ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АППАРАТ ВРАНГЕЛЕВСКОЙ ДИКТАТУРЫ

 

     Полагая, что Колчаку и Деникину «связывали руки» правительства – Временное Российское и Особое совещание, – генерал П.Н. Врангель был убежденным сторонником того взгляда, что в условиях разрухи и гражданской войны единственной формой правления может быть только военная диктатура сродни власти командующего армией.

 

     После его назначения главкомом эвакуировавшиеся в Ялту сенаторы совместно с представителями правых крымских организаций подали ему докладную записку о форме правления, в которой предлагалось установить военную диктатуру («другого устройства власти, кроме военной диктатуры, при настоящих условиях мы не можем признать») и «упростить» аппарат управления – образовать при главкоме Совет из назначенных им начальников центральных управлений, а «высшее наблюдение за законностью» возложить на Сенат. Аналогичные настроения царили и среди старшего командного состава. Так, генерал Слащов настойчиво предлагал Врангелю в рапорте от 5(18) апреля «объявить себя Диктатором (неограниченным Правителем) без флера, а ясно для всех (для народа)».

 

     Главным препятствием, как показал опыт Деникина, на пути к установлению единоличной диктаторской власти являлась суверенность казачьих областей. Однако войсковые атаманы и председатели правительств Дона, Кубани, Терека и Астрахани, оказавшиеся в Крыму «без народов и территорий», попали в полную зависимость от нового главкома: только управления его штаба и подчиненные ему центральные учреждения могли финансировать казачьи части и снабжать всем необходимым, только в его распоряжение поступали предметы снабжения от англичан. Наконец, почти все наиболее оппозиционно настроенные к главному командованию казачьи политические деятели, прежде всего «черноморцы», предпочли перебраться в Грузию, но не в Крым. Поэтому Врангель мог уже более решительно ставить и без пространных совещаний решать вопрос о подчинении себе казачьих войск. 

 

     29 марта (11 апреля) приказом главкома ВСЮР № 2925 было объявлено новое «Положение об управлении областями, занимаемыми Вооруженными силами на юге России», в котором предельно ясно формулировался принцип военно-диктаторской власти: «Правитель и главнокомандующий... обнимает всю полноту военной и гражданской власти без всяких ограничений». Казачьи войска подчинялись главкому ВСЮР, а «земли казачьих войск» объявлялись «независимыми в отношении самоуправления». Состоящие в непосредственном  подчинении главкома его помощник, начальник его штаба и начальники управлений – Военного, Морского, Гражданского, Хозяйственного, Иностранных сношений, - а также Государственный контролер составляли Совет при главкоме, «имеющий характер органа совещательного».

 

     Согласно положению, Хозяйственное управление должно было ведать финансами, продовольствием, торговлей и промышленностью, транспортом. Таким образом, в новое центральное управление были чисто механически соединены четыре прежних центральных управления, ведавших вопросами экономики и снабжения.

 

     2(15) апреля Врангель заключил с казачьими атаманами соглашение, в соответствии с которым сохранялась «полная автономия и независимость» казачьих областей «в отношении внутреннего гражданского устройства», достаточно мифическая, поскольку на их территории была установлена Советская власть. В то же время главкому предоставлялась реальная власть над эвакуированными в Крым казачьими войсками и исключительное право вести от их имени переговоры с иностранными государствами.

 

     Таким образом, уже в первые десять дней своего командования Врангель сумел, в силу сложившейся ситуации, решить проблему подчинения казачьих войск, которую Деникин не смог решить за два года.

 

     В ходе подготовки десантной операции на Кубань, в случае успеха которой не только под контроль ВСЮР и его управление перешла бы Кубань, но и открывались, в случае подъема казаков, дороги на Дон и Терек, Врангель столь же решительно, с одной стороны, распространил свое управление на ведущие сектора экономики казачьих областей и установил свое исключительное право эмиссии, с другой – интегрировал казачьи власти в созданный при себе правительственный аппарат. 22 июля (4 августа) в Севастополе он подписал с атаманами и главами правительств Дона, Кубани, Терека и Астрахани соглашение «в развитие соглашения от 2(15) апреля».

