Глава третья

Эпизод первый

В процессе поиска архивных материалов, связанных с биогра- фией великого князя Николая Константиновича в одном из российских архивов, удалось познакомиться с содержанием «Журнала протоколов Заседания Временного правительства» No.No 3-67 (далее Журнал). Среди его текстов обнаружилось то, что позволило понять логику многих поступков Николая Константиновича весной и осенью 1917 года.

Фрагменты из текста Журнала: «Протокол заседания Временного правительства (No 34) от 28 Марта 1917 года:

Слушали: ...

4. Устное предложение Министра юстиции:

а) По поводу возбуждённого великим князем Николаем Константиновичем вопроса о снятии наложенной на него Императором Александром III опеки.

б) О предоставлении великим князем Николаем Константиновичем Мраморного и Павловского дворцов в собственность государства.
Постановили:

По пункту а)... 4 параграф – ... Министру юстиции сообщить великому князю Николаю Константиновичу, что с отречением династии дома Романовых опека на него наложенная должна быть признана недействительною.

По пункту б)... 4 параграф – ... Министру юстиции разработать вопрос о возможности передачи Мраморного и Павловского дворцов в государственную собственность с точки зрения права».

Юридически все было точно. 28 марта 1917 года члены Временного правительства, оговорив в пункте а окончание опеки над Николаем Константиновичем и автоматически восстановив его право наследования по старшинству, тут же пунктом б освободили великого князя от этого наследства. И все по его добровольному желанию.

А может все написанное в 4 пункте «Протокола заседания Временного правительства» (No 34) от 28 Марта 1917 года было узаконенной авантюрой Временного правительства? Совершенно нет. В те тревожные дни весны 1917 года отказ великого князя Николая Константиновича от прав на наследство сохранила для России художественные сокровища Мраморного дворца и Павловского имения. Подтверждение тому – статья художника, искусствоведа и критика А. Ростиславова «Революция и искусство. Октябрьские события».

«Большой заслугой Временного правительства – писал А. Ростиславов, уже осведомлённый о решении на инициативу Константиновичей, – является увековечивание за государством прекрасного Мраморного дворца при условии, конечно, возможной и полной его сохранности».

Не будучи в течение десятилетий достоянием гласности, эти эпизоды из Петербургской весны 1917 года были подменены очередной, тиражируемой теперь уже через Интернет фальсификацией: «После февральской революции в цокольном этаже Мраморного дворца разместилось Министерство труда Временного правительства. Был даже подготовлен договор на покупку всего дворца правительством за десять миллионов».

Десять миллионов рублей действительно фигурировали в записях выше упоминаемой протокольной хроники заседаний Временного правительства. Но связаны они были с великим князем Дмитрием Константиновичем и возвратом ему непогашенного с периода правления Александра III долга за покупку в пользу Императора имения Ореанда. По ряду известных причин в 1917 году Временное правительство вернуть деньги великому князю Дмитрию Константиновичу не успело, оставив для потомков Константиновичей только документальный след, хранящийся в одном из государственных архивов России.

Эпизод второй

Петроград 1917 года. Каким в его неуютной реальности было прощание великого князя Николая Константиновича с сестрой Ольгой, младшим братом Дмитрием и семьёй покойного брата Константина Константиновича? Документально выверенный ответ на этот вопрос уже никто не даст. В дни революционных событий 1917 года сцены из личной жизни публично забытого великого князя вряд ли кого-то занимали более чем тревоги за будущность свою и своих близких. И конечно России.

Не исключено, что этот фактор стал одной из причин отсутствия и в библиотеках русскоязычной эмигрантской литературы упоминаний о том, что происходило с Николаем Константиновичем в его последнюю Петроградскую весну 1917 года. И всё же, благодаря документам из российских и узбекистанских государственных архивных источников, удалось воссоздать некоторую часть хроники событий происходивших с великим князем уже после его возвращения в Ташкент. В том числе и хроники последних дней и часов его жизни в январе 1918 года и похорон на прилегающем к Иосифо-Георгиевской церкви кладбище.

Эпизод третий

В Ташкент Николай Константинович возвращался с копией Постановления, полученного перед отъездом в Секретариате Временного правительства, принятого по Протоколу номер 34 заседания, состоявшегося 8 марта 1917 года. Документ констатировал: снятие с него опеки наложенной Александром III; восстановление его прав наследования; отказ от наследственных прав и передачу Временному правительству Мраморного дворца и дворцового комплекса в родовом имении Павловское со всеми находящимися в них художественными ценностям.

