Из истории публикации документов царской семьи в 1918-1920-е гг.*

 

Изучение публикации документов царской семьи в первые годы советской власти имеет общеисторическое значение, включая историю архивного дела и археографии. Важно вскрыть истинные причины и подоплеку этой акции, определить, чем был вызван интерес к документам казненного императора и его близких, показать самих публикаторов.

 

Хотя эти вопросы уже затрагивались в трудах по истории археографии, рецензиях [1], далеко не все они изучены должным образом (мало исследована предыстория публикации дневников Николая II в России и за границей, его переписки с императрицей Александрой Федоровной, германским императором Вильгельмом II и др.), совершенно не ставился вопрос о публикации романовских бумаг в прессе. А ведь документы Николая II и членов его семьи появились в центральных газетах сразу после убийства, уже в начале августа 1918 г.!

 

В процессе исследования нам пришлось проанализировать множество источников. Дело в том, что в первых газетных публикациях отсутствуют сведения о том, как и когда романовские бумаги оказались на хранении в государственных архивах, об истории подготовки их к изданию, о публикаторах. Определенная информация об этом содержится в статьях одного из участников этой акции - профессора А.А. Сергеева [2]. Важны также материалы личных фондов М.Н. Покровского и В.В. Адоратского, хранящихся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) и в Архиве Российской академии наук, документы из фонда Главархива СССР, находящегося в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) [3].

 

13 июля 1918 г., за четыре дня до расстрела царской семьи, правительством советской России был подписан декрет "О национализации имущества низложенного российского императора и членов бывшего императорского дома", опубликованный в газете "Известия ВЦИК и Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов" (далее - "Известия ВЦИК") 19 июля, два дня спустя после расстрела Николая II и его семьи [4]. В нем говорилось о том, что "всякое имущество, принадлежащее низложенному революцией российскому императору Николаю Александровичу Романову, бывшим императрицам Александре и Марии Федоровнам Романовым и всем членам бывшего российского императорского дома, в чем бы оно ни заключалось и где бы оно ни находилось", а значит, и документы царской семьи, есть достояние Российской Советской Федеративной Социалистической Республики.

 

В том же номере "Известий ВЦИК", а также в "Правде", тоже за 19 июля, была напечатана информация "В Президиуме Всер. ЦИК" об обсуждении сообщения областного Уральского Совета о расстреле Николая II, состоявшая из двух заметок: "Расстрел Романова" и "Материалы" (в "Известиях ВЦИК" последняя называлась "Переписка Николая Романова"). В ней, имеющей для нашего исследования особое значение, в частности, говорилось: "Затем председатель (Я.М. Свердлов. - Авт.) сообщает, что в распоряжении ЦИК находится сейчас чрезвычайно важный материал и документы Николая Романова: его собственноручные дневники, которые он вел от юности до последнего времени; дневники его жены и детей, переписка Романова и т.д. Имеются, между прочим, письма Григория Распутина к Романову и его семье. Все эти материалы будут разобраны и опубликованы в ближайшее время".

 

Подготовка подобного сообщения в прессе, безусловно, требовала хотя бы общего знакомства с материалами и знания предмета. Одним из тех, кому доверили работу с романовскими бумагами, был известный историк, партийный публицист Михаил Николаевич Покровский (1868-1932). Он окончил Московский университет в 1891 г. и был оставлен при кафедре всеобщей и русской истории; свою общественную деятельность начинал в московских либеральных кругах, примкнув к радикальному крылу "Союза освобождения", однако вскоре отошел от либералов, перейдя в стан марксистов. После поражения революции 1905-1907 гг. эмигрировал во Францию, где вел литературную и научную деятельность. В период реакции примкнул к группе "Вперед", став видным деятелем в этой организации, чего не могли ему простить многие "твердые большевики".

 

Сохранилось немало характеристик Покровского. Так, например, крупный деятель кадетской партии, известный историк П.Н. Милюков утверждал, что Покровский - "злобная, завистливая личность, уже в студенческие годы проявлявшая эти качества по отношению к своим более удачливым товарищам" [5]. Другой видный историк и кадет, коллега Покровского по университету А.А. Кизеветтер писал о нем: "Маленького роста, с пискливым голосом, он выдавался большой начитанностью, бойкостью литературной речи и умением прошпиговать ее саркастическими шпильками по адресу противников. По виду тихенький и смирненький, он таил в себе болезненно-острое самолюбие" [6]. Но, пожалуй, наиболее точную характеристику Покровскому, объясняющую, каким образом тот оказался среди большевиков, дал участник Первой русской революции, впоследствии член-корреспондент АН СССР Н.Л. Мещеряков: "Первое впечатление состояло в том, что видишь перед собой спокойного, уравновешенного ученого, который только по ошибке, по недоразумению попал в такую боевую организацию, какой были всегда большевики. Но это впечатление оставалось недолго - только до первой речи тов. Покровского". Далее он писал, что сама речь "была переполнена ядовитыми сарказмами по адресу противников большевизма. Сарказмы эти вызывали в нас взрыв веселого смеха, но на противников они действовали как острые стрелы пикадора действуют на быков, доводя их раздражение до самого высокого предела" [7].

