Вопрос об отношении белогвардейских лидеров к монархии как к форме будущего устройства России обсуждается издавна. Сейчас уже вряд ли кто возьмется утверждать, будто М.В. Алексеев, А.В. Колчак, А.И. Деникин, П.Н. Врангель и другие белые вожди в 1918-1920 гг. пытались реставрировать монархию. Направление политических действий руководства Белого движения показывает, что оно в это период определенно вело дело к созданию в России умеренно-авторитарного государства с политическими институтами, подлаженными под образец западных демократий. Несмотря на непопулярность лозунга Учредительного собрания в антибольшевистской среде, особенно у военных, концепция государственного строительства, принятая на вооружение белыми, предусматривала как ключевой момент учреждение законных форм российской государственности представительным конституционным собранием, созванным после окончания Гражданской войны. Это собрание предпочитали именовать «Народным» или «Национальным», планировали разные варианты как избирательного закона, так и контроля за деятельностью такого собрания, но в любом случае Белое движение стояло на позиции верховенства народной воли в государственном строительстве, то есть разделяло концепцию народного суверенитета.

     Последняя, о чем не всегда вспоминают, самым недвусмысленным образом противостоит концепции легитимизма, признающей законную власть единственно в форме наследственной монархии и усматривающей источник власти не в народном волеизъявлении, а в воле Всевышнего, выраженной во мнении иерархов церкви и подтвержденной соблюдением освященных веками традиций и обрядов наследования власти. Политическая доктрина русского традиционализма, ярко выраженная в предреволюционной России в трудах Л.А. Тихомирова, предусматривает именно такое отношение к монархической власти.

     Конституционная монархия, возможности и даже желательности введения которой не скрывали многие идеологи и руководители Белого дела, никак не соответствовала традиционалистскому принципу, поскольку ее установление в случае победы белых армий могло произойти лишь с санкции представительного законодательного органа. Именно так трактовали монархическую идею руководители московского «Правого центра» в письме генералу Алексееву в июне 1918 г.: «Историческая Россия должна для своего воссоздания и воссоединения иметь монарха. Но из этого мы не строим себе кумира». Далее в письме говорилось о необходимости в переходное время диктатуры, которая «должна очистить территорию, установить порядок, подготовить население и дать ему новое основание для выборов в народное собрание, которое и должно установить окончательно форму правления».

     На этой платформе руководство Белого движения было поддержано теми сторонниками монархического строя, для которых, по выражению Н.В. Савича, их видного представителя в Особом совещании, «на первом плане была родина, спасение государства, а его устроение казалось вопросом завтрашнего дня».

     Выбор Белым движением концепции будущего развития российской государственности обусловливался объективными обстоятельствами, главным из которых было то, что во всем цивилизованном мире в первые два десятилетия ХХ в. торжествовали либерально-демократические государственные принципы. Окружающая политическая реальность не могла предложить белым иного образца успешного государственного строительства. Националистическая мотивация Белого движения позволяла увязать принятую им политическую концепцию с традициями прогрессистско-патриотического реформирования России от Петра I до П.А. Столыпина. Меньше всего демократический компонент белогвардейской идеологии можно приписать, как это пытались делать некоторые мемуаристы, давлению западных держав. Отрицание легитимизма и следование идее народного суверенитета полностью соответствовало личным убеждениям большинства вождей Белого дела.

     Савич, вероятно, глубоко прочувствовав настроения Деникина, охарактеризовал его следующим образом: «Он, очевидно, в душе не монархист, во всяком случае, отрицательно относится к семье Романовых; это главное, а все остальное - аргументы для обоснования своего настроения. Тут убедить нельзя, это дело веры». Колчак, оправдывавший перед лицом допрашивавшей его комиссии массовые насилия своих войск в отношении мирного населения, конечно, не имел оснований рассчитывать на то, что заявлением о желательности для России республиканского строя ему удастся спастись от расправы. Очевидно, в своем республиканизме Колчак был совершенно искренен.

     Конечно, эти деятели, как и Алексеев, Корнилов и Врангель, могли примирить себя с любым строем, обеспечивающим России международный авторитет, внутреннюю стабильность и правовой порядок. Они служили бы такой России, как и при царе. Но, фактически встав во главе воссоздаваемой российской государственности, они, даже из чисто субъективных побуждений, могли вести ее только по пути, предуказанному позитивным опытом современных им стран Запада, тем более, что Россия до революции одной ногой уже ступила на этот путь.

     Такие белые лидеры, как Р.Ф. Унгерн фон Штернберг и М.К. Дитерихс, выпадают из данного ряда. То, что Белое дело на своем излете связывается в первую очередь именно с этими именами, не случайно. Деятели и группы, придерживавшиеся праворадикальных воззрений, всегда и в большом количестве присутствовали в конгломерате лиц и социальных слоев, именуемом Белым движением. Их преобладание на завершающем этапе вызвано какими-то закономерностями развития этого движения.

