Развитие экономической жизни России, прогрессировавшее вообще чрезвычайно медленным темпом, за последний год совершенно остановилось.

     Правда, благодаря длительной мировой войне, промышленность всей Европы претерпела сильные изменения и пережила некоторый застой. Ей пришлось значительно сузить свою универсальность и накопления за последнее столетие, колоссальные средства приспособить к нуждам и требованиям военным, а вместе с тем, сильно сократиться в общем производстве и сжаться в силе сбыта.

     У нас же, в России, помимо общих с Европой причин дегенерации промышленности, действовали сверх того еще два других враждебных ей фактора: революция и «эксперименты» насаждения социализма.

     Сущность глубоко интересного процесса общественной самодеятельности, придающая резко определенный характер всей картине развития или упадка капиталистического хозяйства и необходимая для анализа тех или других явлений промышленности, - эта сущность ввиду общего положения вещей, превратившего центральную Россию в какую-то terra incognita – неизвестную страну, - для нас скрыта непроницаемой тайной.

     Но и то немногое, что хотя бы в общих чертах нам известно из повседневно наблюдаемых фактов сумбурного существования нашего, довольно красноречиво говорит о невероятном развале нашей экономической жизни.

     Повсеместно почти закрытые фабрики и заводы, разоренные образцовые сельские хозяйства, сожженные леса, наполовину только обработанные поля, уничтоженный речной торговый флот, разрушенные железные дороги, разогнанные культурные очаги народного хозяйства, демократические, земские и городские самоуправления, агония торговли – вот печальная картина родной действительности.

     Движимые стремлением, во что бы то ни стало, установить в России социалистический строй и уверенные, что наступило время «экспроприации экспроприаторов», наши коммунисты просто, в самом что ни на есть уголовном смысле, экспроприировали народные богатства. <…>

Приазовский край (Ростов н/Д). 1919. 1 января.

 

     Один из граждан прислал в редакцию чрезвычайно интересные соображения по поводу упорядочения денежного обращения. Приводим письмо его полностью:

     «Совдепская власть выпустила огромное количество бумажных денег, которыми очень щедро снабжала своих служащих и рабочих, и тем щедрее, чем меньше у нее оказывалось для снабжения населения разных подлинных ценностей: хлеба, мануфактуры, скота и проч. Благодаря этому у многих бывших совдепских граждан образовались порядочные запасы бумажных рублей. С переходом городов под Всероссийскую власть бывшие слуги Совдепии попадают в привилегированное положение благодаря запасу совдепских рублей, если считать их равноценными с рублями донскими, они могут накупить гораздо больше всякого добра, чем граждане того же положения из казачьих областей. Например, бывший «красный офицер», заехавший в кубанскую область может закупить там хлеба, скота и проч. гораздо больше, чем офицер казачьей армии, ибо первый получал жалованья по несколько тысяч в месяц, а второй одну - две сотни рублей.

     Создается, таким образом, такое положение, что за службу совдепской власти расплатится, в конце концов, Кубань и Дон, которые с нею борются, особенно если принять во внимание, что, несомненно, большие запасы бумажных денег должны быть у разных «комиссаров».

     Положение явно не справедливое.

     Как из него выйти?

     Выйти из него можно, различно оценив покупную силу донского и советского рубля. На базаре, одно время, говорят, за четверть молока просили 20 донских рублей или 100 рублей советских. Вот вам и решение вопроса. Пусть оно будет признано официально с возможностью обмена одних рублей на другие - пять за один. Попутно тогда разрешится вопрос о дороговизне и спекуляции, борьба с которыми при помощи такс и твердых цен всегда неизменно сгоняет с рынка все продукты и ставит население в тяжелое положение.

     Разрешится вопрос и о дальнейшей немедленной оплате труда рабочих и служащих.

     Никакой дороговизны у нас в Царицыне нет, а есть огромное количество советских денег, которые очень полезно для государства из населения извлечь при помощи «дороговизны» и уничтожить. И есть донские рубли, покупную силу которых ошибочно считают одинаковой с совдеп. рублями.

     Я сейчас не решаю вопроса, во сколько именно раз дешевле нужно ценить совдепский рубль против донского, в пять раз или в десять.  Это нужно решать на основании цен на хлеб, мясо и др. предметы, необходимые в казачьих областях и в Совдепии, не на тот, конечно, хлеб, который нам изредка выдавала совдепская власть по одной восьмой ф. в день на человека, а на тот хлеб, благодаря которому мы не перемрем с голоду. Нужно также решить вопрос, какие деньги нужно переоценить: «керенки», «мининки», «советские» и пр... Для этого нужна специальная комиссия.

     Думаю, что это неотложная задача нашей власти».

Неделимая Россия (Царицын). 1919. 22 июня.

 

     В последние дни наблюдается значительное оживление местного рынка. В связи с увеличивающимся притоком продуктов цены постепенно падают. Особенно понизились цены на обувь. Так, сапоги, стоившие ранее 1 500 руб., продаются по 700 руб. «Товарообмен», царивший в дни большевизма, совершенно исчез.

Неделимая Россия. 1919. 22 июня.

 

     В письме «о дороговизне и советском рубле» г-н С. упустил из виду одно и самое главное обстоятельство, а именно – дороговизну в Совдепии вообще, и в «Красном Царицыне» в частности.

     Предлагая давать за донской рубль пять рублей керенских, он, очевидно, думает, что карманы царицынского обывателя переполнены советскими деньгами. Но в том-то и дело, что Совдепия, давая рабочим и служащим сравнительно высокие оклады, выкачивала из них еще больше.

     Средний оклад рядовых служащих был менее тысячи рублей. Пуд муки стоил 600 - 700 руб., четверть молока - 100 руб., десяток яиц - 60 руб. и так далее – пусть г-н С. разочтет, на сколько же дней хватало даже малосемейному человеку его советской тысячи рублей.

По-видимому, г-н С. чудодей, если у него от советского режима осталось в пять раз более керенских рублей, чем у рядового, скажем, ростовского жителя.

     В Царицыне не только жалование, но и последнее белье спустили за хлеб.

     Обобравшие город крестьяне тоже не разбогатели. Совдепия выкачала из них деньги прямым грабежом (хлебные реквизиции) и косвенным через продажу мануфактуры, железа, орудий и проч. По чудовищным ценам.

     Обесценивать такие остатки керенок у горожан и крестьян едва ли бы было разумной и целесообразной мерой.

     Совдепские обыватели не только керенки, но и последние потроха свои принуждены были отдавать на красную армию.

     Об этом совершенно забыл г-н С.

     Он приводил в пример большую обеспеченность «красного офицера» по сравнению с добровольческим, если бы красный офицер был в Царицыне.

     Пусть успокоится г-н С., нравственные отрепья рода человеческого боятся близко подходить к тем местам, где стоят добровольцы. Пример его не достигает цели.

Царицын.

     P.S. Должен упомянуть еще, что статья г-на С. вызвала на базаре целый ряд недоразумений. Некоторые торговцы совсем отказывались принимать керенки.

     А так как донских денег в Царицыне пока нет, то это ведет к ненужному увеличению голода.

Неделимая Россия. 1919. 23 июня.

 

     Печатание денежных знаков в экспедиции при ростовской конторе Государственного банка началось с 1918 года, и постепенный ход работ ее рос вместе с развитием технических ее сил. Крайне трудно было доставить литографские машины, камни, краски и особенно бумагу и много надо было приложить энергии и настойчивости для достижения тех результатов, которые получаются теперь. Но дальнейшее увеличение числа машин, расширение помещений все еще продолжается и одновременно оборудована подсобная экспедиция в Новочеркасске, на которую возложено печатание бандеролей по акцизу, обязательств казначейств, вексельной бумаги и гербовых марок, игральных карт и акций частных коммерческих и торговых предприятий. Постепенный рост производительности Ростовской экспедиции представляется в следующем виде в мил. рублей: за февраль 1918 напечатано денежных знаков на 2,6, март – на 2,9, апрель – на 8,9, май - на 4,2, июнь – на 47,3, июль – на 25,1, август - на 61,4, сентябрь – на 84,8, октябрь – на 71,1, ноябрь – на 236,8, декабрь – на 190,2. Итого: 872,6.

     В 1919 году производительность стала быстро возрастать, а именно: в январе 1919 г. напечатано 219,3, феврале – 288,4, марте – 449,1, апреле – 566,2, мае – 600, июне (по 20 число) – 640. Итого 2 763,0. А всего 3 635,0.

     Сравнение месяца июня за 1918 и 1919 годы даст увеличение производительности в 12 раз. С началом печатания 1000 рублевого денежного знака и с производством нового увеличения числа машин возможно будет достичь получения от 900 мил. до 1 мил. руб. денежных знаков в месяц, считая, в том числе, работу Новочеркасской экспедиции. В виду необходимости приготовится к удовлетворению потребности в денежных знаках с расширением территорий, освобождаемых от большевиков, существует проект устройства вспомогательных экспедиций, печатающих такие же денежные знаки «Ростовского округа» еще в двух городах. Такое расширение вызывается, главным образом, необходимостью приготовления денежных знаков более мелких купюр для нужд размена, так как в них чувствуется особенный спрос, между тем, как необходимость при малых средствах технически изготовлять большее по сумме количество знаков заставляло печатать более крупные достоинства. Из числа 3630 мил. руб. до сего времени было напечатано:

 

500 р.     647 мил.  18 %

250       1776           19 %

100         870           24 %

  25         220             6 %

  10           77             2 %

    5           29             0,7 %

    3           20             0,3 %

    1             1
   

Итого: 3630 – 100 %.

     И, кроме того, напечатано на 3 782 т. р. 50 и 20 к. знаков. Процентное соотношение мелких купюр ниже 100 руб. составляет 9 % от общей суммы изготовленных билетов, причем, особенно недостаточным представляется % билетов трех низших достоинств в 1 р., 3 р. и 5 р., чем и объясняется затруднительность размена денег в магазине, несмотря на то, что при высокой цене товаров каждая почти товарная сделка превышает 3 - 5 руб. На это обстоятельство недостатка мелких купюр, как известно, уже обращено внимание отдела финансов, предполагающего усилить печатание количества мелких купюр в зависимости от установленных машин.

     Себестоимость печатания одного билета, независимо от его достоинства, составляет около 15 коп., но если перевести этот расход на 1 руб., то он составит всего лишь 2/10 каждый, что, принимая во внимание высокую стоимость материалов и расценку труда, нельзя признать преувеличенным.

А. Н-в
Донские ведомости (Новочеркасск). 1919 .[25] июня.

 

     Происходивший 6 и 7 июля в Ростове съезд представителей городских управлений Донской области констатировал катастрофическое положение муниципальных финансов, обусловленное небывалыми бедствиями, связанными с общеполитическими условиями, эпидемическими заболеваниями и общей финансовой разрухой. Эти обстоятельства, по мнению съезда, сами по себе вполне достаточны, чтобы довести городские управления до состояния полного банкротства, независимо от приемов и методов ведения городского хозяйства.

     С этим положением съезда нельзя согласиться и признать его доводы основательными в полном объеме.

     Конечно, катастрофическое финансовое положение усугубляется народными бедствиями и приближает города к банкротству, но таковое может быть отдалено или даже исключено при рациональном, осторожном и искусном ведении муниципального корабля.

     Главный смысл, главная цель городских управлений – приблизить свою политику к жизни и стараться удовлетворять все насущные нужды населения, которых в дни разрухи значительно больше, чем в нормальное время.

     Между тем, очень многие городские управления замыкаются в круги узкой, чисто бюрократической канцелярской деятельности, не удовлетворяющей даже минимальных требований граждан.

     Дайте населению, что ему нужно, и оно одними косвенными налогами создаст городу, если не блестящее, то вполне сносное финансовое существование.

     Возьмите хотя бы Ростовское городское управление. В отношении продовольственной помощи населению оно давно опустило руки и свело свою деятельность к номинальному существованию каких-то продовольственных организаций.

     Закрыта городская обувная фабрика, довольно успешно снабжавшая население дешевой обувью и игравшая на понижение цен местных, акулообразных сапожных мастеров; закрыта за отсутствием сырья, в то время, когда все сапожные мастерские работают и дерут с обывателя последнюю шкуру. Еще недавно говорили о городском снабжении населения хлебом, овощами и т.п. И об этом не слышно.

     Городские концессионеры издеваются над городом, чуть ли не каждый день, нарушая концессионные договоры. Они привыкли к своей неуязвимости и считают себя забронированными от каких бы то ни было последствий.

     Газа в городе нет, водопровод работает неисправно, трамвайное движение останется, кажется, нерегулируемым до замены его … воздушным. А городская больница?.. Разве даже в нормальное время она удовлетворяла городское население? Или там было поставлено дело на такую высоту, что поиски населения лучшей врачебной помощи являлись бессмысленными и невызываемыми необходимостью?

     Лишая население удобств и необходимого, городское управление тем самым наносит ущерб своему финансовому благополучию.

     Путь займов и перекладывания расходов по отдельным отраслям – путь неустойчивой политики и такие методы лишь паллиативно могут придти на выручку городским управлениям.

     Пока последние не усвоят положения – все для населения и все через население, – города будут карабкаться на отвесные скалы финансовой неустойчивости, срываясь в бездну полного банкротства, или случайно цепляясь за попавшиеся кусты временных выходов из положения.

     И поэтому городским управлениям надо определенно поставить вопрос об общей будущей политике муниципалитетов, а не складывать беспомощно руки, утешая себя, что «указанные условия сами по себе достаточны, чтобы привести городские управления к состоянию банкротства».

     Такое признание – это расписывание в несостоятельности, а последняя не должна иметь места.

     Обанкротившиеся предприятия не всегда умирают; над ними назначаются администрации и часто выводят их из тупика.

Такими администрациями должны быть городские думы, в тех местах, где их пока нет; а там, где они сохранились, - нужна напряженная работа и – крах останется в прошлом.

 Н. Огнев
Приазовский край. 1919. 10 июля.

 

     Главноуполномоченный Особого Совещания по финансовым делам по Екатеринославской, Харьковской и Полтавской губ., сенатор Д. П. Никифоров, ранее занимавший пост директора кредитной канцелярии, прибыл в Киев два дня.

     Вчера Д. П. Никифоров присутствовал на заседании представителей банков и кредитных учреждений, на котором изложил взгляды Особого Совещания на вопросы возрождения русских финансов. Касаясь вопросов денежного обращения, Д. П. Никифоров отстаивал точку зрения Управления по делам финансов о полном аннулировании «пятаковских» денег. В частности, говоря об обмене «пятаковских» денег на «донские», Д. П. Никифоров доказывал полную невозможность этой меры, которая повлекла бы за собой только вредную спекуляцию.

     Кроме того, Д. П. Никифоров участвовал в совещании комитета союза сахарозаводчиков.

     Центральное бюро союзных кооперативных объединений обсудило вопрос о советских деньгах. Принимая во внимание, что, в силу известного приказа, советские деньги не обязательны к приему, что, продавая имеющиеся у нее запасы продуктов, кооперация взамен таковых получит лишь советские деньги, что может повлечь финансовый крах – центр. Бюро постановило с 27-го сего августа прекратить прием советских денег.

     В Киев прибыла первая партия «донских» денег.

     Начальник Управления финансов профессор М.В. Бернацкий в беседе с сотрудником «Новой России» указал, что коренная денежная реформа возможна лишь после организации единого российского правительства.

     Сейчас стоят задачи более скромные.

     Первая – устранение крайнего разнообразия денежных знаков. Принимаются меры к тому, чтобы, по возможности, свести на юге России типы бумажных знаков к трем основным: так называемым, «николаевским», донским и особым денежным знакам главного командования, выпуск которых через новые экспедиции в Новороссийске и Симферополе и, может быть, в Одессе предстоит в ближайшем времени.

     При всяком изъятии тех или иных знаков из обращения, за исключением, конечно, аннулированных «пятаковских», будут приняты все меры к обеспечению интересов населения. Но, во всяком случае, настойчиво можно рекомендовать держателям всяких знаков помещать их в сберегательные кассы, на текущие счета в частные банки, кредитные кооперативы и отделения государственного банка.