 

После Октябрьского переворота 1917 г. Покровский был председателем Моссовета, Московского областного Совнаркома, затем работал заместителем народного комиссара просвещения. В советской историографии он считается организатором высшей школы и архивного дела в стране, а также инициатором подготовки "марксистских кадров преподавателей". Любопытно, как оценивал сам Покровский свою роль в период Октябрьской революции: "Если бы я был только профессором - костюм, от которого я долго отбивался, пока Октябрьская революция не надела его на меня насильно - это, может быть, было бы действительно для меня убийственно. Но я на своем, хотя и очень скромном месте, тоже участник революции: а она разве не переполнена мелкими противоречиями? Она соткана из них, но только педант может к ним придираться. Историки следующего поколения… признают, что уж кому-кому, а нам, работавшим в сверхдьявольской обстановке, нельзя ставить всякое лыко в строку, но признают также, надеюсь я, что благодаря нам, им есть с чего начинать" [8].

 

Осенью 1917 г. Покровский был выдвинут кандидатом в депутаты Учредительного собрания от большевистской партии. Узнав об этом, В.И. Ленин писал: "Было бы хорошо, если бы он окончательно вернулся к нам. Но это надо сначала доказать работой" [9]. И Покровский начал доказывать свою лояльность.

 

В первые дни после Октябрьского переворота он руководил "партизанским набегом" в архив бывшего Министерства иностранных дел, о чем вспоминал на торжественном собрании в Центрархиве в 1925 г. по случаю своего 60-летия: "…собственноручно, совместно с английским журналистом Ренсомом, К.Радеком и двумя-тремя курьерами бывшего Министерства иностранных дел укладывал секретные архивы министра, основную базу Архива внешний политики" [10]. Это очень любопытный эпизод из его жизни. В исторической литературе, публицистике и других художественных произведениях о первых месяцах советской власти многократно описываются вскрытие бронированных комнат бывшего МИДа, публикация секретных договоров царского и Временного правительств с иностранными государствами. Главным действующим лицом при этом выступал балтийский матрос Николай Маркин, опубликовавший названные документы [11]. Но это одна из легенд, которыми изобилует наша история. Не мог простой матрос, не имевший специальной подготовки и знаний, проделать такую работу. Глухие, лаконичные упоминания источников говорят о том, что за его спиной стоял М.Н. Покровский, а Маркин был простым исполнителем [12].

 

Поэтому не случайно, что именно Покровскому поручают знакомство с романовскими бумагами. Это поручение в письменном виде не сохранилось, да и было ли оно на самом деле? Многое тогда делалось "конспиративно". Но существуют крайне любопытные письма М.Н. Покровского к жене Л.Н. Покровской в Берн (Швейцария) за июль-сентябрь 1918 г. В письме от 27 июля он, в частности, сообщает, что разбирает бумаги убитого Николая II. ""Интересная работа", о которой упоминалось вчера - разбор бумаг расстрелянного Николая. Самое трагическое, м. б., то, что об этом расстреле никто даже не говорил почти - буквально "как собаку" убили. Жестокая богиня Немезида! То, что успел прочесть, - дневники за время революции (курсив документа. - Авт.) - интересно выше всякой меры и жестоко обличает не Николая (этот человек умел молчать!), а Керенского. Если бы нужно было моральное оправдание Октябрьской революции, достаточно было бы это напечатать, что, впрочем, и будет сделано не сегодня-завтра" [13]. 18 августа Покровский пишет жене, что он "раздираем на тысячи кусков, но главным образом в трех направлениях: между комиссариатом (речь идет о Наркомпросе. - Авт.), САОНом (Социалистическая академия общественных наук. - Авт.) - романовскими бумагами". Далее он упоминает о своем переезде в Кремль, где "под боком самое интересное мое занятие: новый романовский архив. Дневники Николая для меня uberwundene Standpunkt (пройденный этап (нем.). - Авт.). Ими наслаждается публика "Правды" и "Известий"… Я теперь погружен в переписку его и А.Ф. (императрица Александра Федоровна, жена Николая II. - Авт.) во время войны. Она много интереснее дневников" [14]. В письме жене от 8 сентября Покровский замечает: "Решительно уподобляюсь имп. Алекс. Фед-не: та писем менее 12 стр. не признавала" [15].

 

Для разборки романовских бумаг ВЦИК создал специальную комиссию, состав и функции которой были окончательно утверждены решением ВЦИК от 10 сентября 1918 г. (решение подписано Я.М. Свердловым и В.А. Аванесовым, протокол заседания ВЦИК № 11) [16]. В нее вошли М.Н. Покровский, известные в то время журналисты Л.С. Сосновский (редактор газеты "Беднота") и Ю.М. Стеклов [17] (редактор "Известий ВЦИК"), руководитель Главного управления архивным делом (ГУАД) Д.Б. Рязанов и юрист, позднее видный историк и архивист В.В. Адоратский [18]. Очевидно, комиссия приступила к работе еще в середине июля 1918 г. (во всяком случае два ее члена - М.Н. Покровский и Л.С. Сосновский - сразу принялись за работу). Уже 9 августа, одновременно в "Правде" и "Известиях ВЦИК", началась публикация отрывков из дневников Николая II.