     Для их установления, для более полного понимания того, что же представляло из себя Белое движение в идейно-политическом и социальном срезах, важно выявить формы и степень присутствия ультранационалистических течений в пестром лагере российской контрреволюции и их взаимодействие с другими составляющими последнего. При этом внимание должно обращаться на свидетельства, современные изучаемым событиям, а не на их мемуарное переосмысление.

     Дело в том, что в эмиграции некоторые белогвардейцы осмыслили свою борьбу под впечатлением вошедшего тогда в силу фашизма. Бывший командующий армией у Колчака генерал К.В. Сахаров утверждал: «Белое движение в самой сущности своей явилось первым проявлением фашизма… Если пристально вглядеться в стимулы, двигавшие белыми, то в них выступает все то же, что создает фашизм в других странах». Но все эти «плоды» Белое движение принесло позже, в эмиграции.

     Русский традиционализм начала ХХ в. базировался на идее легитимной наследственной монархии, опирающейся на идеологическую поддержку православной церкви и традиции русской великодержавности. К этому направлению, которое основывалось на триаде «православие, самодержавие, народность», органически примыкало другое, выдвигавшее на первый план национальные интересы русского народа, его подчеркнуто доминирующее положение в государстве, но не разделявшее в такой степени монархические идеалы, мысля их подчиненными идее нации. Сходство его установок с теми элементами доктрины фашизма, которые последний позаимствовал у предшествовавших форм национализма, не должно вводить в заблуждение и заставлять «модернизировать» явления нашей истории.

     С занятием белыми армиями летом 1919 г. обширных территорий юга России на них оживилась деятельность многих политических партий и организаций. Не остались в стороне и правые, националистические и монархические, группы. Аналитик Отдела пропаганды отмечал, что «наиболее оживленная и энергичная работа» происходит не в либеральных и умеренно-консервативных организациях, поддерживающих власть, «а в других, работа которых пока еще открыто не выявилась, проходя, в главной своей части, совершенно конспиративно, но долженствующая дать в самом недалеком будущем большие реальные результаты и начать играть политическую роль, с которой придется всем политическим партиям очень серьезно считаться. Это - правые монархические организации и церковные общества».

     Активизацию этой части политического спектра и ее перспективы автор документа связывал с благоприятной для нее общественной атмосферой. «Всю свою работу правый блок решил вести в народных массах, настроение которых во многом соответствует проводимым этими партиями взглядам, которые благодаря этому упадут на благодатную почву, что тем самым обеспечивает значительную долю успеха… Стихийное «бей жидов», охватывающее сейчас массы, имеет под собой желание… наказать виновника». Одних только «Протоколов сионских мудрецов», как отмечал другой наблюдатель, было продано в Ростове до 120 тыс. экземпляров. Любопытно сообщение о том, что работа подобных организаций, несмотря на широкое сочувствие проводимым ими взглядам, проходит большей частью нелегально. Очевидно, деникинский режим, вопреки тем мнениям, которые и сейчас продолжают высказываться в его адрес, все-таки сильно затруднял открытое высказывание ультранационалистических взглядов.

     В донесениях Отдела пропаганды фигурируют различные группировки националистического толка, от умеренных, сотрудничавших с крупными организациями типа «Союза государственного объединения России» или шульгинского «Южнорусского национального центра», вхожими во власть, до весьма радикальных. Возникали также группы, пытавшиеся совместить в своих программных установках политический традиционализм с элементами левой социальной доктрины.

     Наиболее заметное место среди крайне правых организаций в легальном политическом спектре белого Юга занимал «Союз русских национальных общин» во главе с В.М. Скворцовым. К нему примыкали организации помельче: Национал-либеральная партия монархистов-конституционалистов и общество «За Россию», а также Русская национальная демократическая партия, подпольно возникшая в советской части России. К более экстремистским группировкам можно отнести Народно-государственную партию во главе с В.М. Пуришкевичем, партию «Единая Русь», «Военный монархический союз», «Братство животворящего креста» во главе с о. В. Востоковым, «Союз помощи жертвам русско-жидовской войны» и некоторые другие.

     Одной из самых влиятельных организаций был «Союз русских национальных общин». Основные направления деятельности «Союза» характеризовались Отделом пропаганды так: «Национальное воспитание русского народа внедрением в него понятий о национальности, любви к вере православной и к монархии (о последнем в официальной программе умалчивается). Работа ведется в крестьянской и рабочей среде… Деятельность Союза - создание чайных, библиотек, кооперативов, имеющих целью вести пропаганду не только посредством распространения литературы и устно, но и оказанием реальной помощи населению».

     В Совет «Союза», образовавшийся в мае 1919 г., вошли, кроме Скворцова, видный правовед Н.Н. Алексеев, протоиерей о. Н. Розанов, Н.Н. Львов (перешедший из «Южнорусского национального центра») и ряд других. Задачи «Союза», изложенные на заседании Русского национального клуба и Объединения русских женщин под почетным председательством баронессы Врангель, состояли в том, чтобы «сплотить русское население на территории, занятой Добровольческой армией, для подготовки всех слоев нашего народа к предстоящим выборам в Народное Собрание…, создать ту национальную базу в тылу армии, на которую военное командование могло бы опереться».

