Осенью 1944 г. руководство Третьего Рейха дало согласие на  учреждение органа, который взял на себя задачу объединения всех антикоммунистических сил России. Череда военных поражений и катастроф на Восточном фронте вкупе с антигитлеровским заговором 20 июля 1944 года привели нацистскую верхушку к мысли о необходимости привлечь на свою сторону сотни тысяч антикоммунистов и их организации, большинство из которых  к тому времени (осень 1944 г.) признавали авторитет пленного русского генерала А.А. Власова. ОДНР — Освободительное Движение Народов России стало еще одной попыткой российских антикоммунистов развернуть войну против большевистского режима, использовав поддержку другого тоталитарного режима — нацистского[1].

 

14 ноября 1944 г. в древнем славянском городе Праге был создан Комитет Освобождения Народов России (КОНР) во главе с генерал-лейтенантом А.А. Власовым. Через четыре дня, 18 ноября 1944 г. в Берлине, во дворце Европа-Хауз, в присутствии немецких наблюдателей состоялось торжественное обнародование Манифеста КОНРа. Комитет выразил чаяния миллионов русских людей, а также украинцев, белорусов, кавказских и других народов, томившихся в лагерях СССР. Еще в большей мере Манифест КОНР отражал устремления миллионов военнопленных и остовцев, находившихся под властью рейха. Поэтому на торжественном заседании в Берлине присутствовали самые разные по национальному составу представители России. Участвовало в заседании и православное духовенство.

 

Перед нами — историческая фотография, на которой запечатлены три духовных лица, участвовавшие в берлинском обнародовании Манифеста. Справа налево –  Председатель Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей митрополит Анастасий, митрополит Берлинский и Германский РПЦЗ Серафим (Ляде) и настоятель Берлинского Воскресенского кафедрального собора протоиерей о. Адриан Рымаренко[2].

 

 

Прежде чем говорить об отношении о. Адриана (в будущем архиепископа Андрея) к власовскому движению (ОДНР), следует остановиться на биографии этого, безусловно, выдающегося православного пастыря.

 

О. Адриан Рымаренко был духовным сыном оптинских старцев, Анатолия-младшего (Потапова) и, в значительной степени, Нектария (Тихонова). Адриан Адрианович Рымаренко родился 28 марта (по новому стилю) 1893 г. в г. Ромны Полтавской губернии, в семье промышленника, некогда богатой, но разорившейся. По окончании Роменского реального училища он поступил в Петроградский политехнический институт, где с отличием проучился 3 года. Будучи инженером, А. Рымаренко тем не менее всегда интересовался областью гуманитарной, увлекался Достоевским, встречался и беседовал с православными пастырями[3]. Поиски истинного смысла жизни привели молодого человека в Оптину пустынь, где он обрел духовника и путеводителя своей жизни — старца иеромонаха Нектария. Именно в Оптиной пустыни инженер Рымаренко определил свой дальнейший жизненный путь и получил благословение старца Нектария рукополагаться в священники[4].

 

К иерейской жизни у А. Рымаренко было одно необыкновенное предзнаменования. Будучи еще молодым человеком, А.А. Рымаренко на должности статистика работал в Полтавской губернии и по долгу службы объезжал с другими статистиками села и деревни. Он уже тогда решил принять священство, но никто из попутчиков этого не знал. Во время поездки каждый раз происходило что-то странное. Всякий раз, когда подвода приближалась к очередному селу, раздавался колокольный звон. Мог быть в одном селе престольный праздник, но не во всех же! — вспоминал позже, уже в США, Владыка Андрей (Рымаренко). — Мог архиерей объезжать свою епархию, но архиерея нигде не встречали. Тем не менее, колокольный звон повторялся у каждого села. Один из статистиков тогда сказал: "Это неспроста: быть кому-нибудь из нас архиереем"[5]. Слова эти оказались пророческими — в США в 1968 г. протоиерей Адриан после смерти супруги, принял монашеский постриг с именем Андрей и был хиротонисан во епископа Роклэндского Русской Зарубежной Церкви.

