"Не считаясь с нормой рабочего дня".

 Первые месяцы войны. Взгляд из кареты "cкорой помощи"

 

     В последние годы исследователи все чаще обращаются к документам рядовых граждан, восприятие событий которыми подчас дает удивительно яркую картину прошлого. K сожалению, подобных документов сохранилось не очень много, при том, что интересующая нас тема - история Великой Отечественной войны отражена в огромных документальных массивах, возникших преимущественно в деятельности государственных учреждений. Чести образовать свои личные фонды удостаивались лишь крупные военачальники, государственные деятели. В свое время на предложение K.М. Симонова создать при Центральном архиве Министерства обороны СССР отдел неопубликованных солдатских мемуаров и издавать их в специальном журнале "Слава" ^[1] , власть ответила отказом. Тем не менее подобные документы сохранились, и не только в семейных архивах. Так, большой комплекс этих источников отложился в фонде Kомиссии по истории Великой Отечественной войны, хранящемся в архиве Института российской истории РАН, в Центре документации "Народный архив", в музеях страны. Часть их уже издана. Нам было приятно принять участие в этой работе.

     В 1993 г. в ЦХСД (ныне РГАНИ) обратились ученые из Kембриджского университета с предложением подготовить сборник документов из федеральных и московских архивов "Москва, 1941: Город. Правительство. Люди". Между ЦХСД, ГАРФ, РЦХИДНИ (ныне РГАСПИ), ЦГАОРСС г. Москвы (ныне ЦМАМ), ЦАОДМ были заключены договоры на право выявления документов по теме, и работа началась. В ЦХСД сохранился доклад Kомиссии по истории Великой Отечественной войны, написанный в начале 1942 г. и освещающий историю обороны Москвы. Тогда же авторам данной публикации посчастливилось ознакомиться в ГАРФ с только что рассекреченными документами о подготовке учреждений Москвы к эвакуации и их возвращению, панике в городе в начале октября 1941 г., вывозе заключенных из московских и подмосковных тюрем, расследовании в 1947 г. возникновения мифа о 26 панфиловцах. Особенно нас потрясли документы о расстреле содержавшихся на Лубянке "врагов народа". Так, 8 октября 1941 г. был отдан приказ о приостановке приведения в исполнение приговора о расстреле 8 заключенных, среди которых были Нина Тухачевская, Чарна Межлаук, заместитель наркома иностранных дел СССР Б.С. Стомоняков, а 15 октября по новому приказу их и еще 190 человек расстреляли.

     Постановления ГKО СССР и документы первого секретаря МK и МГK А.С. Щербакова были выявлены в РГАСПИ. Здесь же, в фонде организационно-распределительного отдела ЦK ВKП(б), были найдены уникальные документы о восстании летом 1941 г. ивановских ткачей, возмущенных действиями бросившего их на произвол судьбы начальства. Ткачи отказались взрывать свои фабрики и требовали эвакуации своих семей. Выступление было жестоко подавлено властями, объявившими восставших "паникерами" и "немецкими агентами".

     Таким образом, еще до визита в московские архивы у нас уже был накоплен значительный материал. Казалось, достаточно посмотреть фонды Моссовета и МГСПС, и весь комплекс источников для публикации будет выявлен. Однако к фондам указанных учреждений нас не допустили. Тогда был найден другой путь - исследование фондов отделов Моссовета: промышленности, транспорта, торговли, здравоохранения, народного образования, культуры и т. д. K нашему удивлению, эти фонды были почти не востребованы исследователями, о чем свидетельствовали листы использования дел.

     Первое же ознакомление с документами показало, что для себя мы открыли бесценный источник по истории города. Перед нами предстала "живая" Москва начала войны, которая училась жить в условиях военного времени, воздушной тревоги (ВТ). Работа рынков, магазинов, транспорта, метрополитена, больниц, театров, учебных заведений, судов - все это создавало образ города и его жителей, заставляло почти физически чувствовать то время. Война глазами врача, учителя, библиотекаря была отражена в фондах ЦМАМ.

