Эсхатология в произведениях Андрея Рублева

 

 

Введение

     Учение о неизбежности конца мира и последнего суда над человечеством является своеобразным венцом, завершающим пунктом христианской концепции мироздания. А так как религия в жизни средневекового человека имела значение, которое трудно переоценить, то, соответственно, и одно из ее ключевых положений было важным фактором формирования его менталитета. Земная жизнь в представлении верующего человека – лишь краткий миг, приготовление к будущей жизни в царстве Божьем. Она преходяща и несущественна, так как не обладает самостоятельной сущностью, в то время как будущая жизнь вечна и истинна. «Увы, увы страсти, много съплетенным житиа, яко цвет, яко прах, яко сень преходит», – писал митрополит Киприан в одной из своих грамот, – «ничтоже ми возвещающи ино, разве смерть и страшный спасов суд»[i]. Таков типичный для христианина, а тем более для христианина, живущего в Средневековье, взгляд на перспективы его будущего. Задача человека – готовить себя к страшному суду, спасти себя для вечной жизни, а не помышлять о временном благополучии.
     
     Много раз в истории христианства эсхатологические идеи принимали форму реального ожидания близости второго пришествия Христа. Эти вспышки эсхатологических ожиданий в тот или иной период не могут быть объяснены только какими – то постоянными, присущими религиозному мировоззрению особенностями мышления. История показывает, что эсхатология получала наиболее широкое распространение в моменты социальных потрясений, бедствий и катастроф. 

Эсхатологические представления в Руси эпохи Андрея Рублева

      В известной мере вспышку эсхатологических настроений переживала Россия во времена, когда жил и создавал свои творения выдающийся художник-иконописец Андрей Рублев, хотя мысль о близкой кончине мира и нельзя назвать лейтмотивом менталитета того времени. Во-первых, пик эсхатологических ожиданий приходится на более позднее время – на конец XV в., так как было «точно рассчитано», что седьмая, последняя тысяча лет существования мира закончится в 1492 г. Во-вторых, приближение мировой катастрофы связывалось в умах людей с обрушившимся на Русь татарским нашествием, с их регулярными опустошительными и кровопролитными набегами. Но в 1380 г. произошло знаменательное событие, которое совершило некоторый перелом в сознании людей. После Куликовской битвы стала крепнуть и расти в народе вера в светлое будущее Руси, в возможность окончательной победы над монголами.
     
     Тем не менее, не будучи основным настроением того времени, ожидание близкой кончины мира все-таки было очень характерно для большинства людей. После Куликовской битвы последовал ряд трагических событий. В 1387 г. начался мор в Смоленске, в последующие годы он свирепствовал в Псковской и Новгородской губерниях. В 1392 г. московская рать предприняла поход на Новгород, а новгородцы – на Великий Устюг. В 1396 г. Витовт взял Смоленск, а татары совершили набег на Нижний Новгород. В 1410 г. ордынский царевич Талыч при поддержке изменников-новгородцев разграбил Владимир. В 1415 г. татары воевали с Рязанскими землями, горела Москва. В 1424 г. начался мор в Новгороде, Твери, Москве, и распространился на всю Россию.
     
     Многие люди видели в этих бедствиях постепенное крушение мира, воспринимали даже некоторые природные явления как знамения скорого конца. Например, новгородский летописец о явлении кометы в 1402 году пишет: «Се же является грех ради наших: преобразуете и претить и велить нам покаятися от грех наших; убо, смею реци, сбывается слово евангельское, якоже сам Спас в Евангелии рече: В последняя дни будут знамения велика на небеси, в солнце и в луне и в звездах, ...въстанет бо язык на язык, и страна на страну, царство на царство, ... будет бо тогда печаль велика, и скорбь чловеком, и туга языком, и гнев на людях, и страх повсюду. Да еже то в Еуангелии прежде Спас нам глаголаше, то ныне в последняя времена все сбывается, а реченная знамения на небеси, в солнце, и в луне, и во звездах являющеся»[ii].
     
     Интерес к эсхатологии в эпоху Рублева захватил в той или иной степени все слои населения России. Прослеживаются самые разные варианты отношения к этой проблеме: активная проповедь наступления последних времен с акцентом на ожидающих человечество страшных муках, призыв к покаянию, покорное восприятие неизбежного и скорого конца мира, надежда на прощение грешников и суд без мук и геенны, а также неверие в саму возможность второго пришествия и Страшного суда.
     