 

1 октября (по ст. стилю) или 14 октября (по н. ст.), в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, архиепископ Парфений рукоположил в Полтаве А. Рымаренко в диаконы, а через три дня в священники[6]. В тяжелейшие годы преследований, разгула атеистической политики состоялась хиротония. Однако хиротония состоялась в знаменательный день — Сама Пречистая Дева, Царица Небесная брала под Свой Омофор жизнь и деятельность молодого пастыря. У о. Адриана был также видимый помощник и молитвенник — оптинский старец Нектарий. Жизнь под водительством старца необходима православному человеку во всякое время, тем более водительство является насущным в годы преследований, общественной смуты и церковных нестроений. Старец Нектарий Оптинский, молитвенник за Россию и многострадальный русский народ, скончался под епитрахилью о. Адриана, который сподобился читать отходную по великому духовнику. После о. Нектария оставался еще о. Никон Оптинский, но с кончиной о. Нектария, словно не стало Оптиной Пустыни как светоча благодати и старчества. Однако оптинское дело, оптинскую любовь к Богу и ближнему сумели сохранить и умножить духовные дети старцев — архиереи, иереи, диаконы, миряне. Одним их таких наследников оптинского духа был иерей о. Адриан Рымаренко.

 

Некоторое время о. Адриан служил в церкви св. Александра Невского в г. Ромны, затем церковь закрыли, батюшку сослали в Киев под надзор. Он служил тайно, а иногда скрытно проникал в алтарь с ведома служивших священников и молился на богослужениях. Из-за нехватки документов о тогдашнем периоде мы, со слов лиц, знавших о. Адриана, предполагаем, что он служил и в катакомбной церкви. В 1930 г. о. Адриана арестовали. Известный эмигрантский писатель Владимир Самарин, ссылаясь на духовное чадо о. Адриана, князя Д.В. Мышецкого, сообщает, что из тюрьмы батюшка вырвался "буквально чудом. Его освободили только потому, что тяжко заболел"[7].

 

Мы не знаем, сколько раз арестовывался о. Адриан, однако располагаем другой, очень любопытной, с духовной точки зрения, версией освобождения. Бывший близким к Владыке Андрею о. Александр Федоровский, старший священник Ново-Дивеевского монастыря, штат Нью-Йорк, США рассказывал, что после ареста о. Адриан попал на допрос к следователю ОГПУ, от которого никто никогда не выходил живым, все получали смертный приговор. Был ли следователь из известной в Киеве Лукьяновской тюрьмы, о которой упоминает В. Самарин, мы также утверждать не можем. Вероятно, точный ответ на этот вопрос, хранится в архивах бывшего киевского ОГПУ. По словам о. Александра Федоровского, супруга и духовные дети о. Адриана, узнав об аресте и о том, какой следователь должен его допрашивать, стали усиленно молиться и служили молебны. Допрос оказался очень коротким. О. Адриан вошел в кабинет к следователю, тому самому страшному следователю. Тот говорит: "Садитесь, гражданин". Только батюшка хочет садиться, как в кабинет входит незнакомый человек и убирает из-под него стул со словами: "Выйдите в коридор!" Оказалось, что пришли другие чекисты и арестовали этого страшного следователя. У чекистов, видимо, начались очередные репрессии. В коридоре о. Адриану стало плохо, и в связи с арестом следователя, батюшку отпустили домой[8]. Так, в очередной раз Господь не допустил расправы над своим служителем. Повторяем, мы не уверены, что эта история случилась в 1930 г. Может быть, она произошла и в конце 1930-х годов, незадолго до советско-германской войны. Тем не менее, история свидетельствует об особом Божием попечении и покрове над священником о. Адрианом.