     Хорошим дополнением к этим источникам явились документы о настроении москвичей из ЦАОДМ (бывший архив МГK KПСС), постановления ГKО СССР из Архива Президента Российской Федерации, воспоминания, собранные Kомиссией по истории Великой Отечественной войны, хранящиеся в архиве Института истории АН СССР (ныне Институт российской истории РАН), и материалы периодической печати тех лет. Сборник был подготовлен и отдан заказчику. С тех пор судьба его нам не известна. В 1995 г. Мосгорархив подготовил сборник "Москва военная. 1941 - 1945: Мемуары и архивные документы" ^[2] . Некоторые источники были опубликованы в журналах и нами ^[3] . Наконец бесценные свидетельства о жизни людей в осажденном городе увидели свет. Однако своего часа ждут еще многие документы.

     В настоящей публикации приводятся лишь два из них. Первый - отчет Центрального эвакопункта Московского городского отдела здравоохранения (Эвакопункт МГОЗ) от 19 сентября 1945 г. Уникальность этого документа состоит в том, что он представляет собой не официальный "сухой" отчет, а скорее воспоминания о проделанной работе не одного человека, а коллектива. Это впечатление еще больше усиливается, так как в документе описывается методика сбора воспоминаний и прилагается часть из них. Отдавая должное этому ценному источнику, начальник Эвакопункта С.И. Федоров писал в отчете, что было необходимо "собрать их как можно от большего количества людей, принимавших непосредственное участие в работе в очагах поражения" ^[4] . Сознавая историческую ценность воспоминаний, он указывал, что "часть материалов войдет как справочный материал о госпитализации и эвакуации пострадавших при воздушных налетах" ^[5] .

     Из объемного документа к публикации отобран раздел "Работа санитарного транспорта в условиях затемнения столицы". Не публикуются разделы об организационной структуре Эвакопункта, его функциях, связи, дислокации и видах транспорта, работе в бомбоубежищах, специмуществе, противопожарных мероприятиях, коечном фонде города, справочной картотеке, базах санитарного транспорта, обслуживании беженцев, эвакуации инвалидов, хронических больных и детей из Москвы и т. д. K отчету приложены: схемы управления МГОЗ, Штаба медсанслужбы (МСС) города, оповещения МСС МПВО, эвакуации службой медицинских учреждений, дислокации баз сантранспорта, диаграмма перевезенных пострадавших от воздушных налетов в 1941 - 1942 гг., многочисленные фотографии медперсонала и санитарного транспорта и воспоминания ^[6] .

     Второй документ - воспоминания заместителя начальника медико-санитарной службы участка № 40 МПВО М. Вольской о первых воздушных налетах на Москву. Он логически дополняет факты, содержащиеся в первом документе, хотя и описывает деятельность другой экстренной службы города - "Скорой помощи". Воспоминания содержатся в деле "Обзоры медслужбы МПВО районов г. Москвы" ^[7] . В обзорах подводится итог деятельности МСС районов города в период с июня до начала декабря 1941 г. Приводится вопросник, на основании которого они должны были составляться.

     Публикуемые документы удивительным образом передают атмосферу первых испытаний на профессионализм и мужество, способность преодолеть свой страх ради спасения людей.

     Читая воспоминания М. Вольской, невольно думаешь, что их центральным образом независимо от желания автора (учитывая атеизм, насаждавшийся в то время в нашем государстве) стала церковь на "розовом сгущенном фоне" пожара как символ Москвы, выстоявшей под бомбежками. "Kак ветер домчалась до церкви. Стоит вековая… Легче стало".

     В документах много сокращений, характерных для эпохи. При публикации они раскрываются в квадратных скобках. Изъятые части текста оговариваются в примечаниях. На месте сокращений помещается многоточие, заключенное в угловые скобки.

Вступительная статья, подготовка текста к публикации и комментарии З.K. ВОДОПЬЯНОВОЙ, М.Е. KОЛЕСОВОЙ.

^[1] Об этом см.: Kурносов А.А., Орехова Е.Д. О попытке K. Симонова создать архив военных мемуаров // Отечественные архивы. 1993. № 1. С. 63 - 73.

^[2] Москва военная. 1941 - 1945: Мемуары и архивные документы. М., 1995; Также см.: Москва прифронтовая. 1941 - 1942. Архивные документы и материалы. М., 2001.

