Часть 2
 

Еще в дореволюционной историографии сложились два основных толкования причин погромного движения 1905 г. (15). Официальная версия, как и в источниках, противопоставляла стихийную волну "народного патриотизма" и защиты религиозных убеждений антиправительственным и антигосударственным выступлениям революционеров - преимущественно евреев. Эту же точку зрения отстаивали правые политические организации и деятели. Представители оппозиции главным виновником погромов считали власть, провоцировавшую, организовавшую или попустительствующую погромам и антисемитизму в целом.

 

Характерные черты еврейских погромов осени 1905 г. - разнородный социальный состав участников, большое их число, охват всей зоны компактного проживания евреев (прежде всего в черте оседлости), а также совпадение по времени, ярко выраженный, по крайней мере, судя по официальным источникам, политический характер мотивации погромов, активная роль органов власти в течение всего конфликта или на определенной его стадии, использование ею этнической принадлежности части населения для выброса социальной напряженности и формирования определенного общественного мнения. Длительная идеологически целенаправленная политика антисемитизма реализовалась во время погромов. Этнический фактор в результате для погромщиков выступал как основной признак участников революционного движения: еврей - значит, революционер, и наоборот, революционер - значит, еврей.

 

Подобная трактовка преподносилась информаторами - полицейскими чиновниками - как соответствующая действительности и, очевидно, вполне устраивала власть. Уже современники возлагали ответственность за организацию погромов и покровительство их участникам на центральную власть, прежде всего на Департамент полиции во главе с Д.Ф. Треповым (16).

 

В документах о погромах практически отсутствует информация о том, как их жертвы воспринимали и оценивали смысл конфликта. Об этом можно судить, в частности, по свидетельствам о попытках организации самообороны, а также по распространявшимся БУНДом и другими революционными политическими организациями листовкам и прокламациям.

 

О позиции ведущих политических партий и политике государства в отношении антисемитизма можно судить также по материалам Государственной Думы, где не раз обсуждались разные аспекты проблемы. 9 февраля 1911 г., например, по инициативе депутатов в Думе был поставлен вопрос о направлении в комиссию проекта закона, подписанного 166 депутатами, об уничтожении черты еврейской оседлости. Кадет В.А. Маклаков по этому поводу говорил: "Антисемитом может быть каждый, кому угодно, и каждый может проявить свой антисемитизм, но только в сфере личных и общественных отношений. Государство же имеет свои обязанности перед подданными, оно не имеет права быть антисемитом". Он отметил непоследовательность и слабость политики по отношению к евреям и противоречие между желанием сохранить черту оседлости и сутью Манифеста 17 октября 1905 г.

 

В противовес этой позиции известный черносотенными взглядами Н.Е.Марков-2-й утверждал, что "угнетение отдельных национальностей нисколько не противоречит идеалам здоровой государственности. Государство не есть богадельня,.. не есть благотворительное учреждение. ...Место остальных народов позади русских".

 

Социал-демократ Покровский видел корень антисемитской политики в искусственном культивировании национальной ненависти. Антисемитизм является политическим козырем правительства в трудные для него минуты. Это, по его мнению, подтвердили погромы осени 1905 года. Они были инсценированы МВД и явились местью властей за проявленную им в Манифесте 17 октября 1905 года слабость. Единственный выход социал-демократы, разумеется, видели в классовой солидарности трудовых масс всех национальностей в борьбе с общим врагом. Они требовали немедленной отмены черты оседлости и немедленного приостановления насильственного выселения евреев, проживающих за пределами этой черты. Их предложения были отклонены, а сам проект перешел в думскую комиссию, где и затерялся окончательно (17).

 

Серьезное ухудшение положения российских немцев с началом Первой мировой войны и связанные с этим межэтнические конфликты также по-разному трактовались властями, общественным мнением и политическими силами. Показательная интерпретация антинемецких погромов 1915 года в Москве содержится в письме известного участника правого движения протоиерея И.И. Восторгова к А.А. Вырубовой в Царское Село от 29 мая 1915 г. "Движение народа проглядели и не приняли мер, и оно теперь пойдет вширь и вглубь, и его пулями и нагайками одними не остановить. Движение это теперь не социалистическое, поэтому войска и полиция, как показал вчерашний день, могут становиться на сторону толпы... Толпа говорит, что если правительство нашим врагам покровительствует и порядка жизни не обеспечивает, то мы-де сами с кем нужно расправимся. Поэтому не следует испытывать терпение народа и надо убрать тех, кто его раздражает в его патриотических чувствах". Восторгов ссылался на призывы снять главу Св. Синода Саблера (18).