 

Прослужив какое-то время в Киеве, о. Адриан вынужден был вновь перейти на нелегальное положение. Он переживал годы скитаний, переезды из города в город, совершал тайные богослужения и требы, постоянно рисковал и свободой, и самой жизнью — т.е. вел настоящую жизнь священника Катакомбной Церкви[9]. Трудно представить себе, как можно в таких условиях жить, кормить живущую где-то семью и служить, подвергаясь опасности быть арестованным. Поэтому когда мы слышим порой обвинения в адрес духовенства за то, что оно открыто служило при Советской власти, то сложно подобрать "черно-белый" ответ. О. Адриан Рымаренко служил в рядах катакомбников и среди "сергианского духовенства", очевидно, руководствуясь не принципом, "какой ты юрисдикции", а направлялся туда, где более всего нуждалась паства.

 

В последние месяцы перед войной 1941 г., о. Адриан, по его собственному выражению, "гнил за шкафами", т.е. лежал и прятался в домах знакомых. Как-то во время очередной "волны" массовых ночных арестов НКВД в Киеве о. Адриан получил прибежище в доме профессора-протестанта, женатого на православной. И батюшка, не желая подвергать риску семью профессора, выходил ночью (напомним, что в Киеве шли ночные аресты) во двор дома. "Встанешь, возьмешься за дерево и так всю ночь простоишь", — вспоминал уже в США владыка Андрей Рымаренко[10]. Нужно ли объяснять, что после такого многолетнего существования на грани жизни, ареста и смерти начавшаяся 22 июня 1941 г. война между СССР и нацистской Германий казалась избавлением. После занятия Киева немцами о. Адриан стал духовником возрождающегося Покровского женского монастыря, одновременно организовал дело помощи нуждающимся, создал дом для престарелых и увечных, больницу[11] — впоследствии эта социальная активность была развернута о. Адрианом в США в устроенным им Ново-Дивеевском женском монастыре. О. Адриан, помня завет старца Нектария ничего не предпринимать без благословения епископа, окормлялся в Киеве у схиархиепископа Антония (Абашидзе), жившего в Киево-Печерской Лавре.

 

 

Имя о. Адриана было хорошо известно многим православным киевлянам, оставшимся жить под немецкой оккупацией. Научная и творческая интеллигенция, рабочие, домохозяйки, священнослужители и причетники, а также многочисленные беженцы, которых в Киев приносили "волны" наступления Красной Армии, уважали о. Адриана. Просматривая различные воспоминания, свидетельства и отклики соотечественников о батюшке Адриане, понимаешь, что уважение и авторитет этого пастыря гонимой Церкви происходили не только от оптинского прошлого.

 

Его уважали и любили за твердое стояние в вере, за то, что не "сломался" в 1920-30-е гг.; за то, что всегда помнил о своем пастырском назначении и притекал к пастве открыто в храм или в условиях катакомбной конспиративности в молельный дом; за то, что при новой, гитлеровской власти не стал служить миру сему и его страстям, из которых одна — политика — более всего могла одолеть сердце обиженного, затравленного, униженного священника; за то, что "смоковница" (душа) о. Адриана не высохла, а дала многоплодие, а именно: истовое служение в киевских храмах, проповедничество, забота о старых, больных и беженцах, наконец, воспитанные и подготовленные старцами дары рассуждения духовности и мудрости.

 

Осенью 1943 г. фронтовая ситуация стала указывать на возможно скорое занятие Киева силами Красной Армии. в октябре 1943 г. состоялась эвакуация протоиерея о. Адриана с семьей и общиной духовных чад на Запад, в сторону третьего рейха. Движение на запад, подальше от власти И. Сталина началось с первых дней наступления Красной Армии под Москвой. Крестьяне, рабочие, граждане, интеллигенция, духовенство – представители различных социальных слоев - собирали семьи, небогатые пожитки и отправлялись с отступающими частями вермахта на Запад. Можно ли утверждать, куда и почему они шли? Почему значительное количество советских граждан так стремительно уходило от Красной Армии, которая очень желала их "освободить"? Неужели Третий Рейх с его расистской, антиславянской по сути, политикой привлекал их больше? Неужели все эти тысячи людей были «предателями» России? Ответ, скорее всего, состоит в том, что наши беженцы шли не к Гитлеру, а уходили от Сталина, Они испытывали ненависть к режиму нацистов, но еще более ненавидели режим большевиков, который создал гигантскую систему концлагерей, тотальной слежки и принуждения к труду во имя построения социализма в одной, отдельно взятой стране.  Наши беженцы уходили от одного тоталитарного государства к другому, в котором, по крайней мере, была возможность свободного вероисповедания и организации антикоммунистической борьбы.