     Устав «Союза», зарегистрированный в октябре 1919 г., провозглашал следующие цели: «Сплочение, усиление и возрождение русской нации как носительницы великих культурных ценностей, обслуживающих интересы всего человечества. Воссоздание и процветание Великой, Единой и Неделимой России… Государство Российское восстанавливается в границах его существования до 1914 г., за исключением Польши. Русской нации в возрожденной России надлежит занимать главенствующее положение народа-хозяина, принадлежащее ей по историческому праву. Государственно-правовые нормы России должны соответствовать национальным особенностям первенствующего русского народа. Церковь Христова (православная и старообрядческая)… должна духовно и морально объединять русский народ, нравственно влияя на все стороны государственной жизни. Народности, территориально входящие в состав Государства Российского, пользуются правом на национально-культурное и религиозное самоопределение».

     «Союз» не предрешал будущую форму правления, признавая лишь, что она должна «соответствовать национальному правосознанию русского народа». Он ратовал за достижение в будущей России «разумной децентрализации власти на началах областной автономии и широкого местного самоуправления», осуществление всеобщего начального обучения «на русских национальных началах и развитие христианского религиозного чувства и морали», проведение «ряда неотложных социально-экономических реформ» в направлении «развития мелкой земельной собственности,… защиты труда рабочих от эксплуатации», а главное - «развитие русской национальной промышленности и торговли, освобождение русского капитала от иностранного и инородческого порабощения, широкое развитие русской национальной кооперации, реформа местного самоуправления на принципе национальной пропорциональности, а на окраинах государства - обеспечение прав русского меньшинства». Членами «Союза» могли становиться «совершеннолетние русские люди, без различия пола, не опороченные по суду», а русскими признавались «великороссы, малороссы, белороссы, казаки, карпатороссы».

     «Союз русских национальных общин» занимал первостепенное место среди организаций, наметивших в июне 1919 г. на собрании в Кисловодске образование правого блока. Кроме «Союза», там были представлены Национал-либеральная партия, общество «За Россию» и «Общество Прикарпатской Руси». Собрание наметило издание теоретического органа правого блока «Наш путь» (впоследствии «Русский путь»), но его выпуск так и не был налажен.

     Было также решено провести объединительный съезд русских партий. На этот съезд, запланированный первоначально на 9 июля в Кисловодске, получили приглашение, кроме указанных выше организаций, также Русская национальная демократическая партия, «Братство животворящего креста», партия «Единая Русь».

     Реально съезд состоялся 14 - 20 июля в Ессентуках в несколько ином составе. Национал-либеральная партия на съезде не была представлена, а ряд других организаций себя не афишировал. В то же время там присутствовали делегаты от старообрядческих общин, «Южнорусского национального центра» и известного еще до революции «Всероссийского национального союза» во главе с П.Н. Балашовым, а также от местных отделений «Совета государственного объединения России». На съезде был фактически создан блок нескольких правых партий, однако это не было закреплено никаким формальным решением.

     Съезд в Ессентуках принял программную декларацию, в основных своих пунктах соответствовавшую платформе «Союза русских национальных общин». Указывалось, что будущую форму правления «установит Народное Собрание в соответствии с историческим укладом русской нации». Осторожно и расплывчато намечался сословно-корпоративный принцип формирования Народного собрания: «Народное представительство должно состоять из выборных от всех исторически сложившихся в государстве групп населения». Предложение редакционной комиссии съезда о включении в проект декларации положений о наследственной конституционной монархии не прошло, поскольку, как было заявлено на съезде, со стороны «Союза» как организации, поддерживающей Колчака и Деникина, было бы непоследовательно выступать против провозглашенного ими непредрешения, а также потому, что «в простом народе идеи монархизма не пользуются еще пока широкой симпатией». Съезд предложил А.Г Шкуро стать почетным членом «Союза русских национальных общин», на что генерал дал согласие.

     Осенью 1919 г., по свидетельству Деникина, руководство «Союза русских национальных общин» представило ему обширный доклад с изложением своей политической стратегии и просьбой о всесторонней поддержке. Доклад вызвал, мягко говоря, недоумение главнокомандующего, особенно та его часть, где говорилось об организации русских национальных общин по принципу еврейского кагала. Утверждение автора документа, что «по этому типу и ранее организовывались национальные общины в целях ограждения меньшинства населения страны от ее большинства», ставило под сомнение целесообразность такого устройства для русского народа в России.

     Доклад руководства «Союза» всячески подчеркивал близость его основных положений программным установкам самого Деникина, соответствие своих целей идеям Белого движения, поддержку армии, высказывался за немедленное образование «Русского Национального Правительства, возглавляемого единоличной диктатурой». Излагая основные направления и методы деятельности «Союза», автор записки обращал внимание Деникина на то, что «без серьезной материальной поддержки со стороны Отдела пропаганды и Военного управления Союз в настоящее время обойтись не может», и просил отпуска денежных средств на различные нужды, а также содействия командования в налаживании более тесного контакта с Отделом пропаганды и в ведении просветительской работы в войсках. Доклад не скрывал неприязненного отношения «Союза» к кадетской партии и либеральному направлению части руководства ВСЮР], что, конечно, также не могло не повлиять на отрицательное решение Деникина.