 

"Немецкое засилье", шпионаж немцев в пользу противника, слухи о возможных погромах - эти темы присутствуют в частных письмах, донесениях полиции о положении дел на местах и настроении населения. В последних констатируется неприязненное и даже враждебное отношение рабочих и крестьян к немецкому населению:"...в большинстве из них видят если не врага, то, во всяком случае, лицо или подозреваемое в шпионстве, или же лицо, могущее принести вред Родине"(19). При этом сами власти предпочитали квалифицировать конфликты с немецким населением не как погромы, а как "беспорядки". В современном издании, подготовленном под руководством французского историка-слависта Ф. Конта, они названы волнениями ксенофобского характера, подробное же освещение антинемецких выступлений 1915 года содержится в статье И.Ю. Кирьянова (20).

 

В интерпретации причин конфликтов представители власти пытались учитывать и влияние разного рода внутри- и внешнеполитических аспектов жизни государства, в том числе межконфессиональные и внутриконфессиональные отношения. Так, казанский губернатор объяснял конфликт русских и татарских крестьян из-за владения землей (см. ниже) влиянием "смут татар на Кавказе", имея в виду, вероятно, армяно-азербайджанские столкновения (21).

 

В целом сложная история взаимоотношений власти и народов, русского и коренного населения регионов страны со времени вхождения в состав империи и утверждения общероссийского административно-политического устройства постоянно отражалась на настроениях и повседневном поведении представителей этих этносов. Так, в марте 1914 г. в одном из частных писем говорилось: "В Дагестане настроение военное. ...Среди здешних татар (очевидно, имелись в виду мусульмане - представители разных национальностей - Д.А.) проснулась ненависть ко всему русскому. Мы стали большими патриотами, а я так просто черносотенец. Во всяком случае, будьте готовы принять беженцев" (22).

 

У сторонников жесткой централизации и подавления всякой "инородческой" самостоятельности любые выступления в защиту национальных прав вызывали вполне однозначную реакцию. Информируя о событиях во Влодаве, штабс-капитан 17 артбригады Липовецкий писал, например, лидеру националистов В.М. Пуришкевичу в 1912 году: "Да разве у нашей соседки Австрии позволили бы полякам нападать на солдат, а полиции потворствовать!"(23). Подобные представления о национальной политике не только питали шовинистическую направленность правых организаций, но и сохраняли опасность новых конфликтов.

 

Показательно в связи с этим письмо члена Союза русского народа В.Г. Орлова директору канцелярии министерства путей сообщения Н.К. Туган-Барановскому (июль 1912 г.). Он сообщал о поездке по Владикавказской железной дороге и заявлял, что на линии "масса агентов инородцев, открытых левых тенденций, русские люди терроризированы". Как выяснилось по итогам расследования, эти утверждения были надуманными (24). Для правых же революционные и национальные движения сливались в одну, взаимно умножавшуюся опасность для русской государственности и русского народа.

 

При анализе конфликтной истории межэтнических отношений важно учитывать и историографический срез проблемы. Обширная литература имеется, например, по истории восстания 1916 г. в Туркестане и Казахстане. Ее изучение в сопоставлении с документальными материалами позволяет уточнить ряд важных для нашего исследования вопросов. В 1926 году в связи с 10-летием восстания на страницах печати прошла оживленная дискуссия по вопросу о причинах и характере выступлений национальных масс. Одна группа авторов, в т.ч. один из первых казахов-большевиков, впоследствии заместитель председателя СНК РСФСР Т. Рыскулов, считала, что стихийное восстание носило всенародный и национальный характер и было направлено против колониального гнета, усилившегося из-за переселенческой политики царизма. Вследствие этого "восстание было направлено вообще против русских", - считал Рыскулов. Он обосновывал национально-революционный характер восстания в Казахстане и Туркестане и сравнивал его с аналогичными движениями в Китае и Индии, объединившими все социальные слои общества.

 

Один из его сторонников объяснял это явление следующим образом: "Колонизация Туркестана главным образом шла по аграрной линии, и это обстоятельство делало из русского мужика вынужденного "практического колонизатора" - захватчика земель туземного населения. Поэтому русский мужик для дехкан и кочевников сам являлся хищником-колонизатором, а не тем, кто "положит конец" колонизаторской политике царизма. Поэтому не случайно, что от восстания 1916 года пострадал не столько существующий строй, сколько русский мужик"(25). Этнический характер восстания отмечал и участник событий С. Сейфуллин: "Вражда между русскими и казахами в эти дни особенно обострилась, чувствовалось, что схватка будет не на жизнь, а на смерть"(26).