 

Интересно, что Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл очень четко и нелицеприятно дал оценку обоим режимам: «Я думаю, что, не оправдывая, а осуждая репрессивные режимы, мы должны все-таки делать различие между режимом репрессивным и режимом  человеконенавистническим. Для меня нацизм — это режим человеконенавистнический. Сталинизм — это репрессивный режим, и в какой-то степени режим преступный, потому что в результате действий этого режима погибали невинные люди. Но при этом именно Советский Союз более всего жертв положил на алтарь освобождения и своей страны, и всего мира от того, что несло угрозу всей человеческой цивилизации»[12].

 

О. Адриан, уже находясь в эмиграции в США, будучи архиепископом Андреем (РПЦЗ), написал целый доклад на тему "Православие, большевизм и наша эмиграция". В этом докладе он более подробно изложил свою точку зрения на молитвы русского исхода в годы второй мировой войны. По его словам, многие бежали в Германию не из страха перед расстрелом или коммунистическим режимом, а для того, чтобы не потерять уже раз найденный путь христианской жизни, чтобы освободить свой дух, чтобы продолжать жить по-христиански и строить христианский быт. И в Германии, в тяжелых условиях остовских (каторжных) лагерей, русские люди продолжали стремиться к Церкви и к православному быту, видя в них единственное утешение и надежду. К Церкви тянулась и "остовская" молодежь, не знавшая на родине Бога и теперь только в горе и страданиях почувствовавшая Его[13].    

 

Прибыв в Германию, о. Адриан был назначен настоятелем Воскресенского собора в Берлине (Русская Зарубежная Церковь). 8 марта 1944 г. митрополит Берлинский и Германский Серафим (Ляде) подписал распоряжение, в котором говорилось:

 

Берлин, 8 марта 1944 г.

 

Его Высокопреподобию

Протоиерею о. Адриану Рымаренко,

Настоятелю Кафедрального Воскресенского

собора гор. Берлина

 

Определением Преосвященного Серафима, Митрополита Берлинского и Германского, от 8 марта 1944 г. постановлено: Преосвященного Филиппа, Епископа Потсдамского, освободить от занимаемой им должности при Кафедральном Воскресенском соборе гор. Берлина и назначить на должность настоятеля означенного собора протоиерея Адриана Рымаренко, на каковое назначение получено согласие Имперского Министерства Церковных Дел 25 февраля 1944 за № 111 102/44.

 

О сем сообщить Преосвященному Епископу Филиппу, прот. А. Рымаренко, Приходскому Совету Берлинского Кафедрального собора и Имперскому Министерству Церковных Дел.

 

Митрополит Берлинский и Германский:

(подпись) Митрополит Серафим[14]

 

 

Берлинский кафедральный собор Воскресения Христова[15] в 1943-1944 гг. стал в буквальном смысле слова центром, притягивавшим множество русских людей, оказавшихся в Берлине и вообще в Германии[16]. Несмотря на запреты немецких властей, несмотря на варварские бомбардировки города, в собор по воскресениям съезжались сотни людей. В этот своеобразный "центр" и был назначен духовный сын преп. Нектария Оптинского киевский священник о. Адриан, который энергично взялся за обязанности настоятеля.