 

     Казачьи области в соглашении именовались «государственными образованиями» и им обеспечивалась «полная независимость в их внутреннем устройстве и управлении». В Совет при главкоме с правом решающего голоса были введены председатели их правительств. Главкому «присваивалась полнота власти» над всеми их вооруженными силами «как в оперативном отношении, так и по принципиальным вопросам организации армии», при этом Дон, Кубань, Терек и Астрахань обязывались «по указанию» главкома производить на своей территории мобилизацию «не менее сроков и категорий», чем проводится на территории ВСЮР. Все необходимые для снабжения войск «продовольственные и иные средства» они должны были предоставлять по требованию главкома «по особой разверстке». Управление железными дорогами и магистральными телеграфными линиями казачьих «государственных образований» передавалось власти главкома. Устанавливалась общая таможенная черта, отменялись все таможенные заставы и досмотры, вводилось единое косвенное обложение. Устанавливались единая денежная система и исключительное эмиссионное право власти главкома, причем размеры эмиссии определялись постановлениями совета при главкоме, а «установление денежной системы и распределение денежных средств, получаемых от эмиссии», должны были определяться дополнительными соглашениями. Наконец, внешнеполитические и внешнеторговые отношения целиком осуществлялись правителем и главкомом.

 

     Атаманы и главы правительств, поскольку судьба казачьих частей и гражданских беженцев в Крыму, прежде всего – снабжение и вооружение потерявших материальную часть полков и батарей, а следовательно – и перспектива возвращения в родные области, целиком зависела от Врангеля, вынуждены были принять условия этого соглашения. Хотя оно, по сути, воспроизводило схему «автономии», которую Деникин и Особое совещание не сумели навязать казачьим областям в 1919 г., и перечеркивало их собственные основные законы. Однако они могли утешить себя двумя последними пунктами: хотя соглашение «приемлет силу тотчас по его подписанию», но оно подлежало утверждению Кругов и Рады, что могло состояться лишь на собственно казачьей территории, а кроме того, срок действия его ограничивался «полным окончанием гражданской войны».

 

     6(19) августа, в момент наибольшего успеха десантной операции на Кубань Врангель издал приказ № 3504, которым «ввиду расширения занимаемой территории и в связи с соглашением с казачьими атаманами и правительствами», он переименовал себя в «правителя юга России» и главнокомандующего Русской армией, а Совет при себе – в «Правительство юга России», в которое вошли начальники центральных управлений и представители казачьих государственных образований и которое возглавлял председатель правительства. Проведенные этим приказом переименования, не меняя ни сути военно-диктаторской власти Врангеля, ни положения правительства как совещательного органа при главкоме, важны были как для обоснования распространения власти главкома на казачьи области, так и для придания этой власти более гражданского и общероссийского облика, без чего трудно было добиться признания со стороны держав Антанты, прежде всего – Франции, с представителями правительства которой на этот счет велись в Париже и Севастополе активные переговоры.

 

     Поскольку Правительство юга России, как и Совет при главкоме, оставался совещательным органом, «решающие» голоса председателей казачьих правительств практически никакого веса в нем не имели. Они даже не всегда приглашались на его заседания. На его состоявшихся 54-х заседаниях (в среднем оно заседало два раза в неделю), как правило, рассматривались и утверждались внесенные начальниками управлений штаты учреждений, ходатайства об отпуске кредитов, проекты казенных внешнеторговых договоров. Председательствовал на заседаниях помощник главкома и начальник его штаба генерал П.Н. Шатилов, а с июня – прибывший из Парижа и назначенный помощником главкома по гражданской части А.В. Кривошеин. Сам Врангель председательствовал всего несколько раз: когда нужно было одобрить проект какого-либо особо важного закона (например, о земле) или дать общие принципиальные указания начальникам управлений. Подавляющее большинство самых серьезных вопросов решалось по представлению глав ведомств путем согласования между Врангелем и Кривошеиным. Соответственно, все законы и решения правительства обнародовались в виде приказов «правителя и главнокомандующего».