     Вторая задача - обеспечить юг России от наплыва советских и прочих фальшивых денег. Так как процесс штемпелевания обычного характера не может дать ощутительных результатов, я склоняюсь к мысли употребить метод, примененный в Чехии, т.е. регистрацию наличных знаков посредством наклейки особых марок, регистрацию, сопряженную с известным налогом. Оклеенные этими марками денежные знаки будут иметь беспрепятственное хождение по всей территории России…

     По мнению проф. Бернацкого, целью будущей реформы является изъятие и принудительное превращение в долгосрочные государственные обязательства примерно 4/5 бумажного наследия войны и смуты, дошедшего до ста миллиардов; тогда на основании более чем миллиардного по паритету золотого запаса, сохраненного адм. Колчаком, можно будет построить нормально функционирующую бумажно-денежную систему.

Киевская жизнь (Киев). 1919. 27 августа.

 

     По соглашению с уполномоченным Управления финансов Вооруженных сил на юге России, объявляется во всеобщее сведение нижеуказанные основания обращения денежных знаков в пределах гор. Киева и его района:

     1) Имеют обязательное хождение среди населения и обязательны к приему во все кассы правительственных учреждений следующие денежные знаки:

      1. Кредитные билеты общегосударственного образца (Романовские и Временного правительства, так называемые, «думские» и «керенки»).

      2. Казначейские знаки 20 и 40 рублевого достоинства (керенки), образца, выпущенного Временным правительством.

      3. Кредитные билеты всех купюр и разменные знаки, выпущенные Ростовской на Дону конторой Государственного Банка.

      4. Предъявительские обязательства Государственного Казначейства в купюрах от 1 000 до 10 000 руб.

      5. 4 % билеты Государственного Казначейства (серии) с купонами и без купонов.

      6. Купоны всех достоинств истекших сроков от всех государственных процентных бумаг по номинальной их стоимости, т.е. без вычета установленного для некоторых бумаг 5 % сбора с доходов от капитала.

      7. Украинские кредитные билеты и казначейские знаки, выпущенные в карбованцах и в гривнах всех достоинств, за исключением поименованных ниже в числе не имеющих хождения знаков.

      8. Боны, выпущенные городскими общественными управлениями г.г. Одессы и Житомира.

     Примечание: Кредитные билеты дореволюционного периода и керенки бледной окраски (признак эмиссии последнего времени) подлежат приему на общих основаниях.

     2) Не имеют хождения следующие денежные знаки:

      1. Украинские казначейские знаки (розового цвета) достоинством в 10 карбованцев, выпущенные советской властью в Киеве.

      2. Украинские 3,6 % билеты Государственного Казначейства, выпущенные Директорией.

      3. Разменные знаки, выпущенные советской властью от имени Российской Социалистической Федеративной Советской республики и советские кредитные билеты всех купюр образцов 1918 г. за подписью большевистского управляющего государственным банком Пятакова. Эти советские денежные знаки к обмену в правительственных учреждениях ни в каких суммах приниматься не будут.

Генерального Штаба Генерал-Лейтенант Бредов

 

     Вчера наш сотрудник был принят уполномоченным по делам финансов Б.В. Матусевичем, на днях прибывшим в Киев из Ростова-на-Дону.

     Беседа коснулась общих вопросов положения финансов и острого для Киева вопроса о денежном обращении.

     Район деятельности Б.В. Матусевича является районом киевского генерал-губернаторства, т.е. охватывает Киевскую и Черниговскую губернии. Аналогичные «уполномоченные» существуют в Харьковском и Херсонском районах. Уполномоченный по делам финансов вместе с представителями других ведомств должны образовать гражданскую власть данного района Добрармии, возглавляемую генерал-губернатором. По заявлению Б.В. Матусевича, прибытие в Киев представителей других ведомств ожидается в ближайшие дни, и тогда аппарат гражданского управления начнет функционировать в полном объеме.

     - Я должен категорически заявить, - сказал Б.В. Матусевич, - что советские деньги (пятаковские), равно как и 10-рублевые карбованцы (которые печатали большевики, и даже увезли с собою камень) будут аннулированы и не должны подлежать обмену.

     Опыт Добрармии по занятию Харькова, Царицына и Полтавы достаточно показал, что обмен пятаковских денег на правительственные, хотя бы и в ограниченном размере – 500 руб. на человека, ведет только к спекуляции.

     В Харькове, когда мы производили обмен, оказались подставные лица, и у всего населения оказалось по 500 руб. для обмена. Далее спекулянты с мешками советских денег приехали в Полтаву, чтобы там пытаться их обменять. Та же картина была бы и здесь, в Киеве, куда, по имеющимся у нас сведениям, стеклись уже чающие обмена.

Если бы стали на путь этого частичного обмена, нам пришлось бы выменять, в конце концов, все советские деньги. Необходимо раз и навсегда покончить и прекратить всякий обмен. Таково твердое наше решение, и мы не можем от него отступить.

     Свободное хождение имеют деньги: «царские», временного правительства (1 000 и 250 руб.) и керенки, украинские карбованцы (50 и 25 руб.), и все гривны, и из суррогатов денежных знаков – купоны. Список их будет объявлен. Что касается облигаций Займа свободы, то пока они не будут иметь права обязательного хождения.

     Все денежные знаки, выпущенные только Директорией или Петлюрой, не будут нами признаны.

     В интересах населения мы пойдем навстречу ему, но не в смысле обмена денег, а в виде кредитования правительственными деньгами.

Чиновники правительственных учреждений получат вторично жалование «донскими» деньгами. Общественные учреждения, чтобы помочь служащим, должны будут прибегнуть к форме займа, на который мы пойдем. Частные фабрично-заводские предприятия для расплаты с рабочими также могут ходатайствовать о займах, причем, интересы рабочих будут всемерно защищаться.

     - Что же касается частных лиц, то, – закончил Б.В. Матусевич, - конечно, они могут пострадать. Но вопрос о денежном обращении и настоящие политические условия слишком серьезны. Об этом должно помнить население, неся некоторые жертвы.

Киевская жизнь. 1919. 28 августа.

 

     В вопросе о хождении советских денег вчерашний приказ внес, наконец, определенную ясность. Аннулирование советских денег явилось для населения неожиданностью, и обыватель очутился перед безденежьем. Многие лица выходили вчера на базар со своими вещами, обменивая последние на продукты. У некоторых лиц оказались еще серебряные монеты, за которые крестьяне вполне охотно отдавали свои продукты по самой минимальной цене. На 20 - 50 коп. серебром можно было купить на базаре 1 - 2 фунта хлеба. Не обошлось, конечно, без мелких инцидентов из-за отказа продавцов принимать советские деньги.

     Базар отпускал товары по значительно упавшим ценам: картофель уже стоит 12 - 18 руб., ф., фунт хлеба - 25 руб. и т.д. Можно думать, что дальнейшее падение цен пойдет и дальше.

     На уличной «бирже» аннулирование денег вызвало много толков. Появились спекулянты, которые стали скупать советские деньги. Дают 100 рублей за тысячу. В магазинах и торговлях аннулирование советских денег пока затрудняет торговлю. Пройдет день, два, и это, вероятно, уладится.

     Из авторитетных финансовых источников, мы уполномочены заявить, что никакие заявления об обмене аннулированных денежных знаков на имеющие свободное хождение ни от кого приниматься не будут; равным образом, такие заявления не будут рассматриваться.

     Что же касается вопроса о ссудах или займах, то, как нам сообщают, при первой возможности и при… [Два слова не разборчивы.- Сост.] …условиях заявления от общественных и др. организаций будут удовлетворяться по мере состояния свободной наличности.

Киевская жизнь. 1919. 29 августа.

 

     Заведующий экономическим отделом нашей газеты был принят министром финансов Добрармии М.В. Бернацким.

Молодой, уверенный в себе и в своей программе, министр с большой готовностью пошел навстречу нашему желанию ознакомить широкие круги русского общества с деятельностью отдела финансов Особого Совещания.

     - В настоящее время, - заявил министр, - заканчивается коренная реорганизация нашего управления. Из скромного отдела финансов Особого Совещания при штабе Верховного Главнокомандующего вооруженных сил юга России, мы в связи с последними событиями на фронте развертываемся в министерство финансов Великой России.

У нас уже сформированы общая канцелярия, кредитная часть, департамент государственного казначейства, акцизно-монопольная часть (департамент неокладных сборов), железнодорожный департамент; выделяются в самостоятельные отделы департамент окладных сборов и департамент таможенный, и организуется центральное управление Государственным банком, центральное управление Государственных сберегательных касс, а равно и центральное управление Земельного банка (бывших Крестьянского и Дворянского поземельных банков).

     Большие затруднения в сформировании подлежащих департаментов министерство встречает только в недостатке технических работников.

     Другие затруднения в централизации управления финансовым ведомством состоят, главным образом, в трудности сношений с органами финансового управления на местах вследствие расстройства почтово-телеграфного и железнодорожного сообщения.

     Наши основные задачи сводятся сейчас к тому, чтобы построить бюджет на здоровых началах и упорядочить денежно-кредитное обращение, до крайности расстроенное и запущенное большевиками.

     До известной степени, министерство финансов считало бы свою задачу разрешенной, если бы удалось свести денежное обращение к трем типам знаков, равноценных прежним: к общероссийским, донским деньгам и выпускаемым в скором времени билетам главнокомандования, которые будут печататься в Новороссийской и Симферопольской экспедициях заготовления государственных бумаг.

     В этом процессе объединения денежной системы придется многие знаки местного характера изъять из обращения. Но делаться это должно постепенно, с минимальным ущербом для населения.

     Исключение составляют только пятаковские деньги. Министерство финансов в отношении к ним заняло определенную и бесповоротную позицию. Пятаковские деньги аннулированы, и впредь нигде приниматься не будут.

     По имеющимся сведениям, пятаковских денег напечатано до 30 миллиардов, и если бы они не были аннулированы, то поток их мог бы повести за собой денежную катастрофу.

     Пятаковские деньги решено было заготавливать при временном правительстве, когда наступление немцев угрожало Петрограду. За невозможностью в короткий срок эвакуировать экспедицию заготовления государственных бумаг, решено было взорвать ее и для надобностей гос. казначейства печатать особые денежные знаки упрощенного типа – «эвакуационные» билеты-деньги. Клише этих эвакуационных билетов использованы большевиками для печатания пятаковских. Так как, по имеющимся сведениям, большевики за исчерпанием запасов соответствующих красок и бумаги и изношенностью клише не в состоянии печатать в большом количестве ни николаевских, ни керенок, то они налегли на пятаковские деньги. И аннулируя эти деньги, мы не только спасаем нашу денежную систему от краха, но еще и подрываем большевистские финансы, что должно ускорить крах правительства Ленина - Троцкого.

     Опыт аннулирования в том виде, в каком мы его проводим, не был удачен.

     Мы предложили внести пятаковские деньги в банк, обещая владельцам 500 рублей пятаковских денег донские деньги и выдавая квитанции на остальные суммы впредь до Учредительного Собрания. На практике к нам в банки больше 500 рублей пятаковских денег никто не понес. Деньги скупали спекулянты и разменивали по 350 рублей, а когда сроку размена в Харькове пришел конец, они на автомобилях возили эти деньги в Полтаву, где были более поздние сроки размена. И нам пришлось израсходовать на размен 100 миллионов рублей.

     Поэтому в будущем мы решили пятаковских денег совершенно не принимать и не разменивать. Судьба их будет решена Учредительным Собранием, а пока что они будут аннулированы. Во избежание же связанных с этим потрясений министерство финансов широко пойдет навстречу населению освобождаемых местностей: будут выдаваться пособия, авансироваться жалования служащим, а предприятиям и банкам будет открыт широкий кредит. Таким путем деньги, расходуемые министерством финансов, пойдут не на обмен пятаковских денег, выгодный одним спекулянтам, а на неотложные нужды населения и промышленности освобождаемых областей. С другой стороны, и подрыв доверия к пятаковскому рублю пойдет в советской России быстрее, раз по ту сторону рубежа станет известным, что пятаковские деньги, даже в минимальных количествах, размениваться не будут Добрармией, а поэтому обращаются в бумажную труху по мере продвижения вперед наших войск.

     Но эта исключительная мера применяется нами и в исключительных случаях – только в отношении пятаковских денег. Других денег, общероссийских, она не коснется. Я категорически утверждаю, что все слухи об изъятии керенок из обращения ложны. В этой области пока никаких предложений в министерстве нет, так как керенки печатаются с орловской защитной сеткой, подделка их затруднена, клише, имеющееся в распоряжении большевиков, износились, запасы бумаги и краски для них иссякли, а потому большевики технически не в состоянии печатать керенки в большом количестве, и сохранение их в обращении не угрожает нашей денежной системе, почему и не требует принятия таких драконовских мер, как девальвация или аннулирование, абсолютно необходимое в отношении пятаковских денег.

     Напряженное состояние нашей денежной системы заставляет ускоренным темпом разрабатывать основы будущей денежной реформы.

     В настоящий момент имеются 3 течения. Одни настаивают на том, чтобы денежная реформа проведена была путем восстановления сделок на золотую валюту при параллельном хождении обесцененных бумажных рублей.

     Два других течения стремятся оздоровить рубль путем реформирования бумажной валюты, причем, одно из них стоит за бумажную девальвацию, а второе - за повышение курса рубля изъятием из обращения излишних денег мерами кредитного  налогового характера.

     Сторонники бумажной девальвации предполагают улучшить курс рубля и сохранить количество денег в обращении путем принудительного девальвирования старых бумажных денег всех типов по отношению к новым бумажным деньгам. Предлагается объявить, что старые деньги равноценны счетам гривеннику за рубль при размене на новые деньги. Таким актом сразу будет достигнуто десятикратное, напр., сокращение количества обращающихся старых рублей, что не замедлит повести к повышению курса рубля.

     Лично я, однако, не разделяю этого взгляда. Если еще по отношению к керенкам такая мера не могла бы вызвать особого противодействия населения, то в отношении николаевских денег, она могла бы натолкнуться на сильное сопротивление со стороны народной психологии.

     Да и едва ли возможно осуществить подобную меру, потому что мало декретировать, что рубль старый стоит гривенник в новом рубле, - надо еще, чтобы товарный рынок воспринял этот декрет. А при современном товарном оскудении мы рискуем тем, что товарный рынок отнесется совершенно безучастно к подобной реформе, и хотя мы объявим, что новый рубль стоит десять рублей старых, цены товаров могут в новых рублях быть по прежнему непомерно высокими, и реформа потерпит фиаско.

     Наконец, бумажная девальвация совершенно неприемлема в настоящий момент еще и потому, что поведет к совершенной путанице в области обязательных отношений.

     Лично я являюсь сторонником третьего течения, которое считает возможным добиться оздоровления рубля естественным, кредитно-налоговым путем. Путем принудительного займа, усиленных косвенных налогов и монополий возможно выкачать из обращения значительное количество застрявших там рублей. И если только нам удастся восстановить здоровый бюджет, создать податное обеспечение для рубля, для того чтобы государственные расходы покрывались не работой печатного станка, а налоговыми поступлениями, тогда рубль будет спасен и начнется естественное оздоровление его по мере возрождения хозяйственной жизни.

     Для создания такого податного обеспечения рубля министерством финансов задуман и частью уже осуществляется ряд налоговых реформ.

С. Ч.
Жизнь (Ростов н/Д). 1919. 28 августа.

 

     В пышный венок великих финансовых изобретений и открытий «Приазовского края», увенчанный лаврами рублей «нормально-торговых», «преступно спекулятивных» и «рублей трудовых сбережений», вплел на этих днях свою розу и г. Абельсон сенсационным открытием «большой игры» с русским рублем.

     По словам Абельсона, «существующий сейчас курс рубля – злостная валютная спекуляция» международных биржевых акул.

     Биржевые акулы, что с переходом Добрармии в наступление рубль пойдет в гору, начали играть на понижение, чтобы, доведя курс рубля «до мильрейса», скупать за бесценок десятки миллиардов рублей и перепродать потом при повышательной компании, оставив в кармане многомиллиардную наживу, способную вознаградить биржу за 5 лет бездеятельности.

     «И, вот, идет понижательная вакцинация с рублем». И франк «называют» 18 рублей, фунт стерлингов доходит до 600 рублей, в то время как к моменту, с которого должно было начаться повышение рубля, франк стоил не дороже 1 р. 50 к., а фунт стерлингов – 35 – 40 р. В короткий срок биржевые акулы более чем вдесятеро понизили курс рубля.