 

С этого времени, а возможно, и с того момента, как о. Адриан предписанием митрополита Серафима стал настоятелем собора де-факто (примерно с декабря 1943 г.), жизнь Берлинского Воскресенского храма круто переменилась. Собор перестал открываться только в определенные дни и часы для богослужений. Он превратился в круглосуточный пункт оказания помощи и участия. Под собором находился большой подвал с огромной печью для центрального отопления. В этой печи, в большом подвешенном чугуне, всегда варилась похлебка для каждого голодного. В связи с этим просятся в текст слова Христа: "Когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя не позвали, и не получил ты воздаяния. Но, когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых: и блажен будешь, что они не могут воздать тебе; ибо воздастся тебе в воскресение праведных". (Лк. 14, 12-14). Протоиерей Адриан исполнял именно эту евангельскую заповедь, ибо многих из тех, кого он звал в скромную приходскую столовую, он уже никогда не увидел, да и не надеялся увидеть — молох войны пожирал без разбора всех и вся. В подвале кафедрального собора кормили именно нищих остовцев, беженцев и нелегально проходящих через Берлин неизвестно откуда и неизвестно куда соотечественников, а также  увечных, хромых и просто больных. Настоятель собора ни у кого не спрашивал аусвайса (удостоверения личности), он просто шел за Христом, хотя его личное будущее было закрыто очень грозными военными тучами. Службы теперь стали ежедневными и утром и вечером, а с учетом молебнов и панихид — практически непрерывными. "Душой всего этого, — вспоминал тогдашний священник собора о. Александр Киселев, — был молитвенный и мудрый батюшка отец Адриан, новый беженец с юга России, прибывший с большой группой верных Церкви и ему людей"[17]. 

 

По словам близкого о. Адриану князя Д.В. Мышецкого, который все годы войны прошел с батюшкой и был его переводчиком с немецкого и английского языков[18], настоятеля интересовали две основные вещи: богослужения и помощь ближнему. Настоятель восстановил полный круг богослужений, организовал ежедневно поющий хор под руководством одной монахини (вероятно, подвизавшейся в свое время в киевском Покровском женском монастыре), доставал продукты и наладил работу столовой, которая кормила сотни человек. О. Адриан, сам понесший невосполнимую утрату - в Берлине под бомбами погиб его старший сын Серафим -,  сам ежедневно рискующий погибнуть от авиабомбы, дарил столько утешения и уверенности людям, открыто или нелегально пришедшим в собор из остовских бараков[19] ! В. Самарин, живший тогда в Берлине (как уже говорилось, впоследствии известный русский журналист и публицист в США), хорошо помнил службы в Воскресенском соборе. Люди приезжали в метро, приходили пешком из разных концов Берлина — собиралось до тысячи и больше молящихся. "Как молились тогда, как молились!" — восклицал В. Самарин, очевидец тех богослужений[20].  

 

Берлинское служение о. Адриана подходило к концу. Итог войны становился ясен, и он был не в пользу Третьего Рейха. Скатываясь в яму позорного поражения, нацистское руководство искало любые способы спасти положение на фронтах, решило оказать поддержку, конечно, на очень тяжелых условиях, русским антикоммунистам. Как уже говорилось выше, в Праге был учрежден КОНР под руководством генерал-лейтенанта А.А. Власова.

 

В нашем распоряжении нет обилия документов, подробно характеризующих отношение о. Адриана к ОДНР, однако его участие в берлинском заседании говорит само за себя. Протоиерей, прошедший у себя на родине гонения и перемены курса от "левого уклона" к "правому" и наоборот, обладал достаточным опытом, чтобы выработать свое собственное, самостоятельное отношение к новому антикоммунистическому движению. Сохранилось воспоминание одного их украинских антикоммунистических  лидеров, члена Президиума КОНР профессора Ф.П. Богатырчука на этот счет. Вот что он рассказывал о позиции о. Адриана:

 

"Первый мой визит [в Берлине, накануне создания КОНР — А.К.] был к отцу Адриану (теперь епископу Андрею), которого я знал еще по Киеву и всегда почитал его за стойкость в вопросах веры и морали. Я рассказал ему о той уверенности в перерождении нацистов, которая питает энтузиазм Власова, и выразил свои сомнения на этот счет, основанные, главным образом, на киевском опыте.