 

     Врангель через свой штаб осуществлял не только командование армией и флотом, но и отчасти управление теми гражданскими областями, которые так или иначе имели отношение к снабжению и обслуживанию вооруженных сил. Должность начальника штаба главкома до июня занимал генерал П.С. Махров, 6(19) июня его сменил генерал Шатилов, в 1919 г. служивший у Врангеля начальником его штаба в Кавказской и Добровольческой армиях. Штаб состоял из 1-го и 2-го генерал-квартирмейстерств. В 1-е, возглавляемое генералом Г.И. Коноваловым, входили отдел: общий, оперативный, организационный, разведывательный, агентурный, связи, а также управления генерал-инспекторов пехоты, кавалерии, артиллерии и авиации (управления среди прочих вопросов ведали артиллерийским и инженерно-техническим снабжением подведомственных родов войск). Во 2-е генерал-квартирмейстерство, возглавляемое генералом А.П. Архангельским, входили отделы: общий, политический (ведал агитацией и пропагандой на фронте, в тылу и на советской территории), иностранных сношений, военно-цензурный, особый (контрразведка) и управление дежурного генерала.

 

     Комплектованием, снабжением и тыловым обеспечением Русской армии и Черноморского флота ведали Военное управление (начальник – генерал В.Е. Вязьмитинов) и Морское управление (начальник – адмирал А.М. Герасимов), а также Главное интендантство, Главное военно-инженерное управление, Главное военно-санитарное управление и Управление начальника военных сообщений, ведавшее транспортом и средствами связи.

 

     Хотя обобщающие данные о численности офицеров, служивших в центральном аппарате военного управления, отсутствуют, их можно установить косвенным путем. В сентябре общая численность офицеров в Русской армии достигла почти 50 тыс., из которых до 20 тыс. служили в действующей армии и органах армейского тыла, 5 – 7 тыс. служило в запасных частях и местных органах военного управления (комендатурах и т.д.) и находилось в резерве. Таким образом, в центральном аппарате военного управления служило 20 – 25 тыс., что составляло почти половину всего офицерского состава.

 

     Аппарат гражданского управления ВСЮР после эвакуации в Крым оказался совершенно дезорганизован. Почти все начальники управлений поспешили выехать за границу, остались лишь М.В. Бернацкий и А.А. Нератов. Выехали также многие начальники отделов и другие структурных подразделений. Тысячи чиновников, бросив большинство дел при эвакуации Новороссийска, не могли даже найти помещений. Одним из последних приказов Деникина были расформированы несколько управлений и эвакуированные в Крым губернские и уездные учреждения тринадцати губерний, многие чиновники остались за штатом.

 

     Одержимый идеей «упрощения административного аппарата», Врангель приказом от 29 марта (11 апреля) свел остатки всех центральных гражданских управлений в четыре: Гражданское управление (внутренние дела, земледелие и землеустройство, юстиция и народное просвещение), Хозяйственное управление (финансы, продовольствие, торговля и промышленность, пути сообщения), Управление иностранных сношений и Государственный контроль. По сути, шаг этот означал чисто механическое сведение более или менее близких отраслей управления под власть одного начальника. Поэтому уже спустя три дня начался обратный процесс рассредоточения управленческих функций.

 

     Хозяйственное управление было разделено на Управление снабжений и Управление финансов. Первое из них в условиях Крыма, который объективно, в силу крайней скудости хозяйственных ресурсов, не мог содержать и обеспечивать всем необходимым армию и флот, население и беженцев, призвано было предельно централизовать снабжение топливом, продовольствием, промтоварами и военными материалами: как закупки, включая импортные, так и поставки потребителям. В его состав вошли отделы, ведавшие торговлей, промышленностью, топливом и продовольствием. Управление финансов должно было заниматься своим прежним делом: эмиссией, бюджетом, пополнением доходов, регулированием денежного обращения, стабилизацией курса рубля и т.д. Наконец, Отдел путей сообщения был передан в состав Гражданского управления.

 

     Логики и смысла во всех этих перетасовках отраслевых отделов было немного и отражали они прежде всего заинтересованность соответствующих начальников управлений, их представления о своих задачах и путях их решения и, наконец, их возможность влиять на главкома.

 

     В апреле, по предложению Врангеля, Совет при главкоме организовал междуведомственную комиссию по пересмотру штатов «с целью их возможного сокращения», которую возглавил генерал Шатилов. В течение апреля – июня Совет утвердил разработанные комиссией штаты всех центральных управлений. 

 

     Начальником Управления финансов Врангель назначил профессора М.В. Бернацкого, возглавлявшего его при Деникине. Поскольку никакими успехами, если не считать открытия собственных экспедиций заготовления государственных бумаг, управление похвастаться не могло, главными мотивами этого назначения, скорее всего, были опыт Бернацкого и отсутствие других претендентов на эту должность. Поскольку он длительное время находился в командировке в западноевропейских странах, фактически его обязанности исполнял В.В. Матусевич.