     О Русской национальной демократической партии, возникшей в начале 1919 г. в Москве выделением части членов из «Великорусского комитета», известно очень мало. Программа партии провозглашала семь основных положений: «Воссоединение России. Твердая национальная власть. Поднятие национального самосознания. Любовь к родине, уважение к нации и праву. Право собственности. Куриальная и национально-пропорциональная система выборов, образовательный и возрастной (25 лет) ценз. Пятилетнее проживание в стране для права участия в государственных выборах». Партия выступала за конституционную монархию, которая, однако, устанавливалась Национальным собранием, имевшим право выбора династии. Законодательная власть должна была осуществляться двухпалатным собранием с санкции монарха, но правительство объявлялось ответственным перед законодателями.

     Программа партии провозглашала также основные демократические свободы и равенство всех перед законом, а также ряд социальных мероприятий, среди которых назывались «широкая аграрная реформа, направленная к увеличению площади земли, обрабатываемой личным трудом», «наделение малоземельных и безземельных за счет фонда государственных и частновладельческих земель» за выкуп, «национальная политика при наделении землей» и развернутое рабочее законодательство.

     Во внешней политике программой выделялись «русский национальный интерес как основной фактор международных отношений», «политика разума и исключение политики чувств», «недопустимость тайных соглашений и полная осведомленность народного представительства по вопросам внешней политики».

     Общество «За Россию», которое представляло собой «чисто крестьянскую организацию национального характера», в течение лета развернуло свою деятельность на территории Ставропольской губернии и части Терской области. В обществе насчитывалось 35 местных организаций, объединявших около 2 тыс. членов. Среди них шел «процесс перерождения крестьянского миросозерцания из эсеровского в национальное с внедрением в сознание права собственности на землю». За пределы указанных регионов деятельность общества, вероятно, не распространялась. Позже оно вошло в «Союз русских национальных общин».

     Национал-либеральная партия выделилась в апреле 1919 г. из состава «Русского собрания» в Ростове. Партия признавала невозможность осуществления в данное время самодержавной монархии и ратовала за введение монархии конституционной. Среди руководящего звена партии называли Флорентинского, проф. Черняева, Костричина и Замысловского. Последний, наряду с другим деятелем партии, генералом Комиссаровым, прежде находился на службе в Ростовском контрразведывательном отделении. Центр деятельности партии был перенесен в Кисловодск. Партия провозглашала лозунги поддержки Добровольческой армии, «борьбы с еврейским засильем» и «России для русских». Пропаганда велась главным образом в среде интеллигенции и мелкой буржуазии. Национал-либералы одно время активно поддерживали «Союз русских национальных общин» в его деятельности по сколачиванию блока близких по духу организаций. Однако вскоре у партии возникли разногласия с «Союзом». В съезде в Ессентуках партия участия не приняла, а вместо этого вновь вошла, наряду с «Всероссийским монархическим центром», в «Русское собрание».

     «Русское собрание», базировавшееся в Ростове, было, по мнению Отдела пропаганды, «центральной монархической всероссийской организацией». Руководящие лица движения составляли «Правый монархический блок», насчитывавший в августе 1919 г. 14 членов, среди которых были известный думский деятель Н.Е. Марков 2-й и бывший Донской атаман генерал П.Н. Краснов. «Блок» числил в своем составе и адмирала Колчака, кооптированного во «Всероссийский монархический центр» на 1-м Всероссийском учредительном собрании монархистов в октябре 1917 г. Вряд ли Колчак, находившийся тогда в Америке, дал на это согласие и вообще знал об этом. «Русское собрание» издавало многотиражную (70 тыс. экземпляров) газету «Монархист».

     Партия «Единая Русь» являлась, видимо, крайне незначительной организацией. Единственным, кто ее финансировал, был некто П.П. Беллик, совладелец нефтяного дела в Грозном, а среди руководителей называют бывшего бакинского губернатора Альшевского и какого-то из князей Голицыных. «Политическая платформа партии ‑ конституционная монархия, ограничение прав нерусских национальностей, проведение национальной политики. Одной из главных задач руководители партии считают борьбу с еврейским засильем, для чего подготавливают к изданию целый ряд статей и брошюр… Главный контингент членов партия намерена набрать в военной офицерской среде».

     Народно-государственная партия, возглавлявшаяся Пуришкевичем, другим известным членом Государственных дум Н.Н. Ладомирским, бывшим членом Государственного совета Афросимовым, представителями графских родов Шереметьевых и Граббе, поставила в свою программу принцип конституционной монархии с двухпалатным представительным собранием, причем одна треть верхней палаты назначалась бы верховной властью. Партия декларировала единство России в довоенных границах (за вычетом Польши), расширение местного самоуправления, низшей единицей которого мыслился церковный приход, объединяющий в себя «для хозяйственных целей всех граждан без различия вероисповедания, а по вопросам церковным - только православных», разрешение аграрного вопроса в духе уничтожения общины и создания мелкой собственности за счет всех земель, кроме частновладельческих, запрет на пропаганду социализма. Провозглашалось, что «народное образование должно носить характер церковно-государственный, лишь в исключительных случаях допускается инициатива частных лиц при контроле со стороны церкви и государства». Более подробных разработок, очевидно, не существовало.

