(1) - так обозначены ссылки на примечания. Примечания в конце главы

{1} - так отмечены номера страниц в книге

Протоиерей Александр Киселев

Облик генерала А.А.Власова

(Записки военного священника)

ГЛАВА ПЯТАЯ

БЛИЖАЙШИЕ СОТРУДНИКИ

     Вступая на путь борьбы, ген. Власов вступал на него не один, а с теми, кого он назвал своими друзьями. В понятие друзей он включал как ближайших своих единомышленников, так и всех далее стоящих соратников, до последнего левофлангового солдата, о котором он не раз говорил: "Солдат, это святой человек".
     Считаю своим долгом упомянуть, что знаю хотя бы о некоторых из них.

* * *

     Генерал-майор Красной Армии Федор Иванович Трухин. Начальник штаба РОА. Образованный человек и кадровый офицер, читавший лекции в Академии Генерального Штаба. Он происходил из старой дворянской семьи. Брат его, Иван, (кавалергард) погиб в Самсоновской армии. Приведу маленький эпизод, характеризующий этого, всегда подтянутого, несколько замкнутого человека.
     Ген. Трухин, находясь в немецком плену, в лагере Хаммельбург, был в команде погребателей, которые по утрам выносили из бараков трупы умерших за ночь. Трухин болел язвой желудка. Однажды, из соседнего сербского лагеря военнопленных, ему под проволокой дали несколько пригоршней  белых сухарей. (1) Ген. Трухин не {92} взял сухари себе лично, а велел разделить их на пять частей, по числу лиц, состоящих в этой команде. К числу этих пяти принадлежал майор С. А. Шейко, который и рассказал мне этот эпизод. Майор Шейко знал семью Трухиных еще по России. Впоследствии он был в числе близких ген. Трухину лиц, работавших в штабе РОА. Шейко говорит о Трухине, как о человеке, верующем с детства. В изголовьи кровати у Трухина висела иконка Курской Божией Матери и он не ложился спать не помолившись.
     Он глубоко верил в правоту Освободительного Движения. Кап. В. Штрик-Штрикфельдт вспоминает однажды сказанные им слова на совещании небольшого круга руководителей Движения: "Наше движение будет жить, пусть даже оно принесет плоды уже, может быть, тогда, когда нас не будет". (2)
     Как сейчас помню его высокую, прямую фигуру, когда он нагоняет нашу колонну на марше из Мюнзингена — я шел с офицерской школой — и улыбается моему странному виду. Иду я, покрытый поверх рясы советской кавалерийской шинелью, которой меня укрыл от моросящего дождя милый майор Стрельников. Некоторое время ген. Трухин идет рядом со мной и рассказывает об общем положении дел.
     Генерал-майор Красной Армии Василий Федорович Малышкин был начальником организационного отдела КОНР"а, и одним из самых близких соратников ген. Власова. Он родился в семье инженера путей сообщения и был хорошо образованным человеком, до страсти любившим поэзию.
     По окончании военной академии он был оставлен при академии для чтения лекций. Впоследствии, находясь на посту начальника штаба сибирского военного округа, был арестован по делу Тухачевского. {93}
     В это время В. Ф. Малышкин проявил редкое мужество и стойкость. Сколько ни билось НКВД, изощряясь в пытках и истязаниях, но так и не смогло добиться от него "сознания" в несовершенных преступлениях. "... богатырь по натуре, Малышкин оказался на редкость стойким человеком. Много раз уносили его в камеру в бессознательном состоянии, но никаких показаний он не подписал". (3)
     Трудно забыть приветливую улыбку этого обаятельного, умного и энергичного человека, который, столько перенеся в своей жизни, сохранил редкую жизнерадостность.
     Во второй половине апреля 1945 г. ген. Власов послал его в сопровождении кап. В. Штрик-Штрикфельдта парламентером к американцам. Он дошел до генерала Пэтча, командующего 7-й американской армией. Кап. Штрик-Штрикфельдт говорит, что при этих переговорах "Малышкин превзошел сам себя". В ответ на слова американского генерала, что Сталин и русские — их союзники, ген. Малышкин с жаром ответил:

     "Мы — ваши союзники, ген. Пэтч, а не те. Мы ведь те же русские. Власов один из тех русских генералов и героев Красной армии, что защищали Москву от немецкого наступления и нанесли немцам их первое тяжелое поражение. Мы все — русские и бывшие красноармейцы. Но мы встали на сторону свободы. А что значит свобода, вы, ген. Пэтч, как американец, знаете много лучше, чем я". Малышкин говорил убедительно и страстно. По выражению его лица и по его жестикуляции видно было, насколько сильно он переживал трагическую судьбу своего народа и своих солдат. То, что я пишу, — лишь бледное отражение его страстной речи..." (4)

     На следующий день, при вторичном свидании, ген. Пэтч сообщил парламентерам, что русские дивизии должны тотчас же сложить оружие и что с ними будут обращаться, как с немецкими военнопленными.