 

М.Н. Покровский упоминает в письмах к жене о том, что публика "наслаждалась дневниками Николая". Всего было представлено 30 записей из дневника: в четырех номерах "Правды" за 9, 10, 11 и 13 августа (№ 167-170) и четырех номерах "Известий ВЦИК" (№ 169-172). Однако вскоре публикация прекратилась, несмотря на помету "Продолжение следует". В "Правде" каждая запись была пронумерована латинскими цифрами и имела собственный заголовок - чаще всего цитировалась фраза из дневника, причем, нередко, достаточно вольно. Например, запись от 1 марта 1917 г. приводилась под заголовком "Стыд и позор - нельзя проехать в Царское Село", а в тексте говорилось: "Стыд и позор. Доехать до Царского не удалось". Некоторые из поденных записей из дневников Николая II предварялись редакционными заголовками: "Пробует водворить порядок" (28 февраля 1917 г.), "Сейчас пришлось подписать отречение" (2 марта 1917 г.), "Спал хорошо" (4 марта 1917 г.), "Жгут бумаги" (10 марта 1917 г.), "Продолжают сжигать бумаги и письма" (11 марта 1917 г.), "Солдатские лица не понравились" (7 апреля 1917 г.), "Грустит о Корнилове и Гучкове" (1 мая 1917 г.), "Вспомнили о бумагах - когда они сожжены" (3 июня 1917 г.), "Николай подбодрился" (19 июня 1917 г.), "Керенский победил большевиков - Николай счастлив" (6 июня 1917 г.) и др.

 

В "Известиях ВЦИК" опубликованы те же отрывки из дневника, однако форма подачи текста была иной - отсутствовали нумерация дневниковых записей и их заголовки. В обеих газетах публикацию предваряло специальное предисловие следующего содержания: "Президиум Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета поручил особой комиссии разбор и опубликование дневников и других материалов, найденных у бывшего царя. В первую очередь публикуются те страницы дневника, которые представляют наибольший интерес. Это записи, внесенные рукой Романова в те дни, когда восставший народ решал судьбу монархии в России: февраль, март и последующие месяцы Великой Революции. В дальнейшем комиссия предоставит вниманию читателей страницы дневника, относящиеся к наиболее памятным дням революции 1905 г., к возникновению и ведению войны русско-японской и настоящей мировой войны. Будут также опубликованы и другие страницы дневника. Одновременно с печатанием отдельных выдержек из дневника в газетах комиссия подготовляет к печати весь дневник Николая Романова. В распоряжении комиссии имеется дневник бывшего царя начиная с 1 января 1882 г. Дневник велся аккуратно 36 лет, изо дня в день, без всяких пропусков, кроме редких случаев серьезной болезни Романова, когда он прерывал записи. Дневник будет выходить выпусками. За каждый год - отдельный выпуск. В первую очередь выпускаются книжками дневники за 1905 и 1917 гг. Впредь до выхода в свет полного издания дневников комиссия предлагает вниманию читателей запись за февраль-март 1917 г. Начинаем с 26 февраля 1917 г. Дело происходит в Царской Ставке. Накануне исторического дня жизнь царя течет безмятежно спокойно" [19].

 

Для публикации были выбраны фрагменты из дневника Николая II за февраль-июль 1917 г., что объясняется политическими и пропагандистскими целями. В дневнике за этот период сквозит не только неприятие Февральской революции, но и неприязнь к таким деятелям, как Керенский, и в то же время - явная симпатия к Корнилову. И этим не могли не воспользоваться большевистские публицисты. Несомненно, приведенная выше характеристика Покровским дневников последнего императора относится к данным отрывкам и, возможно, именно Покровский отобрал их для публикации и выступил автором предисловия.

 

Как видно из предисловия, планировалась публикация дневника в полном объеме, однако это не было выполнено. Тем не менее комиссия не ограничилась публикацией записей Николая II. Во второй половине августа Л.С. Сосновский обнародовал сначала в "Известиях ВЦИК" (20 августа), а затем в "Правде" (21 августа) одно из писем императрицы Марии Федоровны к сыну периода Первой русской революции (от 16 января 1906 г.) [20].

 

Лев Семенович Сосновский (1886-1937), партийный деятель, занимался журналистикой, в 1917 г. избран в состав Учредительного собрания. В 1918 г. - член редколлегии газеты "Правда", главный редактор газеты "Беднота". Он вошел в ряды большевиков в период Первой русской революции, долгие годы вел партийную работу на Урале, был хорошо знаком со многими большевиками в Екатеринбурге. В автобиографии Сосновский отмечал, что работал на Урале вместе с Я.М. Свердловым и его женой К.Т. Новгородцевой. Со Свердловым он познакомился в 1905 г., и тот его сразу "очаровал как тип настоящего революционера" [21]. Это может быть случайным совпадением, но, возможно, поручение Сосновскому готовить к изданию романовские бумаги исходило от Свердлова - Сосновский был из числа преданных председателю ВЦИК екатеринбургских большевиков.