     Наиболее заметным направлением деятельности партии являлась антисемитская агитация. Подобного рода «публичные лекции» Пуришкевича, с которыми тот выступил в Кисловодске и Харькове, прошли «при огромном стечении народа» и имели «шумный успех». Однако, как отмечалось в донесениях Отдела пропаганды, «принимая во внимание то обстоятельство, что… Пуришкевич имел успех, главным образом, среди интеллигенции, можно… утверждать, что партия его успехом среди народа пользоваться не будет, так как последний слишком чутко реагирует на все, напоминающее правый монархизм».

     Партия, имевшая центром деятельности Кисловодск (район Минеральных Вод вообще расценивался как место преимущественного влияния правых партий), в короткий срок открыла отделения в Новороссийске, Екатеринодаре, Ростове, Харькове и некоторых других городах, но потом ее деятельность угасла, чему, вероятно, помимо указанной выше причины, немало способствовали болезнь и скорая кончина самого Пуришкевича.

     Гораздо менее заметной была военная монархическая организация генерала А.В. Нечволодова. Организация пыталась вербовать в свой состав людей, главным образом военных, стоящих близко к рулю власти, при этом кандидатуры очень тщательно отбирались и рассматривались. Организация имела два уровня - легальный и конспиративный. На первом организация вела пропаганду национальных и христианских идей, в рамках же конспиративного звена, возглавляемого полковником И.Н. Кобылиным, члены ее посвящались в истинную цель - восстановление монархии.

     Группа Нечволодова проводила идею создания закрытой организации орденского типа, причем планировалось создание дочерних «орденов» по сословно-профессиональному признаку, для которых даже были написаны уставы: «Орден Св. Креста», «Рыцари защиты Отечества», «Рыцари милосердия», «Рыцари просвещения», даже «Рыцари золотой лопаты» (для рабочих) и «Рыцари золотого серпа» (для крестьян). Все эти «союзы меча и орала» существовали лишь на бумаге. Организация собиралась приступить к печатанию литературы, а также к налаживанию контактов за границей. О результатах ее деятельности донесения Отдела пропаганды умалчивают.

     Еще меньше известно об офицерской организации Лужковского, ставившей целью восстановить на престоле династию Рюриковичей (!).]

     Преимущественно подпольно протекала работа и целого ряда организаций, которые Отдел пропаганды однозначно связывал с агентурной сетью Германии. Тесно контактировали между собой «Союз русского собрания» во главе с профессором Озеровым и «Военный монархический союз» во главе с Волховским и Всеволжским (возможно, это - псевдонимы). Эти лица были «засвечены» контрразведывательными органами белого Юга как платные германские агенты. Их организации вели среди офицеров пропаганду «на тему, что только в союзе с Германией Россия будет сильна и водворит монархический образ правления, что союзники если и помогают, то с целью закабалить Россию. Второй темой пропаганды, имеющей большой успех, является проповедь необходимости бороться с «жидомасонством», вплоть до погромов». Согласно сведениям Отдела пропаганды, они по разным каналам поддерживали связь с Германией.

     Германофобия прочно укоренилась в руководящем звене ВСЮР, поэтому любое указание на «германофильство» (а таковое могло заключаться просто в критике политики стран Антанты по отношению к России или в отсутствии острой ненависти к Германии) воспринималось совершенно однозначно там, куда направлялись донесения Отдела пропаганды. Доходило до абсурда. Историк В.Г. Бортневский привел свидетельства того, что штаб главкома ВСЮР располагал подробными сведениями о работавших в подполье большевистских деятелях на Украине. Сведения остались не востребованными в силу своего происхождения: они были доставлены «Русско-германским союзом монархистов-христиан».

     Аналитики Отдела пропаганды охотно приписывали германофильство любому националистическому движению, вплоть до «Союза русских национальных общин», хотя и вынуждены были признавать, что «германская ориентация не является предметом специальной агитации, этим занимаются политические организации, не принимающие участия в создании правого блока и мало имеющие с ним общего». Но эта оговорка уже ничего не решала, поскольку для главного командования общность монархических целей у партий правого блока и у германофильских групп выступала указанием на германофильство первых.
     
     Исповедание элементов традиционалистской доктрины позволяло правым партиям видеть свою естественную опору в иерархии русской православной церкви. На июльском съезде «Союза русских национальных общин» «были высказаны тезисы,… что вся работа Союза… должна совершаться… через священников, которые будут одновременно осведомителями и проводниками идей Союза… Каждый приход представляет из себя ячейку Союза и, тем самым, образцовую сельскую национальную общину». О намерении строить свою работу во многом через церковный приход говорилось и в записке руководства «Союза» генералу Деникину. В донесениях Отдела пропаганды отмечалось, что духовенство «в общей своей массе идет очень охотно… навстречу» крайне правым кругам.