 

     В Управление финансов входили отделы: кредитный, акцизно-монопольный, счетно-казначейский, таможенных сборов. Кредитному отделу подчинялись местные отделения Государственного банка, через которые проходило финансирование из бюджета государственных учреждений, армии и флота. Акцизно-монопольный отдел ведал сборами косвенных налогов и фискальными монополями, разрабатывал проекты по их введению. Отделу таможенных сборов, ведавших сбором таможенных пошлин, подчинялись тринадцать таможенных застав в портах Крыма и занятой в июне Северной Таврии.

 

     В апреле при Управлении финансов была образована особая Финансово-контрольная комиссия, которая давала заключения по сметам и штатам учреждений, проектам внешнеторговых договоров и т.д. Исходя из жесткой необходимости экономии бюджетных средств, комиссия, чаще всего – произвольно, урезала предполагавшиеся к отпуску суммы. Однако большого эффекта экономии ее деятельность не имела, поскольку главы ведомств через Врангеля или Кривошеина находили способ обойти установленные ею ограничения. 

 

     Управление снабжений до июня представляло собой конгломерат весьма мало связанных друг с другом гражданских и военных отделов и управлений. В него входили, с одной стороны, артиллерийское, интендантское и ветеринарное управления, инженерно-технический отдел, отделение ремонтирования (конского состава), с другой – отделы промышленный, продовольственный, горный и топлива, торговых портов и мореплавания. Все это громоздкое сооружение, отдельные части которого были вдобавок разбросаны по Севастополю, объединялось лишь сверху – властью начальника управления, которым Врангель назначил генерала П.Э. Вильчевского, бывшего начальника снабжений Кавказской армии, исходя из убежденности в его «неподкупной честности, энергии и твердости». Дабы расширить его возможности в плане привлечения частных фирм к поставкам на армию, ему в помощники по гражданской части был назначен инженер С.С. Демосфенов, известный предприниматель, занятый в сфере хлеботорговли, который вскоре был снят за участие в грандиозных спекулятивных операциях.

 

     После того как в июне Кривошеин, защищая интересы предпринимателей, добился выделения из Управления снабжений отделов, которые прежде входили в Управление торговли и промышленности, работа Управления снабжений свелась к обеспечению тыловых учреждений армии продовольствием, а войск – различными военными материалами.

 

     Создание 15(28) июня Управление торговли и промышленности фактически стало воссозданием прежнего управления в составе тех же отделов: продовольствия, торговли, промышленности, горного и топлива, торговых портов и мореплавания. Во главе его по рекомендации Кривошеина главком поставил В.С. Налбандова, известного крымского землевладельца и финансиста, принадлежавшего к правому крылу кадетской партии и занимавшего в Крымском правительстве С.С. Крыма пост государственного контролера.     

 

     Отдел горный и топлива занимался как организацией добычи топлива в Крыму, так и закупкой горюче-смазочных материалов на внешнем рынке. Отдел промышленности вел учет предприятий и способствовал восстановлению производства путем кредитования. Отдел продовольствия производил через конторы своих уездных уполномоченных по продовольствию закупки хлеба, скота и продуктов. Почти половина чиновников управления работали в отделе торговли, занимавшем в нем центральное место, причем отделение внутренней торговли, на которое была возложена задача разработки и координации мер по борьбе со спекуляцией, состояло из одного лишь начальника, который занимался только тем, что регистрировал стремительный рост цен на рынках. Зато бурную деятельность вело многочисленное отделение внешней торговли, которое выдавало разрешения на вывоз сырья.

 

     Все отделы управления имели своих уполномоченных губернского, уездного и городского ранга, руководивших конторами, а также представительства (торговые агентства) за границей (в крупных портах), численность чиновников в которых превышала численность их в центральном аппарате ведомства. Стремясь хоть как-то сократить разбухшие штаты, Совет при главкоме по проекту Налбандова в августе решил слить отделы торговли и продовольствия и объединить конторы местных уполномоченных всех отделов. Однако на практике эта реорганизация не была проведена из-за сопротивления чиновников.  