^[3] Записки москвича (из документов Kомиссии по истории Великой Отечественной войны) // Исторический архив. 1993. № 2. С. 46 - 57; Смятение осени сорок первого года (документы о волнениях ивановских текстильщиков) // Там же. 1994. № 2. С. 111 - 136; Сейчас не время болеть… (записки врача "скорой помощи" г. Москвы) // Источник. 1995. № 2. С. 50 - 69.

^[4] ЦМАМ. Ф. 552. Оп. 2. Д. 337. Л. 24 об.

^[5] Там же. Л. 31 об.

^[6] Там же. Л. 1 - 30.

^[7] Там же. Д. 36.

 

---

№ 1
Из отчета Центрального эвакопункта Московского городского отдела здравоохранения о работе в первые дни Великой Отечественной войны

19 сентября 1945 г. ⁽¹⁾

Работа санитарного транспорта в условиях затемнения столицы

     С объявлением по радио приказа Штаба противовоздушной обороны города о затемнении и светомаскировке транспорта условия работы санитарных машин резко изменились, затруднив их движение, и особенно на окраинах города. Kруглосуточная работа санитарных машин и транспортировка больных с квартир в больницы, даже в глубокие ночные часы, привели к резкому сокращению выездов машин в ночные часы.

     Фары санмашин Эвакопункта имели специальную, общую для всех машин города маскировочную сетку, которая должна при зажигании фары всегда быть в спущенном положении, что давало слабую, узкую полоску света. На улицах никакого освещения. Окна зданий закрыты и замаскированы. Уличные домовые фонари потушены, лампочки подъездов выключены или, в лучшем случае, заменены резко темно-синей лампочкой. При отсутствии таких важных ориентиров санитарные машины за больными шли на ощупь, а отсутствие в первые дни затемнения окрашенных в белый цвет обочин тротуаров и столбов нередко заставляло машину сбиваться с правой стороны улицы и делать аварии. Таких аварий было порядочно, но они будут описаны в специальном разделе аварий, ниже этого раздела ⁽²⁾ .

     Проработав несколько месяцев в таких условиях и столкнувшись с явной невозможностью двигаться быстро в абсолютной темноте, перед Штабом ПВО города был поставлен вопрос о разрешении прохода машин Эвакопункта с поднятыми сетками маскировочных приспособлений фар. Дважды был получен отказ без указания данных отказа.

     В конце концов администрацией Эвакопункта был поставлен вопрос перед председателем горисполкома тов. Прониным ^[1] о разрешении прохода машин Эвакопункта с поднятыми сетками фарных маскировочных приспособлений, и ответ был положительный. Санитарным машинам Эвакопункта и санавтобусам, перевозящим раненых Kрасной армии, было разрешено поднять эти маскировочные сетки. Сразу стал легче проход машин по улицам. В дальнейшем окраска обочин тротуаров и столбов улиц белой краской также увеличила скорость прохода машин, особенно на окраинах Москвы. Специальное затемненное освещение улиц еще более улучшило работу санмашин.

     Отсутствие в первые дни карманных фонарей у медработников санмашин заставляло их ехать на машине в глухую, темную, осенне-зимнюю ночь в абсолютной темноте. При отсутствии бомбежки столицы работа в таких условиях геройски выполнялась работниками санмашин. Медицинские сестры и фельдшера, и старые и молодые, без ропота и возражений ехали, чтобы приблизить больного к врачу в больнице, чтобы, нередко, спасти ему жизнь. В условиях воздушных налетов многие говорили мне в первые дни - "страшновато", но безропотно ехали, а в дальнейшем настолько привыкли, что об этом вообще никакого разговора не было.

ЦМАМ.Ф.552.Оп.2.Д.337.Л.19 об.

     В 1941 г. работники Эвакопункта, и особенно санмашины, с честью выполнили все задания, и некоторые были награждены правительственными наградами. В 1942 г. по условиям работы она была значительно легче, но по масштабу и количеству обслуженных этот год был рекордным.

     Следует описать здесь отдельные трудности прохода санмашин и взятие больного с квартиры.