     Дело, именно, в «большой игре» с рублем биржевых акул, а не в обесценении рубля на почве непрерывных выпусков в обращение бумажных денег, потому что «бумажных денег у России пропорционально меньше, чем в “богатой Франции”. При населении в 32 миллиона Франция имеет уже в обращении 36 миллиардов бумажных франков, а Россия на 160 миллионов населения имеет всего 100 миллиардов рублей. Когда у нас будет в обращении 180 миллиардов бумажных рублей, тогда только франк должен стоить не дороже 1 рубля». И если франк сейчас во много раз дороже рубля, а фунт стерлингов доходит до 600 рублей, то причина лежит, очевидно, в злостной спекуляции международных биржевых акул.

     Такова «большая игра» с рублем, разоблачаемая Абельсоном в «Приазовском крае».

     Бывают игры большие, бывают и малые. Во всяком случае, не рекомендуется вести крупной игры людям с маленькими средствами. А «большая игра» г. Абельсона свидетельствует, к сожалению, о не совсем твердом знакомстве известного финансиста с элементарными законами денежного обращения.

     Конечно, важно не абсолютное количество денег в стране, а относительное, потому что цена денег определяется соотношением между спросом и предложением. Но заблуждается г. Абельсон, полагая, что пропорциональность эта определяется простым делением количества денежных знаков страны на число душ населения.

     Деньги служат для обращения на рынке товаров, а не людей. И пропорционально к стоимости обращающихся на рынке товаров определяется количество денег в стране.

     Во Франции к началу 1914 года в обращении было 6 миллиардов франков кредитными билетами, около 200 франков на голову населения; в России к началу 1914 года было 1,6 миллиардов кредитных рублей в обращении, около 10 рублей на душу. Исходя из «валютного закона» Абельсона, рубль должен был в мирное время стоить, по крайней мере, 20 франков. И если рубль стоил всего 2,6 франка, то, очевидно, тоже под влиянием злостной спекуляции международных биржевых акул, которые, видимо, и тогда уже вели свою «большую игру».

     Но так выходит только… по «валютному закону Абельсона». Практически дело обстоит гораздо проще.

     Спрос на деньги определяется суммой обращающихся на рынке товарных стоимостей. И так как Франция была гораздо богаче России, то и спрос на деньги там был больше (по абсолютным размерам). Обороты, напр., внешней торговли Франции в 1913 г. составляли 15 ½ миллиардов фр. (около 500 фр. на душу населения), тогда как в России те же обороты составили с небольшим 3 миллиарда (около 20 рублей на душу). Биржевых ценностей во Франции обращалось на 115 миллиардов франков (около 4 000 франков на голову населения), а в России всего около 35 миллиардов франков (около 200 франков на человека). Сходная картина была и на внутреннем товарном рынке обоих стран.

     И если за годы войны Франция обеднела, а количество бумажных денег возросло там в 6 раз, то за то в России количество кредитных билетов возросло уже в 80 раз, а обеднела Россия на почве мировой войны и особливо большевизма и гражданской войны гораздо больше, чем Франция. И если франк сейчас на валютном рынке расценивается около 25 к. золотом, а рубль в переводе на франк расценивается около 1 ¾ к. золотом, т.е. столько же, сколько он стоил золотом и внутри страны, то в этом, очевидно, нет никакой спекуляции, по крайней мере, постольку, поскольку дело касается рубля. И вся эта «большая игра» с рублем международных биржевых акул на поверку оказывается плодом досужей фантазии известного финансиста, смущенного изобретенным им «валютным законом Абельсона».

С. Г. Чалхушьян

     P. S. Возражая на нашу статью по поводу предложенного им аннулирования «романовских», г. Абельсон пишет:

     «Я не предлагал аннулировать “романовские”, я говорил только об изъятии их из обращения с возмещением владельцам рубль за рубль наличными».

     Разные бывают способы изъятия денег из обращения, и аннулирование есть как раз тот самый способ, который предложен Абельсоном, потому что, по его проекту, «романовские» перестают быть деньгами, а в этом, и только в этом, и состоит аннулирование.

С. Ч.
Жизнь. 1919. 29 августа.

 

     Лихолетье, исказившее нормальный уклад экономической жизни Юга, постепенно начинает сменяться признаками некоторого оздоровления. Слабыми пока штрихами намечаются перспективы нормальной жизни.

     Не за горами свободная торговля между государственными южнорусскими образованиями, и каждый день можно ждать, что искусственные границы, кубанские, добровольческие, донские и терские, будут уничтожены, и экономически целостный Юг России возродится.

     Свободная торговля - отправной пункт многих возможностей и, в частности, возрождения южнорусской промышленности; дальнейшим звеном будет приток продуктов и фабрикатов в наш товарный рынок, уменьшение спекулятивного размаха и укрепление нашего многострадального рубля.

     Судьба рубля – вот наиболее довлеющая злоба дня. Если нам суждено в недалеком будущем вступить в полосу, более или менее, твердой торгово-промышленной конъюнктуры, то не безынтересно остановиться на ожидающихся в связи с этим финансовых перспективах.

     До войны русская промышленность страдала от слабой покупательной способности русского крестьянина. Ныне, более или менее, постоянный прилив товаров на рынок вскроет «кубышки» с фунтами «керенок» и «романовских», припрятанных в каждой избе.

     Рост вкладов в сберегательных кассах и текущих счетов в банках, наблюдавшийся в годы войны, после революции сменился увеличением запасов денег в «кубышках», а при отсутствии товаров на рынке эти, едва ли поддающиеся учету запасы бумажек, лежат мертвым капиталом и ждут своего применения.

     На денежный рынок он поступит большими массами в тот момент, когда сделается заметным уплотнение товарного рынка.

     Не нужно недооценивать остроты этого явления и следует заранее приготовиться к уменьшению вредных последствий неизбежного «бумажного потока». Конечно, многие будут уповать на благодетельные меры правительственного вмешательства, но значительная часть работы по урегулированию бумажно-денежного избытка должна лечь на наши банки.

     Их обязанность – рассосать нашу «бумажную опухоль». Постепенное опустошение «кубышек», при помощи, более или менее, заметной производительности и при увеличивающимся доверии к устойчивости банковской деятельности, опять поведет к увеличению операций по вкладам и росту текущих счетов. Дабы в результате не произошло простое перемещение бумажно-денежных запасов из частных хранилищ в банки, где они продолжали бы играть свою старую роль мертвого капитала, банкам необходимо обновить каналы отлива своей кассовой наличности.

     Фабрично-заводская промышленность, которая дает толчок к приливу на рынок ныне припрятанных бумажек, будет одним из главных потребителей их. При все более и более возрастающем спросе на товары, рост промышленности потребует большого количества капиталов, и задача банков – направить извлеченные из деревни денежные знаки на финансирование промышленности, конечно, не поощряя бесшабашного грюндерства, - этого пустоцвета нездорового ажиотажа. Организацию финансирования промышленности надлежит направить на более широкий, чем это, вообще, делается путь. Банкам, конечно, выгоднее и удобнее иметь дело с «именами» и фирмами, потому, они будут склонны удовлетворять кредитом, главным образом, крупные объединения промышленников или старые фирмы, но, в данном случае, рамки кредитной деятельности надлежит расширить настолько, чтобы снабдить капиталами и мелкого предпринимателя, богатого знанием местных рынков.

     Вексельный портфель банков должен быть готов к принятию многочисленных торговых векселей, ибо спекулятивный характер современной торговли с ее элементами риска, неприемлемого для правильного кредита, будет постепенно видоизменяться в привычные формы торгового оборота, развитие которого опять потребует соответствующего кредитования.

     Держатели акций и облигаций многочисленных предприятий, ныне стоящих без дела, при сколько-нибудь заметном торгово-промышленном оживлении, постараются сделать свои бумаги предметом биржевого оборота, а это должно заставить банки приготовиться к развитию онкольных операций, теперь совершенно замерших.

     В дальнейшем намечаются задачи по организации сельскохозяйственного, мелиоративного и ипотечного кредита.

Более отдаленную возможность в использовании будущего переполнения текущих счетов и вкладов представляет работа банков над реализацией внутреннего государственного займа, могущего снять большое число ищущих применения бумажно-денежных знаков.

     Все намеченное лишь попытка схематизировать ход будущего развития нашего денежного рынка. Последний давно заболел злокачественным полнокровием.

     Прежде всего, должны быть приняты подготовительные меры к приведению в порядок каналов денежного обращения. Не следует питать иллюзий, что правильной учащенной работой банковского аппарата мы сумеем урегулировать денежную систему России. Это дело отдаленного и вполне устоявшегося будущего и длительного финансового законодательства, но в первую же пору прилива запрятанных денежных избытков мы должны ввести эти беспорядочные волны в русло наиболее целесообразного их использования, а потому банкам, как центрам финансовой работы в этом направлении, надо быть готовыми в первую голову.

Петр Черкасский
Северокавказский край (Ставрополь). 1919. 1 октября.

 

     В эволюции аграрных отношений со времени освобождения крестьян наметилась в России ясная и определенная тенденция к демократизации земельной собственности. За полстолетия дворянский класс потерял половину своих земельных владений. Если бы этот процесс шел и впредь так же, как и раньше, то можно было бы ожидать через 50 лет полного исчезновения помещичьих хозяйств. Перемещение земельной собственности в руки мелких и средних держателей носило особенно интенсивный характер после первой революции: в некоторых губерниях крупное землевладение осталось в виде редкого исключения.

     Вторая революция, несравненно более глубокая и более длительная, нанесла непоправимый удар крупному землевладению. Его нельзя восстановить в прежнем размере, в силу чисто экономических соображений. Вследствие необычайной дороговизны инвентаря, строительных материалов, рабочих рук, нельзя и думать о полном восстановлении уничтоженных крупных хозяйств в ближайшем будущем. Мне кажется, это обстоятельство значительно облегчает для нас проведение земельной реформы. Речь идет не о том, чтобы отхватывать куски земли от благоустроенных и культурных имений для образования новых, мелких хозяйств, а о распределении голой земли между теми, кто только в состоянии обработать, обсеменить ее в этом сельхоз. году, а может быть, и в будущем. Таким образом, предстоящая земельная реформа диктуется общей политической и экономической обстановкой переживаемой эпохи.

     Нам пока неизвестно, на каких основах будет проведена эта великая реформа. Оценку ее нужно отложить до того момента, когда мы будем располагать более обстоятельными сведениями о реформе. В данном случае мне хочется обратить внимание на одну сторону вопроса – использование земельной реформы в целях урегулирования нашей расстроенной денежной системы.

     Мои соображения таковы: государство выпускает для расплаты с землевладельцами за отчуждаемую землю пятипроцентные долгосрочные обязательства, погашаемые постепенно. Эти обязательства лучше выпустить в иностранной валюте, напр., во франках, долларах, фунтах или в золотом рубле. Погашение первой серии обязательств следует начать не ранее, как через 5 -…[Цифра не разборчива. – Cост.] …лет. При таком условии отпадет широко распространенное в обществе мнение о непрочности и неустойчивости нашей денежной единицы, что, между прочим, сильно задерживает продажу реальных ценностей («подождем, пока установится валюта»). Наконец, бумаги с иностранной валютой будут более крепки, в них могут быть помещаемы иностранные капиталы.<…>

Киевская жизнь. 1919. 10 октября.

 

     А сделать что-нибудь надо и надо неотложно. Ибо дальше идти некуда и невозможно. Все меры, до сего принимавшиеся, к благоприятным результатам не привели и, по-видимому, привести не могут. Органы по продовольствию, по борьбе со спекуляцией и по снабжению целей не достигли, продовольствия не обеспечили, спекуляции не уничтожили, и кого следует не снабдили тем, чем необходимо было снабдить.

     Таксы, твердые цены, соответствующие приказы, торговые трактаты и другие мероприятия, направленные к установлению правильного товарообмена, к упрочению ценности денежных знаков, оказались не только тщетными усилиями, но, наоборот, достигли обратных результатов: спекуляция прямо-таки озверела, дороговизна возросла, а рубль стремительно несется в пропасть.

     Не нужно называть собственным именем – ибо оно известно всем – то, что кругом происходит, но крикнуть, что все кругом происходящее грозит ужасающими бедствиями, необходимо!

     Экономическая жизнь страны попала в какой-то тупик, откуда нет выхода. Все ее усилия направлены исключительно в сторону сведения, выражаясь по-обывательски, концов с концами, но на все ее усилия действительность отвечает новыми затруднениями, а дороговизна – новыми повышениями.

     Трагедия, как обывателя, так и нормальных предприятий, заключается в том, что ни тот, ни другие не могут твердо определить своей сметы даже на месяц. Повышательная тенденция, играющая в современной экономике доминирующую роль, не дает никакой возможности ввести свой бюджет в какие-нибудь рамки. И тенденцию эту создают не только все обыватели, всячески ухищряющиеся расширить свои приходные статьи и предприятия, но и органы управления, не знающие иных хозяйственных мер, кроме системы повышения ставок.

     Все идут навстречу дороговизне, но никто не идет против нее. Обстановка экономических условий жизни такова, что никто не знает, сколько потребуется денег на существование через месяц, неделю и даже – один день.

     И вот почему все элементы населения, и чуть ли не поголовно, занимаются только добыванием денег – и не всегда закономерным.

     У обывателя, объятого ужасом безумия, одна только мысль:

     «Денег, как можно больше денег! И опять денег!».

     И в усилиях к заполучению денег задумывается перед средствами и способами, конечно, не приходится.

     И мы не замечаем, что благодаря этим усилиям, идет повальное ограбление, круговая работа на пользу удорожания жизни.

    Переходя, в частности, к операциям коммерческим, крупного размера, необходимо, к сожалению, поставить во главу отношения к ним общественную истину, что торгово-промышленные достижения не имеют впереди себя ни патриотических целей, ни государственных, ни общественных задач. Вот почему я плохо верю в «плодотворность» резолюций, как только что закончившегося в Ростове торгово-промышленного совещания, так и того, которое имеет состояться в Москве.

     Ни одним сантимом, ни одним ломаным грошом торговля и промышленность не поступятся ради целей общественных и государственных, если эти сантим или грош не дадут им соответствующего прироста.

     Что же делать?

     Очевидно, надо делать что-то другое, не то, что делается. У нас имеются углепромышленные предприятия, но нет угля, мыловаренные заводы, но нет мыла, банки, мореплавание, железные дороги, фабрики, заводы и проч., и пр., но нет денег, судов и пароходов, правильного пассажирского и товарного движения, продуктов, производств, изделий. Имеющиеся также и надлежаще укомплектованные соответственные министерства, но без надлежащ. арены деятельности. Проектируется даже, для ансамбля, восстановление государственного банка с кредитной канцелярией, но сколь последние усугубят или облегчат положение вещей – неизвестно.

     И, тем не менее, несмотря на наличие всех вышеприведенных элементов государственности, состояние экономического благосостояния момента признается всеми и единогласно далеко не блестящим, если не катастрофическим.

     Все сроки для кассаций и апелляций пропущены и наступил момент, требующий героической борьбы с всепожирающей дороговизной и экономическим распутством. Ибо там, где потеряно уважение к праву и долгу, обычные и общепринятые нормы и системы мероприятий действительными быть не могут.

     И принятие посему мер радикальных, чисто хирургических, является делом безотлагательным.

     Простого рецепта, при помощи которого в любом министерстве могли бы изготовить проект спасения населения, написать, конечно, нельзя. Но к числу мер для действительной борьбы с неудержимым удорожанием жизни и неутомимой алчностью аппетитов, а с ним и с падением курса рубля я отношу – и даже считаю единственно нужной мерой – создание особого самостоятельного и независимого государственного органа.

     Необходимо, чтобы этот орган: 1) обладал широчайшими полномочиями; 2) не был в подчинении ни у одного из министерств; 3) имел в своем распоряжении необходимые средства; 4) приводил в осуществления свои мероприятия собственною властью, какой бы отрасли управления они не касались и 5) незамедлительно основал свой коммерческий и сельскохозяйственный аппарат не бюрократического образца, а практического характера, с отделениями, агентствами и комиссионерствами, для чего имел бы право мобилизовать в случае надобности торговлю и промышленность.

     Если бы возможно было образовать такой орган, то и дело борьбы с разъедающими страну язвами возможно было бы считать обеспеченным, а рубль перестал бы считаться копейкой.