 

     На возглавляемое Глинкой Управление земледелия и землеустройства, образованное 15(28) июня на основе одноименного отдела Гражданского управления, была возложена реализация земельной реформы. В составе управления в середине (конце) июля был создан лесной отдел, основой которого послужил отдел заготовок древесного топлива, переданный из Управления торговли и промышленности, который ведал как сохранностью лесов, так и заготовками дров через предпринимателей.

 

     На Управление государственного контролера (Государственный контроль) возлагался контроль за финансовой деятельностью ведомств, то есть расходами отпускаемых им бюджетных средств. До июня должность Государственного контролера занимал А.А. Васильев, затем на нее был назначен прибывший из Парижа Н.В. Савич. Работа этого управления в значительной степени была бесполезной, поскольку расходы проверялись по факту и ведомства часто присылали отчетность с большим опозданием, да еще не прикладывая необходимых документов. Когда же контроль не утверждал проектов, специально направленных ему, поскольку они требовали больших затрат, начальники ведомств часто игнорировали его мнение и получали все необходимые разрешения у Кривошеина и Врангеля в обход контроля.  

 

     В начале (середине) апреля выделенный из расформированного Хозяйственного управления отдел путей сообщения был сначала передан в Гражданское управление, а затем выделен в самостоятельное управление, которому были подчинены Южные железные дороги и строительство железной дороги Джанкой – Перекоп. Но уже через несколько дней управление было упразднено и отдел путей сообщения передан в Управление начальника военных сообщений, в результате чего железные дороги попали в полное распоряжение штаба главкома. В октябре в связи с усилением разрухи на транспорте Врангель восстановил Управление путей сообщения, пригласив на должность его начальника инженера Кригер-Войновского, бывшего управляющего Владикавказской железной дороги, однако очередная реорганизация никакого положительного результата не дала.

 

     Обобщающие данные о бюджете и штатной численности аппарата гражданского управления не обнаружены. По косвенным данным можно, однако, установить, что в центральном аппарате работало не менее 5 тыс. чиновников, а на содержание этого аппарата за период с апреля по ноябрь было истрачено 10 – 12 млрд. руб.

 

     Центральный аппарат, находившийся в Севастополе, был воздвигнут над губернским (Таврической губернии), который находился в Симферополе и сохранился в дореволюционном виде. Деятельность центральных учреждений практически не выходила за пределы Таврической губернии, которой управлял губернский аппарат численностью до 5 тыс. чиновников. Естественно поэтому, что большая часть работы центральных управлений состояла в переписке с подчиненными им губернскими учреждениями.

 

     Уездная и волостная администрация в условиях самоуправства начальников войсковых частей, проходивших через их территорию или стоявших на ней, как и вообще офицеров, была совершенно парализована. Вся их деятельность сводилась к вымогательствам у зажиточных крестьян «детишкам на молочишко», пьянству и издевательствам над населением.

 

     Чтобы пресечь практику «самоснабжения» войск путем грабежа населения, поднять в войсках дисциплину и тем переломить враждебное отношение крестьян к армии, что должно было облегчить проведение законных реквизиций и мобилизаций, в мае Врангель приказал образовать военно-судные комиссии при начальниках гарнизонов, штабах корпусов, дивизий и отдельных бригад. В их компетенцию входило расследование и вынесение приговоров по делам о грабежах, разбоях и самовольных реквизициях, совершаемых чинами армии в отношении населения.

 

     Учреждение их в первую очередь породило неразбериху в судебном ведомстве: пока дела лежали без движения, между Военной прокуратурой, Управлением юстиции, окружной судебной палатой и окружным судом шли бесконечные споры о том, кто должен их рассматривать, поскольку все старались спихнуть их вновь образованным комиссиям. Но военно-судные комиссии, которые крестьяне Таврии осаждали с жалобами на грабежи, оказались совершенно недееспособны. Во-первых, потому, что состояли не из опытных юристов, а, в основном, из бывших строевых офицеров, которые не желали «цацкаться с мужиком» и строго наказывать своих однополчан. Во-вторых, командиры частей всячески третировали комиссии, не отвечая на их запросы и укрывая привлеченных к ответственности офицеров, казаков и солдат. В-третьих, большинство осужденных было помиловано самим же Врангелем ввиду их «боевых заслуг». К осени военно-судные комиссии превратились либо в бюрократические учреждения, безуспешно «штурмующие» штабы и командование с целью вытребовать на допрос обвиняемых, либо в хозяйственные органы, расплачивавшиеся с крестьянами за уведенных лошадей, отобранный хлеб и прочее имущество, и на этой почве сами погрязшие в вымогательстве и казнокрадстве.