 

Поручение Сосновскому Покровский воспринял негативно, он раздраженно писал жене 2 августа 1918 г.: "С этим письмом к тебе должны были идти первые фотографии с романовских бумаг - но черт в ступе и сюда замешался… "Правда" в лице Сосновского аннапорировала (с лат. - "закрывать, опечатывать". - Авт.) эти самые бумаги, забрав ключ от комнаты, где они хранятся" [22]. В упоминавшейся нами автобиографии Сосновский писал: "С весны 1918 г. …я был постоянным работником "Правды", совмещая эту работу с разными другими, но никакой другой не отдавая столько сил, сколько "Правде". Мне пришлось протаптывать дорогу советскому фельетону. Первые месяцы и годы революции, кроме меня и Д.Бедного, фельетонов почти и не писал никто" [23].

 

Публикация письма вдовствующей императрицы Марии Федоровны к Николаю II в центральных газетах вполне объяснима. Большевики продолжали вести активную пропаганду своей политики среди крестьян в вопросе о земле, который с началом Гражданской войны еще больше обострился, и позиция крестьянства приобрела ключевое значение. Главной целью публикации была критика политики царизма по земельному вопросу (Романовы не хотели расставаться с кабинетными и удельными землями, а их отторжения в пользу крестьян требовала Государственная дума). Сосновский справедливо отмечал: "И тогда, и в 1917 г. в центре грандиозной классовой схватки стоял вопрос о земле для крестьян".

 

Газетная публикация, носившая научный характер, предварялась обширным предисловием. В нем Сосновский, в частности, писал: "Разбор переписки бывшего царя с его близкими дает бесконечно ценный материал для понимания всей обстановки Первой русской революции". И далее: "Мы располагаем письмами Марии Федоровны Романовой к царю за весь 1905 г. Письма проникнуты тревогой и чувством непрочности, неуверенности за завтрашний день". Сосновский отмечал, что "орфография письма и подчеркивание отдельных мест воспроизводятся в точности".

 

Готовя публикацию, Сосновский проанализировал значительный комплекс романовских бумаг 1905-1907 гг. В предисловии он упоминает переписку Николая II с С.Ю. Витте, газетные материалы о последнем, называет и другие письма Марии Федоровны, которые "будут опубликованы". Видимо, издание романовских бумаг периода революции 1905 г. предполагалось продолжить.

 

К разборке и публикации документов бывшей царской семьи была подключена также Социалистическая академия общественных наук, созданная 25 июня 1918 г. [24] во главе с М.Н. Покровским. В ее материалах обнаружен протокол заседания социально-исторического разряда от 18 августа 1918 г., на котором присутствовали действительные члены академии А.А. Богданов, А.Г. Гейхбарг, А.В. Луначарский, М.А. Рейснер, а также профессора Д.Н. Артемьев, В.П. Волгин, С.С. Кривцов, К.Н. Левин, преподаватели А.М. Васютинский, И.С. Гроссман-Рощин, В.Н. Крачковский, В.П. Потемкин. Вел заседание М.Н. Покровский. В своем выступлении он указал "на необходимость в настоящее время заняться сортировкой для издания писем и бумаг Романовых, для чего можно было бы привлечь силы академии". Присутствовавшие постановили: "Просить М.Н. Покровского образовать комиссию из членов академии и других лиц для издания бумаг Романовых" [25]. Здесь же обсуждался вопрос об образовании комиссии по разработке материалов войны 1914-1918 гг. (это предложение выдвигалось также на заседании 13 октября 1918 г., а окончательно комиссия была образована 29 мая 1919 г.) [26]. Мы не случайно упомянули комиссию по разработке материалов Первой мировой войны: она активно привлекала документы Николая II и членов его семьи.

 

Работа по подготовке к изданию романовских бумаг в рамках Соцакадемии началась уже в сентябре 1918 г. На первом этапе документы копировали и переводили на русский язык. В личном фонде М.Н. Покровского в Архиве РАН сохранилось письмо В.В. Адоратского на имя Покровского от 29 сентября 1918 г. Корреспондент пишет о том, что ведется копирование писем германского императора Вильгельма II и императрицы Александры Федоровны. Этот важный документ показывает, что уже в то время (сентябрь 1918 г.!) был намечен план первых научных публикаций, среди них - издание переписки Николая II и Александры Федоровны, а также Николая II и Вильгельма II [27]. Для его реализации привлекли специалистов из Наркомата иностранных дел, в том числе Василия Генриховича Марковского. В ГАРФ, в фонде Наркомата просвещения РСФСР, сохранилось личное дело сотрудника Новоромановского архива В.Г. Марковского [28]. До поступления в архив он работал заведующим отделом печати Наркомата иностранных дел, затем был переведен в РОСТА, являлся корреспондентом в Берлине. В Новоромановский архив зачислен 15 сентября 1918 г., по рекомендациям К.Радека, Старка и Л.С. Сосновского. Спустя непродолжительное время был откомандирован в Вену.