     Но если бы такая возможность и была даже, то найдется ли соответствующее лицо, обладающее всеми необходимыми данными для того, чтобы организовать такой орган и стать во главе его?

Нужен только один человек. Имеется ли он на лицо?

Небессмертный
Приазовский край. 1919. 15 октября.

 

     Профессор М.В. Бернацкий – начальник Управления финансов при главнокомандующем Вооруженными силами юга России в беседе с сотрудником «Пресс-Бюро» заявил:

     - На юге России совершается крупная работа по восстановлению государственных финансов в области денежного обращения, прилагаются усилия унификации различных денежных знаков, обращающихся на освобождаемой территории. Для этих целей выпускаются новые билеты государственного казначейства, печатаемые в России и за границей, и эмиссия будет совершаться на основании строгих бюджетных правил и для торгово-промышленных целей. Выпуски будут значиться в балансах государственного банка, центральное управление которого уже восстановлено. Желательна биржевая котировка за границей новых денежных знаков; одновременно разрабатывается план коренной денежной реформы, которая будет осуществляться после фактического объединения фронтов генерала Деникина и адмирала Колчака. Желательно, чтобы союзные правительства приняли более действенные меры к недопущению ввоза русских денежных знаков; таковой ввоз следовало бы допускать только по рекомендации южного и сибирского правительств. Выпуски билетов будут фундироваться восстанавливаемой и расширяемой податной системой. В области прямых налогов, кроме увеличенных реальных поземельного, промыслового и сбора денежных капиталов, преобразованного подоходного, вводится подомовый и налог на прирост прибылей. Поимущественный и общий сборы с прироста ценностей отлагаются для ликвидации последствий внешней и внутренней войн. Вводится налог с торгового оборота и реформируется наследственный налог. Прямое обложение и пошлины на территории, ныне занимаемой главным командованием, даст в год не менее полутора миллиардов рублей.

     Центр тяжести обыкновенных государственных доходов, естественно, лежит в косвенном обложении. Главная масса поступит от сахарной монополии и от вывоза за границу спирта. Винокурение восстанавливается преимущественно для целей технических. Общая сумма даст в пределах нынешней территории не менее полтора миллиарда в месяц или восемнадцать в год. От государственных имуществ – железных дорог - ожидается миллиарда три. Весь доходный бюджет обещает дать 22 - 23 миллиарда. Эта сумма с избытком покрывала бы обыкновенные расходы, но ведение войны выбивает из колеи. Месячный расход, вероятно, дойдет до 3 миллиардов, а годичный – 36. За общей разрухой покрыть дефицит кредитными операциями не удастся, так что неизбежен выпуск бумажных денег для этой цели на сумму от 12 до 15 миллиардов, небольшую сравнительно с общей массой уже выпущенных в России.

Управление финансов учитывает также необходимость финансировать промышленность и здоровый коммерческий оборот. Все средства, остающиеся от покрытия правительственных и военных потребностей, направляются либо через государственное казначейство в виде казначейских ссуд, либо через государственный банк для поднятия народного хозяйства. Предметом большой заботы составляет возрождение здорового частного кредитного аппарата. Этим путем управление финансов надеется успешно бороться с вакханалией спекуляции, обычного спутника падающей бумажной валюты.

     Что касается внешнего товарообмена, то управление финансов приложило все усилия к его облегчению, освободив от оплаты таможенными пошлинами массу товаров и взыскивая с остальных без особо затруднительных обрядностей 10 % их стоимости по фактурам. В высшей степени важно, чтобы солидным торгово-промышленным фирмам банком был за границей оказан, более или менее, длительный кредит. Приобретенные на сумму этого кредита товары за границей, будучи вывезенными, дали бы возможность извлечь из населения денежные знаки, могущие быть использованными для закупки сырья в целях экспорта; этим, последним, легко будет покрыть импорт.

     В руках правительства остается только общее регулирование импорта и экспорта, определение контингентов; осуществление товарообмена должно быть в руках частных фирм. Близко осуществление образования солидных импортно-экспортных компаний. Кредит, оказываемый России заграницей, окупится сторицей.

Приазовский край. 1919. 20 октября.

 

     Сверх тех 112 с половиной миллионов рублей, о которых сообщало Прессбюро, «Товарищество московской объединенной промышленности и торговли» частью получила, частью имеет получить с донской казны по договору от 14 сентября с/г. более чем миллиардный аванс.

     «Товарищество» получает аванс, как комиссионер казны. На эти деньги «Товарищество» должно закупить на Дону хлеб и сырье, вывезти все это за границу, получить в обмен иностранную валюту, купить и доставить в обмен обмундирование для нужд Донской армии и населения.

     «Товарищество» получает миллиардный аванс, как комиссионер казны. Но договор заключался в бытность донским министром торговли и промышленности бывшего служащего бр. Рябушинских Д.Д. Бондарева, а во главе учредителей «Товарищества» стоят братья С.П. и В.П. Рябушинские, и комиссия, отчисляемая с этого дела в пользу «Товарищества», приняла фантастические размеры и вылилась в форму миллиардной панамы.

     Хотя сырье закупается на деньги казны донской, оплачивающей все расходы, тем не менее, немедленно по закупке сырья казна обязана производить с «Товариществом» расчет за это сырье, уплачивая за патриотическую услугу «Товариществу» 20 % комиссионных, что на 1½ миллиарда рублей составит от 200 до 300 миллионов рублей «комиссии» за скупку сырья.

     После этого сырье «впредь до реализации его на заграничных рынках» поступает в собственность донской казны. Экспортируется сырье распоряжением «Товарищества». Расходы все по прежнему оплачивает казна, но суммы, вырученные от продажи за границей сырья, составляющего собственность войска, поступают не на счета донской казны, а на счета «Товарищества».

     Если «Т» соблаговолит израсходовать полученную от продажи казенного сырья валюту на иностранные товары, которые оно обязалось поставить, то по прибытии товаров на Дон войско донское, оплатившее этой валютой все расходы по закупке, вывозу, хранению, страхованию и т.п., уплачивает сверх всего «Т-у» вторичную комиссию в сумму свыше 30 %.

     Таким образом, «Т», если оно соблаговолит этот грабительский договор в наиболее желательном для Дона направлении, получает за свои услуги сначала 20 %, потом еще - свыше 30 %, а всего - свыше 50 %.

     По отношению же к открытому «Товариществу» миллиардному кредиту комиссия достигает более чем 100 %, потому что вторичная комиссия начисляется уже на иностранные товары. Но, благодаря падению курса рубля и ограничению экспорта из России, выгодному только таким компаниям, как нами разоблаченная, наше сырье за границей в рублях имеет, по крайней мере, тройную против местной цену и при вывозе сырья, за которое здесь заплачено 1½ миллиарда рублей, получается, по продаже его на иностранных рынках валюты, на 3 4/2 миллиарда рублей. Вторичная 30 % комиссия насчитывается уже не на 1 1/5 миллиарда, а на 3 4/5 миллиарда рублей, что дает уже не 300 - 450, а 900 - 1300 миллионов рублей вторичной комиссии. Вместе с первоначальной комиссией это составит сумму 1 100 - 1 600 миллионов рублей, то есть около 110 % процентов на авансируемые «Товариществу» Донским правительством сумму.

     И это при условии, что «Товарищество» использует валюту в желательном для Дона отношении и привезет на нее товары, которые обязалось поставить по договору. Но от «Товарищества» с капиталом в 2 с половиной миллиона рублей, стремящегося заполучить миллиардную комиссию путем явно мародерского договора, особой щепетильности ждать не приходится.

     И если по продаже за границей казенного сырья валюта поступает в полную собственность «Товарищества», на его текущие счета, то позволительно спросить: что же будет, если «Товарищество» использует эту валюту в своих чисто спекулятивных целях?

     Для «Товарищества» такая операция была бы чрезвычайно выгодна. По продаже за границей сырья, за которое заплачено было 1 1/2 миллиарда рублей, получается валюты на 3 4/2 миллиарда рублей. Обратив эту валюту в товары при современном состоянии денежного и товарного рынка, можно шутя реализовать их в Новороссийске за [Цифры не разборчивы. – Сост.] рублей, Одессе за 6 - 9 миллиардов рублей, что даст чистой пользы 500 % на полученный аванс. И если бы только «Товариществу» было предоставлено право отделаться от всякой перед казной ответственности путем простого возвращения аванса, то не видно основания, по которому высокопатриотическое «Товарищество» отказалось бы от этой комбинации.

     Между тем договор предоставляет «Товариществу» именно такую возможность.

     В § 9 договора прямо сказано:

     «Если полученные товариществом авансы не будут по вывозе сырья за границу и его реализации покрыты поставкам товаров или, вырученные от продажи сырья, валюты в обусловленный срок, т. Товарищество обязуется возвратить войску полученные авансы с начислением процентов со дня просрочки в размере взимаемых Государственным банком по учету векселей».

     Таков договор, отдающий донскую казну и донские товары на поток и разграбление теплой компании дельцов «Товарищества».

     Пожелают «товарищи» доставить на Дон товары – казна обязана им уплатить миллиардную комиссию; а не пожелают – за 1 1/2 миллиарда могут оставить за собой на 3 4/2 миллиарда рублей иностранной валюты, вырученной от продажи казенного сырья.

     И тогда Дон останется и без обмундирования, необходимого армии и без товаров, за которые можно было бы приобрести его…

     Этого, конечно, не будет, не должно быть. Миллиардная панама должна быть пресечена в корне. И мы верим, что не далек тот день, когда причастные к ней лица будут ли то бывшие министры или московские коммерсанты, подписавшие мародерский контракт, понесут должную кару.

     Чтоб иным таким не повадно было!

С. Г. Чалхушьян
Жизнь. 1919. 29 октября.

 

     Не так давно в «Донских ведомостях» была напечатана статья докладчика по земельному вопросу Донского войскового круга П. Агеева о финансовой стороне земельной реформы. Статья эта затрагивает целый ряд спорных финансовых проблем, связанных с переходом земли из рук помещиков в руки малоземельных казаков и крестьян, и имеющих существенное значение и при проведении земельной реформы во всероссийском масштабе. Мы хотим остановиться на одной из них.

     Правительство Войска Донского не находит возможным произвести немедленную, единовременную оплату всех земель, отчуждаемых в особый фонд войска. По приблизительным подсчетам такая финансовая операция потребовала бы расхода в 100 миллионов руб. Поэтому полагается заплатить помещикам именными свидетельствами, приносящими 8 % в год и подлежащими погашению, начиная с 1925 года.

     Г-н Агеев находит такую финансовую комбинацию небезвыгодной для помещиков. «У нас есть полная уверенность,- пишет он, - что к тому времени нынешний бумажный рубль, стоящий сейчас около 1 коп., поднимется до своей нарицательной стоимости, отчасти вследствие установления гражданского порядка в стране и подъема хозяйственной ее жизни, а вероятнее того, в силу так называемой девальвации».

     Так как г-н Агеев сам апеллирует к «чувству правды», которое «в высшей степени характерно» для законов Войска Донского, то позволительно будет и нам рассмотреть вопрос об оплате помещичьей земли с точки зрения социальной этики.

     Каждый волен выступать в роли прорицателя экономических судеб своего отечества, хотя история экономической науки знает немало случаев скандальнейших ошибок при подобных предсказаниях; однако, эти пророчества должны основываться отнюдь не на вере того, от кого они исходят, а на анализе существующего экономического положения. Так как г-н Агеев ничем не доказывает своих, приведенных выше, утверждений, то придется взять проверку этих положений на себя.

     Что касается улучшения курса рубля благодаря упорядочению гражданской и экономической жизни, то эта возможность, видимо, представляется маловероятной самому г-ну Агееву. Пока еще рубль стремительно летит вниз. Да и может ли быть иначе, когда в Совдепии печатают ежемесячно 5 - 6 миллиардов руб., а на территории Сибирского и Южно-Русского правительств – около 2 – 2 ½ миллиардов? Но не нужно быть большим специалистом по финансовой истории, чтобы знать, что после чрезвычайных потрясений, вроде переживаемых нашей страной, финансовое равновесие обычно устанавливается лишь после длинного ряда лет, в течение которого приходится по общему правилу покрывать бюджетные дефициты выпусками бумажных денег. Наш рубль еще не дошел до предела обесценения, и поэтому каждый хозяин предпочтет обладание реальным благом получению наличных денег, а, тем более, каких-либо долгосрочных долговых обязательств. Конечно, трудно предугадать, каков будет курс рубля в 1925 - 30 гг., но, во всяком случае, настроение денежного рынка таково, что никто не хочет выступать в роли кредитора. Банки учитывают даже краткосрочные векселя из невероятно высокого процента. Да и могут ли они поступать иначе, когда помещение денег в товарные операции приносит им колоссальные прибыли? Скажут: «Но ведь это спекуляция!» Пусть так; но почему при нынешней демократизации спекулятивного мародерства требовать от одних только помещиков воздержания от участия в захватившей всех вакханалии наживы? Несправедливое насилие чинится над помещиками уже в тот момент, когда у них отнимают землю – все равно, на основе ли принудительного отчуждения или под флагом добровольной продажи, во избежание такого принуждения – и ограничивают, таким образом, для них узкими пределами возможность заниматься исконным своим промыслом. Но когда за эту землю платят не деньгами, а облигациями, то на первую несправедливость нагромождается еще другая - зло принудительного отчуждения усугубляется тягостным элементом принудительного кредита. Представим себе, какой вопль поднял бы в наши дни спекулятивного разгула какой-нибудь счастливый обладатель мануфактуры или иного ходкого товара, если бы у него не только реквизировали бы товар, но еще заставили бы его рассрочить оплату товара на ряд месяцев или даже лет. А по отношению к помещикам такая мера, видите ли, диктуется «чувством правды», столь «характерным» для законодательства Войска Донского. Не значит ли это, что у Войскового Круга или, по крайней мере, у его докладчика по земельному вопросу не одно, а два разных «чувства правды»?

     Но мы еще ничего не сказали о втором утешении, которое придумал для помещиков г-н Агеев: он считает, что девальвация может принести им существенную выгоду. Нам придется и по этому вопросу остаться при особом мнении. При девальвации все старые обязательства, конечно, будут перечислены на новую денежную единицу по установленному для прежней и новой денежных единиц соотношению. Так, если прежний рубль будет приравнен к 10 копейкам нового рубля, то выраженное в старой валюте обязательство в 100 000 рублей сократиться до 10 000 новых рублей. Конечно, на таком, чисто номинальном перечислении обязательств из одной валюты в другую, землевладельцы не могут ничего ни выиграть, ни проиграть. Да иначе оно и не может быть - легальная девальвация лишь подтверждение властью процесса стихийного обесценения денежной единицы. Самое это обесценение обогащает одних, обездоливает других, а законодательная его санкция не производит никаких новых перемещений богатства. Быть может, г-н Агеев считает возможным сделать для донских помещиков исключение и включить в выдаваемые им именные свидетельства обещание не уменьшать размера платежей при девальвации? Такое положение вещей было бы крайне выгодным для владельцев отчуждаемой земли, но значило бы принятие донским казначейством на себя совершенно непосильное бремя.

     Землевладельцам предполагается заплатить «покупную цену» отчуждаемых земель, в которой учтена колоссальная потеря рубля на курсе. Допустить оплату земли в полноценных «золотых» рублях значит навалить на систему донских финансов тяжелую гробовую плиту. Откуда возьмет донское правительство средства, чтобы заплатить помещикам 3 – 5 000 полноценных рублей за десятину земли?

     Что же, однако, мы можем предложить взамен критикуемого плана докладчика по земельному вопросу Войскового Круга? Не подлежит сомнению, что сколько-нибудь широкая земельная реформа не может быть осуществлена без всякого участия кредита. При оценке во всероссийском масштабе передвижение земли в руки крестьян должно мобилизовать сразу десятки миллиардов руб. Еще в медовый месяц русской революции некоторые специалисты определяли надлежащий отчуждению земельный фонд в 50 мил. десятин и, считая за десятину в среднем 100 руб., исчисляли всю подлежащую уплате за землю сумму в 5 миллиардов руб. В то время вся масса находившихся в обращении денежных знаков составила, примерно, около 12 - 15 миллиардов руб. Хотя всякий механические сопоставления в области денежного обращения всегда хромают, однако, можно все же по аналогии прикинуть, что при современной цифре денежного обращения в 125 - 150 миллиардов, крестьянам придется уплатить за землю едва ли менее 35 - 50 миллиардов руб. Даже если предположить, что к крестьянам перейдет далеко не такой широкий круг земель, как это намечалось Временным Правительством, то в таком случае разрешение земельного вопроса полностью, посредством наличного расчета за землю, окажется едва ли возможным.