     Непосредственно в церковной среде возникла одна из крупных ультранационалистических организаций белого Юга - «Братство животворящего креста», возглавлявшееся о. Востоковым.

     Свою политическую активность он начал еще до революции проповедями либерального содержания, а особенно - двумя письмами к духовнику императрицы, в которых просил повлиять на отношения последней с Распутиным. «При вступлении во власть большевиков он увлекся идеей «крестьянской и рабочей власти», полагая, что власть будет именно таковой, когда ее удастся вырвать из рук «ожидовившейся» аристократии». По понятным причинам Востоков вскоре к Советской власти охладел. На белом Юге он стал горячо проповедовать идеи монархии, поставленной «под защиту «православного» парламента». Несмотря на его всегда непросто складывавшиеся отношения с церковными иерархами, отмечалось, что Востоков «никогда не порвет с Церковью добровольно, так как истинный церковник». Высоко оценивались пропагандистские, ораторские таланты Востокова: «Он умеет привлекать к себе народные массы… Простота, понятность его речи, доступность аргумента, приятный голос, отсутствие пафоса, даже самый выговор - все это делает его проповедь завлекательной… Беседы Востокова будут иметь все больший успех среди народа, так как в нем есть нечто для них (Так в тексте. – Авт.) бесконечно привлекательное,… возможность снять вину с народной совести».

     «Братство животворящего креста», созданное Востоковым в Екатеринодаре в апреле 1919 г., насчитывало в своих рядах до 8 тыс. членов, хотя нам неизвестен способ их учета; возможно, в это число включались все, кто слушал проповеди Востокова. Тем не менее его деятельность настолько встревожила казачьи власти Кубани, что в июне 1919 г. он был выслан за пределы края.

     Устав «Братства», который не был одобрен Высшим церковным советом, вследствие чего «Братство» так и осталось на положении нелегального, предварялся заявлением о том, что «в православной России от безбожной власти воздвигнуто гонение на Святую Христову Веру». Члены «Братства» обязывались «вести беспорочную жизнь, добросовестно участвовать в святых таинствах и богослужении,… словом и делом участвовать в защите Святой Православной Веры» и т.п. Распространять свои идеи «Братство» намеревалось устройством крестных ходов, просветительских чтений и бесед в евангельском духе, а также созданием отрядов «крестоносцев-воинов на борьбу с гонителями Святой Веры».

     В последнем начинании «Братство» одно время поддерживалось «Союзом русских национальных общин», с которым у Востокова были контакты по личным и церковным каналам. Разумеется, из этого ничего не вышло, поскольку деятельность «Братства» не поддерживалась духовной и светской властью, а военному командованию явно были не нужны в рядах белой армии какие-то формирования со своим внутренним уставом.

     «Платформа» о. Востокова была изложена в его «Сыновнем обращении» к Юго-восточному соборному совещанию русской православной церкви, происходившему в Ставрополе в мае-июне 1919 г. Автор обращения хотел, чтобы оно было оглашено от имени церкви как ее политическая программа. В обращении говорилось: «Призвать русский народ к покаянию в пролитой крови царской, святительской и миллионов жертв из разных слоев населения в революционный период. Дать надлежащую оценку принципам кровавой революции, доказавших ее глубочайшее противоречие евангельскому учению… Объяснить настоящий смысл интернационала,… обращающего народы в рабов международного масонского правительства. Решительно и определенно позвать народ на православные устои жизни,… подготовляя его к избранию Земского Собора из православных русских людей для избрания на нем христианской власти и для выработки государственных законов, опирающихся на евангельскую правду… Объявить по войскам зов бороться за гонимую Святую Церковь и за спасение распятой революцией России от жестокого ига еврейско-масонских организаций».

     Высшая церковная иерархия оказывала сопротивление попыткам использования авторитета Русской православной церкви в узкопартийных интересах крайне правых группировок. С особенной силой это сказалось во время Юго-восточного собора русской православной церкви, на который некоторые националисты возлагали большие надежды. «Сыновнее обращение» о. Востокова не было допущено к прочтению на соборе. Собор также не допустил выступить на нем руководителю «Союза русских национальных общин» Скворцову. Автор записки Деникину от имени «Союза» жаловался на противодействие «кадетствующих пастырей» пропаганде идеи русских национальных общин через приходы.

     В крайне правых кругах все время витала идея объединения в более широкую организацию. «Союз» строился на гибкой модели добровольного сотрудничества с ним и внутри него различных региональных организаций, рассматривавшихся в качестве крупных «национальных общин». Так, фактически слились с «Союзом» общество «За Россию» на Ставрополье и Русская народная независимая партия в Харькове. Однако большинство партий и вождей правого толка во взаимоотношениях с «соратниками по идее» резко проявляли свои властные амбиции, что приводило к еще большему организационному дроблению националистического движения. Особенно отличался этим Пуришкевич, чья критика «Союза русских национальных общин» привела к отходу от последнего Национал-либеральной партии. Но, сорвав сроки и намеченный состав Съезда русских национальных общин и вынудив провести его не Кисловодске, а в другом городе, сам Пуришкевич демонстративно не стал ни с кем объединяться.