     Для лучшего понимания отношения А. Рублева к эсхатологической теме необходимо помнить, что он творил под влиянием строгого заказчика – церкви, а следовательно, ограниченный строгими церковными канонами и догмами, наверняка не мог полностью выразить в своих работах собственное мировоззрение. Для того, чтобы понять, что в произведениях иконописца отражало его собственные взгляды, а что выражало интересы заказчика, необходимо рассмотреть отношение церкви к эсхатологии в ту эпоху.
     
     Представители церковной иерархии были активнейшими проповедниками идеи о скором конце мира. Судя по дошедшим до нашего времени источникам, они и сами глубоко верили в то, о чем говорили на проповедях. Например, митрополит Киприан в одном из своих посланий к игумену Афанасию писал: «Ныне последнее время, и летам скончание приходит и конец веку; бес же весьма рыкает, хотя всех поглотить, по небрежению и лености нашей. Ибо оскудела добродетель, перестала любовь, удалилассь простота духовная, и зависть, лукавство и ненависть водворились»[iii]. Митрополит Фотий с гневом говорит о тех, кто «от неотрешеного уныния падают в грехов величество и в пренемогания премножество, божие помышляюще человеколюбие, сие вещает глаголы: несть, рече, геена, рекше родство огненное, и несть мука, вся нам оставит бог согрешенна»[iv], то есть о тех людях, которые считают, что на Страшном суде не будет мук, так как Бог милостив.
     
     Кроме того, в рассматриваемый период истории Руси эсхатология являлась мощным орудием политики церкви, ее духовным мечом в борьбе с антифеодальным движением во всех его проявлениях – от поджогов и грабежей боярских усадеб до религиозного вольномыслия. Церковь проповедовала скорый конец мира, делая акцент на страшных мучениях, ожидающих человечество также и потому, что это было выгодно ей: страх пред грядущей карой подталкивал людей к тому, чтобы делать «вклады по душе», т. е. для спасения души (первые упоминания о таких вкладах встречаются начиная со второй половины XIV в.); многие богатые землевладельцы жаловали свои вотчины «в наследие вечных благ» церкви, и в значительной степени благодаря этому факту наблюдался достаточно быстрый рост числа церквей и церковных земель в ту эпоху. 

 

Эсхатологическая тема в искусстве Андрея Рублева

     В эпоху Андрея Рублева увеличилось количество произведений, связанных с эсхатологической тематикой, появились новые, ранее неизвестные сюжеты. К XV в. относятся древнейшие дошедшие до нас иконы «Страшного суда» (московская в Успенском соборе Кремля и новгородская, которая находится в Третьяковской галерее). Эсхатологическая тематика занимала важное место в творчестве древнерусских художников. Заново пересматривая традиционные иконографические схемы, они вместе со всем обществом пытались осмыслить характер надвигающихся перемен.
     
     Не остался в стороне от важного вопроса своего времени и Андрей Рублев. В его творчестве эсхатологическая тематика представлена прежде всего фрагментом росписи Успенского собора во Владимире – картиной Страшного суда, озаглавленной «Второе и страшное Христово пришествие». Роспись была сделана Андреем Рублевым и Даниилом Черным предположительно в 1408 г. (она сохранилась не полностью, большая часть сохранившихся изображений принадлежат кисти Рублева). А. Рублев к этому времени принял монашеский сан (начало века), ему тогда было около 45 лет, т. е. его взгляды уже полностью сформировались.
     
     Композиция росписи традиционна для своего времени. В зените свода центрального нефа изображен сам судия (тип – «Спас во славе»). правая рука Христа приподнята в приветственном жесте, левая чуть опущена. Это означает благоволение к праведникам и отвержение грешников. Лицо судии и гневный взгляд обращены в ту сторону, где были изображены мучающиеся грешники (фрагмент не сохранился). Но при этом Спас не потерял черт душевной тонкости и большой внутренней силы, которую дает моральное совершенство. Грозная величественность Христа не превращает его образ в мрачный символ неотвратимого возмездия (хотя представлениям церкви такой образ был бы более адекватен), не лишает ореола светлой и радостной силы. В образе Христа продолжила свое развитие линия рублевского психологизма, начатая в предыдущих произведениях. Он – не просто грозный судья, но представляет собой воплощение достоинств, он всеведущ и мудр, а значит, милостив и снисходителен к роду человеческому.
     