 

     Неудачей закончилась и попытка организовать при командирах корпусов управления заместителей по гражданской части, настойчивым инициатором которой выступил генерал Слащов. В мае Совет при главкоме одобрил предложенный им проект. Согласно утвержденному главкомом 11(24) мая «Положению о начальниках гражданской части при командирах корпусов», «начграчи», как их стали именовать, наделялись правами губернатора и подчинялись начальнику Гражданского управления. В состав гражданских частей вводились представители всех гражданских ведомств. Их важнейшей задачей было формирование местного административного аппарата на только что занятой войсками территории (управлений начальников уездов, городской и сельской стражи), чтобы как можно скорее передавать ее под управление гражданских ведомств и тем положить предел произволу военного начальства, которое рассматривало ближайший тыл как свою вотчину. Однако уже в середине (конце) июля гражданские части были расформированы, поскольку создавали излишний параллелизм, вносили путаницу и неразбериху, а главное – вызывали сильнейшее недовольство военных начальников вмешательством в вопросы снабжения местными средствами.

 

     По-прежнему самой характерной чертой государственного аппарата была устойчивая тенденция разбухания и саморазмножения. Врангель, государственный кругозор которого во многом оставался на уровне ротмистра гвардейской кавалерии, пребывал в убеждении, что государственный аппарат можно упростить и устроить на манер полевого штаба – стоит только приказать. За апрель – май он отдал приказы о расформировании более пятисот военных и гражданских учреждений. Однако эта кавалерийская атака на бюрократию особого успеха не имела. Офицеры, откомандированные из упраздненных тыловых учреждений на фронт, не веря в победу и не желая рисковать жизнью, добивались откомандирования в другие, вновь учреждавшиеся тыловые учреждения и в итоге все-таки покидали фронт. Чиновники также перекочевывали из упраздненных учреждений во вновь открывавшиеся. Сделать это было не так трудно, поскольку новые учреждения являлись продолжением старых - под новой вывеской, но под руководством тех же начальников. Главы ведомств и руководители учреждений стремились постоянно расширять подчиненные им аппараты, поскольку это расширяло бюджетное кредитование и делало службу «доходнее». Поэтому вместо упраздненных скоро возникали новые учреждения, множилось число управлений, отделов и канцелярий и весь этот процесс по сути свелся к «калейдоскопической перемене фамилий и вывесок, а зачастую даже только последних».

 

     Разбуханию аппарата способствовала и деятельность Кривошеина, видевшего средство решения всех проблем в реорганизации управления и остававшегося по психологии «тайным советником и министром большой самодержавной России». С другой стороны, он, как и многие главы ведомств, стремились решать все вопросы «во всероссийском масштабе», чтобы «выковать» в Таврии «прообраз будущей России». Поэтому и происходили постоянные «перестройки», переподчинения, слияния и разделения. Отсутствие эффекта от одной реорганизации порождало другую. Все это в итоге и вело к росту штатов. Результатом стал выстроенный руками опытных бюрократов крайне дорогой и «показной фасад государственности», который только прикрыл прогрессирующий развал тыла.

 

     Разбухание аппарата управления, борьба за крайне ограниченные бюджетные средства и коррупция привели к тому, что межведомственные трения превратились в ожесточенную межведомственную конкурентную борьбу. Каждое ведомство в лице своего начальника отстаивало сохранение за собой наиболее «доходных» дел, стремилось добиться увеличения собственного кредитования за счет других, выставить свою деятельность как единственно правильную и опорочить конкурентов, оттеснить их и при этом свалить на них наиболее сложные вопросы. Так, Управление торговли и промышленности и Управление финансов прочно увязли в противоборстве по поводу регулирования экспортно-импортных операций и контроля за деятельностью частных банков, а Управление торговли и промышленности и Главное интендантство жестко конкурировали между собой за бюджетные деньги, отпускавшиеся на закупку хлеба и т.д.