     Входивший в правительственную коалицию белого Юга «Совет государственного объединения России» во главе с А.В. Кривошеиным стремился подчинить себе ряд более правых организаций, рассчитывая таким образом расширить свою общественно-политическую базу. В «Совет» вошли «Всероссийский национальный союз» и партия «Единая Русь». Планировалось объединение с «Союзом русских национальных общин» (обе организации и без того тесно сотрудничали, а на съезде в Ессентуках присутствовали представители «Совета»). Все эти шаги должны были «вылиться, по плану Кривошеина, в образование единой Русской национальной партии», однако дальнейшая деятельность на этом поприще выразилась лишь «в словоговорении».

     Несмотря на организационную раздробленность радикально-националистического движения, Отдел пропаганды считал, что деятельность почти всех крайне правых организаций, за исключением, может быть, «Союза русских национальных общин», инспирируется из одного центра, в качестве которого предполагался «Всероссийский монархический союз». О нем было известно лишь то, что он возглавляется центральным комитетом из 5 лиц, «имеющих в настоящее время местом пребывания территорию Добровольческой армии», и является филиалом «Международного монархического союза», управляемого, естественно, из Германии. Отдел пропаганды рисовал «Монархический союз» закулисным конспиративным центром, от которого «идут разветвления в виде всевозможных обществ, партий, союзов… Все эти организации как будто между собой связи не имеют и, действительно, совершенно самостоятельны, на деле же это совершенно другое, что вытекает: 1) из вышеуказанного сходства программ, методов и тактики; 2) что лейтмотив всегда один и тот же».

     Сотрудники Отдела пропаганды подчеркивали, что крайне правые партии заранее распределили между собой работу в разных слоях населения и ведут, как мы бы сказали сейчас, адресную социальную пропаганду: «Работа каждой организации охватывает известную среду, проникая таким образом в толщу народной жизни».

     Отдел пропаганды в течение лета 1919 г. был склонен расценивать деятельность крайне правых как серьезный фактор политической жизни белого Юга и будущей России: «Принимая во внимание то сочувствие широких народных масс к проповедуемым этими партиями лозунгам, стихийную ненависть к евреям…, сильное пробуждение религиозного чувства и внимание, с которым относится народ ко всему, идущему от Церкви, служители которой являются горячими поборниками правых течений; полную усталость русского народа, отвернувшегося от социалистических учений и видящего залог спокойствия в монархии, нужно прийти к выводу, что успех правых партий, опирающихся подлинно на широкие народные массы, обеспечен… Есть все основания думать, что, если работа правых партий, групп и обществ будет идти по тем же путям и с той же интенсивностью, то на выборах в Народное Собрание они будут иметь подавляющее большинство».

     Прогноз о благоприятных перспективах правонационалистического движения и его широкой поддержке народом не оправдался. Уже в сентябре 1919 г. осведомительные органы сочли большинство партий правого толка «фактически прекратившими свое существование»: «Число членов этих партий, и вообще небольшое, заметно редеет».

     Странным образом это ослабление активности и популярности националистов совпало с волной еврейских погромов, прокатившихся по югу России осенью 1919 г. и, казалось бы, свидетельствовавших об успехе ультраправой агитации. Примечательно, что аналитики Отдела пропаганды не были склонны приписывать погромные настроения только влиянию правых организаций. Они отмечали, что эти настроения исходят от самого населения и присущи также советской части России: «Разбитые под Бахмутом эшелоны красных… имели вагоны, на стенах которых были надписи: «Бей жидов - спасай Россию»… Красные при малейшей неудаче вымещают свое зло на неповинных евреях… Здесь на Кубани скрыто горит это же чувство, никто его не разжигает…, но достаточно внешнего незначительного толчка, чтобы раздался вопль “Бей жидов!”».

     Маргинализированное в условиях распада большинства привычных общественных связей, гражданское население южных областей России являлось средой, спонтанно продуцировавшей ксенофобию. От местного населения эти настроения передавались и некоторым тыловым воинским частям. Характерно, что фактически ни одна из рассмотренных нами правых организаций не сочла возможным рекламировать разгул погромной стихии как свою политическую победу. Все они на время как бы ушли в тень.

     Обращает на себя внимание противоречивость и непоследовательность точки зрения сотрудников Отдела пропаганды. Единственное, чему они верны до конца, это теории заговора «темных сил», олицетворяемых в данном случае кайзеровской Германией (уже сгинувшей с геополитической сцены) и русскими монархистами, которых они почти поголовно рассматривали как агентов немецкого влияния. Такая точка зрения в основном соответствовала личным убеждениям генерала Деникина.