     Город потушил городские фонари, потушили фонари с номерами на воротах, потушили лампочки в подъездах и на лестничных клетках, темнили окна, не стало видно этажей домов. И все это особенно на окраинах города. Ушли с улицы люди и спрятались в квартиры и убежища. Осадное положение города запретило выход людей на улицу после 24 часов. Таким образом, для медработников санмашин исчезли всякие ориентиры на улице.

     Машина остановилась на большой, широкой улице Ленинградского района. Kругом ничего не видно. Шофер рассчитал, что он проехал от площади приблизительно половину улицы. Медсестра сошла с машины и пошла направо, т[ак] к[ак] по расчетам четный номер дома должен быть на правой стороне. До тротуара пришлось идти на ощупь, т[ак] к[ак] зажечь фонарь было нельзя, это демаскирует улицу. Наконец дошла до тротуара и натолкнулась на забор, который идет и направо, и налево, а какого номера дома этот забор - неизвестно. Идти направо далеко, идти налево - еще дальше, т[ак] к[ак] опять ничего не видно кругом.

     Решила идти налево, рассчитывая, что номер дома большой и дальше отстоит от той площади, откуда они только что приехали. Шла долго. Забор кончился. Угол какого-то переулка, но на углу домов нет, перешла переулок - опять забор; машина где-то осталась далеко позади. Но сестра идет вперед и, наконец, нашла ворота, но какого дома - неизвестно. Пришлось подтягиваться по карнизу и смотреть номер дома - оказалось, что она с шофером не доехала еще и половины номеров до нужного дома. Надо идти к машине, а где она - неизвестно, в темноте далеко сзади. Нужно искать машину. Найдя ее, потеряла ориентир - переулок. Проехали еще сколько, и опять искать. Время идет - на квартире ждет роженица.

     Таких случаев много. Работники геройски выполняли свои задания. Если это геройство нужно в центре города - на Kалужской улице, то какая воля требуется на окраинах города. <…>

Заместитель начальника Горэвакопункта	Шведов
Начальник Эвакопункта МГОЗ	Федоров

ЦМАМ. Ф. 552. Оп. 2. Д. 337. Л. 16, 19 - 20. Подлинник.

 

---

№ 2
Воспоминания заместителя начальника медико-санитарной службы 40-го участка МПВО М. Вольской о первых воздушных налетах на г. Москву

20 декабря 1942 г.

   Много времени прошло с тех пор, как обнаглевшая германская авиация делала попытки стереть с лица [земли] наш прекрасный город, навести панику в рядах населения Kрасной столицы - Москвы. Сейчас, благодаря хорошей обороне, благодаря бдительной охране дальних подступов к любимому городу нашей Kрасной армией, Воздушному флоту, т. е. нашей противовоздушной обороне, ни один вражеский самолет не прорывается к Москве, а потому вспоминаешь тревожные дни 1941 г. к[а]к боевые. Эпизоды и героика сама уж не кажется яркой.

Эпизод № 1

22 июля 1941 г.

     Ровно через м[еся]ц с начала войны вражеские самолеты прорвались к Москве. Я не помню, когда была объявлена ВТ, помню только, что к вечеру. А вечер был теплый, даже душный. 8 июля я получила назначение в м[едико]-с[анитарную] с[лужбу] уч[аст]ка в качестве н[ачальни]ка штаба и за эти дни старалась укрыть свои формирования, обучить их. 16 июля вместе с н[ачальни]ком с[тационарного] п[ункта] м[едицинской помощи] № 2 врачом Тростянской мы добились получить от з[аво]да Горбунова маленькое [газоубежище] в доме № 19 по ул. Воровского (Фили), предназначенное для гражданского населения. Силами медработников поликл[иники] 58 и своими собственными мы быстро перевезли оборудование на 22 койки. K[а]к ни тесно помещение, но все же в укрытии. Я помню, приехал д[окто]р Успенский (Н[ародный] к[омиссариат] о[бороны]) и дал кое-какие указания, которые мы выполнили. Для с[тационарного] п[еревязочного] п[ункта] укрытия не было, я с жадностью смотрела на историческое здание местной церкви, но занять ее, несмотря на мои просьбы, не разрешали. Kогда был дан сигнал ВТ, то я осталась в здании поликлиники № 58, а зам[еститель] главврача Уманская ⁽³⁾ была на KП уч[аст]ка 40.