     В качестве традиционного для эпохи элемента в росписи звучит проповеднический пафос. Первостепенное значение в этом отношении имеет роспись западной арки центрального нефа – арки, через которую молящийся попадал внутрь храма и с которой он мог начать обзор композиции. Над фигурами трубящих ангелов, возвещающих о начале Страшного суда, изображены три медальона: в зените «Души праведных в руке божией», на склонах – пророки Давид и Исайя с раскрытыми исписанными свитками. Смысл включения этого компонента в роспись заключается в мысли о том, что праведников не коснется мучение, то есть здесь содержится призыв к праведной жизни. Пророки в сцене Страшного суда – редкая иконографическая особенность владимирской композиции. В руках пророков находятся обличительные послания. Давид обрушивается на нечестивых сынов человеческих, которые, не желая ступить на трудный путь праведной жизни, затыкают уши свои, чтобы не слышать взывающего к ним божьего гласа. Исайя также напоминает о народе, у которого «ослепли очи», «окаменело сердце», и теперь он не может «обратиться» и увидеть Бога. Введение пророков в контекст эсхатологической композиции – свидетельство проповеднической заостренности, связанной с ожиданием «Второго пришествия». гневные и обличительные слова пророков – это обращение к современникам, предупреждение их о том, что уже немного осталось времени для покаяния и приобщения к праведной жизни. Эти три медальона предлагали зрителю сделать выбор и настоятельно советовали ему духовно очиститься, чтобы душу его не постигло мучение после смерти.
     
     Видно, что в обличительных мотивах «Второго пришествия» во Владимире нашла отражение идеология господствующей церкви. Было бы странно, если бы это было не так. Ведь Андрей и Даниил расписывали важнейший по значению храм Московской Руси, который находился под неусыпным попечением высших духовных и гражданских властей. Скромный иконописец должен был прежде всего считаться с их волей. Но скорее всего, точка зрения иконописцев не во всем совпадала с господствующей, и они в известной мере поверхностно отразили в стенописи характерные черты традиционной идеологии.
     
     Но, несмотря на соблюдение традиционной схемы композиции сцены Страшного суда, на присутствие в ней определенного момента устрашения и проповеднического призыва к покаянию, т. е. несмотря на черты, продиктованные заказчиком, во многих элементах росписи явно проступает своеобразие трактовки самими художниками. Фрескам присущ радостный, мажорный колорит, казалось бы, не очень подходящий для темы Страшного суда. Трубящие ангелы на западной арке выполняют свою суровую миссию – созывают живых и мертвых на суд. Но в них нет ничего от грозных вестников судного дня. Трубы, которые держат оба ангела, настолько тонки, что, кажется, не способны издать устрашающие звуки. Их лица не грозны, а полны кротости и человеколюбия. И в апостолах, и в святых тоже нет никакой суровости. Они полны приветливости, полны готовности прийти на помощь людям. Андрей Рублев по-своему отвечает на вопрос, какими должны быть сыны человеческие, которым вручено право суда. Апостолы должны быть воплощением идеальных судей, какими их может представить человек – честными и великодушными, стремящимися увидеть и оценить в человеке все самое доброе и лучшее. Хотя в типах апостолов, ангелов и святых традиционный канон и присутствует, тем не менее, художники все же сумели внести в их изображение те едва приметные изменения, благодаря которым эти образы обрели новое звучание.
     
     Один из неотъемлемых элементов традиционной композиции сцены Страшного суда – сюжет «Земля и море отдают мертвых» – в изображении художников различных эпох принимал порой чересчур натуралистический характер. мастера пытались возможно реальнее представить, как из раскрытых пастей львов, слонов и каких-то диковинных животных и чудовищ появляются руки и ноги людей, когда-то съеденных этими животными. На композиции лежал пугающий отсвет апокалиптических ужасов.
     