     Но, заставляя помещика ввести в сделку по продаже земли элемент кредита, правительство должно позаботиться о том, чтобы устранить из этого отношения все одиозные стороны кредита, делающие роль кредитора в современных условиях столь непривлекательным. Форма кредита может быть оставлена, но душа кредита должна быть вынута. Существо кредита – доверие. Нельзя, однако, требовать от помещика доверия к нашей валюте. Лучше уплатить ему меньшую цену за землю, но гарантировать уплату не в колеблющихся рублях, а в какой-нибудь устойчивой денежной единице. Выбор этой единицы – вопрос техники. Выдаваемые помещикам обязательства могут быть выражены в иностранной валюте – франках или фунтах стерл., либо в золоте, с правом казны платить бумажным рублем по биржевому курсу; можно выразить их в хлебе или в других товарных единицах с переводом на деньги в момент платежа. Но, во всяком случае, землевладелец должен быть огражден от риска потери на курсе рубля.

  NN
Великая Россия. 1919. 30 октября.

 

     Мы не только разорены, но мы и опозорены. Если посмотреть на нас с внешней стороны, можно подумать, что мы культурные люди, но в действительности мы дикари.

     У нас электричество, трамвай, автомобили, десятка полтора газет, министерства, банки, железные дороги, больницы, лазареты, школы, театры, городские управления и пр. культурно-просветительные организации и торгово-промышленные предприятия, свидетельствующие о принадлежности нашей нации к числу привилегированных народов, но все эти наши организации и предприятия носят какой-то «ненастоящий» характер. Точно декорации.

     У наших электрических станций нет угля, и на днях мы имели «опыты» в задержке подачи света станцией Н. В. Смирнова, нет лампочек. Вследствие того же отсутствия угля, пребывает в угрожающем положении нахичеванский водопровод. У нашего трамвая нет подвижного состава в достаточном объеме и не имеется средств для ремонта вагонов. У газет нет бумаги, у железных дорог – паровозов и вагонов, у школ – книг и пособий, у театров – пьес и актеров, у городских управлений – гласных, у торгово-промышленных предприятий – нормального производства, а у министерства – средств для того, чтобы дать нам все то, чего у нас нет, и что так нам необходимо.

     Все мы живем сегодняшним днем, и будем ли иметь завтра электричество, газ, воду, газеты, трамвай, уголь, нефть и пр., и пр. – никто этого не знает.

     И потому что у нас нет уверенности в завтрашнем дне, а равно потому, что у нас ничего нет и, мы ничего не производим, а только получаем жалование и спекулируем, у нас все страшно дорого и с каждым днем все более и более дорожает.

     С другой стороны, литография конторы государственного банка, идя навстречу все возрастающей дороговизне, довела интенсивность своей работы до того, что трешница, пятерка и даже красненькая стали считаться уже «мелочью».

     Курс на заграничные денежные знаки, благодаря всему этому, поднялся до небывалой высоты (фунт стерлингов до 1300 руб. на наши деньги), и потому как бы дешево иностранцы не расценили свои товары, все же они, попав на наши рынки, приобретают невероятно высокую стоимость.

     Но позор заключается, главным образом, не в этом удешевлении ценности нашего рубля, и не в том, что английский фунт стерлингов стоит тысячу триста рублей.

     Позор в том, что на наши деньги у иностранцев  теперь ничего не купишь. Иностранцы отказываются продавать что-либо за наши деньги. Это значит, что наши деньги за границей хождения не имеют, и наши векселя не принимаются к учету.

     Свои изделия иностранцы предлагают нам в обмен на сырье. И только.

     Уголь, шерсть, кожу, сало, керосин, марганец, пшеницу, нефть, железо – все, что хочешь, до рваных галош включительно, - но только не деньги!

     И взамен дают нам галантерейную мелочь, побрякушки, разнообразные предметы роскоши, чулки, носки, резиновые изделия и… обувь.

     Мы пали до состояния дикарей австралийского побережья, у которых в старину европейские «культурные» авантюристы выменивали золото на различные и совершенно ненужные безделушки…

     Мы не идем на решительные шаги для оздоровления и улучшения нашего экономического положения, мы занимаемся распрями и не находим способ поставить нашу работоспособность на степень хотя бы некоторой добросовестности.

     Мы живем на всем готовом, точно обитатели богадельни, и дружно, вместе с иностранными коммерсантами, усиливаемся в конец ограбить несчастную нашу страну, которая все еще так богата и обильна всякого рода недрами и сырьем, но не желает ни работать, ни обрабатывать.

     Мы много кричим о Единой Неделимой России, о возрождении ее, стремимся в Москву, восстанавливаем разнообразные органы управления и учреждения, но забываем, что без установления твердой ценности наших векселей на мировом рынке пути к благополучию будут тернисты и даже непроходимы.

     И не знаю, почему до сего времени не изъяты из обращения разнообразные денежные знаки, и почему им не дать единый тип. С керенскими тысячными валютная вакханалия еще не закончилась и за границей их до сего времени предпочитают донским. Что же касается «николаевских» крупных, которых в обращении вовсе нет, то они расцениваются спекулянтами по четыреста за сто. Ясно, что за границей «керенскими» и донскими старого образца, играют только для того, чтобы усилить удешевление русского рубля и русских ценностей.

     Неужели так трудно начать созидание экономического благополучия твердым установлением единого денежного знака?

Небессмертный
Приазовский Край. 1919. 5 ноября.

 

     Это теперь уже не вопрос. Дайте на этот вопль какой-нибудь определенный ответ, и наше экономическое психо-бытие, несомненно, преобразуется: уляжется панический страх перед неизвестным, а рубль, потерпевший крушение, встанет на рельсы и получит нормальный ход.

     Жизнь государства, как и жизнь отдельного лица, подвержена одинаковым треволнениям и заботам. Когда какой-нибудь крупный купец попадает в сеть сложных комбинаций, из которых тяжело выпутаться, когда предприятие его, чрезмерно задолжавшее, нуждается в новых и новых средствах, а кредит поколеблен, он обращается непосредственно к своим кредиторам. Такой купец, обыкновенно, созывает своих кредиторов и представляет им откровенный доклад о положении дела и тут же излагает свой план, свою программу восстановления нарушенного финансового равновесия. Если программа должника резонная и осуществимая, учреждается «администрация по делам», и общими усилиями должника и кредиторов предприятие возрождается. Если же кредиторы видят, что у запутавшегося купца нет ни плана, ни ресурсов для дальнейшего ведения дела – предприятие отдается «под конкурс», ликвидируется.

     В государственном масштабе запутанное финансовое положение должно разрешиться, приблизительно, тем же путем. Нельзя, конечно, созвать собрание всех кредиторов государства, ибо кредитором государства является всякий, кто имеет в кармане бумажную деньгу, заемную облигацию или лист ренты. Такой всенародный митинг бесцелен, если бы даже был мыслим. Для государства, не имеющего парламента, существует путь декларативный для доклада своим кредиторам о положении дел и о программе дальнейшего существования. Государство, много задолжавшее и нуждающееся в новых и новых средствах для восстановления и ведения своего хозяйства, в каковом положении и находится сейчас Россия – обязало путем декларации изложить свою финансовую программу, которая раньше или позже должна привести к нормальному балансу. Без такой программы государство не может рассчитывать на дальнейший кредит, ибо держатели его обязательств теряют доверие и начинают помышлять о том, как бы поскорее реализовать свои претензии к должнику, который ничего не говорит, ничего не обещает, да, может быть, сам и не знает, как он выйдет из запутанного положения. Отсюда и начинается обесценение государственных векселей, т.е. денег, влекущее за собою вздорожание имуществ, товаров и спекуляцию «реальными ценностями».

     Когда должник молчит – кредитор делает свои выводы, и выводы всегда весьма неблагоприятные для должника. При отсутствии финансовой программы у государства – то же самое. Когда программа не провозглашается сверху – она провозглашается снизу. <…>

     «Нуллификация» - это значит, что одним росчерком пера народ лишается своих сбережений, это значит окончательное обескровление хозяйственного организма. Наконец, это значит полное государственное банкротство, совершенно немыслимое для богатейшей по существу России. Тем не менее, и о «нуллификации» говорят, так как басня есть любимое блюдо толпы.

     Еще более распространено убеждение, что «будет девальвация». Что такое «девальвация», и в каком виде она возможна, народ, очевидно, не разбирается, ибо в страхе перед грядущей якобы девальвацией, деньги обмениваются на всевозможные «ценности», причем уже теперь, до девальвации, рубль отдается за копейку, даже за грош, как будто возможна еще худшая девальвация, чем копейка за рубль.

     Вообще в народе установилось ложное убеждение, что расплачиваться за мировую войну, революцию и большевистский бунт будут только те, у кого в момент расплаты окажутся бумажные деньги, которые-де отберут, аннулируют или будут девальвировать. А потому деньги надо сбыть, во что-нибудь превратить. Отсюда поиски имущества, товаров и т.п. «реальных» ценностей. Будь хоть какая-нибудь финансовая программа – этого вредного заблуждения не было бы, ибо всем стало бы ясно, что выравнивание государственного баланса пойдет одинаково, как за счет держателей бумажных денег, так и за счет владельцев имуществ, товаров, акций, что за «разбитые горшки» расплачиваться придется всем имущим, в чем бы имущество ни заключалось.

     Вслед за мероприятиями по урегулированию внешней торговли, каковому вопросу сейчас, правда, с большим опозданием, уделяется сугубое внимание, на очередь должен быть поставлен вопрос о финансовой программе. Как нельзя вести войну без стратегического плана, так и нельзя вести народное хозяйство без финансового плана.

Возможна ли при настоящих условиях, какая-либо финансовая программа? Какая возможна программа? Можно ли теперь же рассеять угнетающую неизвестность и ответить на вопрос: что будет с нашими деньгами?

     Эти вопросы я попытаюсь разобрать в следующий раз.

Н. Абельсон
Приазовский Край. 1919. 17 ноября.

 

     Уполномоченным по делам финансов Б.В. Матусевичем привезено в Киев 50 миллионов руб. «донских» денег. В ближайшие дни ожидается прибытие следующих транспортов. Ожидается также прибытие украинских денег (карбованцев) из Одессы. Из числа находящихся уже в Киеве «донских» денег – 3 %, т.е. полтора миллиона руб., составляют мелкие разменные знаки.

Киевская жизнь. 1919. 05 ноября.

 

     В числе присланных из Ростова в Киев 150 миллионов большая часть состоит из купюр в 1 000 рублей так называемых билетов государственного казначейства Главного командования Вооруженными силами на юге России. Деньги эти выпускаются не донским правительством, а правительством юга России, состоящим при ген. Деникине и отпечатаны в Новороссийской экспедиции. Новые тысячерублевые билеты отпечатаны на довольно хорошей бумаге с мелкими водяными знаками. Цвет билетов золотисто-желтый, довольно красивого тона. На лицевой стороне, наверху над надписью, изображен солдатский Георгиевский крест, по сторонам которого находятся георгиевские ленты. В левом нижнем углу выгравировано изображение кремлевского Царя-Колокола, а в правом углу – герб г. Москвы – «Георгий Победоносец». На билетах подпись начальника управления финансов проф. Бернацкого.

     На оборотной стороне билета помещен государственный русский герб, утвержденный Временным правительством, т.е. двуглавый орел с гербом г. Москвы на груди, но без короны и скипетра. Оборотная сторона билета также перевита георгиевскими лентами. Согласно приказу ген. А.И. Деникина, новые деньги будут печататься достоинствами от 5 000 до 1 рубля. Обмен их на другие денежные знаки, имеющие хождение на территории Добровольческой армии, производится государственным банком и казначейством.

     Новые деньги подлежат обмену на денежные знаки, которые будут выпущены единым российским правительством.

     Вчера в государственный банк была передана первая партия отпечатанных Киевской экспедицией 50 рублевок на сумму свыше одного миллиона рублей. Пятидесяти рублевки эти отнюдь не белые украинские, как об этом говорили, а являются билетами государственного казначейства Вооруженных сил юга России.

Киевская жизнь. 1919. 5 ноября.

 

     В Австрии приняты решительные меры против спекулянтов: двое приговорены к смертной казни, 90 - к бессрочной каторге, остальные - к публичному наказанию розгами. Цены сразу же понизились.

     Русский обыватель легковерен до потери здравого смысла. Сообщили ему в прошлом году, что французы приехали на Дон с целью оказать Дону в борьбе с большевиками широкую помощь живой силой и различными материальными средствами, памятуя о заслугах и жертвах России в минувшую мировую войну, - обыватель поверил. Сообщите обывателю, что Ленин и Троцкий прислали делегатов к ген. Деникину для переговоров о роспуске совнаркома и прочих совдепов, если им, Ленину и Троцкому, будет гарантировано безмятежное житие где-нибудь, но, конечно, вне пределов России, - обыватель поверит. Однако никакой, самый легковерный обыватель не поверит, что правительство готово принять самые решительные меры для борьбы со спекуляцией. К сожалению, обыватель прав. Опубликованные общие положения проекта о борьбе со спекуляцией яснее ясного говорят, что никаких действительных мер в этом отношении даже не намечено.

     1. Само определение понятия спекуляции, как «непомерное повышение в ценах предметов купли-продажи и получение чрезмерной прибыли сверх себестоимости», - неясно, неопределенно и неточно; ни одного спекулянта под такое определение не подведешь.

     2. В состав комиссии по борьбе со спекуляцией проект предполагает ввести представителей торгово-промышленных учреждений. Правда, торговцы и промышленники прекрасно знают, как ведется спекуляция, но где же отдел Торговли и Промышленности найдет белых ворон среди торговцев и промышленников для таких комиссий? Весь класс заподозрен, и основательно, в злостной спекуляции, а отдел Торговли и Промышленности предлагает брать оттуда борцов со спекуляцией. Никто не ставил преград торговцам и промышленникам продавать все предметы без чрезвычайной прибыли, но доселе никто не знает ни одного торгового или промышленного учреждения, которое продавало бы товар по более или менее сносной цене. Наоборот, можно указать весьма почтенных деятелей промышленного класса, которые использовали весьма и весьма в свою пользу постоянное повышение цен. Почему тогда Управляющему отделом Юстиции не ввести проект о введении в состав присяжных заседателей, или даже в состав суда воров, грабителей, убийц при разборе дел в судах по специальности этих полезных граждан. Следовало бы вспомнить, какой шум был поднят в торгово-промышленных кругах, когда несколько спекулянтов были преданы военно-полевому суду.

     3. Наказание для спекулянтов – это насмешка над здравым смыслом. В Западной Европе спекулянтов вешают, ссылают на каторгу, порют всенародно, а наш отдел Торговли и Промышленности в заботах о спекулянтах находит достаточным кратковременное тюремное заключение, арест или штраф до 10 тысяч рублей. Совсем забавное наказание – лишение прав на дальнейшую торговлю. Как будто отделу Торговли и Промышленности неизвестно, что никто не мешает вести торговлю на чужое имя, а многие спекулянты не имеют никаких магазинов или других торговых помещений, а занимаются перепродажей. Мелких воров сажают на год в тюрьму, очевидно, по мнению отдела Торговли и Промышленности, мелкий вор опаснее для общества, чем крупный спекулянт. Что это, маниловщина или что-либо иное?

     Что же делать со спекуляцией? Прежде всего, нужно установить действительные наказания для спекулянтов – включительно до смертной казни, не исключая и порки, с конфискацией не только товаров, служащих предметом спекуляции, но и всего имущества спекулянта. Спекулянты должны быть предаваемы военно-полевому суду, приговоры должны быть опубликованы в газетах. Зло, приносимое спекулянтами настолько велико и пагубно, что иных средств воздействия не существует. Нужны, конечно, и комиссии для расследования дел о спекулянтах, но, прежде всего, надлежит всех чинов, бывших уже комиссий по борьбе со спекуляцией, уволить со службы, и военнообязанных, а тем более военнослужащих, отправить в действующую армию и назначить на должности, не стесняясь чинами. Вновь образованным комиссиям заняться расследованием деятельности бывших комиссий и, если будут установлены факты злоупотребления или бездействия, то виновных предать военно-полевому суду. В состав комиссии по борьбе со спекуляцией Ростова, Таганрога и Новочеркасска должны войти представители отделов: юстиции, военного, внутренних дел, торговли и промышленности, представители от городского самоуправления по выбору думы и выборный представитель от местных кооперативов. Было бы чрезвычайно желательно, чтобы в состав комиссии входили также члены Войскового Круга.

