Глава пятая

Эпизод первый

Вечером 13 января 1918 года один из присутствующих врачей предложил пусть для временного, но все же облегчения, вколоть Николаю Константиновичу, невыносимо страдающему от участившихся приступов кашля, дозу наркотика. Через несколько часов, в первые ночные часы 14 января, он, не приходя в сознание, умер.

Эпизод второй

Надежда Александровна Искандер была занята оформлением разрешительных бумаг для организации похоронных церемоний. Всё сама, без активного участия Д.Е. Часовитиной.

15 января 1918 года участники заседания Исполнительного комитета Совета солдатских и рабочих депутатов под председательством Таболина и секретаря Голятовского, рассмотрев просьбу Н.А. Искандер, жены Николая Константиновича Романова, приняли решение – разрешить похоронить бывшего великого князя у Военного собора.

Во избежание скопления на похоронах большого числа туркестанцев и ташкентцев, благодарных великому князю за добродетельное участие в их судьбах, члены Совета предложили вдове «не производить каких-либо процессий».

17 января ташкентская «Наша газета» поместила заметку c сообщением о состоявшемся 16 января у ограды Военного собора предании земле гражданина Романова, скончавшегося в воскресенье 14 января в 6 часов утра.

Эти две публикации, словно намеренно путая желающих посетить место отпевания и похорон великого князя, ориентировали их на Спасо-Преображенский Военный собор. В реальности же отпевание прошло в Иосифо-Георгиевском соборе. Старейший в Ташкенте Православный храм только с 1868 по 1893 год числился во всех официальных документах при военном ведомстве, обретя статус Собора в марте 1909 года.

Позже, в марте 1918 года, перебирая расписки священнослужителей и рабочих о получении ими от Н.А. Искандер «оплаты за отпевание усопшего, рытьё и обустройство могилы», её сын Александр обратил внимание на следующую странность. В документах не указывалось место захоронения отца. Мать объяснила это требованием большевиков даже в мелочах не афишировать место его захоронения. «Бывший князь сделал много полезного для Края. Да, он от Царского режима пострадал! – и в заключение этой мысли чиновник новой, революционной формации выдал в духе времени – И всё же он из рода Романовых». Но рассуждая так, большевики уважительно отнеслись к предсмертной воле покойного, при этом дали устное разрешение отпеть его в Иосифо-Георгиевском соборе и похоронить с его восточной стороны, за оградой на небольшом кладбище. Интрига с тайной захоронения имела своё историческое продолжение.

В 1931 году книги учёта и смерти прихожан Собора «нечаянно были утеряны», а здание со временем перепрофилировали под местный Театр кукол. Незадолго до этого, поэтапно избавлялись от захоронений кладбища при Соборе. Документ о месте нового захоронения непосредственно великого князя Николая Константиновича не составляли, в виду отсутствия в Ташкенте его родственников.

Даня в Москве знала по письмам ташкентской знакомой о происходящем, но сделать ничего не могла по ряду объективных причин. Её матери, покинувшей Ташкент, новый муж заниматься проблемой перезахоронения великого князя не позволил, закрыв тему словами «это самоубийство». Примерно то же у жившей в Москве первой супруги Александра Искандер. Во втором замужестве став Андросовой, она была счастлива в своей полуподвальной, московской жизни, в том числе и тем, что её никто не беспокоил вопросами о прошлой Ташкентской жизни.

В 1995 году здание Ташкентского кукольного театра, располагавшегося напротив бывшего Дворца великого князя снесли, а прилегающий к нему скверик, раскинувшийся на месте бывшего кладбища, реконструировали. Нетронутым остался расположенный через дорогу, огороженный массивной металлической оградой Дворец «родственника свергнутого революцией 1917 года царя». Титул, имя и отчество «родственника» ещё многие годы, вне зависимости от накала политических репрессий, прохожие произносили пусть и шепотком, но с неизменным уважением, нередко даже крестясь.

Эпизод третий

Некоторые подробности об отношении к Николаю Константиновичу служителей Иосифо-Георгиевского собора. По документам фонда Государственного архива Узбекистана всё полагающееся при отпевании и захоронении православного в тот день исполняли девять священнослужителей. Главным был отец Алексий (Ефимов). Из-за болезни протоиерея церкви, Петра Николаевича Богородицкого, в те дни именно он исполнял должность настоятеля Иосифо-Георгиевского собора.

Второй документально подтверждённый факт – 9 июля того же 1918 года П.Н. Богородицкий скончался и с почётом был похоронен у алтарной стены Иосифо-Георгиевского собора. Он знал, часто беседовал и исповедовал великого князя. Нередко усмирял словом и добрым советом эмоционального и своенравного туркестанского изгнанника. Но при всех недостатках титулованного прихожанина, уважал за душевную скромность и искреннюю, многолетнюю щедрость в средствах для поддержания Собора. Иначе, подписью не подтвердил бы дееспособность Николая Константиновича в его завещании, датированном 12 декабря 1917 года.

Эти подробности не случайны. До настоящего времени среди узбекистанских и российских историков, литераторов и краеведов идут жаркие споры о месте погребения великого князя Николая Константиновича в городе Ташкенте. Подробное упоминание всех версий не вмещается в формат данной работы.

Для меня же спор окончательно разрешился после проведения собственной экспертизы фотографии из архива Д.Н. Часовитиной (в виде персонального дара В.А. Новиковой, оригинал фотографии находится в личном архиве автора – прим. автора).