 

Небезынтересно и свидетельство туркестанского генерал-губернатора А.Н. Куропаткина. В своем дневнике он писал, что "чиновники произвольно рассчитали нормы земельного обеспечения киргизов и начали нарезать участки, включая в них пашни, зимовые стойбища, насаждения, оросительные системы. ...Отбирали землю не только годную для устройства селений, но и для развития скотоводства". Закон от 14 февраля 1905 г. об образовании переселенческих участков на излишних для кочевников землях постоянно нарушался, особенно жестоко притесняли и эксплуатировали коренное население казаки. Именно несправедливое изъятие земель привело, по его мнению, к восстанию (27).

 

В 1905-1916 гг. наиболее острыми по степени межнациональной напряженности были годы первой революции, 1905-1906, когда социальные конфликты в полиэтничных регионах тесно переплелись с межнациональными. Это - волна антисемитских погромов в западных и юго-западных губерниях и областях империи, вооруженные армяно-азербайджанские столкновения в Закавказье (Баку, Эриванская, Елизаветпольская, Нахичеванская губернии). В это же время вооруженная борьба революционных сил в Финляндии и Прибалтийском крае совпала с выступлениями за национальные права и независимость. Зоной перманентной межэтнической конфликтности с частыми вспышками вооруженных, насильственных акций был на протяжении всего периода Кавказ. С началом Первой мировой войны произошло определенное ухудшение межнациональных отношений, что выразилось, в частности, в волне антинемецких выступлений весны и лета 1915 года в Москве и Московской, Тверской губерниях, Петрограде и некоторых других городах. Если до войны Туркестан и Степной край оставались, как и многие другие регионы страны, зоной латентной конфликтности, то в 1916 году здесь вспыхнуло спровоцированное властями массовое восстание. Наиболее острый, по нашим данным, межэтнический конфликт в вассальной Бухаре произошел в 1910 году. Анализ динамики состава и предмета, форм выражения и разрешения конфликтных ситуаций в полиэтнической среде в 1905-1916 гг. показывает, что самодержавная власть в последние годы своего существования оказалась в целом не в состоянии не только эффективно контролировать, но и даже своевременно осознавать истинный смысл и соответственно последствия происходящих процессов.

 

Участниками конфликтов, приводивших к межэтническим столкновениям, выступали представители самых разных половозрастных и социальных групп, сословий и классов - крестьяне, рабочие, солдаты, казаки, лавочники, домработницы, подростки, прислуга и т.д. Если конфликт при этом приобретал широкий размах и перерастал в погром или вооруженное выступление, то привлекаемые властями для их подавления воинские части, в т.ч. казачьи, воспринимались нерусскими участниками конфликта как новый его субъект, олицетворявший русскую власть. В результате ряд конфликтов приобретал характер противостояния власти и этноса, другие же (когда национальные интересы и требования изначально являлись целью выступлений определенных организаций) прямо касались отношений государства и входивших в его состав народов.

 

Как уже отмечалось, массовый характер в 1905-1906 гг. приобрели антисемитские выступления, повторявшиеся и позднее. По данным С.А. Степанова, в октябре 1905 г. произошло до 690 погромов; наиболее полный перечень включает 102 населенных пункта (28). Погромы революционного времени отличались участием широких слоев населения, общностью лозунгов (защита самодержавия) и поводов (революционные акции), предмета и формы выражения. Этническая принадлежность жертв была различна, но большинство составляли, разумеется, евреи (29).

 

Партийную принадлежность активных участников конфликтов по имеющимся сведениям определить достаточно сложно. Вполне определенно можно утверждать, в частности, что в антисемитских выступлениях большая роль принадлежала членам правых, черносотенных организаций. Главным объектом нападения для черносотенцев были политически активные группы (члены БУНДа, эсеры, социал-демократы), но по мере разрастания конфликта вовлекавшиеся в него рабочие, крестьяне, ремесленники, домохозяйки и т.д. превращались в грабителей, насильников и мародеров всех причисляемых к евреям, независимо от их политических симпатий. С другой стороны, среди подвергшихся нападению выделялись группы инициаторов самообороны, на основе которых вскоре были созданы специальные кружки и группы, руководившие организацией отпора погромщикам. Нередко крестьяне выступали в роли подстрекателей, умело направлявших девиантную энергию погромщиков (солдат, случайных покупателей на рынке, посетителей лавок и т.п.) и затем подключавшихся к разграблению имущества жертв конфликта.