     Касаясь же настроений народа, его отношения к пропаганде крайне правых, аналитики Отдела пропаганды всякий раз расценивали их по-разному. То они утверждали, что идея монархии пользуется горячим откликом у народа, то указывали на ее низкую популярность. Это колебание в оценках могло быть вызвано как несовершенством системы сбора и обработки информации, так и перманентной изменчивостью ее источника, то есть политических симпатий разных групп населения. Единственное, в чем сходятся все наблюдатели, это в господстве юдофобских настроений, доходящих до степени массовой истерии.

     Таким образом, политические сводки Отдела пропаганды несколько смутно, но отражают, главные факторы эпохи наличие в обществе огромного и нерастраченного еще потенциала социальной и этнической агрессии, инверсию элементарных понятий о человеческом общежитии. В социуме, достигшем подобного состояния, видимо, отсутствовали устойчивые политические интересы и позитивные политические стереотипы, на основе которых возможно достижение гражданского мира и стабильности.

     Эти факторы, которые, несомненно, чувствовались не только авторами сводок, но и профессиональными политиками, позволяют лучше уяснить иерархию ценностей рассмотренного политического направления. Все охарактеризованные выше партии, общества и движения сходились во взгляде на желательное для России общественное и государственное устройство. При всех различиях и нюансах общими моментами были: признание монархии единственно приемлемой формой правления (часто оговаривались ее конституционный характер и одобрение представительным собранием, что при отсутствии общепризнанного кандидата на трон и опасении новой «распутинщины» при неограниченной власти было, видимо, неизбежно даже для самых убежденных монархистов), соответствие политических институтов национальным традициям русского народа, руководящая роль церкви во всех сферах общественной жизни, политико-правовое закрепление статуса державообразующего народа.

     Наличие конструктивных целей общественного строительства и их обоснование в традиционалистском духе сомнений не вызывают. Ну, а цель в политике во все времена оправдывала средства. В условиях, когда широкая социальная база для усвоения монархической идеи отсутствовала и многие группировки делали монархизм элементом внутренней, закрытой доктрины, закономерным для партий данной ориентации выглядело обращение к национал-популизму как к испытанному еще до революции средству. Этим средством партии и их лидеры пользовались в мере, соответствовавшей степени политической культуры каждого из них. В России того времени (а также и более позднего, и не только в России) крайне правые были далеко не единственными, кто делал ставку на использование агрессивного потенциала ксенофобии, на поиск внутренних врагов общества, «чужих среди своих».

     Характерными особенностями крайне правой части российского политического спектра в этот период являлись: сильная организационная раздробленность (процессы дробления явно преобладали над стремлением к объединению); аморфность, отсутствие четких идейных и организационных граней между разными партиями (одни и те же лица нередко участвовали в разных организациях), а также между партиями рассматриваемой ориентации и их ближайшими соседями «слева», плавное перетекание от радикального направления к более умеренному; отсутствие стабильной общественной опоры, маргинализм и, как следствие, популизм как единственно возможное средство достижения успеха; непоследовательные попытки заинтересовать существующие властные структуры в сотрудничестве с собой.

     Попытки влиять на власть через близко стоящие к ней общественные группы (типа «Совета государственного объединения России»), продвигать на административные должности своих людей, о чем неоднократно доносил Отдел пропаганды, представляли, пожалуй, еще один важный способ добиться расширения своего влияния. Однако взаимопонимания с белой военной диктатурой у крайне правых не получилось. Особенно тяжело складывались отношения с властью автономных казачьих образований, которые регулярно принимали меры по запрещению ультранационалистических организаций и их печати, высылке наиболее активных деятелей монархизма за пределы своих областей.

     Политическая концепция правого радикализма в России в этот период не пополнилась чем-то существенно новым, хотя бы отдаленно похожим на то, что в 1922 г. пытался осуществить на Дальнем Востоке генерал Дитерихс. Пересмотр политического наследия императорской эпохи пока еще не никем не выдвигался в качестве возможной альтернативы общественного строительства. Идея сословно-корпоративного представительства была выражена крайне слабо. К тому же ее элементы разделяли не одни только традиционалисты (вспомним Московское Государственное совещание 1917 г. и проект Государственного земского совещания в Сибири при Колчаке). Наблюдались широкие заимствования из политического лексикона идейных оппонентов, уступки прогрессистским тенденциям (конституционный строй, парламентаризм, отрицание сословности и т.д.).

     Можно сказать, что доктрина русского консерватизма находилась в это время еще только накануне переосмысления под влиянием опыта революции и Гражданской войны, не выработала пока тех инноваций, которые привели к появлению в Белом движении «императора Монголии» и «воеводы земской рати», а впоследствии, уже в эмиграции, обогатили традиционалистскую идею в лице И.А. Ильина, И.Л. Солоневича, «младороссов» и других, вошли в литературное творчество таких ветеранов Белого дела, как Краснов и Туркул (в обработке И. Лукаша). Но это запаздывание в выработке его нового облика привело к тому, что русский консерватизм не смог стать боевой, творческой идеологией, способной воодушевить активную часть противников большевизма в годы Гражданской войны. 
           

31.3.2005 г.