 

— Допустим, что Вы правы, и нацисты нас, как и прежде, хотят использовать только для пропаганды, — сказал о. Адриан. — Возникает вопрос, не будем ли мы в состоянии, даже в этом наихудшем случае, облегчить участь наших соотечественников [военнопленных и остовцев — А.К.], находящихся здесь в очень тяжелых условиях? Ответ ясен, конечно, можем. Ваше сердце, несомненно, выскажется за участие в ОДНР, а через наше сердце с нами говорит Бог. Поэтому вступайте [в КОНР — А.К.] без колебаний. — И с этими словами он благословил меня частицей мощей Великомученицы Варвары, которые он всегда возил с собой"[21].

 

Создание КОНР и его вооруженных сил происходило в условиях надвигавшейся военной катастрофы Третьего Рейха. В феврале 1945 г. руководство Комитета приняло решение о постепенной эвакуации комитетских структур, некоторых гражданских лиц и духовенства из Берлина[22].  Основные структуры Комитета переезжали в Карлсбад. Куда же переезжало берлинское духовенство, в т.ч. служившее в кафедральном соборе?

 

Протоиерей, в 1945 г. — иерей, о. Димитрий Константинов в то время получил предписание немедленно выехать в Мюнзинген для совершения богослужений в формировавшейся 1-й дивизии Вооруженных сил КОНР. О. Димитрий до того момента окормлял центр Русского Освободительного Движения в Дабендорфе (Школу пропагандистов РОА) и теперь был назначенным ответственным (фактически протопресвитером) за организацию духовного окормления частей КОНР. Молодому иерею (36-летний Димитрий Васильевич Константинов был рукоположен только в ноябре 1944 года, за 2 месяца до описываемых событий) случилось ехать в Мюнзинген из Берлина, и вот как он описывает атмосферу эвакуации берлинского духовенства с вокзала Ангальтербанхоф:

 

"Вокзал был переполнен людьми, стремившимися так или иначе уехать из Берлина, подвергавшегося ежедневным налетам союзной авиации. Стоял сильный мороз с ветром, гулявшим вовсю по полуразрушенному вокзалу и его платформам. У одной из пассажирских платформ стоял поезд, наполненный военными в форме РОА [Русской Освободительной Армии — А.К.]. Как выяснилось, с этим поездом ехал генерал Власов со своим штабом и ближайшими сотрудниками, направляясь в Мюнзинген на смотр 1-й дивизии. Мы с Орловым[23] были гостеприимно встречены и устроены в небольшом купе, где не без удовольствия расположились в тепле после длительного пребывания на морозе. В поезде было довольно людно. Царила несколько нервная обстановка. Ожидался очередной налет союзной авиации..." [24]

 

Еще направляясь к поезду, о. Димитрий и А.А. Орлов заметили группу духовных лиц, сидевших на своих вещах и чего-то ожидавших. Устроившись в поезде, о. Димитрий и его псаломщик вышли на платформу и направились к стоявшему на морозе духовенству. Оказалось, что это были, главным образом, священнослужители Берлинского кафедрального собора. Среди них был настоятель собора о. Адриан Рымаренко, о. Георгий Бенигсен[25], о. Александр Киселев (духовник штаба А.А. Власова) с семьями, о. архимандрит Серафим Иванов, будущий архиепископ Чикагско-Детройтский РПЦЗ, с группой монашествующих. Там же стояли и другие духовные и не духовные лица. Видимо, решение Президиума КОНР об эвакуации не касалось берлинского духовенства, раз оно пребывало на вокзале, ожидая в неизвестности своей судьбы; либо это решение не было исполнено.

 

Так или иначе, о. Димитрий счел долгом как-то помочь этому духовенству. "Мне пришлось обратиться к одному из штабных офицеров [А.А. Власова — А.К.], — вспоминал о. Димитрий. — Последний пригласил меня пройти в штабной вагон и представил меня военному в генеральной форме. Не помню теперь, кто это был, но, как мне кажется, я имел дело с генералом Боярским...[26] Генерал отдал распоряжение и мне сообщил, что к поезду будет прицеплен еще один вагон для духовенства. Так это и было. Поезд отошел от платформы, потом был снова подан задним ходом, и в его конце оказался прицеплен пустой вагон, в который были водворены все духовные лица, ожидавшие отъезда и тогда же благодарившие меня. Все они туда поместились, и мы с Орловым тоже перешли в их вагон, проехали с ними весь путь, коротая его взаимным обменом мнений"[27].