 

Из письма В.В. Адоратского следует, что Марковский переводил письма Александры Федоровны и Вильгельма II: "По поводу товарища Марковского я уже говорил Вам. Он работает очень хорошо. Мы с ним скопировали часть писем Вильгельма и серию писем А.Ф. (№ 44, 45, 46, 47, 48, 50, 51, 52 и 53) (английский текст), а также он переписывал и русский перевод. Для работы тов. Марковский чрезвычайно полезен, т.к. хорошо знает языки (английский), поэтому, я полагал бы, надо назначить ему соответственный гонорар" [29].

 

Начало публикации романовских бумаг в периодической печати связано также с именем известного историка и археографа, профессора Василия Николаевича Сторожева (1866-1924) [30], выпускника 1888 г. историко-филологического факультета Московского университета, ученика Н.В. Калачова, В.О. Ключевского, С.А. Муромцева и В.И. Семевского. В 1889-1895 гг. Сторожев работал в Московском архиве Министерства юстиции, затем преподавал в Коммерческом училище К.К. Мазинга, являлся секретарем финансовой комиссии Московской городской думы.

 

В дореволюционное время Сторожев подготовил ряд книг по истории России XVII в., став достаточно известным историком. Тогда же он сблизился с М.Н. Покровским, Д.Б. Рязановым и другими деятелями большевистской партии. В письме М.Н. Покровского к жене от 11 апреля 1904 г. говорится: "Был на Девичьем Поле, по дороге заезжал к Ст-жеву. Он нашу бумагу, оказывается, давно сдал и собрал 40 подписей… Ст-жев мне, между прочим, сообщил факт, наглядно иллюстрирующий "вредное влияние войны на развитие культуры… постройка электрического трамвая в Москве приостановлена на неопределенное время"" [31]. В автобиографии Покровский пишет о том, что он "с 1909 г. выпускает свою главную работу "Русская история с древнейших времен", в сотрудничестве с И.М. Никольским и покойным В.Н. Сторожевым" [32].

 

С декабря 1917 г. В.Н. Сторожев - в Моссовете, руководит сметным отделом. Очевидно, близость с Покровским привела его сначала в Наркомпрос РСФСР, где он был заведующим финансовым отделом, а затем, с ноября 1918 г., - в ГУАД. Сторожев являлся членом коллегии (1918-1921 гг.), заместителем заведующего ГУАД (ноябрь 1918 г. - июль 1919 г.). В его обязанности входило "общее руководство и наблюдение за правильной постановкой работ всего Главного управления и всех учреждений, входящих в состав его ведения" [33]. Кроме того, на него было возложено рассмотрение вопросов издания ГУАД архивно-исторических материалов и трудов. С июля 1919 г. Сторожев назначается заведующим 1-й секцией ЕГАФ и управляющим 3-м ее отделением (Новоромановским архивом), сменив на этом посту откомандированного в Казань по поручению В.И. Ленина В.В. Адоратского [34].

 

С июля 1919 г. Сторожев начинает публиковать статьи-фельетоны с использованием документов из Новоромановского архива в газете "Вечерние известия", органе Моссовета (впоследствии - "Коммунистический труд", а еще позднее - "Рабочая Москва"), скрыв свое авторство под псевдонимом М.Васильев. Так, например, в 1919 г. в "Вечерних известиях" им были опубликованы статьи: "Вильгельм II и русское движение" (№ 280 от 2 июля, № 284 от 7 июля), "Москва и Вильгельм II" (№ 286 от 9 июля), "Из сказки о большом Вилли и маленьком Ники" (№ 296 от 21 июля), "Конец вырубовско-распутинского самодержавия" (№ 305 от 31 июля), "Перед войной (из интимных бумаг)" (№ 316 от 13 августа, № 318 от 15 августа), "Между предательством и преданностью" (№ 324 от 23 августа), ""Японское чудо" (из писем Николая II)" (№ 380 от 29 октября) и др. Нами выявлено свыше 20 публикаций за 1919-1920 гг.

 

В статьях-фельетонах автор, опираясь на документы, весьма субъективно и предвзято комментировал романовские бумаги. Это своего рода памфлеты на царское время. С помощью таких публикаций Сторожев в определенной степени выполнял задачи "разоблачения царской семьи" и "морального оправдания Октябрьской революции", о котором писал Покровский в упоминавшемся выше письме к жене в июле 1918 г. Однако при этом он не захотел афишировать свое авторство, скрывшись под псевдонимом.