     Андрей Рублев (скорее всего именно он писал эту фреску в Успенском соборе) решил сцену совершенно иначе. Две женские фигуры, гармоничные и прекрасные, символизируют море и землю. Воскресшие мертвецы появляются не из пасти страшных животных, а представляют собой стройные ряды одетых в белоснежные саваны фигур. Их поднятые вверх лица с надеждой устремлены на сходящего с небес судию. А воскресение мертвецов, погибших не в гробах, а ставших добычей хищников, Рублев передал весьма лаконично, не акцентируя внимания на жуткости сцены: медведь, из пасти которого высовывается рука, изображен в левом углу композиции. В росписи владимирского Успенского собора Рублев трактует тему, так волновавшую людей его эпохи, с оптимизмом и гуманностью. В его трактовке усилены мотивы прощения, человеколюбия, заступничества за грешников.
     
     Непосредственно тема Страшного суда в творчестве Рублева больше не встречается. Но ее мотивы так или иначе прослеживаются еще в нескольких его произведениях. В первую очередь это иконостас того же Успенского собора во Владимире. С именем Рублева связан принципиально новый этап в развитии русской иконописи – становление так называемого «высокого иконостаса». В «высоком иконостасе» Рублева доска с изображением Христа равна двум чиновым доскам. Эта дополнительная площадь понадобилась, чтобы изобразить трон, на котором в блестящих золотом одеждах воссядет Вседержитель, Судия, начало и конец всего сущего, второе лицо божественной Троицы. Этот образ несоразмерен с человеком и зрительно (фигура сидящего Христа равна по высоте фигурам предстоящих), и по смыслу. Этот тип Христа был известен издавна и украшал, в частности, апсиды в грузинских храмах. Евангелие Спаса на некоторых изображениях круга Рублева раскрыто на тексте: «Приидите ко мне вси тружающиеся и обременении, и аз успокою вы». Милосердие, готовность простить и утешить прослеживается в рублевском образе Христа. Л. Успенский осмысливает этот образ так: «Древнее понимание грани (между алтарем и средней частью храма) как места суда здесь передано изображением Христа–судии, окруженного заступниками и предстоятелями, подобно тому, как он изображается на иконе Страшного суда»[v]. Возможно, внимание к эсхатологии сыграло свою роль в появлении иконографического типа «Спаса в силах» в русских высоких иконостасах.
     
     Второе иконографическое новшество деисусного чина владимирского иконостаса – образ Иоанна Предтечи в виде аскета с раскрытым свитком в руке, на котором евангельская надпись «Покайтесь, приближибося царство небесное». Этот тип Предтечи сам по себе был известен давно, встречался и на иконах, и в стенописях, и в произведениях прикладного искусства. Новым было его появление в иконостасе. С одной стороны, проповедь покаяния была призывом к познанию истины, к очищению, но в ней явно звучит и идея грядущего Страшного суда.
     
     С темой Страшного суда прежде всего связан идейный замысел композиции деисуса иконостаса (в переводе с греческого деисус означает моление). Он отражает мысль о заступничестве и молении святых за род человеческий перед Спасом. Святые, молящиеся перед Спасом, исполнены самозабвенной веры в справедливый суд. Их лица, как и лицо Спаса, одухотворены и полны мягкости и кротости. Так же как и в росписи Успенского собора, в его иконостасе звучит мотив надежды на спасение и веры в милосердие Судии.
     
     В связи с воплощением эсхатологической темы в творчестве Рублева необходимо упомянуть икону Спаса из Звенигородского чина. Здесь представлен поясной Христос полуфигурных чинов в традиционных скромных одеждах, без высших атрибутов своего божественного достоинства. На большинстве русских икон старше XV в. Евангелие в руках Спаса закрыто. Источник спасения – Новый завет Христа – появляется на иконах только как символ и обращен к зрителю переплетом. О нем говорится, но он сам не говорит. В XV в. Евангелия в руках Спаса открываются по всей России. Задача художников все больше смещается от изображения христианских догматов и норм к их защите, от богословия – к проповеди и полемике. Источником происшедших в искусстве изменений были новые веяния в духовной жизни русского общества. Более высокий уровень общественного сознания, открытые еретические выступления против церкви – все это делало идеологическую атмосферу сложной и накаленной.
     