     Для окружных станиц и меньших городов состав комиссии может быть уменьшен. При открытии случаев спекуляции на сумму свыше 100 000 руб., 10 % нормальной стоимости конфискованного спекулятивного товара должны поставить в пользу членов комиссии. Такое вознаграждение, быть может, этически и не совсем допустимо, но практически оно целесообразно. Следовало бы обратить внимание и на мелкую (сравнительно) спекуляцию на базарах и рынках; от нее стонет обыватель, а мелочные торговцы и торговки давно уже перестали довольствоваться прибылью «рубль на рубль»; в Совдепии не дураки живут, а вот они мелочных торговцев и торговок в разнос приравняли по получаемому довольствию ко всем крупным торговцам, директорам акционерных комиссий и проч., поместив в один и тот же разряд. В этом отношении и у общей милиции должно быть достаточно средств, и задача комиссий по борьбе со спекуляцией будет заключаться лишь в общем надзоре. Конечно, предложенные общие положения не имеют исчерпывающего значения, и не в газетной статье излагать подробный проект. А ведь действительно, легковерен русский обыватель: написал статью, ее напечатали, и думает, что из этого что-либо выйдет. Ничего не выйдет - обыватель прочитает и выругается, а спекулянт ухмыляется…

     Эта статья была написана полтора месяца тому назад. Теперешний Управляющий отделом торговли и промышленности заявил на Войсковом Круге, что считает необходимым принятие карательных мер со спекуляцией. Приятно слышать об открытии Америки, но если карательные меры будут предложены прежние, то далеко с такой борьбой не уедешь.

А.П.
Донские ведомости. 1919. 7 ноября.

 

     Помещенная в газете «Жизнь» от 29 октября статья С. Г. Чалхушьяна под заглавием «Миллиардная панама», вызвала протест москвичей, и т-во Московской объединенной промышленности в лице директоров своего правления обратилось через прис. пов. О.С. Трахтерева к прокурору ростовского суда с просьбой о привлечении С.Г. Чалхушьяна к ответственности за клевету, которая усматривается в том, что автор статьи извратил, по заявлению жалобщика, содержание заключенного между товариществом и донским правительством договора, скрыв от читателя невыгодный для своих умозаключений точный текст договора, названный им «мародерским и преступным», и приписал товариществу взимание с казны свыше 50 % «комиссионных», чего в договоре в действительности не имеется.

(Руссагент)

     Прим. редакции: мы очень рады, что действия Мопитян станут предметом гласного судебного разбирательства. В этом и состояла наша задача.

Жизнь. 1919. 10 ноября.

 

(§ 10 договора «МОПИТ» с Доном)

     Первое и основное условие, предъявляемое к предприятиям, работающим на оборону, состоит в том, чтобы они действительно что-либо делали для обороны, т.е., во-первых, чтобы они приняли на себя по договорам с казною обязанность поставки необходимых армии предметов снаряжения, или обмундирования, или продовольствия; а во-вторых, чтобы эта обязанность предприятием исправно выполнялась.

     Сколько мы не читали договора, заключенного «МОПИТом» с донским отделом торговли и промышленности, мы не могли найти там и намека на то, чтобы «Товарищество московской объединенной промышленности и торговли» приняло на себя какую бы то ни было обязанность поставить необходимые для армии предметы.

     По договору казна обязана выдать «МОПИТу» авансом свыше миллиарда рублей. Казна обязана уплатить 20 % комиссии «МОПИТу» за закупку хлеба и сырья на Дону. Казна обязана разрешить «МОПИТу» вывоз за границу всего этого хлебы и сырья.

     Вырученная от продажи этого сырья и хлеба за границей валюта на сумму 3 - 4 миллиарда рублей поступает на текущие счета «МОПИТа».

     «МОПИТ» ИМЕЕТ ПРАВО купить на эту валюту предметы военного обмундирования и доставить их на Дон, и тогда КАЗНА ОБЯЗАНА уплатить «МОПИТу» еще 30 % комиссии. Но «МОПИТ» не обязан поставить эти предметы. «МОПИТ» обязан только вернуть аванс, если по истечении пяти месяцев не поставит для армии ничего и не вернет войску вырученной от продажи казенного сырья за границей валюты.

     Таким образом, «МОПИТ» причислен к числу предприятий, работающих на оборону на основании договора, по которому «МОПИТ» даже юридически НЕ ОБЯЗАН ничего поставлять для армии.

     Более того, «МОПИТ» признается «работающим на оборону предприятием» по договору, предоставляющему «МОПИТу» право оставить армию и без снаряжения и без средств, необходимых для их приобретения.

     Для закупки за границей предметов военного снаряжения нужна иностранная валюта. Ее у Войска Донского нет. Получить валюту можно только в обмен на наше сырье и хлеб. По договору «МОПИТ» получает монополию на вывоз того и другого на сумму свыше миллиарда рублей. По заграничным ценам, купленное здесь на миллиард рублей, сырье стоит там 3 - 4 миллиарда рублей. По договору «МОПИТ», на текущие счета коего поступает валюта, вправе получить эти 3 - 4 миллиарда рублей по цене за миллиард. Причем, если «МОПИТ» не заплатит и этого одного миллиарда рублей казне, все равно нечего и не с кого будет искать, потому что акционерная компания отвечает всегда только своим капиталом, и так как капитал «МОПИТа» равен 3 миллионам рублей, то и взятки с него будут гладки.

     Но беда не в том только, что «МОПИТу» предоставлено такое право - ограбить казну; беда в том, что если «МОПИТ» на самом законном основании договора проделывает эту выгодную для себя комбинацию с получением за миллиард рублей вырученной от продажи донского хлеба и сырья иностранной валюты на 3 - 4 миллиарда рублей, то в таком случае не только армия останется без того снаряжения и обмундирования, каковые имели право, но не обязанность поставить мопитяне, но еще войско лишится того самого хлеба и сырья, в обмен на который только и можно было бы купить нужное для армии обмундирование.

     Таков договор, заключенный «МОПИТом» с донской казной.

     Подобного сорта «работающего на оборону» предприятия, кажется, еще не было на Руси.

С.Г. Чалхушьян
Жизнь. 1919. 10 ноября.

 

     Каждому ясно, что в смертельной борьбе с большевизмом должны быть, во-первых, напряжены все силы общества, что борьба эта должна вестись во всех направлениях, не оставляя неприятелю ни одного слабого уязвимого места, и, во-вторых, в такой борьбе необходимы, прежде всего, беспощадная решимость и смелость.

     Однако в области денежного обращения мы видим непостижимую нерешительность, которая по самой умеренной, самой мягкой характеристике может быть названа гамлетизмом.

     В самом деле, прежде всего, необходимо финансировать войну.

     Есть деньги – армия обута и одета; она сыта и довольна.

     Нет денег – армия босая и раздетая; она голодная и холодная; она нуждается в самом необходимом для борьбы с неприятелем; армия теряет свою направленную и военную устойчивость.

     Теперь спросим себя совершенно откровенно: имеем ли мы деньги для военной борьбы с большевиками?

     Откровенный ответ на этот вопрос будет такой: да, деньги мы имеем, мы их печатаем и получаем от взимания налогов, но деньги эти никуда не годны а, самое главное, это такие деньги, организация и судьба которых всецело в руках наших врагов, т.е. советской власти; это такие деньги, которые давным-давно надо было бы ликвидировать и заменить новыми деньгами, это такие вражеские деньги, которые разрушают и тормозят всю нашу государственную деятельность.

     Почему наши деньги являются никуда негодными деньгами? Потому что они ежедневно обесцениваются, падают в цене, потому что их покупательная сила ежедневно стремительно понижается и поэтому в руках у правительства ежедневно остается все меньшая и меньшая покупная денежная сила.

     Если правительство под влиянием падения ценности денег и их покупной силы начинают их печатать и выпускать все больше и больше, то это ни в чем не помогает правительству, ибо падение денег совершается гораздо быстрее, чем их печатание. И это происходит не вовсе оттого, как и разъясню дальше, что правительство Добровольческой армии пользуется бумажными деньгами для финансирования войны и государственной машины. В результате до сих пор оно выпустило их совершенно ничтожное количество, в общей сумме около 9 миллиардов рублей. Нет, это происходит оттого, что бумажные деньги правительства Добровольческой армии находятся в полной зависимости от большевистских денег, что их судьба, т.е. падение их ценности, понижение их покупательной силы определяется мерами не нашего правительства в Ростове-на-Дону, а действиями советской власти в Москве.

     Выходит, что на территории Добровольческой армии большевистские деньги, выпускаемые советской властью (царские, керенские, думские) пользуются той же самой законной платежной силой, как и деньги добровольческие. Это то, что на языке науки политической экономии называется «принудительным законным курсом». Вот вследствие допущения со стороны нашей государственной власти этого принудительного курса на большевистские деньги и получается тот результат, что эти деньги не могут стоить дешевле, чем деньги добровольческие, или, яснее и лучше сказать, добровольческие деньги не могут стоить дороже, чем деньги большевистские, и, значит, и те, и другие деньги всегда стоят на одинаковом уровне своей ценности, и (Слово не разборчиво. – Сост.) все лица и учреждения имеют право производить платежи и получения теми и другими деньгами.

     А так как большевики печатают деньги, не стесняясь нисколько количеством выпусков, и выпускают, приблизительно, в 20 - 30 раз больше, чем наша государственная власть, то весьма понятно, что падение всех денег, их ценности, понижение их покупательной силы зависит всецело от деятельности советской власти, а вместе с тем, значит, и падение добровольческих денег определяется, говоря совершенно точно, выпусками советской властью своих денег.

     В результате такого мирного юридического сожительства получается весь выигрыш на стороне советской власти, а весь проигрыш на стороне нашей государственной власти.

     Есть ли выход из этого положения?

     Разумеется, есть. И не один выход. Надо только отбросить колебания – гамлетизм.

Профессор А. Одарченко
Вечернее время (Ростов н/Д). 1919. 12 ноября.

 

     Редакция с чувством особого удовлетворения помещает ниже распоряжение Главнокомандующего вооруженными силами на юге России относительно запрещения «Мопиту» бр. Рябушинских вывоза сырья за границу. Мы узнали также, что и наше Донское правительство, ознакомившись с разоблачениями «Жизни», пересматривает договор бр. Рябушинских и выясняет возможность его уничтожения.

     Такого уничтожения требуют властно государственные соображения, ибо нельзя допустить, чтобы в такое лихолетье, когда у нас все расхищается, когда, в особенности интеллигентный класс и высшая буржуазия, должны стать солью нашей новой государственности, когда фронт нуждается в высшем напряжении всех наших материальных и моральных сил, чтобы здесь, в тылу, представители тех же самых классов, пользуясь именами, связями, шатали едва налаженные устои Дона путем проведения таких договоров, которые, обогащая отдельных частных лиц, разоряют народную казну и народное хозяйство.

     И Дон должен быть сугубо на страже своих интересов, ибо все прикосновенные к этому договору лица, уже сошли со сцены.

     Отсюда явно, что при действительном желании, Донское правительство может и сумеет уничтожить договор, как явно спекулятивный.

     И редакция находит, что Главнокомандующий сделал все, что было в его власти.

     Слово теперь за Донским правительством. Мы это слово жаждем теперь слышать. Оно будет сказано теперь же.

     Будущий историк отметит, может быть, это странное отношение местной печати к разоблачаемой нами миллиардной панаме.

     Мы были предоставлены почти исключительно своим силам. Газеты, номера которых полны благотворительных призывов и «заботы о фронте», словно набрали в рот воды…

     Как будто Ростов не тот тыл, который обязан заботится о фронте, как будто этот фронт укрепляется оттого, что здесь так озабочены люди сильные, богатые одним – как бы побольше взять от казны и поменьше ей дать, от казны, которая только может снабдить всем нужным фронт.

     Нечего и говорить, что «Приазовский край» пошел дальше всех. Он даже поместил какую-то заметку, лепет на тему о том, что «Мопит», не получив еще сырья, уже «обеспечил» (?!) бельем наш фронт.

     Зато все наши газеты поместили пространные заметки о том, что сотрудник нашей газеты С. Г. Чалхушьян привлекается поверенным «Мопита» г. Трехтеревым за клевету, которым уже подана жалоба прокурору.

     Мы знаем цену таких жалоб, рассчитанных на то, чтобы выиграть только время, исцеляющее время, когда все в памяти стирается и забывается.

     Этого суда наша редакция ждет и суд этот не послужит украшением «Мопиту» и его деятелям, явным и тайным.

     Вот это отношение нашей местной печати к таким разоблачениям наводит нас на грустные размышления и невольно встает во весь рост вопрос, насколько благополучно у нас здесь в тылу и с этой стороны.

     Когда одна газета выдвигает открыто и честно тяжелое обвинение в миллиардной панаме известных деятелей, обвинение, имеющее государственное значение – разве нормально, чтобы другие газеты довольствовались напечатанием, что эти деятели привлекают к суду за клевету редактора и сотрудника, не обмолвившись вовсе, какие разоблачения сделаны. Ведь то были разоблачения не частного и не семейного характера; вопрос шел о хищении казны. Об этом наши газеты молчат, а вот о том, что эти герои тыла возымели смелость и подали в суд, пишется много и уже почти во всех газетах.

     Святая обязанность печати разоблачать общественное зло, откуда бы оно ни грозило. Теперь в особенности, когда, как справедливо отмечает Главнокомандующий в приказе 11 ноября, «неправда, взяточничество, грабежи, спекуляция, шкурничество разрушают все, что создает фронт».

     Всю эту неправду, все эти взяточничества и спекуляцию печать должна разоблачать. Нельзя молчать там, где нужно кричать.

     И мы не теряем еще надежды, что все наши газеты уделят, наконец, внимание «Мопиту», не дожидаясь далекого суда, который ведь может поднести такой сюрприз, что клеветниками как раз окажутся те, которые в расчете напугать или выиграть время наняли приезжего соловья.

Жизнь. 1919. 14 ноября.

 

     В виду появившихся в печати сведений о расторжении Главнокомандующим договора донской казны с «Мопитом», сотрудник нашей газеты беседовал с тов. Министра торговли и промышленности В.Ф. Гефдингом.

     В.Ф. Гефдинг факт получения от Главнокомандующего телеграммы подтвердил. Но телеграмма несколько иного содержания, чем было сообщено в «Приазовском крае».

     По словам тов. министра в телеграмме сказано:

     «В виду того, что по договору «Товарищества московской объединенной промышленности и торговли» с донской казной выполнение поставки не обеспечено, предлагаю выдачу разрешений «Товариществу» на вывоз сырья и хлеба прекратить».

     Приветствуя принятые Главнокомандованием меры пресечения донской панамы, благодаря которым отныне мопитяне не смогут уже вывозить донской хлеб и донское сырье для того, чтобы записывать на текущие счета «Мопита» вырученную от реализации донских продуктов валюту, ждем, что и донское правительство со своей стороны примет меры, как для охраны интересов казны и армии, так и для привлечения к законной ответственности тех из бывших донских министров, благодаря небрежению или корысти которых, был заключен с Доном подобный контракт.
 

Протосоюз и мопитяне

     «Перевыборы

     Вчера, в связи с панамой «Мопита» в Протосоюзе состоялось бурное заседание по вопросу о перевыборах представителей Протосоюза в правительственных учреждениях Добрармии.

Резолюции будут сообщены завтра.

Неразборчивая подпись»

     Во всех газетах было напечатано, что на среду 6 ноября назначено заседание Протосоюза по вопросу об отозвании мопитян из учреждений министерства торговли и промышленности.

     Но «Мопит» мобилизовал все силы.

     И уже в среду 6 ноября в «Вечернем времени» появилось письмо в редакцию, в котором товарищ председателя Протосоюза официально заявил, что вопроса об отозвании мопитян даже и не возникало.

     «Вечернее время» не опубликовало, правда, фамилии этого мапитянствующего товарища председателя Протосоюза в виду неразборчивости подписи, но мы сумели прочитать неразборчивое.