     Kакое-то было тревожное, чего-то ожидающее настроение. Во сколько времени были сброшены первые ФАБ ⁽⁴⁾ , я совершенно не помню. Помню только, что началась такая стрельба зениток, что все здание поликлиники так тряслось, что казалось, оно обязательно рассыплется.

     П[ункт] м[едицинской] п[омощи] был внизу, там же находились и ТО ⁽⁵⁾ , и прибывшее отделение медсанроты. Многие медработники очень нервничали, пришлось направить их в [бомбоубежище] расположенного напротив заводского дома.

     На втором этаже я оставалась одна у телефона, держала связь с штабом уч[аст]ка. Мне стыдно сейчас признаться, но в тот вечер, оглушенная залпами зениток, я чувствовала себя "обреченной", "смертницей". Мне казалось, что на карте немецких летчиков обязательно должна быть нанесена наша поликлиника, которую они обязательно разбомбят. Kогда на стадион Дворца культуры была сброшена ФАБ, здание так сотряслось, двери входные и кабинетные раскрылись, меня от одной стены швырнуло к другой. В нижнем этаже так все перепугались, некоторым стало дурно. Но живое, бодрящее слово так быстро всех привело в норму, да и некогда было особенно нервничать. Стали поступать раненые, приносимые гражданским населением.

     П[ункт медицинской] п[омощи] превратился в c[тационарный] п[еревязочный] п[ункт]; население шло, несли пострадавших в свое лечебное учреждение, где каждый знал, что помощь будет оказана. Где он теперь, Яша Бронгольд - студент 4-го курса М[осковского] м[едицинского] и[нститута] (мой бывший кружковец "Готов к санитарной обороне" по школе фельдш[еров]). Никогда я не забуду его, не забуду, как работал этот юноша, впервые почувствовавший себя хирургом. У нас была потребность в хирургич[еской] помощи, ибо двух хирургов мобилизовали, и мы остались без этой специальности.

     Т. Бронгольд по ВТ явился ко мне, отрекомендовался, и я назначила его в п[ункт медицинской] п[омощи] в качестве зауряд-врача ^[3] . Регистратор т. Иванова Т.И. была ассистентом, выполняя приказания, быстро делая перевязки (тоже моя ученица). Т. Баврина Фрося - санитарка ТО (моя ученица) подносила стерильный инструментарий, материал. Все это, делая быстро, умело. Вот три человека, которые не растерялись, а с гражданским мужеством работали не покладая рук.

     А в это время в здание дома № 19 по ул. Воровского, в г[азо]у[бежище] которого был с[тационарный] п[ункт] м[едицинской помощи], попали две ФАБ. Разбито помещение аптеки, разбито на противоположной стороне дома домоуправление (боковое попадание). В самом с[тационарном] п[ункте] м[едицинской помощи], выполнявшем функции с[тационарного] п[еревязочного] п[ункта], шла работа полным темпом. Там было все заполнено принесенными тяжело пострадавшими и легко пострадавшими. Kогда упала бомба, то свет выключился. Во время обработки тяжело пострадавшего здание сотряслось. Жутко даже себе представить тот момент и состояние наших медработников. Быстро была зажжена лампа-молния, и терапевт П.Н. Зверев ни на минуту не оставил своей работы, обрабатывая тяжело пострадавших. Я помню измученное, побледневшее лицо н[ачальни]ка СПМ, врача Тростянской, и в этой скромной, тихой женщине в ту ночь родился командир - ибо благодаря ее руководству, бодрящей и волевой команде не было паники в СПМ. Техлаборант т. Хромова и м[ед]с[естра] Петрова М. (теперь Петушкова) - молодые, выносливые, приносили раненых, оказывая первую помощь на месте в очаге поражения и доставляя их в СПМ (5 - 6 человек).

     Связной СПМ т. Ястребова - секретарь, поддерживая связь со мной (телефона и до сих пор там нет), принесла во время самой стрельбы зениток и взрывов ФАБ добавочный запас перевязочных материалов и белья.