     Рублев открыл Евангелие в руке Спаса на тексте «Не на лица судите, сынове человечестии, но праведный суд судите. Им же судом судите, в мю же меру мерите, отмерится вам». Звенигородский Спас – Спас-наставник, учитель. Он говорит людям, как надо жить, дает им надежду на спасение посредством праведной жизни. Спас здесь предстает очеловеченным, внушающим доверие, несущим доброе начало.

 

     Подводя итоги вышесказанному, можно сделать вывод о том, что Рублева, как сына своего времени и человека, напрямую связанного с церковью, в значительной степени занимала эсхатологическая тема. Он трактовал ее с удивительным оптимизмом. Главное действующее лицо Страшного суда воплощает собой не карательное, а справедливое, милосердное начало. Традиционные черты церковной идеологии, связанные с эсхатологией, выражены в произведениях художника достаточно поверхностно. В частности, такими чертами являются момент устрашения, присутствующий в росписи Успенского собора, проповеднический элемент, призыв к покаянию в той же росписи. 
      
     Воззрения Рублева во многом не сходятся со взглядами церкви, несмотря на его продолжительную жизнь в ее стенах и монашеский сан. Исследователь В.А. Плугин называет в качестве причины появления жизнеутверждающего начала в произведениях Рублева восприятие им исихазма – философского течения, пришедшего на русскую землю из Византии[vi]. Вообще же о мотивах рублевского подхода к трактовке темы Страшного суда можно только догадываться. Несомненно, здесь имела место личная, творческая трактовка изображаемых сюжетов, что свойственно всем великим художникам. Возможно, первоосновой его оптимизма был национальный подъем Руси, отчасти увиденный, а еще больше предугаданный. 
            

5.5.2005 

      Список использованной литературы и источников
     
     Литература
     
     1. Плугин В. А. Эсхатологическая тема в древнерусской общественной мысли. М.,1971. 
      2. Лазарев В. Н. Андрей Рублев и его школа. М.,1966. 
      3. Лихачев Дм. С. Культура Руси времен Андрея Рублева и Епифания Премудрого. М.–Л., 1962. 
      4. Рублев А. Из собрания Государственной Третьяковской Галереи. М. 1990. 
      5. Демина Н. А. Андрей Рублев и художники его круга. М., 1972. 
      6. Средневековое православие: от прихода до патриархата. Волгоград, 1997. 
      7. Цодикович В. К. Семантика иконографии «Страшного суда». Ульяновск, 1995. 
      8. Успенский Л. Г. Вопрос иконостаса. М. 1975. 
      9. Россия перед вторым пришествием (материалы к очерку русской эсхатологии).
     
     Письменные источники
     
     1. Послание митрополита Киприана Высокому игумену Афанасию от 16 сентября 1406г.. 
     2. Фрагмент одной из грамот митрополита Киприана. 
     3. Фрагмент письма митрополита Фотия. 
     4. Фрагмент новгородской летописи от 1402 г.
     
     Изобразительные источники (репродукции) 
      
    1. А. Рублев, Д. Черный. Страшный суд. Роспись северного склона свода в центральном нефе. Владимир, Успенский собор, 1408. 
    2. Роспись южного склона свода в центральном нефе. 
    3. Фрагменты росписи северного и южного склонов свода в центральном нефе. 
    4. А. Рублев, Д. Черный и мастерская. Иконостас Успенского собора во Владимире. 
   5. Фрагменты деисусного чина иконостаса Успенского собора во Владимире. 
   6. А. Рублев. Спас в силах. Икона Звенигородского чина. 
      
       -------------------------------------------------------------------------------- 
    Ссылки     

    [i] ПСРЛ. Т.XI. С. 195. 
    [ii] Цит. по: Россия перед вторым пришествием (Материалы к очерку русской эсхатологии). М., 1994. 
    [iii] Послание митрополита Киприана к Высокому игумену Афанасию от 16 сентября 1406 г. 
    [iv] Цит. по: Россия перед вторым пришествием. 
    [v] Успенский Л. Вопрос иконостаса. М., 1975. 
    [vi] См.: Плугин В. А. Эсхатологическая тема в древнерусской общественной мысли. М., 1971.