     Эта неразборчивая фамилия: С. С. Смирнов. Член правления Романовской льняной мануфактуры, потомственный почетный гражданин. Зять Рябушинских.

     И, конечно, учредитель «Мопита».

Жизнь. 1919. 14 ноября

 

     Нормально поставленная торговля играет важную распределительную роль в народном хозяйстве, так как при ее посредстве товары распределяются между различными группами населения в соответствии с их спросом на эти товары.

     Торговец закупает свои товары там, где цена на них ниже, и продает их там, где она выше; таким образом, товар переходит к лицам, предъявляющим на него наибольшее требование, и, в конце концов, распределяется соответственно народному спросу. Торговец работает из-за барыша, каковым является разница цен при закупке и продаже товара, но при нормальных условиях этот барыш не заслоняет собою потребителя; торговец продает товар тому лицу, которое нуждается в нем лично для себя. Такова идеальная природа торговли, но не такова она в действительности. На самом деле, большинство товаров далеко не сразу находят своего потребителя. Обычно они проходят через несколько рук, прежде чем попадут к лицу, в них нуждающемуся. Стимулом такому переходу из рук в руки является расчет на повышение цены товара с течением времени или в другом месте.

     И до войны, и развившегося вслед за ней экономического кризиса, торговля, в особенности оптовая, обнаруживала спекулятивные тенденции, в настоящее же время почти вся торговля, за немногими исключениями превратилась в сплошную спекуляцию. На первый план выступило стремление сыграть на разницу в цене продукта, и это стремление парализовало все прежние полезные функции торговой деятельности. Во имя ничем не прикрытой наживы прибегают ко всевозможным ухищрениям: с целью поднять цены припрятывают на некоторое время необходимые продукты, иногда даже уничтожают часть их; продают и перепродают не самые товары, а только права на них, как например, всевозможные накладные, коносаменты запродажные; взвинчивают цены вне всякого соотношения с действительными условиями производства и сбыта, пользуясь всякими затруднениями рынка и т.п. Спекуляция вышла из пределов торгового сословия, втянула в себя совершенно новые слои населения и, в конце концов, отравила своим ядовитым дыханием всю нашу жизнь. Она приняла характер общественного бедствия, с которым необходимо немедленно же вступить в борьбу. Спекуляция питается, конечно, очень серьезными причинами. Недостаточное предложение товаров на рынке, вследствие малой производительности труда, и отсутствие поэтому конкуренции, расстройство транспорта, отнимающее возможность выравнивания цен, запутанность денежного обращения, вот главнейшие источники, из которых спекуляция черпает свои жизненные силы. Конечно, устранение этих явлений – дело отдаленного будущего. А между тем дело не терпит отлагательства! На фоне неслыханных бедствий, переживаемых нами, спекуляция сплетает свои злостные сети и грозит удушить несчастного обывателя. Приходится обратиться к паллиативам, которые, хотя и не воздействуют на корень зла, могут все-таки парализовать его наиболее вредные проявления. На такой путь и вступило наше правительство. 1 ноября текущего года, в порядке верховного управления, Главнокомандующим Вооруженными силами юга издан временный закон, устанавливающий суровую уголовную кару за спекуляцию. Спекуляцией закон признает: 1) предложение в продажу необходимых для населения предметов и материалов, а также скупку их с целью перепродажи по ценам чрезмерным, неоправданных условиями производства, заготовления и сбыта или превышающим цены, законным порядком для них установленные; 2) сокрытие, невыпуск в продажу, перерыв или прекращение продажи, либо уничтожение заготовленных для продажи предметов с целью установления чрезмерных на них цен; 3) заключение сделок о покупке и продажи или переуступке прав, если при заключении этих сделок не имелась в виду действительная передача товара, а только получение разницы в цене, и 4) продажу промышленниками и торговцами предметов и материалов лицам и предприятиям, заведомо не производящим этого рода торговлю и приобретающим их для перепродажи, а не для личного потребления или переработки. Предусматривая, таким образом, все важнейшие виды спекуляции, закон устанавливает за нее суровые наказания, а именно: лишение всех прав состояния, смертную казнь или ссылку в каторжные работы от 4 до 20 лет и, сверх того, денежное взыскание до 250 000 рублей. Высшая ступень наказаний, т.е. лишение всех прав, смертная казнь и денежное взыскание до 250 000 р., назначается в случае учинения спекуляции во второй раз, спекуляции, хотя и в первый раз, но с предметами и материалами, заведомо для виновного приобретаемыми для потребностей армии и флота или иных военных надобностей, и спекуляции или попустительства таковой со стороны лиц, состоящих на государственной или общественной службе.

     Во всех случаях осуждения виновного товары и материалы, бывшие предметом спекуляции, конфискуются. Дела о спекуляции изымаются из общей подсудности и подлежат рассмотрению в военных судах. За обнаружение указанных в законе преступных деяний частные и должностные лица вознаграждаются в размере пяти процентов стоимости конфискованных у осужденного товаров и материалов по оценке, установленной начальником управления торговли и промышленности, но не свыше 25 000 рублей за каждое обнаруженное преступление. – Таков несложный закон о спекуляции. При сравнении его с подобного же рода законами в Англии и Франции, он поражает своей суровостью. Но надо принять во внимание, что нигде спекуляция не доходила и не доходит до таких чудовищных размеров, как у нас в России. Едва ли заставят призадуматься наших озверевших, потерявших всякие человеческие чувства, спекулянтов меньшие кары, чем смертная казнь или каторга! К тому же надо иметь в виду, что закон издается в порядке военного управления, во время гражданской войны, когда спекуляция в тылу равносильна прямому предательству. В деле преследования спекуляции нельзя обойтись без содействия самой публики и разного рода учреждений, и поэтому закон назначает высокую премию на обнаружение спекулянтов частными и должностными лицами. Возможно, что подобного рода поощрение индивидуальной инициативы путем воздействия на корыстные инстинкты человеческой природы и более применимо к условиям небывалого нравственного распада, нами переживаемого, но все-таки, возможны и желательны иные способы, участия общества в борьбе со спекуляцией. Так, например, в Англии по закону 14 августа 1919 года в городах учреждены комитеты из лиц, знакомых с местными условиями и пользующихся доверием населения. Эти комитеты имеют право устанавливать, с участием сведущих людей, цены на товары и дозволенный размер прибыли и по желанию сторон определять, имеет ли сделка спекулятивный характер. При наличности спекуляции они же могут возбуждать уголовное преследование перед особым судом. Точно также и во Франции организован общественный контроль в лице Лиги борьбы со спекуляцией с ее отделениями и комитетами наблюдения, состоящими из местных общественных деятелей. Эти комитеты также принимают участие в возбуждении уголовного преследования спекулянтов в местных судах. Не следовало ли бы и у нас, с некоторыми, конечно, модификациями, создать какие-либо общественные организации в помощь, а также и в виде корректива, к юрисдикции военных судов? Установление же только одного поощрительного процента за обнаружение спекуляции, без всякого организованного участия общества, не создаст ли, при наших современных правах, нового вида «спекуляции на спекуляцию»?

Проф. Раевский
Новая Россия (Харьков). 1919. 15 ноября.

 

     Самый тяжелый и самый неприятный вопрос нашего тыла – это вопрос о спекуляции. Мне кажется, что, невзирая на все принятые меры, к разрешению этого вопроса, меры направленные к тому, чтобы освободить несчастного обывателя из цепких, отвратительных лап спекулянта, все эти меры к положительным результатам не приведут, спекулянты по прежнему будут жать обывателя со всех сторон.

     Все меры, направленные в настоящее время против спекулянтов, по моему мнению, грешат одним общим недостаткам, это – громоздкостью того аппарата, который является орудием борьбы со спекуляцией.

     Поэтому я и думаю в первую голову для борьбы со спекуляцией необходимо создать подвижный, быстро действующий аппарат, который бы, состоя из людей вполне опытных, легко разбирающихся во всякой спекулянтской казуистики, в то же время пользовался нашим общественным доверием.

     На основании этого я и полагаю, что не нужно устраивать для борьбы со спекуляцией какой-нибудь большой комиссии с представителями торговли, сведущими людьми и пр., - достаточно разделить весь тыловой район Донской области на несколько участков, и в каждом участке поставить комиссию всего их трех человек, дав этим участковым комиссиям почти диктаторские полномочия с правом безапелляционного решения всех дел по спекуляции.

     Комиссии эти должны состоять из людей, действительно заслуживших доверие и в своем составе должны иметь непременно хотя бы одного опытного юриста.

     Для того чтобы деятельность этих комиссий была подвижна и быстра, в их полном распоряжении должны быть все силы стражи и контрразведки, всякое упущение отвечая перед самой комиссией на основании 29 ст. Уст[ава] о нак[азаниях], т.е. так, как практикуется при сенаторских ревизиях.

     В руководство комиссий должна быть дана инструкция, которая бы точно определила пределы власти комиссий, наказания, налагаемые комиссиями, порядок приведения в исполнение приговоров комиссий и пр.

     При выработке этой инструкции между прочим надо иметь в виду деление спекулянтов на известные категории, в зависимости от чего им назначается то или иное наказание.

     Спекулянтов наших можно разделить на следующие категории: первая – самые злостные спекулянты, всех видов купцы и вообще обеспеченные люди, занимающиеся спекуляцией ради крупной наживы; вторая категория – чиновники и вообще должностные лица, которые, пользуясь своим служебным положением, или помогают крупному спекулянту в его стяжательных операциях, или же сами занимаются спекуляцией; третья категория – предприниматели, промышленники, земледельцы всех категорий, базарные торговцы и пр., которые без всякой видимой основательной причины возвышают цены на продаваемые ими продукты до колоссальных размеров; наконец, четвертая категория – это частные лица, занимающиеся спекуляцией только для того, чтобы как-нибудь пополнить свой трудовой заработок, и тем дать возможность себе и своему семейству не жить впроголодь.

     В инструкции должен быть точно определен процент, который всякий продавец имеет право наложить на продаваемый им товар без риска быть привлеченным к ответственности за спекуляцию.

     В настоящей заметки я даю только общую схему того аппарата, который должен быть создан для борьбы со спекуляцией, подробностей, т.е. порядка деятельности, способов осуществления власти комиссий, мер, которые дали бы комиссиям возможность быстрой работы и пр., - я пока не касаюсь; не касаюсь и того, объединяющего все комиссии органа, который должен иметь тот или иной кассационный или делопроизводственный надзор за всеми комиссиями, - все это вопросы деталей.

     Главная же моя мысль заключается в том, что с трудно уловимой гидрой спекуляции необходимо бороться подвижным, быстро действующим аппаратом, облеченным широкими безапелляционными полномочиями, которые ясно бы показали спекулянтам, что время проволочек, затяжек и всяких разговоров прошло, а наступило время тяжелого возмездия за всякое проявление не в меру разнуздавшихся грабительских инстинктов. По-моему, устройство такого аппарата вполне возможно и достижимо.

Член В[ойскового] Круга П. Калинин
Донские ведомости. 1919. 16 ноября.

 

     Трудности, которые переживает возрождающееся русское государство, беспримерны. Никогда еще мир не видел гражданской войны в таком масштабе и притом, как непосредственное продолжение величайшей в истории внешней войны. Отсюда – неслыханное расстройство хозяйственной жизни; отсюда - финансовые затруднения, все возрастающие, по-видимому, в безысходные.

     Однако жизнь государственная не знает непреодолимых затруднений и безысходных положений. Хорошо ли, плохо, но государство должно разрешать возникающие перед ним задачи, и государственное хозяйство должно строиться применительно к этим задачам, на основании простых, ясных начал, вытекающих из условий, в которые поставлено государство в тисках которых находится хозяйственная жизнь.

     Самой характерной чертой переживаемого нами времени в экономическом отношении является крайнее натуральное оскудение страны. Производство благ значительно упало; еще более уменьшились возможности их современного перемещения из мест, располагающих известным избытком, в места, страдающие недостатком. Это и есть так называемое «расстройство транспорта», практические следствия которого ничем не отличаются от следствий падения производства. Натуральное оскудение страны, конечно, не равномерно затрагивает разные ступени национального производства. Оно всего резче сказывается в области обрабатывающей промышленности; оно менее ощутительно в области сельского хозяйства.

     Этот основной хозяйственный факт, крайнее натуральное оскудение страны, должен быть положен в основу всей финансовой политики. Финансовое управление должно стремиться к тому, чтобы возможно более простыми и действенными приемами уловить, в целях извлечения доходов для государства возможно большую долю натуры, создаваемой в стране. Ибо сейчас только натура представляет реальный доход и только держатель натуры имеет действительную хозяйственную силу. Это не значит, чтобы мы рекомендовали финансовому управлению возвращение к эпохе натурального обложения, но это значит, что обложение должно направляться в те области, виды и формы хозяйственной деятельности, настигая которые, государство становится как бы непосредственным… [Одно слово не разборчиво. – Сост.] …в самом процессе производства. Отсюда то исключительное значение, которое в переживаемую нами эпоху должно получить косвенное обложение всех предметов широкого потребления: сильнейшее обложение сахара (в форме ли монополии или иной – это вопрос второстепенный), табака, нефти, хлеба, угля. Обложение хлеба и угля должно быть приурочено к их экспорту и иметь целью снабжение государства необходимой ему валютой.

     Как я уже подчеркнул, обложение должно стремиться к тому, чтобы уловить натуру, а потому с политикой обложения должна быть неразрывно связана целая совокупность мер, направленная на возможно более энергичное производство и извлечение натуры. Мы должны всячески развивать экспорт и, если для этого необходимо облегчить импорт, надлежит делать и это. В этих вопросах точка зрения экономическая – подъема производства и оживления оборота – вполне совпадает с точкой зрения финансовой, т.е. фискального интереса государства.

     Ясно, что при современных условиях хозяйственной жизни прямое обложение, которое вообще играет второстепенную роль в бедных странах, не может получить особенного значения для государственных финансов. Прямыми налогами не следует пренебрегать, стремясь к применению более простых и действенных методов обложения. Здесь не место вдаваться в подробности этих вопросов.

     Тот основной факт хозяйственной жизни переживаемого момента, из которого мы исходили, определяет собой в значительной мере и огромное значение, приобретенное печатным станком для финансов государства. Непомерное повышение цен, которое мы испытываем, коренится не только в огромном выпуске бумажных денег. Оно определяется, прежде всего, растущим и углубляющимся натуральным оскудением страны, этим главным экономическим «завоеванием» русской революции. Вот почему вопрос о политике денежного обращения вовсе не так прост, как думают те, кто опираясь на сомнительные, а иногда и прямо неверные теории, проповедует полное воздержание от дальнейшего выпуска бумажных денег и разного рода скороспелые валютные «реформы».

     Сейчас деньги должны быть главным образом рассматриваемы и денежный вопрос обсуждаем с точки зрения функций денег, как орудия обращения. Если деньги нужны для того, чтобы привести в движение натуру, т.е. подтолкнуть производство и обращение товаров, деньги нужно выпускать. Ибо рост дороговизны, неизбежный при натуральном оскудении, являющийся подлинной основой дороговизны, переносится обществом гораздо тяжелее при недостатке денежных знаков, чем при их наводнении. Думать, что наши экономические трудности обуславливаются, главным образом, чрезмерными выпусками бумажных денег, и выводить отсюда необходимость воздержания, во что бы то ни стало, от таких выпусков, значит не отдавать себе отчета в истинной природе переживаемого нами хозяйственного положения. Вот те мысли, которые пишущий эти строки лишь в несколько иной форме развивал в совещаниях, устроенных союзом городов и посвященных слушанию и обсуждению докладов начальника управления финансов М.В. Бернацкого. И мне пришлось убедиться, правда, не в первый раз, что мои теоретические соображения разительно сходятся с совершенно иначе обосновываемым взглядом на те же вопросы различных практических деятелей хозяйственной жизни.

Петр Струве
Великая Россия. 1919. 26 ноября.

 

     Положение финансового ведомства Добровольческой армии в условиях гражданской войны представляется чрезвычайно трудным. Занимаются новые территории, все правительственные учреждения… (Не разборчиво. – Сост.) …которых требуют экстренных кредитов, не предусмотренных никакими сметами. При очищении того или иного района открытые кредиты временно должны быть приостановлены.