 

Публикаторская деятельность Сторожева прервалась внезапно. Став управляющим 3-м отделением 1-й секции ЕГАФ, он получил фактически бесконтрольное право распоряжаться документами Новоромановского архива. Сотрудник этого архива Ф.В. Кельин писал о том, что главный интерес Сторожева как историка был "направлен на изучение документов собственного архива царя и царицы, а следовательно, невольно центр тяжести был перенесен в эту последнюю область" [35]. В частности, в руках Сторожева оказались копии дневников Николая II, и он начал публиковать отрывки из них и других царских документов в некоторых газетах. При этом копии документов царской семьи не без участия Сторожева стали проникать за рубеж. 6 ноября 1921 г. (в воскресный день) собрали экстренное заседание коллегии Главархива с участием В.В. Адоратского, Н.Н. Батурина и М.Н. Покровского. На повестке дня стоял один вопрос: "О появлении в различных изданиях, русских и зарубежных, отрывков из дневника Николая Романова и других документов Госархива". Было принято следующее решение: "1) Профессора В.Н. Сторожева за сообщение, без разрешения и ведома коллегии, копии дневника Н.Романова журналу "Дела и дни" [36] отстранить от работы в Главархиве и его учреждениях… 2) Отобрать от В.Н. Сторожева все имеющиеся у него копии документов Госархива" [37]. Содержание первого пункта передано достаточно расплывчато, вряд ли такие глубоко образованные историки, как Адоратский и Покровский, могли изъясняться столь маловразумительно. Смысл этой фразы можно толковать следующим образом: Сторожева обвинили лишь "в сообщении копии дневника Николая II", т.е. в передаче информации о содержании дневников. Возможно, смягчение формулировки являлось заслугой Покровского - старого друга Сторожева.

 

Эта история получила продолжение. Редакция газеты "Рабочая Москва" решила переиздать публиковавшиеся в ней "фельетоны о семье Романовых", т.е. названные публикации В.Н. Сторожева, отдельной книгой. Центрархив выступил против. В письме коллегии Центрархива по этому вопросу в политотдел Госиздата, Московский губиздат и редакцию газеты "Рабочая Москва" подчеркивалось, что фактический материал из статей Сторожева "почерпнут из секретных документов Центрархива", не предназначавшихся для "опубликования в такой форме". Далее отмечалось, что профессор Сторожев получил разрешение использовать документы "в двух-трех статьях, исключительно для ознакомления широкой публики с характером документов", но якобы "воспользовался этим отдельным условным разрешением для того, чтобы никому не давая никакого отчета, начать печатать все, что казалось ему "интересным"". Таким образом, разрешение все-таки было, но, учитывая близкие связи Сторожева с Покровским и Рязановым, носило, скорее всего, чисто формальный характер. В письме коллегии Центрархива явно сквозит желание снять с себя ответственность и переложить вину на Сторожева как "хранителя" секретных документов. Переиздание публикаций Сторожева, по мнению Центрархива, "на 3/4 обесценит для широкой публики намеченное Центрархивом научное издание романовских документов" [38].

 

Сторожев был уволен с работы, выселен из занимаемой квартиры [39]. Впоследствии он преподавал на факультете общественных наук Московского университета. 18 июня 1924 г. в возрасте 58 лет профессор умер от инсульта. Некролог был написан И.И. Скворцовым-Степановым и помещен в "Правде" [40]. В тексте почти полностью отсутствуют сведения о работе Сторожева после октября 1917 г. в аппарате Наркомпроса РСФСР и ГУАД.

 

Публикация документов Николая II и членов царской семьи неразрывно связана и с именем выдающегося отечественного археографа Александра Александровича Сергеева (1886-1935) [41], впоследствии незаслуженно забытого, хотя именно он являлся первопроходцем в деле издания документов Новоромановского архива, первым отечественным публикатором дневников Николая II, разработчиком методологических и методических подходов и принципов издания документов периода конца XIX - начала XX в., в частности личных документов членов царской семьи.

 

А.А. Сергеев родился в семье земского фельдшера в с. Вознесенки Таврической губернии. Высшее историческое образование получил в Московском университете, историко-филологический факультет которого окончил в 1914 г. (по другим данным - в 1916 г.). Ему было сделано предложение остаться при университете для подготовки к профессорскому званию, но он его не принял, а поступил на постоянную работу в Московский главный архив бывшего Министерства иностранных дел, где еще с 1914 г. являлся внештатным сотрудником. Во время Гражданской войны А.А. Сергеев вел политпросветработу в Красной армии, а в сентябре 1920 г. был оттуда откомандирован как опытный архивист на службу по совместительству в только что образованный Архив Октябрьской революции (АОР) - 4-е отделение Государственного архива РСФСР. С этого времени Сергеев - в советских архивных учреждениях, последовательно выполняет работу научного сотрудника, ученого секретаря научно-теоретического отдела Центрархива РСФСР [42], научного сотрудника редакционно-издательского отдела, старшего архивиста Архива революции и внешней политики и, наконец, ответственного секретаря журналов "Архивное дело" и "Красный архив" (с 1925 г.) (им подготовлено к печати соответственно 31 и 66 номеров) [43]. А.А. Сергеев принимал самое активное участие в публикации документов царской династии Романовых, подготовив свыше 70 научных работ и публикаций документов по различным проблемам. Среди них - "Переписка Николая и Александры Романовых", т. 3 (Госиздат, 1923), т. 4 (Госиздат, 1925), т. 5 (Госиздат, 1926) [44], "Дневник Николая Романова (1916-1918 гг.)" (Красный архив. Т. 20. С. 123-152; Т. 21. С. 79-96; Т. 22. С. 71-91; Т 27. С. 110-138), "Переписка Николая II и Марии Федоровны (1905-1906 гг.)" (Красный архив. Т. 22. С. 153-209), "Из переписки Николая и Марии Романовых в 1907-1910 гг." (Красный архив. Т. 50-51. С. 160-193), "Из переписки С.М. и Н.М. Романовых в 1917 г." (Красный архив. Т. 53. С. 139-150), "Дневник Е.А. Перетца" (Ленгиз, 1926) и др. В посвященном А.А. Сергееву некрологе отмечалось, что "строгая продуманность и большая тщательность археографической обработки издаваемых документов, любовь к своему делу и хорошее знание его техники - вот что отличает работы А.А. Сергеева" [45].