 

Таким образом, благодаря помощи о. Димитрия Константинова, в феврале 1945 г. о. Адриан и его семья выехали из Берлина на юг и оказались в Мюнзингене. В ближайшее воскресенье в Мюнзингене, где размещалась 1-я дивизия КОНР, о. Димитрий и берлинское духовенство во главе с архимандритом о. Серафимом соборне отслужили литургию в специально отведенном зале. Было очень много исповедников и причастников из числа военнослужащих дивизии[28]. Впереди у власовцев, да и у духовенства, стояла неизвестность, несомненное поражение Германии, победа союзников и возможное "возвращение" на родину, где их ожидало суровое наказание за антисоветскую деятельность. Поэтому глубоко верующие солдаты и офицеры дивизии КОНР использовали богослужения для укрепления духа и обретения спасительной благодати.

 

Какое время протоиерей о. Адриан находился со своей семьей в Мюнзингене, мы не беремся утверждать, ибо не располагаем данными на этот счет. После Второй мировой войны община о. Адриана плодотворно развивалась в Вендлингене близ Штутгарта. О. Адриан окормлял православных беженцев войны. В Вендлингене были открыты мастерские по изготовлению церковной утвари. В Вендлинген приходили скрываться от насильственной репатриации в СССР сотни людей.

 

«Православная Русь», орган Русской Православной Церкви Заграницей, в № 18 от 15-28 сентября 1949 г., сообщила о прибытии в Нью-Йорк бывшего настоятеля Берлинского кафедрального собора во время войны митрофорного протоиерея А. Рымаренко с супругой и сыном. В сообщении также указывалось, что после окончания Второй мировой войны о. Адриан основал в земле Вюртемберг "церковную общину единомысленных людей с полумонашенским общежительным уставом, которую возглавлял около 4-х лет. Часть его общины уже переехала в Америку, часть на пути, часть проходит комиссии"[29]. Почти сразу же по прибытии в США о. Адриан был назначен Синодом РПЦЗ строителем и духовником открывающегося женского монастыря "Ново-Дивеево"[30]. 

 

Закончился европейский и начался американский период служения о. Адриана в Русской Церкви. В штате Нью-Йорк была создана Ново-Дивеевская женская обитель, а при ней — дом для престарелых и немощных русских людей, оказавшихся в США, и кладбище. На этом кладбище нашли покой десятки наших соотечественников послереволюционной и послевоенной эмиграции, многие из них внесли огромный вклад в русскую научную мысль, культуру, в  подъем православной духовности, в развитие антикоммунистической борьбы. Супруга о. Адриана, Евгения Григорьевна, глубоко верующая женщина, также духовная дочь оптинских старцев, прошедшая с ним скорбный путь в Киеве, Польше, Германии, скончалась 1/14 октября 1963 г. — в праздник Покрова Божией Матери, т.е., в день диаконской хиротонии своего супруга: и здесь не оставила Владычица семью Рымаренко. Евгения Григорьевна похоронена на  кладбище в Ново-Дивеево.

 

2/15 марта 1968 г. протоиерей Адриан Рымаренко был хиротонисан в епископа Роклэндского, а накануне — пострижен в монашество с именем Андрей. Следовательно, и это событие (епископская хиротония) оказалось связанным с попечительством Божией Матери, ведь 2/15 марта Церковь отмечает праздник иконы Державной. Скончался владыка Андрей 12 июля 1978 года, на день святых первоверховных апостолов Петра и Павла.