Несколько характеристик: фотография – оригинал, представляет собой часть обрезанного с двух сторон более крупного фотоснимка. Кто и когда обрезал установить уже невозможно. Но бесспорно – в таком виде снимок не таил угрозы для семьи Часовитиных ни в Ташкенте, ни в Москве.

Судя по общему состоянию могилы, убранству деревянного креста и отсутствию традиционных для православных кладбищ составляющих, фотография выполнена в день весенней православной Пасхи 1918 года, т.е. через два месяца после захоронения великого князя.

Через верхнюю часть, временно установленного в день захоронения деревянного православного креста перекинута поминальная лента. На ней, сквозь искусственные цветы венка, четко просматриваются некоторые слова «...любящих... отцу и дедушке... детей и внуков».

Судя по расположенным рядом могилам, захоронение великого князя на небольшом, кладбищенском участке Иосифо-Георгиевского собора не было исключительным явлением, как это принято считать современными историками и ташкентскими краеведами.

Женщина, стоящая у могилы великого князя, его гражданская супруга Дарья Елисеевна Часовитина. За её спиной, словно специально невырезанная ограда, окрашенная белой краской. За ней восточная сторона Иосифо-Георгиевского собора.

Эпизод четвёртый

Одно из неприятных событий, произошедших через несколько месяцев после похорон Николая Константиновича, это конфликт между двумя соперницами, Дарьей Алексеевной Часовитиной и Надеждой Александровной Искандер. И без того непростые межличностные отношения женщин были окончательно порваны после смерти великого князя. Поводом послужило требование Часовитиной о равном распоряжении ташкентским кинотеатром «Хива», оставленного в пользу Искандер по условиям завещания великого князя. В итоге кинотеатр, никому не доставшись, был национализирован. В порыве обуреваемых чувств, Дарья Елисеевна вырезала с имеющихся у неё групповых фотографий все изображения своей соперницы, её сыновей и внуков. В таком «усечённом» виде снимки перешли в архив её дочери Дани.

Эпизод пятый

Эти действия и несдержанные эмоции матери крайне угнетали дочь. Но это было только началом проблем, обрушившихся на семью Часовитиных. Ранней весной 1918 года большевики национализировали оставленные в наследство отцом и приносящие приличный доход: бывшую гостиницу «Старая Франция» в доме на углу улиц Куропаткинской и Шипкинской; две мельницы с маслобойкой в Княжеском посёлке у канала Бурджуар.

Один из большевиков-разорителей семьи Часовитиных – комиссар Хлопкового отдела И.М. Шапочниченко. Ранее он же выступал «доверенным лицом вдовы Часовитиной» в заключённом с ней «Договоре сдачи в арендное пользование Трудовому Кооперативу Горноснабжение» упоминаемой выше национализированной недвижимости.

Он так и остался бы в моем представлении большевиком-приспособленцем, не встретив в уже упоминаемой копии генеалогической схемы Р. Красюкова упоминания замужества с ним Дарьи Алексеевны Часовитиной. В схеме период заключения их брака не указан. Но этот пробел восполним логикой событий, вырисовывающихся из упоминаемых выше документов из фонда Ташкентского городского архива и фотографии из собрания Л.А. Новикова. На снимке Дарья Елисеевна, её новый муж и растерянная, осунувшаяся Даня. Согласно надписи на обороте, снимок выполнен 15 августа 1923 года в городе Москве на Воробьёвых горах.

Эпизод шестой

Дарья Николаевна натура тонкая, впечатлительная, поначалу не приняв нового мужчину в жизни матери, затаила на неё обиду. Позже простила. Второе замужество, в их безденежном положе- нии после кончины отца, было единственным шансом не только выжить в Ташкенте, но и перебраться в Москву.

После смерти и похорон матери в середине 1950-х годов, И.М. Шапочниченко исчез из жизни Дани, да так, словно его никогда и не было в ней.

Эпизод седьмой

Укоряла ли Даня мать за невенчанный союз с отцом? Не без этого. Но с возрастом, всё более постигая жизнь, молила Бога простить им этот грех. И ещё вспоминала рассказы матушки об известной строптивости родителя и того, как он не упуская возможности подразнить общество, шёл наперекор его писаным правилам поведения. Но выглядело это не пошло или вульгарно. Напротив изящно и достаточно щедро. Оттого многие женщины, пользуясь необузданностью его страстей, делали всё, дабы оказаться в числе избранниц, пусть даже временных. Но больше всех повезло Надежде Александровне Искандер. И ещё матери Дани, пусть как и соперница невенчанной, но, кажется, более её любимой.

Через несколько лет после смерти родителя, накануне переезда в Москву, она ранним утром сырой ташкентской осени стояла над его могилой. Сквозь шелест жёлтых листьев, гоняемых холодным ветром между могилами, услышала шёпот родительницы: «Жили мы с тобой, Коленька, счастливо. И другой судьбы я себе никогда не желала».

Главным напоминанием о жизни родителей в уютном Ташкенте для неё стало лишённое ювелирных изысков, скромное золотое кольцо матери. Даня его получила незадолго до её кончины. На его внутренней части ташкентский ювелир сделал гравированную надпись «Великий Князь Николай Константинович жене Дарье Елисеевне». Кольцо было подарено матери сразу после её робкого признания в первой беременности. Конечно, впоследствии он дарил ей более существенные драгоценные украшения. Но именно этот подарок, непотерянный и непохищенный в дни послереволюционного хаоса и нескончаемых обысков большевиков в их ташкентском доме, был сохранен как память о муже. В 1966 году Даня унесла с собой дорогую ей память по своей последней осенней дороге, ведущей на Введенское кладбище в Москве.