должны были объединяться», и стройными рядами в одно и тоже время в один и тот же день разгуливать в колоннах по площадям маленьких и больших городов. Они несли в руках новые «иконы» - портреты вождей, новые «хоругви» - знамена и лозунги (как там в анекдоте? «Мир, труд, май, июнь, июль, август»). 

 

Нужно сказать, что чикагские товарищи так и не оставили внятного объяснения, почему проблема рабочего дня взволновала их именно первого мая.  01.05 – самый обычный «черный день календаря». Когда-то в это время римляне приносили жертвы богине плодородия, ожидая хорошего урожая. Европейцы почитали либо Деву Марию, либо всех влюбленных, либо  майское дерево, куда на ленточках привязывались заветные желания. Однако час пробил, и больше 70 лет все советские люди в едином порыве стали отмечать главный весенний праздник. 

 

«Любите ли  вы передовицы так, как люблю их я?». Откиньтесь на спинку стула, закройте глаза и вспомните тот восхитительный слог. «Доярка Иванова надоила рекордное число молока с одной коровы, за что партия сделала ее своим членом», «Шахтер Пупкин дал стране угля в 6 раз больше обычного» (Интересно, сколько человек помогали шахтеру Пупкину совершить этот подвиг?). Вам мало? Не хватает атмосферы? Давайте представим главных теледикторов, показывающих и рассказывающих о шествии на Красной площади («Начинается земля/ Как известно, от Кремля»). Вот советские физкультурники  выстраивают правильные фигуры рабочего и колхозницы, вот трудящиеся в едином порыве машут шариками кремлевским старцам, стоящим на мавзолее, где лежат «мощи» главного большевистского «святого» (В 1924 году первый мавзолей был затоплен фекалиями, от чего родилась крылатая фраза «По мощам и елей»).

 

Но это все было после 1917 года, а до эпохи  исторического материализма новые «апостолы» шли на настоящие подвиги, чтобы «просветить» пролетариат «светом» большевицкого учения. Вот Павел Власов, герой классического романа «Мать» несет знамя впереди толпы: 

 

Древко, белое и длинное, мелькнуло в воздухе, наклонилось, разрезало толпу, скрылось в ней, и через минуту над поднятыми кверху лицами людей взметнулось красной птицей широкое полотно знамени рабочего народа». Потом его мать, Ниловна, призывает молодежь стоять за социализм, своих друзей и правду Христову. Такой вот получается компот – «В белом венчике из роз/ Впереди Исус Христос».

 

Постепенно, из «Матери» рождается новая «житийная» литература со своими  праведниками. Уже в советское время Михаил Зощенко в сборнике  «Голубая книга» приводит маленькую новеллу о том, как храбрая революционерка-подпольщица еще при царском режиме, рискуя жизнью, печатает в типографии листовки. Потом, смешав их с рекламными буклетами, на виду у полиции раздает их рабочим и намертво клеит на дверях полицейского управления одну из прокламаций.

 

Зачем же нужны были новые святые и новые обряды власти, которая сознательно стремилась построить «наш новый мир», на «горе всем буржуям» раздуть «мировой пожар», «слушать музыку революции» и «отречься от старого мира»?

 

Первый ответ чрезвычайно прост – «для конспирации». Как тот матрос, который полагал, что для того, чтобы прикинуться буржуем, нужно надеть ихние шмотки в живописном беспорядке, некоторые представители власти полагали, что достаточно заменить старые религиозные новыми советскими, так тут же верующие люди вымрут как мамонты.  Вот как об этом говорилось в постановлении ЦК КПСС от 1964 года:  «Намечается для более активного введения в быт советских людей безрелигиозных праздников и ритуалов провести по этому вопросу  совещание партийных, советских… работников, …, предусматривать в проектах застройки городов и поселков строительство Дворцов счастья… установить… порядок  официальной части  при регистрации ребенка. Выдачи паспорта, бракосочетании и при других важных событиях в жизни советских людей»  Чудесный слог, чудесные образы. Любезный читатель, хочешь ли ты уже зарегистрировать свой брак во Дворце счастья? Быть может, ты желаешь назвать своих детишек революционными именами? (Нинель, Доздраперма, Вилен, Владлен, Ким, а можно просто Клара и Роза).  Не хочешь? Странно. Мы же раскрепостили тебя от поповских предрассудков, сделали свободной женщиной, мужчиной Востока, а ты все еще цепляешься за старые ритуалы? Нетрудно заметить, что такая логика выглядит несколько примитивно и гротескно, как «перчатки на растопыренных пальцах».

 

Есть и второе объяснение, чуть более сложное. Незадолго до революции самый ярый противник использования любых обрядов и ритуалов Троцкий пишет воззвание к солдатам, назвав его «Что ты делаешь, делай скорее» (Это прямое цитирование слов Христа, обращенных к Иуде накануне предательства. Кстати, в 1918 году в одном из российских городов большевики поставили памятник Иуде – «первому революционеру»). В июле 1941 года недоучившийся семинарист Сталин обратился к народу с традиционным священническим обращением: «Братья и сестры», многочисленные коммунистические пропагандисты обильно цитировали Ленина: «Кто не работает, тот не есть», вероятно, не зная о том, что эту фразу вождь «позаимствовал» у апостола Павла.  

 

В общем, на матроса можно надеть хоть фрак, но плевать и мочиться он будет все равно мимо унитаза, ибо это и есть мифологический образец поведения правильного солдата революции. С другой стороны, если запретить слово «унитаз» и даже этот предмет, человек,  который им постоянно пользовался, все равно будет помнить этот предмет и процесс. Так и большевики, пламенно отрицавшие «поповщину», подсознательно использовали привычные с детства  картинки и действия. У Булгакова Шарикову имя «Полиграф Полиграфович» выбирают по календарю («празднуется 4 марта»). Календарь потом отправляется в печку, но сама привычка к новым «святцам» красноречива.

 

 А что же Пасха? Неужели она отмерла  после празднования дня чикагских рабочих? Совсем нет. Напротив, даже в эпоху самых лютых гонений, когда обещали показать по телевизору «последнего попа», когда Гагарин «не видел в космосе Бога», тысячи «отсталых людей» продолжали отмечать Светлое Христово Воскресение. 

 

«Десять женщин поют и идут сплоченным строем. Они так торжественны, будто вокруг крестятся, каются, падают в поклоны. Эти женщины не дышат папиросным дымом, их уши завешаны от ругательств, их подошвы не чувствуют, что церковный двор обратился в танцплощадку. Так начинается подлинный крестный ход! Что то пробрало и зверят по обе стороны, притихли немного…» Эти строки принадлежат Александру Солженицыну, описавшего крестный ход в Переделкино в 60 е годы ХХ века. Как говорится, почувствуйте разницу. Образ правильного матроса «добивает» ребят, а описание женщины христианки, заставляет притихнуть «зверят». Лучшей иллюстрации к словам: «Невозможно влить новое вино в старые мехи» нельзя себе и представить.