 

В антисемитских выступлениях, таким образом, активную роль играли представители самых разных слоев и групп населения. Очевидно, прямое участие в их организации власти не принимали. Однако длительное насаждение антисемитизма, подкрепляемое нежеланием властей устранить национальное неравноправие, не могло не отразиться на настроениях определенной части населения, особенно в период революционного кризиса. Глубокая неудовлетворенность социально-экономическим положением, противоречия политического и социального развития общества, маргинализация отдельных его групп, стереотипы поведения и восприятия еврейского населения вкупе с его законодательной дискриминацией тесно переплетались и влияли на отношение к нему.

 

Инициаторами и участниками погрома евреев и персов-лавочников в Ташкенте 29 февраля - 1 марта 1916 г., например, стали жены рабочих главных мастерских Среднеазиатской железной дороги. Втянуть своих мужей в погром им не удалось, но караульная дружина и казаки "не только не останавливали погромщиц, а еще подзадоривали их". Некоторые участницы беспорядков затем были арестованы, но награбленное имущество обнаружено не было. "Бей до смерти жидов, они нам жить не дают, это наши враги", - этот призыв рабочих-железнодорожников Могилевской губернии (ноябрь 1915 г.), недовольных понижением зарплаты, о котором им объявил подрядчик - еврей по национальности (30), был проявлением укоренившихся антисемитских настроений. Быстро "найденный" таким образом, источник зла давал, казалось, самый простой и ясный ответ на вопрос о причинах крайнего ухудшения материального, социального положения масс и усиления межнациональной напряженности. Безусловно, подстегивали выброс социального напряжения именно в форме антиеврейских выступлений действия правых черносотенных организаций, для которых антисемитизм был программной идеологией.

 

Самыми массовыми участниками антинемецких погромов 1915 года были рабочие и работницы Москвы и члены их семей, прежде всего из менее квалифицированной части класса. К ним присоединялись средние слои горожан и некоторые представители интеллигенции. В целом в погромах, по данным московского градоначальника А.А. Адрианова ,участвовало около половины московского населения (более 100 тысяч чел.), а сочувствующие составили до 3/4 жителей Москвы (31).

 

В печати, общественном мнении представления о субъектах и инициаторах конфликтов, и, соответственно, о наиболее предпочтительных мерах по их погашению формировались под влиянием не только официальных заявлений и документов, но и выступлений определенных политических сил. К примеру, правые считали, что инициаторами межнациональных конфликтов на Кавказе являются армяне и грузины, а мусульмане (азербайджанцы, прежде всего) находятся "в загоне", являются страдающей стороной, наиболее консервативны и лояльны русской власти (32). Депутат 3 Думы Павлович при этом сравнивал Кавказ с колониями других стран: в Индии англичане, в Корее японцы, в Пруссии немцы не потерпели бы убийства своих граждан туземцами, тогда как верхи русского общества "потеряли чувство национальной гордости, сознание своего национального достоинства", а русские люди оказываются побежденными в межнациональных конфликтах. Его поддержал другой представитель правого крыла Тимошкин (33).

 

В отдельных случаях субъектами конфликтов выступали члены радикальных националистических организаций (в том числе, как уже отмечалось, черносотенных русских). В то же время именно национальные организации нередко играли роль третьей силы, примиряющей противостоящие стороны. Организации, действовавшие в сфере просвещения, образования и культуры, духовной и политической, реже экономической, выдвигая национальные требования, становились субъектами конфликта с властью. Активную роль играли, например, украинские национальные организации - политические и культурно-просветительные. Их деятельность приводила к самым разнообразным формам конфликтных отношений с властью, осуществлявшей, с их точки зрения, национальное угнетение украинцев. Запрет на употребление родного языка членами Воронежского украинского общества на вечере в память писателя Котляревского (ноябрь 1913 г.) вызвал, например, "инцидент между членами общества и полицией" (34). При этом для власти, как участницы подобного рода конфликтов, всякое этническое или этнически окрашенное выступление представлялось антигосударственным и вызывало соответствующее негативное отношение.

 

В качестве предмета конфликта могли выступать разные виды собственности - земля, пастбища, скот, личное имущество, а также традиции, обряды и обычаи, торговля, личностные отношения. В центре межэтнического противостояния довольно часто находились территория и граница, отношение к власти, школа и образование в целом, язык, антисемитизм, законодательство и религия, представительство в органах местного самоуправления и само положение этих органов, кадровая политика. В подобного рода конфликтах одной из сторон часто выступали различные государственные институты, олицетворявшие правящий режим. Безусловно, эта типология достаточно условна, если учесть относительную узость использованных данных и малую информативность целого ряда представленных в ней источников, а также слабую изученность и методологическую оснащенность всей проблематики конфликтной истории межэтнических отношений в России.