 

     В результате такого противоборства законодательные предположения ведомств, вносившиеся в Совет при главкоме и позже в Правительство юга России, противоречили друг другу. Распоряжения, отдававшиеся управлениями и их отделами своим местным учреждениям, часто противоречили не только распоряжениям других ведомств, но и другим отделам того же управления. Между учреждениями различных ведомств, которым приходилось взаимодействовать при решении одного вопроса, шла бесконечная переписка о «согласовании», в ходе которой каждый стремился оградить свои интересы. Отсутствие фактической согласованности приводило к многочисленным выяснениям, уточнениям и переделкам распорядительных документов, в ходе которых учреждения, как выразился один чиновник, «запутывались в формальностях», а дело тем временем не двигалось. Руководители учреждений в конкурентной борьбе за бюджетные деньги и «доходные» сферы управления и дела нередко превышали свою власть, хорохорились друг перед другом, но когда дело доходило до серьезных вопросов или недоходных дел, стремились кивать на других, передавать дела другим и проявляли полное бездействие. Старая бюрократическая практика создания междуведомственных комиссий, к которой широко прибегал Кривошеин, не могла изменить ситуации, поскольку начальники весьма часто вообще игнорировали заседания комиссий, работа их затягивалась и решения не выполнялись. Как констатировал в одном из своих приказов Врангель, «канцелярская волокита и междуведомственные трения сводят на нет все мои начинания».

 

     Эффективность работы чиновников в 1920 г. была еще ниже, чем в 1919 г. Чувство долга, отчасти питавшееся расчетами на чины, награды и продвижение по службе, как и другие факторы, сошли на нет. Главным мотивам стало использование служебного положения в корыстных целях. Этому способствовали как ощущение непрочности положения Русской армии в Таврии, так и катастрофическое ухудшение материального положения.

 

     В государственном аппарате врангелевской Таврии служило примерно 10 – 12 тыс. чиновников. Члены их семей насчитывали 20 – 25 тыс. Месячное жалование чиновников XVI – VII – IV классов составляло в мае 7 000 – 16 000 – 27 000 руб. и вместе со всеми прибавками покрывало от 5 до 25 % семейного прожиточного минимума. В сентябре оклады были удвоены, но уже за октябрь инфляция «съела» прибавку и жалование снова стало покрывать всего 5 – 10 % прожиточного минимума. Положение чиновников усугублялось еще и тем, что за зиму – весну, голодая, многие продали последнее «лишнее» имущество и этот источник повышения реальных доходов иссяк. Поэтому чиновникам ничего не оставалось, как брать и вымогать взятки, присваивать казенные суммы.

 

     Периодически издававшиеся приказы Врангеля грозили взяточникам и казнокрадам, «подрывающим устои разрушенной русской государственности», каторгой и смертной казнью, введенной в октябре. Однако никакого сдерживающего воздействия они не оказали. Столь же недейственными были и кампании официозной прессы, взывавшей к патриотическим чувствам чиновников (под лозунгом «Брать сейчас взятку – значит торговать Россией!») и рассуждавшей, что «ничтожное жалование, дороговизна, семьи – все это не оправдание» для мздоимства.

 

     В итоге переписка превратилась в механическую канцелярскую работу «вне времени и пространства», в создание видимости деятельности. Волокита останавливала все дела и стала орудием вымогательства: всякое дело отстаивалось «точно баржа, путешествующая по шлюзам», пока взятка не открывала шлюзы. «Крымский вестник» так живописал выполнение гражданскими ведомствами приказов «правителя»: «Бумажная машина совершила положенный ей круг, поставила точку и подвела итог: исполнено. Но в жизни остались лишь груды исписанной бумаги с номерами и подписями. Волокита организовала у нас свое государство в государстве…».

 

     Наконец, резко упала служебная дисциплина чиновников. Опоздания на работу и бездельничанье приняли настолько массовый характер, что даже формальный документооборот оказался разрушенным, если не запутывался нарочно, чтобы скрыть следы должностных преступлений. Чиновники большей частью «пили чай и курили», обычное высокомерие и равнодушие к просителям и жалобщикам из простонародья превратилось в презрение и грубость.

 

     Именно этот военно-гражданский, выстроенный по типу военной диктатуры, государственный аппарат проводил в жизнь «левую политику правыми руками» и регулировал экономическую жизнь занимаемой территории.