 

В завершающий период земной жизни владыка Андрей вновь определил свое отношение к власовскому движению. В 1960-е годы среди ветеранов ОДНР возникла идея воздвигнуть на территории США памятник солдатам, офицерам и всем участникам движения. Инициатором создания памятника выступил Александр Иванович Анамин, бывший участник Белого движения, дроздовец, и бывший офицер штаба генерала А.А. Власова. Был создан комитет, сделаны необходимые пожертвования, в 1968 г. был изготовлен памятник. Остался вопрос, где поставить монумент. Об этом автору статьи рассказывал в Филадельфии, штат Пенсильвания, председатель Руководящего Совета Союза борьбы за освобождение народов России Иван Данилович Корниенко. Памятник власовцам должен был стоять не просто на американской территории, но в каком-то очень известном русском центре, куда бы съезжались ветераны, проводили панихиды о павших воинах, устраивали небольшие митинги и поминальные трапезы. Ветераны ОДНР даже определили дату сбора для панихид и встреч – каждый год в начале августа, когда А.А. Власов и его соратники по движению были казнены в Москве[31]. И.Д. Корниенко вспоминал, что никто из архиереев Зарубежной Церкви открыто не благословлял установку памятника. Ни Джорданвилльский монастырь в штате Нью-Йорк, ни Свято-Владимирское кладбище в Джексонвилле, штат Нью-Джерси, не приняли памятник. Наверное, в этом тоже был Промысел Божий. Тогда архиепископ Роклэндский Андрей пошел навстречу и благословил поставить памятник на территории Ново-Дивеевского монастыря, где он сам настоятельствовал. «Он никого и ничего не боялся, был решительным», - вспоминал И.Д. Корниенко.

 

Решение владыки было мудрым, логичным, продуманным, но, самое главное, духовным, а не политическим. В монастырь приезжают паломники, приезжают родственники сотен эмигрантов, лежащих на монастырском кладбище, приезжают бывшие солдаты и офицеры власовских частей. Они приезжают, чтобы помолиться, имеют возможность говеть, подготовиться к исповеди и причастию. В транспортном отношении монастырь вполне досягаем – около 40 минут езды от Нью-Йорка, крупного торгового, административного и транспортного центра США.   

 

 

Мы привели все эти факты для того, чтобы показать отношение архиепископа Русской Церкви к движению, до сих пор вызывающему разные оценки и горячие споры в России. Не политических интриг, не политической победы, не власти искал о. Адриан,  когда поддерживал ОДНР. Опытный священник, прошедший атеистические репрессии в СССР, он видел, как благодаря власовскому КОНР тысячи людей (восточные рабочие-каторжане, военнопленные, беженцы войны) избавлялись от голодной смерти, казни, немецких издевательств. Это нисколько не умаляет подвига тех наших соотечественников, кто вел другую борьбу – борьбу против нацистов на оккупированных землях и в самом Рейхе. Мы говорим и о том, что благодаря деятельности духовенства в дивизиях, учебных центрах, гражданских управлениях участники КОНР обретали веру, крепили надежду на возрождение православной России. Христос, а не фюрер и не горячо любимый вождь, вел о. Адриана. Однако возникает другой исторический вопрос: почему архиепископ Андрей поддержал идею установления памятника в Ново-Дивеево, когда Вторая мировая война ушла в далекое прошлое? Мы полагаем, не из-за того, чтобы привлечь как можно больше паломников и жертвователей в монастырь. Идея ОДНР по-прежнему была ведущей в политических кругах эмиграции в США в 1970-е годы, и ее «окультуривание», ее христианизация в стенах монастыря была крайне своевременной. Владыка понимал, что без Христа, без Церкви российские антикоммунисты не могут продолжать борьбу за возрождение России. Борьбы за освобождение освящалась, становилась частью православного образа жизни, а не пошлым, пусть и очень громким, политическим актом. Не актом слепой ненависти, но актом созидания и любви к Отечеству земному ради Отечества Небесного. Владыка оставался архипастырем для своей паствы – разной по своим политическим взглядам, необыкновенно талантливой, трудолюбивой в США и веровавшей во Христа.