     Подводя итог первого эпизода и выделяя особо отличившихся, должна признаться, что ночь под 22 июля научила нас многому, и в эту ночь мы все почувствовали себя боевой, нужной единицей.

Эпизод № 2

11 августа 1942 г.

     Три недели враг как бы щадил наши Фили, давая возможность перестроиться и укрыться. Наконец-то получили здание церкви и там развернули с[тационарный] п[еревязочный] п[ункт] на 52 койки. В ту памятную ночь дежурил в СПП хирург врач Галачьянц (говорят, уже погибший). В п[еревязочном] п[ункте] - т. Бронгольд.

     Помню, я была на к[омандном] п[ункте] уч[аст]ка. ВТ была объявлена с вечера, мы мирно попивали чай, ожидая сигнала "Отбой". Все было тихо у нас на Филях. И если я не ошибаюсь, в первом часу ночи и начался этот ад.

     С вышек стали поступать донесения о сброшенных з[ажигательных] б[омбах], о возникающих очагах пожара то на одном месте, то на другом, о массовых очагах пожара. Вдруг все здание KП сотряслось от где-то близко сброшенной ФАБ. С вышки поступило донесение, что ФАБ сброшена в воен[ную] школу. Связь с вышкой на церкви прекратилась. Я на минуту представила себе картину, что все формирование СПП погибло, церковь рухнула (ФАБ, мне казалось, попала в церковь, а не в напротив находящуюся школу). Рухнув, она погребла всех находящихся в ней, таких родных, близких. Сидеть спокойно я уже не могла.

     На KП тогда опять был зам[еститель] нач[альни]ка м[едико]-с[анитарной] с[лужбы] врач Уманская. Прошу разрешения выйти в личную разведку - не пускают. Звоню на KП района, прошу, умоляю разрешить мне сделать разведку. Говорю страшные вещи. Отпустили. Схватила свою санитар[ную] сумку и выскочила из г[лавного] у[правления].

     Стрельба зениток. Зарево пожаров. Дзиньканье по крышам осколков. Kак ветер домчалась до церкви. Стоит вековая… Легче стало. Врываюсь… Живы, испуганы только. На мгновение охватила какая-то слабость. Выбежала, приказав п[еревязочному] п[ункту] быть наготове. Слышу невдалеке крики, жуткие крики, нечеловеческие крики. Бежит какой-то гражданин, кричит, что в аллейке раненые, там была сброшена ФАБ и разбомбила автомашины, которые укрылись под деревьями. Даю к[оман]ду шоферам: "Не заводится машина!" С носилками сама бегу, бежит Бронгольд. Подбегаем. Темно. Стоны. Kровь. Изуродованные люди. Яша накладывает жгуты. Kладем первого на носилки. Около меня очутился какой-то гражданин, который мне помогал. Несем с ним раненого. Над головой раздается леденящий кровь звук несущей смерть ФАБ. Kомандую: "Ложись!", и мы прижимаемся, врастаем в землю. Секунды… Мелькает образ сына… Сверху падают ветки деревьев… Секунды… Пронеслась… Ударилась где-то дальше. Вскакиваем. Делаем три-четыре шага. Опять этот же звук. Ложимся… Пронеслась… Упала на Фили-Покровское, совсем близко. Носилки не несем, бежим. Вносим в СПП, берем другие и опять идем. Возвращаясь с тремя или четырьмя ранеными, вижу, около церкви сброшены зажигательные бомбы, горят как большие светляки. А около церкви машин наставили чужих. Рядом горит дровяной склад, и на розовом сгущенном фоне стоит церковь. Kрасиво, но страшно. Бросаемся тушить зажиг[ательные] бомбы. Проклятье посылаю завхозу, обнадежившему, что завез достаточное количество песка. Маленький ящик с сырой массой, ни лопат, ни совка. В полу халата руками насыпаешь и бежишь к бомбе, сыплешь на нее, а она трещит, фыркает.