 

А.А. Сергеев подготовил к печати в полном объеме текст дневников Николая II за 1882-1918 гг. Трехтомник так и не вышел в свет. К сожалению, нам неизвестно местонахождение рукописи издания. Возможно, она была утрачена после смерти археографа, ушедшего из жизни от паралича сердца 19 сентября 1935 г. в Кисловодске.

 

А.А. Сергеев многое сделал в области разработки методики публикации документов. Именно ему принадлежат основные статьи по этому вопросу в журнале "Архивное дело" в 1930-е гг. Им был подготовлен первый проект правил публикации архивных документов [46]. Он - автор ряда серьезных рецензий на издания романовских документов, в том числе и зарубежные. Среди них можно выделить рецензии на берлинское издание дневников Николая II 1923 г. [47], зарубежное издание писем бывшей императрицы Александры Федоровны 1922 г. [48], книгу А.Танеевой (Вырубовой) "Страницы из моей жизни" [49], сборник документов "Николай II и великие князья" [50] и др.

 

Отметим, что А.А. Сергеев вел большую преподавательскую работу в Пречистенском практическом институте и на историко-этнологическом факультете Московского университета, перешел в Историко-архивный институт после его создания в 1931 г. и являлся его профессором до конца жизни, вел специальные курсы по историческому источниковедению и технике публикации документов, составил программы этих курсов и написал методические пособия.

 

А.А. Сергеев был беспартийным. После его смерти в 1935 г. вдова при поддержке руководства ЦАУ СССР хлопотала о персональной академической пенсии за ушедшего из жизни супруга, в которой ей было отказано ввиду отсутствия у Сергеева "революционных заслуг" [51].

 

Интересно проследить, как в истории публикации документального наследия семьи Романовых тесно переплелись имена двух ученых, историков и археографов профессоров В.Н. Сторожева и А.А. Сергеева. Это связано с выходом в свет берлинского издания дневников Николая II в 1923 г. [52] В фонде Главархива СССР среди рассекреченных материалов сохранился документ, проливающий свет на некоторые обстоятельства публикации дневников Николая II в Германии. Имеется в виду доклад ученого секретаря научно-теоретического отдела Центрархива РСФСР А.А. Сергеева в коллегию Центрархива, подготовленный им в 1923 г. сразу же после выхода берлинского издания дневников [53]. В нем говорится: "Берлинское издательство "Слово", очевидно, специализируется на торговле "темненьким" товаром: вслед за изданием краденых "Писем б. имп. Александры Федоровны" [54] оно выпускает в свет "Дневники имп. Николая II", попавшие в его распоряжение тем же сомнительным путем, что и письма б. царицы. Редактор нового берлинского издания, по принятому им обыкновению, умолчал как о местонахождении подлинных дневников, так и способе, при помощи которого копии последних попали в портфель "Слова". Налицо, несомненно, кража: нельзя предполагать, что материалы для этого издания попали к "Слову" легальным путем" [55].

 

В связи с вышесказанным руководство Центрархива РСФСР в лице В.В. Максакова и В.В. Адоратского поручило опытному археографу и текстологу А.А. Сергееву проведение экспертизы напечатанного "Словом" текста дневников "в надежде, что, быть может, изучение изданного текста и сравнение его с копиями дневников, имеющимися в Госархиве РСФСР, наведет на следы похитителя". Как выяснил А.А. Сергеев, в Госархиве РСФСР хранились два вида копий, снятых с дневников последнего российского императора: 1) копии, сделанные в 1918-1919 гг. "для профессора В.Н. Сторожева" (копии "А"), и 2) копии, сделанные в 1922-1923 г., по распоряжению администрации Центрархива РСФСР, под наблюдением группы сотрудников (копии "Б") [56]. А.А. Сергеев употреблял по отношению к ним и определения "старые копии" и "новые копии". Он отмечал, что все дневники Николая Романова скопированы и хранятся в Госархиве РСФСР, причем "старые копии А" имеются всего лишь в одном экземпляре ("где второй - неизвестно", а может быть, количество экземпляров копий было и больше. Так, например, мы располагаем фактами, что многие документы в 1918 г. копировались сотрудниками Новоромановского архива на печатных машинках в пяти экземплярах [57]), а "новые копии Б" - в двух экземплярах.

 

А.А. Сергеев в силу своей профессиональной подготовки и научной добросовестности провел тщательнейшую текстологическую экспертизу - сравнил тексты дневников, опубликованных "Словом", с копиями "А" и "Б". В докладе археограф приводит яркие примеры расхождения текстов подлинников дневников с копиями "А", ошибки которых повторяло берлинское издание. Напротив, копии "Б" были сделаны более тщательно, расхождения с подлинниками он не обнаружил. Текст копий "Б" разнился с дневниками, опубликованными в Берлине.