     Указанная подвижность территории и государственных учреждений возрождающейся России ставит непреодолимые затруднения для создания базиса всякого финансового хозяйства – правильно построенного бюджета.

     Пока что государству приходится существовать без бюджета, путем открытия кредитов по особым каждый раз ходатайствам тех или иных ведомств.

     Сообразно этим требованиям ведомств за время с 1 января по 19 ноября 1919 г. израсходовано правительством Добровольческой армии всего 9,7 миллиардов рублей. Однако расходы имеют тенденцию к быстрому возрастанию в связи с расширением территории, занятой Добровольческой армией, и развитием военных операций. За последнюю треть года предполагается расход уже до 15 миллиардов.

     Что касается доходов, то, прежде всего, отсутствуют точные сведения об их поступлении по всем казенным палатам, вследствие плохой связи центра с провинцией. Но и помимо того, поступление налогов, прямых и косвенных, далеко отстает от производимых расходов. В результате, получается колоссальный многомиллиардный дефицит, заполнить который невозможно никакими налогами.

     Но при всем исключительно ненормальном положении финансов ведение последних все же требует известной планомерности. В основу бюджетного хозяйства должны быть положены некоторые принципы, отвечающие требованиям времени.

     Мы выдвинули бы следующие принципы:

     1). Расходы на содержание государственных служащих должны соответствовать возрастающей дороговизне, ибо чрезмерная экономия в этой области отражается на продуктивности труда.

     2). Экономия допустима в отношении хозяйственных расходов – на строительные нужды, на ремонт и т. п.

     3). Надобности армии должны быть удовлетворяемы в полной мере и щедрой рукой. Во избежание же возможных злоупотреблений должен быть усилен фактический государственный контроль за расходами.

     4). В целях усиления доходов государства необходимо довести до максимального напряжения всевозможные налоги, не останавливаясь даже и перед налогами грубого и несовершенного характера. Растущие доходы крестьянства, ремесленников, торгового класса и части лиц свободных профессий оправдывают налоги на предметы необходимого потребления, налоги на торговый оборот, налоги на купчие крепости и многое другие.

     5). Весь образующийся дефицит может быть покрываем усиленными выпусками бумажных денег. Лишний выпуск этих денег предпочтительнее, чем экономия на снабжении армии и на жаловании чиновникам.

     Дело в том, что современная хозяйственная жизнь ниспровергает многие установленные теории политической экономии и заставляет вводить в них существенные поправки.

     В частности, вопрос о выпусках бумажных денег должен решаться не в том абсолютно отрицательном направлении, в каком были склонны его решать до сих пор ученые-экономисты.

     Оставаясь на почве старых теорий, мы должны бы признать, что произведенные выпуски бумажек уже давно превысили всякие допустимые границы и знаменуют полное крушение денежной системы.

     Однако в действительности этого нет. Значительная часть выпущенных денег уходит из каналов обращения в образование так называемых «сокровищ», в держание частными лицами наличности. Эти ушедшие из оборота десятки миллиардов перестают влиять на падение курса денег. Остающиеся же деньги оказываются отвечающими спросу на деньги для наличной оплаты сильно вздорожавших товаров.

     В 1916 и 1917 гг. возрастание товарных цен должно быть объяснено, главным образом, происходившими выпусками бумажных денег. Наоборот, дороговизна 1918 и 1919 гг. складывается под преимущественным влиянием абсолютного бестоварья на рынке и безудержной всеобщей спекуляции, выпуски же денег играют сравнительно скромную роль.

     Наша денежная система все равно в корень испорчена и после ликвидации большевизма потребует радикальной реформы во всероссийском масштабе. Поэтому раз в данный момент государственное казначейство требует подкрепления, то не следует стесняться усиленными выпусками денег. Эти выпуски в данный момент не только не окажут пагубного действия, но будут оживотворять торговый оборот и будут обеспечивать публику денежной наличностью, потребность в которой сейчас колоссальна.

     Вот почему вопреки теории и всей истории бумажного обращения сейчас можно только рекомендовать использовать в широких размерах печатание бумажек, ибо вредное влияние новых выпусков сторицей вознаградится той пользой, какую они принесут, и государственному казначейству и, народному хозяйству.

Проф. М.Н. Соболев
Донская речь (Ростов н/Д). 1919. 29 ноября.

 

     Крайне трудно определить действительные размеры обесценения рубля. До сих пор не открыто никакого способа измерять степень обесценения валюты, и даже так назыв. «индекс – немберсы» (суммирование цен большого числа товаров за разные промежутки времени) не дают на это надлежащего ответа. По некоторым признакам (цена хлеба на свободном рынке, расценка иностранной валюты у нас и обратно за границей, золота и т.д.) можно сказать что рубль обесценился приблизительно около 50 раз. О восстановлении размена на золото по этому курсу, т.е. примерно по 500 бумажных рублей за золотой десятирублевник, не может быть речи в сколько-нибудь близком будущем по восстановлении Единой России, хотя, если верны проникшие в печать сведения, Колчак захватил столь значительные запасы золота, что можно было бы без особых усилий прочно держать курс рубля на указанном уровне.

     Собственно восстановление размена и не нужно, а важно именно упрочить курс рубля. Первым условием этого является бездефицитное сведение государственного бюджета. Хотя ближайший бюджет единой и восстановленной России и будет сразу не менее 200 миллиардов рублей в год, однако, по моему глубочайшему убеждению, покрытие такого бюджета безусловно возможно.

     Другим важным условием является допущение широчайшего экспорта даже по принципу: «не доедим, а вывезем», - и введение высокого таможенного обложения предметов роскоши и второстепенного значения.

     Наконец, - а в этом почти главная суть дела, - установление для русского рубля достаточно благоприятных международных условий. Если нам придется возвращать наши долги за границу (а они в 1918 г. составляли примерно 20 миллиардов рублей золотом), то мы все равно будем вынуждены объявить себя банкротом по отношению к иностранным государствам.

     Впрочем, для всего мира ясно, что Россия может развиваться только при условии широчайшего развития ее производительных сил, а это требует нового грандиозного прилива именно иностранных капиталов.

     Вот это то обстоятельство и составляет видный для нас козырь. Прилив иностранного капитала сам по себе содействует упрочению курса рубля, а с другой стороны иностранные капиталисты становятся при этом заинтересованными в упрочении русской валюты, ибо иначе впоследствии возврат помещенного ими капитала будет происходить еще в более обесцененных бумажных рублях.

     Кроме того, потребность в хлебе, сырье и полуфабрикатах будет в ближайшие годы и быть может, даже десятилетия так колоссально велика на Западе, что Россия (в случае восстановления правопорядка в ней и умиротворения политических страстей в Европе вообще) сможет занять чрезвычайно выгодную позицию и быстро залечить свои раны…

     Все это благоприятствует упрочению курса рубля и нам нужно уже теперь составить себе ясный отчет о возможных путях такого упрочения. Об этом мы поговорим в следующей статье.

Проф. Пав. Гензель Симферополь, 26 сент. 1919 года.

Великая Россия. 1919. 6 декабря.

 

     В предыдущей статье мы указали на необходимость упрочения курса рубля. Существеннейшими условиями такого упрочения являются – предоставление иностранцам концессий, заключение валютных займов и установление прочного международного соглашения по валютному делу (наши союзники кровно заинтересованы в этом, так что итальянский министр финансов Луццати предлагал недавно установление единой международной валюты). При этих условиях, упрочение курса рубля на уровне примерно 2 коп золотом за 1 бумажный рубль, окажется вполне возможным.

     Для этого не требуется восстановления размена, а необходима энергичная девизная политика, на которую по временам придется быть может жертвовать запасами золота в государственном банке. Это значит, что государственный банк должен будет заняться скупкой и продажей иностранных девиз, борясь против ухудшения курса и не допуская серьезных уклонений от нового паритета. Другими словами, Россия примет новую монетную единицу, назовем ее «червонцем», который будет признан равноценным 50-ти бумажным рублям и который официально должен содержать 17,424 долей чистого золота. Следовательно, новый «червонец» (который можно делить на 100 «полтин», а полтины в свою очередь на десять «пятаков»), будет равноценен 50-ти рублям бумажным, а последние будут иметь золота в 50 раз меньше, чем рубль эпохи Витте (т.е. всего 0,34848 долей чистого золота), и все наши расчеты технически будут чрезвычайно просты. Восстановить размен окажется возможным, вероятно, лишь через много лет, быть может, только через несколько десятилетий, но все же новая монетная единица – «червонец», т.е. 50-кратный бумажный рубль, может при посредстве надлежащей девизной политики держаться совершенно прочно, как это и практиковалось с большим успехом в течении десятилетий Австро-Венгерским банком.

     В этом случае нашему будущему министру финансов придется добиться упрочения курса иностранной валюты на следующем уровне. Фунты стерлингов по 4 728 р. 50 к. бумажных (или 94,576 червонцев – это и был довоенный паритет) за 10 фунтов; золотые франки - 1 875 бум. рублей (37,5 черв.) за 100 франков; за 1 доллар – 97 р. 17 к. (т.е. 1, 9434 черв.); золотые германские марки – 2 314 р. 50 к. (т.е. 46, 29 черв.) за 100 марок; датские кроны – 2 604 р. (т.е. 52,08 черв.) за 100 крон. Если путем правильной девизной политики мы добьемся подобного положения (или иного, но твердого и длительно прочного курса, на каком нас застанет момент «девальвации»), то мы и получим искомый прочный рубль, который так необходим нам. И мне думается, - это не праздная мечта, но осуществление ее возможно не иначе, как при содействии наших союзников и тех нейтральных государств, которые заинтересованы в помещении своих, накопленном в большом количестве за время войны денежных капиталов, за границей, т.е. прежде всего в России с ее нетронутыми естественными богатствами.

     Недаром, английский министр финансов Бонар-Лоу, отмечая, что Россия рано или поздно, несомненно, заплатит свои долги, сказал в своей бюджетной речи от 22 апреля 1918 г.: «Естественные богатства России велики. Но эти богатства не могут быть разработаны иначе, как при помощи капитала, и когда там будет правительство, то оно будет нуждаться в иностранных капиталах, но оно будет дать себе отчет, что оно не может заполучит этих капиталов иначе, как если прежние долги будут оплачиваться»…

     Словом, вопрос сводится, в сущности, к доверию заграницы к нашей государственности и к нашей способности восстановить нормальный правовой строй – все же остальное – в значительной степени искусство министра финансов – искусство, примеры которого в достаточно крупных размерах и с полным успехом уже являла финансовая история запада.

Проф. Пав. Гензель. Симферополь, 26 сент. 1919 года.

Великая Россия. 1919. 8 декабря.

 

     Вы помните, конечно, классический разговор из «Плодов просвещения» молодого Звездинцева с приезжими из деревни мужиками. З., начитавшись умных книжек по сельскому хозяйству, рекомендует, между прочим, мужикам перейти на культуры мяты, которая может, де, дать и тысячу рублей с десятины.

     Разговор этот невольно приходит на ум при чтении статьи проф. Соболева «О валютном заграничном займе», помещенной в № 19 «Донской речи».

     Почтенный профессор считает, что наше финансовое ведомство обращает слишком мало внимания на заграничные кредитные операции и рекомендует ему возможно скорее исправить свою ошибку и заключить на иностранных рынках столь нужный нам заем. Заем этот даст нам возможность закупить за границей все нужные товары, даст возможность переоборудоваться всей нашей промышленности и вообще явиться чуть не поворотным пунктом в нашей хозяйственной жизни и началом ее возрождения.

     Препятствий к заключению такого займа М. Н. Соболев не видит, по-видимому, никаких, ссылаясь, между прочим, на то, что предпринятые в этом направлении со стороны частной инициативы шаги дали вполне удовлетворительные результаты. Стоит поэтому правительству только захотеть и раскрыть глаза иностранцам на те выгоды, которые им сулит помещение денег в русский заем, как нам немедленно же будут предложены какие угодно суммы. Нам не следует только зевать и «заем должен быть сделан в крупном масштабе на ½ - 1 миллиард рублей» (золотом?).

     Ох, так эти типично интеллигентские рассуждения от чистого разума, вне пространства и времени, вне всех условий реальной действительности! Сколько зла они нам уже принесли. И когда, наконец, мы спустимся с заоблачных высей и научимся присматриваться к тому, что делается на этой грешной земле?

     Ведь сам же проф. Соболев, в начале своей статьи, указывает, что западноевропейские органы испытывают сейчас острый недостаток в свободных капиталах, непроизводительно растраченных за время войны. А между тем задачи, встающие в тех же странах по реорганизации народного хозяйства, по восстановлению произведенных войной разрушений, по сбалансированию государственных бюджетов – прямо беспредельны. Для них нужны капиталы, капиталы и капиталы. И все чаще и чаще на Западе, после того, как прошел угар победы, слышатся тревожные голоса о том, удастся ли вообще когда-нибудь, без чрезвычайных потрясений, залечить нанесенные войной народному хозяйству раны. В самом Париже еще недавно, должны были остановиться более 3,500 предприятий из-за недостатка угля, бездействовали телефоны, трамваи и пр. Как при таких условиях рассчитывать, что в странах-победительницах могут найтись свободные капиталы для экспорта? А если бы и нашлись, то неужели хоть одно правительство допустило бы их экспорт в сколько-нибудь значительных размерах?

     Это одна сторона вопроса. А с другой - нужно же хоть до известной степени учитывать и условия, существующие для притока иностранных капиталов у нас в России. Если у иностранцев по признанию проф. Соболева, не может быть сейчас, пока идет гражданская война и пока окончательно не преодолеть большевизм, сознания обесцененности помещения капиталов в частные предприятия на территории России, то не может быть при нынешних условиях такой уверенности, нужно это, к сожалению, признать, и в деле помещения капиталов в государствен. займы. Как, в самом деле, разобраться даже благожелательно к нам настроенному иностранцу в наших бесчисленных государственных образованьях, из которых одни торжественно объявляют о своем отказе от каких бы то ни было обязательств по прежним долгам, другие то возникают, то гибнут, третьи влачат самое жалкое существование и т.п. Тут, очевидно, для возможности заключения государственного займа, должен был бы, вместо трезвого расчета, выступить, в качестве движущего фактора, элемент веры, но это слишком ненадежный базис для финансовых операций. О каком, в самом деле, нормальном государственном кредите может идти сейчас речь, для отсутствия у нас единой, твердой, общепризнанной власти, при отсутствии упорядоченного финансового хозяйства, базирующегося на здоровой хозяйственной деятельности, способной создавать новые ценности, при крайне невыгодном расчетном балансе? Поэтому, если сейчас и возможны какие-либо финансовые операции, то именно, в противоположность мнению проф. Соболева, на основе не государственного, а частного кредита, все же сохранившего, по сравнению с государственным, значительную часть своей силы и значения. И такое положение вещей будет неизбежно продолжаться до тех пор, пока не создастся, хотя бы только на одном юге России, единая сильная власть, пока созидательная работа главного командования в этом направлении будет тормозиться со стороны различного рода самостийнических и т.п. течений.

     Наконец, проф. Соболев не хочет совершенно считаться с тем колеблющимся, половинчатым и все еще окончательно не выясненным отношением держав Согласия к делу Добровольческой армии, которое явилось для нас источником стольких испытаний в прошлом и которое, судя по последним выступлениям Ллойд-Джоржа, все еще не изжито на западе и вступает сейчас в какую-то новую фазу. Можно ли, при таких условиях, серьезно рассчитывать на широкую финансовую поддержку со стороны наших бывших союзников?

     Что касается указаний проф. Соболева на то, что наше финансовое ведомство до сих пор обращало мало внимания на проведение кредитных операций за границей, то оно является чисто голословным и основано исключительно на слабой осведомленности автора статьи о содержании работ ведомства. Как постоянные финансовые представители Добрармии за границей, так и специально командируемые туда лица, не ожидая откровений и открытий проф. Соболева, не переставая работали и работают в направлении получения заграничных кредитов.

     Были подвергнуты обсуждению все возможности, использованы все способы, и если результаты этой работы оказываются пока мало заметными и ощутительными, то вина эта должна, очевидно, падать не на финансовое ведомство и его представителей, а на те объективные условия, о которых мы говорили выше и которые очевидны всякому наблюдателю, кроме не желающего считаться с прозой жизни проф. Соболева.

Не профессор
Приазовский край. 1919. 11 декабря.

 

 Составитель: М. Ю. Черниченко