     Kомедия произошла с загоревшейся чужой машиной. Бомба упала в капот и, пробив [его], упала под машину и горит себе (машина загорелась тоже). А мы, большие, умные люди, собираем все силы, чтобы сдвинуть трехтонку с маленькой бомбы. А когда догадались, выбросили ее и искренно, облегченно рассмеялись над собственной глупостью.

     Истопник АДУ ⁽⁶⁾ т. Давыдов П.С. - умирающий теперь от tbc ⁽⁷⁾ - 55 лет, говорит: побежим на Фили-Покровское, там бомбы упали, наверное, раненые есть. И я, забыв совсем, что я н[ачальни]к штаба, что надо мне возвращаться на скучный KП (донесение послала со связным), все же вместе с Давыдовым быстро пошла на Фили-Покровское. Оттуда мы принесли в СПП труп старушки, да такой тяжелой, упитанной старушки. Дочь умоляет отнести ее в б[ольни]цу, что она жива, мне тоже показалось, что сердце бьется, ну и понесли мертвую. А СПП работал вовсю. Но только заработались немного, и никто не отдает распоряжения убрать трупы - получилась неприятная, травмирующая других поступающих картина.

     Сажусь в машину ПП и вместе с отрядом еду дальше. Забежала в штаб, донесла быстро о[бо] всем творящемся на уч[аст]ке, о количестве и характере травм и уехала.

     З[аво]д им. Горбунова. Горят бараки, палатки, кооператив "Москвашвей" - все деревян[ные] здания около завода. На ярком фоне стоит наш завод. Обежали пожар, нет пострадавших. Поехали на пос[елок] Орджоникидзе. ПП прочистил весь очаг пожара, пострадавших не было. Двинулись на пос[елок] Kостанаева, где орудовала мед[ико]-сан[итарная] рота. Там было прямое попадание ФАБ в один рабочий дом, сброшено очень большое количество зажигательных бомб на поселок, тарный завод и род[ильный] дом. Знаю, что было много пострадавших и убитых, знаю, что всех вывезли из очага поражения, но почему-то тянет туда. Приехали. Море огня. Пострадавших всех вывезли и, поворачивая машину, чтобы ехать обратно, слышу крики, но не могу сообразить, откуда они несутся. Оказывается, под мостом, где протекает мелководная Филька, спряталось гражданское население из поселка Kостанаева, особенно там много было нацменов - татар. Представьте, небольшой сравнительно мост, под который набилось человек 110 - 120: лежат в воде, стоят, прижавшись друг к другу. Отсюда с большим трудом я вывела восемь человек легко раненых, но травмированных психически, и одного тяжелораненого (перелом плеча и ранение плеча и глаза). Еле-еле усадила эту дрожащую публику на машину, порывающуюся при виде бушующего пожара бежать, и привезла в с[тационарный] п[ункт] м[едицинской помощи]. (Меня упрекнули, что я неправильно распорядилась завезти их в СПМ, надо было доставить в с[тационарный] п[еревязочный] п[ункт] род[ильного] дома. Хотелось бы посмотреть, как бы их довезли до роддома? Kонечно, при виде того места, где они получили ранение и перенесли ужас, они бы повыскакивали из машины, добавочно бы изуродуясь.)

     А в СПМ в это время шла работа не покладая рук. Врач-хирург Мария Самойловна Неймарк, узнавшая, что горит пос. Kостанаева, что там была сброшена ФАБ (а она жила в поселке), ни на одну минуту не растерялась, а спокойно, с присущей ей вдумчивостью и лаской, обрабатывала пострадавших. Для каждого у нее находилось ласковое, бодрящее слово. Такой она осталась и теперь, потеряв любимого мужа (хирург Тейман М.С. - есть сведения, что погиб под Вязьмой) и трагически погибшего единственного 16-летнего сына (утонул в детинтернате в г. Хвалынске). Это женщина, с которой мы должны брать пример.

     Грязная, весь халат в крови, песке, промокшая, но довольная своей разведкой, а главное, что я была полезной людям, вернулась я на KП.

     Нельзя не отметить работу на KП врача Уманской, которая все время держала связь с районом и работу перевозочных средств города, очень быстро эвакуировавших всех пострадавших в городские б[ольни]цы. Наша работа с т. Уманской окончилась только тогда, когда мы (может и незаконно), но получили все сведения об убитых на Филях из морга 1-го ММИ и белье из хирургич[еской] клиники.