 

А.А. Сергеев предстает пред нами как прекрасный специалист по романовским текстам. "При сличении копий "Б" (новых, "наших") с текстом "Слова" мне, как специализирующемуся на романовских текстах, - писал он, - бросились в глаза следующие, правда, мелкие, но, на мой взгляд, характерные черты: 1) отличная от фотографически выдержанной в наших копиях пунктуации, пунктуация "Слова", 2) дописывание слов кот(орый), ч(ас) и т.д., 3) пропуски восклицательных знаков, которые Николай Романов ставил чрезвычайно своеобразно, - пропуски этих знаков для знатока писаний Николая очень важная черта, 4) транскрипция некоторых фамилий, воспроизведенная в наших изданиях очень точно, в издании "Слова" произвольно применена - напр., везде почему-то "Шереметьев" вместо "Шереметев" (а это ведь разные фамилии). Эти мелочи меня лично убедили в том, что "Слово" имело в своем распоряжении не мифические 3-и копии "Б", а увы, загадочные для нас копии "А"" [58].

 

Далее А.А. Сергеев приводит в своем докладе конкретные примеры разночтений, выявленных им при сличении копий "Б" с текстом берлинского издания дневников Николая II, и делает вывод, что "эти разночтения объясняются тем, что наша копия "Б" и копия, по которой печатало "Слово", - два разных документа. Корректорским недосмотром этих разночтений не объяснишь". Сличение же копий "А" с текстами дневников Николая II за 1894-1896 гг., напечатанными берлинским издательством в 1923 г., и с подлинными дневниками Николая II позволило Сергееву констатировать, "что печатный текст "Слова" повторяет как раз те ошибки против подлинного текста, которые имеются в копиях "А", сделанных по распоряжению проф. Сторожева", и что "эти факты позволяют мне утверждать, что типографские оригиналы "Слова" имеют весьма родственную связь с копиями "А"".

 

В ГАРФ в личном фонде Николая II, основу которого составили документы Новоромановского архива (Ф. 601), хранятся несколько дел, содержащих копии дневников Николая II за 1891-1892, 1894-1896, 1905-1906 гг. (Оп. 1. Д. 2418-2420, 2424, 2428). Мы попытались выяснить, что это за копии - "А", "Б" или еще какие-либо. Проведенный нами текстологический анализ (сравнение копий дневников за 1894, 1895, 1896 и 1906 гг. с берлинским изданием "Дневников Николая II") выявил абсолютно идентичные разночтения по отношению к подлинникам документов. Это позволило сделать вывод о том, что копии дневников Николая II, хранящиеся в его личном фонде в ГАРФ, являются сторожевскими копиями ("старые копии", или копии "А"), сделанными сотрудниками Новоромановского архива в 1918-1919 гг., по одному из экземпляров которых, переданных В.Н. Сторожевым в Берлин, и было подготовлено издание "Дневников Николая II" в 1923 г.

 

Так закончилась история с выяснением вопроса о копиях, по которым издавались дневники Николая II на Западе. Многие годы берлинское издание дневников было единственной и наиболее полной их публикацией. Задуманное Центрархивом полное издание, подготовленное А.А. Сергеевым, так и не вышло в свет и, к величайшему сожалению, до сегодняшнего дня не осуществлено.

 

Публикация документов царской семьи за границей вызвала большой отклик в эмигрантской прессе [59]. Например, в статье "Письма императрицы Александры Федоровны к императору Николаю II" в берлинской газете "Голос России" отмечалось, что "переписка представляет огромный общественный интерес", а в рецензии на издание "Дневник императора Николая II" книгоиздательства "Слово" в Берлине 1923 г., помещенной в ежедневной берлинской газете "Руль", выпускаемой кадетами И.В. Гессеном, А.И. Каминкой и В.Д. Набоковым, в разделе "Критика и библиография" под заголовком "Жизнь человека" говорилось о том, что дневники императора имеют крупное историческое значение, так как "они обрисовывают кругозор человека, стоявшего во главе огромной империи в самые трудные минуты ее существования" [60].

 

Таким образом, можно констатировать, что сразу после убийства царской семьи большевистские вожди выдвинули задачу публикации документального наследия Романовых. И как видим, эта задача достаточно активно и целенаправленно выполнялась: вышло в свет немало публикаций, были разработаны методика и основные принципы издания документов, наработан огромный практический опыт, который широко используется до наших дней. Какой бы ни была подоплека первых публикаций романовских бумаг, они внесли заметный вклад в исследование отечественной истории.

 

 

[1] См. напр.: Валк С.Н. Советская археография. М.; Л., 1948. С. 27, 242-243; Лобашкова Т.А. Из истории издания исторических источников о доме Романовых // Актуальные вопросы теории, методики и истории публикации исторических документов. М., 1991. С. 97-106; Степанский А.Д. Новая публикация дневников Николая II // Исторический архив. 1993. № 3. С. 218-222; и др.