     "Пэтч после этого неожиданно протянул Малышкину руку. — Как генерал американской армии, я сожалею, гене рал, что это все, что я могу сказать вам. От себя лично я добавлю, что делать это мне весьма не по душе. Я понимаю вашу точку зрения и хотел бы заверить вас в моем личном глубоком уважении. Но и вы должны меня понять: я — солдат". (5)

* * *

     Генерал-лейтенант Красной Армии Георгий Николаевич Жиленков вышел из среды беспризорников и поднялся до высокого чина генерал-лейтенанта. Такой путь свидетельствует о немалой одаренности человека.
     Его, пожалуй, менее, чем кого-либо другого, считали выразителем идей Освободительного Движения. Вилла с блестящим адъютантом, красавицей секретаршей, породистыми псами, и сам генерал, как-то уже очень не гармонировали с общим настроением. На фоне всеобщего убожества может быть все это казалось более «роскошным», чем было на самом деле? Я в этой вилле был у него лишь однажды. Он просил ознакомить его с тем, что я собираюсь сказать на оглашении Манифеста в Берлине.
     Близко знавшие его по ежедневной работе сохранили впечатление о нем, как о человеке, живущем перед зеркалом: Хорошо ли я сказал? Хорошо ли я выгляжу? Некоторые считали его беспринципным, ибо он легко склонялся на сомнительные вещи, однако, он никогда не шел на соглашательство с гитлеровцами и резко оспаривал их, включая министра пропаганды Геббельса.
     Однако, подлинное в человеке раскрывается не во время благополучия, (хотя бы относительного!) а во время горя.
     Кап. В. Штрик-Штрикфельдт сидел вместе с ним в американском плену. Ему мы и предоставим слово.

     "Во время воскресного богослужения мы вдруг обнаружили в церкви Жиленкова. Он также нас увидел. Во второй половине дня он уже нашел к нам дорогу — через ряд сообщающихся друг с другом чердаков. Это была одна из его очередных блестящих проделок. Там, где ему приходилось натыкаться на стены, он терпеливо выламывал кирпичи, проделывая лазы... Жиленков добился, что через несколько дней его перевели в наше помещение... Жиленков, без сомнения, был наилучшим товарищем, которого можно было себе пожелать в плену... Он раздавал свои сигареты и часто даже часть своего пайка... Бывшему гаулейтеру Вартегау, сильно исхудавшему Грейзеру, Жиленков, проходя мимо, подсовывал иногда что-нибудь съестное, когда тот, сидя один за столом (остальные его избегали), жевал свою скудную пищу. Он жалел даже и этого человека, которого раньше никогда не видел. Этот, некогда высокого ранга политический комиссар и генерал, вспомнил опыт своей жизни беспризорника и развил поразительную деятельность, в которой сочетались ловкость, находчивость, юмор и чисто русская человечность... Наша комната вскоре стала временами походить на сапожную или портняжную мастерскую. Материал и инструменты Жиленков доставал у американцев легально или же, как он говорил, "с маленьким взломом" кладовой, в которой американцы хранили постельные принадлежности, брезент и др. вещи". (6)

* * *

     Из всего нашего генералитета мне больше всего приходилось встречаться с ген. Михаилом Алексеевичем Меандровым. Я познакомился с ним еще в Берлине, когда он был в чине полковника Красной Армии. Позднее я служил в гарнизонной церкви в Мюнзингене, где он был начальником Первой свободной офицерской школы и начальником гарнизона. Под его начальством я шел с частями этого гарнизона до Фюссена (Бавария). Вскоре все наши части были интернированы американцами. Я сразу установил с ними связь и постоянно ездил к ним для совершения богослужений и других общих дел. Так было до моего переезда в Мюнхен и назначения обслуживать лагерь другого священника.
     Все  это давало  мне  возможность видеть Михаила Алексеевича при разных обстоятельствах, в результате чего я проникся к нему глубоким уважением. Среди некоторых других генералов и старших офицеров, он выделялся своим моральным обликом. Аскетический и трудовой образ его жизни не мог не быть для многих идеальным примером. Сын московского протоиерея, он через всю жизнь сохранил свою православную веру. Его нередко можно было видеть молящимся в церкви, как в Мюнзингене, так и в американском плену.
     Ген. Меандров твердо верил в принципиальность и разумность американской демократии.

     "Мы не преступники, писал он, а честные идейные борцы, и нам нечего бояться выдачи в руки советских властей, порукой тому демократические государственные принципы, существующие в Америке"... (7)

     Именно благодаря этому, оставаясь во главе интернированных военнопленных, он держал подчиненные ему части, в условиях плена, как организованную войсковую единицу и безоговорочно отрицательно относился к индивидуальным побегам. В начале плена для побегов не было никаких затруднений. Даже в конце, перед выдачами, при большом желании, это было возможно.
     "Мы проиграли эту войну, но не битву за освобождение", часто говорил ген. Меандров. Эта короткая фраза передавала всю его непоколебимую веру в Россию и ее светлое будущее.
     То, что он внушал другим, тому он оказался верен и сам. За несколько часов до выдачи, когда каждый спасался, как кто может, ему была предоставлена возможность побега, от которой он наотрез отказался.
     Рыцарские слова этого благородного человека, почти смешные для наших дней, когда понятия совести и чести исчерпаны почти до конца, были: - "Ну, уж если... не верить слову американских офицеров, то после этого и жить не стоит". (8) {97}

Примечания

1. Все военнопленные, за исключением советских - благодаря тому, что Сталин отказался подписать женевскую конвенцию о военнопленных - получали нормальное довольствие.
2. В.Штрик-Штрикфельдт. Стр. 241.
3. Б.Николаевский. Стр. 232.
4. В.Штрик-Штрикфельдт. Стр. 389.
5. В.Штрик-Штрикфельд. Стр. 393.
6. В.Штрик-Штрикнельдт. Стр. 395, 396, 400.
7. А.Г. Алдан. Стр. 80.
8. А.Г. Аллан. Стр. 49.