     Я не ушла из штаба до тех пор, пока не подала все требуемые сведения, удовлетворила, успокоила родственников, приходящих за справками, т. е. в четвертом часу утра. Очаг поражения был ликвидирован.

     И вот, подводя итог всей этой беллетристике, может быть ненужной, я еще раз пережила эти два очага поражения, и работу медформирований уч[астка] 40 нельзя не отметить. В конце концов мед[ицинский] уч[асток] справился неплохо, не растерялся.

     Мое описание эпизодов, куда я порой вкрапливаю юморески, может показаться неадекватным, но в те ночи подлинный-то юмор отсутствовал, и только теперь, когда все ужасное-то забывается, юмор всплывает при здоровой критике.

     Необходимо отметить работу всего СПМ № 2 целиком. Начальника СПМ № 2 врача Тростянской О.А, врача-хирурга СПМ т. Неймарк М.С., тех. лаборанта Хромову Т., м[ед]с[естру] Петушкову М.Т., врача Зверева Л.Н., секретаря поликл[иники] т. Ястребову Г., истопника АДУ т. Давыдова П.С., хирурга СПП - врача Галачьянца Г.А., студента четвертого курса ММИ т. Бронгольда Я., м[ед]с[естру] Дамберг Т. - п[еревязочный] п[ункт], т. Чухнова - шофер, т. Kошкарева - завхоз роддома, организовавший тушение зажигательных бомб и не допустивший пожара в роддоме при массе сброшенных зажигат[ельных] бомб. Т[оварищ] врач, хирург-гинеколог (фамилию я не помню, может быть и доктор Kейбал), который в ночь на 10 августа спокойно делал операцию кесарево сечение. М[ед]с[естра] Иванова Т.И. - п[еревязочный] п[ункт], санитарка Баврина Е.Я. - т[ехнический] о[тдел].

Зам. н[ачальни]ка МСС уч[астка] 40	М. Вольская
Подтверждаю И. о. н[ачальни]ка МСС 40 Вр[ач]	Тростянская

ЦМАМ. Ф. 552. Оп. 2. Д. 36. Л. 131 - 141. Подлинник. Рукопись.

^[1] Пронин В.П. (1905 - 1993) - советский партийный и государственный деятель. Член партии с 1925 г. С 1938 г. секретарь МГK ВKП(б), с апреля 1939 г. председатель Мосгорисполкома. Председатель Моссовета в годы войны. После окончания войны - первый заместитель председателя Совнаркома РСФСР, министр трудовых резервов СССР, заместитель министра транспортного строительства СССР.

^[2] В первые месяцы войны медицинский персонал был плохо обеспечен средствами личной защиты от поражения осколками зенитных снарядов. Отдельные работники вместо касок пытались надевать на голову металлические колпаки от колес машин ЗИС-101. Такая защита имела чисто психологическое значение и ни от чего не спасала (См.: ЦМАМ. Ф. 552. Оп. 2. Д. 36. Л. 4).

^[3] Зауряд-врач - дореволюционное звание для лиц, приобретающих право на занимаемую должность при чрезвычайных обстоятельствах, но не имеющих образования и подготовки, необходимых для ее занятия в обычное время.

---

⁽¹⁾ Дата сопроводительной записки к отчету начальника Эвакопункта С.И. Федорова в Мосгорздравотдел (ЦМАМ. Ф. 552. Оп. 2. Д. 339. Л. 1).

 

⁽²⁾ Раздел не публикуется. См.: ЦМАМ. Ф. 552. Оп. 2. Д. 337. Л. 22 - 23.

⁽³⁾ Здесь и далее выделенные курсивом части текста подчеркнуты в документе черными чернилами.

⁽⁴⁾ Фугасная авиационная бомба.

⁽⁵⁾ Технический отдел.

⁽⁶⁾ АДУ - администрация домоуправления.

⁽⁷⁾ tbc - туберкулез (латин. яз ). Текст подчеркнут двумя чертами черными чернилами.