 

В т.н. бытовых конфликтах, как правило, особенно ярко проявляются архаические стереотипы и ценности, прежде всего в разделении участников конфликта на "своих" и "чужих". Это может быть маркирование по происхождению, языку, образу жизни, внешнему облику и др. К тому же само государство консервировало такие стереотипы восприятия представителей нерусских национальностей официальными терминами "инородцы" и "иноверцы". Такие стереотипы нередко провоцировали конфликтную ситуацию, становясь одной из сторон ее предмета.

 

Так, власть стремилась не к интеграции евреев в российское общество, а к вытеснению их из империи, хотя официально провозглашалась политика их ассимиляции. Ограничения в правах на проживание, профессиональную деятельность, образование и др., традиционные формы участия в общественном разделении труда формировали определенные характеристики еврейской диаспоры и восприятие ее представителей в массах, убежденных, в свою очередь, по утверждению властей, в неприязненном отношении самих евреев к другим народам, прежде всего к русским. Как сообщал начальник Минского губернского жандармского управления, вызывающее поведение еврейской молодежи (октябрь1905 г.) по отношению к русским, в т.ч. полицейским-филерам возникает "в силу какой-то неприязни к русским" (35).

 

Рост дороговизны, дефициты, мобилизации в армию, общая социально-политическая напряженность вообще существенным образом влияли на характер межнациональных отношений в стране. Предмет конфликта при этом мог быть самым разным. Негативную реакцию на повседневные неурядицы и проблемы часто вызывали, прежде всего, казавшиеся благополучными лавочники, мелкие предприниматели, домовладельцы, арендодатели, с которыми приходилось постоянно контактировать и которые к тому же зачастую имели иную этническую принадлежность. Это могло усиливать взаимное отчуждение разных социальных и национальных групп населения.

 

Так, 8-9 сентября 1915 г. в Астрахани "толпа призываемых ратников" затеяла драку с рабочими-персами, а затем ссора на рынке по поводу цен переросла в разгром персидских лавок. В течение двух дней призывники, мастеровые и подростки, при слабом противодействии казаков разгромили 41 магазин. Власти арестовали около 108 активных участников погрома (36).

 

Земельные конфликты имели, как правило, долговременный характер и периодически проявлялись в открытых столкновениях. Разная этническая принадлежность их участников делала эти конфликты особо острыми. Характерным примером служит начавшаяся в 1857 г. тяжба по поводу владения земельными участками в Буинском уезде Симбирской губернии между русскими крестьянами с. Русская Цильна и татарскими жителями с. Малая Цильна. Очевидно, тогда с помощью Крестьянского банка были приобретены участки, которые татары Малой Цильны считали своими.

 

Это вызвало затяжной конфликт, причем обе стороны упорно отстаивали свои права. Татары предпринимали самозахват участков, препятствовали проведению сельхозработ и т.п. Межэтнический конфликт в данном случае дополнялся конфликтом этноса с властью, охранявшей интересы русских землевладельцев. Так было, в частности, 2 августа 1905 г. и 7 апреля 1906 г. После потравы зерна 2 августа татары задержали приехавших для расследования происшествия исправника и земского начальника, потребовав письменного разрешения на владение землей. Власти были вынуждены вызвать две роты пехоты. Выступление специально приехавшего 7 августа в Малую Цильну губернатора, предложившего решить спор в суде, не возымело действия:"...возбужденная толпа выступила против", что отражало не только накал страстей и отношение к губернским властям, но и правовой нигилизм масс, их традиционную убежденность в "беззаконии" закона.

 

В Русской Цильне в итоге для предотвращения новых столкновений на все лето была оставлена рота солдат. В апреле следующего года вооруженные вилами, ножами, кольями более 1 тысячи татар Малой Цильны вновь явились для проведения посевных работ на "свои" участки. Губернатор докладывал в Департамент полиции: "Посланная мною сотня казаков и стражников после всех предупреждений и ввиду вооруженного нападения на казаков вынуждены были стрелять". Погибло 3 татарина, пострадали еще 19 человек и один представитель власти (вахмистр) (37). Конфликт не был разрешен, а власть, выступив в на стороне русских крестьян с помощью вооруженной силы, усилила отчужденность этноса, в данном случае татарского, против объединенной в его сознании силы "русской" власти и русского народа.