Был ли великий князь огорчён потерей двух дворцов? Только в части коллекции книг и художественных ценностей. Но, как отмечалось выше, передача их в распоряжение Временного правительства была единственной возможностью спасти эти сокровища от вандализма и расхищения «некоторыми представителями революционно настроенных масс».

И ещё он был внутренне благодарен А. Керенскому за то, что не предлагал по примеру прочих давать присягу Временному правительству. Не предлагал, словно знал – великий князь Николай Константинович, живя вне политических страстей, раболепствовать и лавировать в её внутрипартийных или внешних интригах не станет. Имело ли значение в его последующих отношениях с большевиками то, что он, по примеру прочей ближней и дальней родни, не присягал на верность Временному правительству? Не исключено, что именно этот факт спас ему жизнь осенью и зимой 1917 года.

Эпизод четвёртый

Увиденные, и пережитые в Петрограде сцены погромов доходных домов, особняков и дворцов постепенно размывались местными заботами и проблемами. На первых порах в поисках их решения Николай Константинович не мог не ориентироваться на Туркестанский комитет, сформированный в апреле 1917 года в Петрограде Временным правительством. В Комитет вошли не плохо образованные горлопаны, а знатоки Средней Азии. Кроме прочих своих достоинств, они ценили высокое искусство, качественную литературу и артефакты. Все то, чем был полон Туркестанский край, благодаря коллекционной страсти состоятельных русских промышленников, купцов и офицеров, выбравших регион для своего постоянного места проживания. В этом перечне достойное место занимала размещённая в Ташкентском дворце коллекция произведений искусства великого князя. Но как же он ошибся. Нет, не в ставленниках Временного правительства в Туркестанском крае и не лично в А. Керенском и его Кабинете министров, принявших государственные обязательства относительно Константиновичей. Ошибся в долговременности буржуазно-демократической власти в России и на её дальних окраинах.

Эпизод пятый

С приходом к власти большевиков в ноябре 1917 года, начался изнурительный спор Николая Константиновича за право распорядиться своим имуществом, согласно ранее составленного завещания. Парадокс, с которым не могло смириться его сознание – Советы национализировали то, что он добровольно отдавал туркестанцам. При этом вряд ли кто-то из представителей новой власти со вниманием относился к ранее составленным документам:

– письма великого князя к своей супруге Н.А. Искандер [фрагмент]: «14 ноября 1908 г., г. Ташкент. Надежда Александровна, наш ташкентский Дворец с тремя флигелями я желаю завещать Вам лично, с тем, чтобы согласно нашему общему с вами желанию, он после Вас и меня, перешёл в Государственную собственность со всеми находящимися в нем вещами, картинами, статуями, как художественный музей...».

– «Памятной записки» от 30 июля 1916 года, адресованной великим князем Николаем Константиновичем первому лицу Туркестанского края [фрагмент]: «... В 1881 году мое желание исполнилось и... генерал-адъютант Розенбах, Туркестанский генерал-губернатор, поручил знаменитому инженеру Гейнцельману построить для меня великолепный дворец в Ташкенте, напротив Иосифо-Георгиевской соборной церкви. Сюда были собраны все радости, хранившиеся у меня с детства, все мои исторические предметы, картины, художественные вещи, оружие и статуи. Музей этот я решил тогда же завещать любимому городу, на что буду просить Высочайшее соизволение, если представителям городского самоуправления угодно будет принять мой дар после моей и Надежды Александровны смерти ... великий князь Николай».

Эпизод шестой

В конце лета 1917 года в «Исполнительный комитет Совета солдатских и рабочих депутатов» поступает письмо от 19 августа. К письму, составленному юристом Н. Черданцевым, приложена копия завещания, подписанная великим князем Николаем Константиновичем 7 мая 1917 года.

Далее, в Исполнительный комитет Совета солдатских и рабочих депутатов поступает заявление за No 268 от 24 августа (четверг) 1917 года, в котором через того же юриста Н. Черданцева сообщается о пожертвовании великим князем Николаем Константиновичем своих средств на устройство в городе Ташкенте приюта для ветеранов.

Заявление бывшего великого князя Н.К. Романова было рассмотрено 6 сентября того же года, на заседании Исполнительного комитета Ташкентского Совета рабочих и солдатских депутатов. Реакция положительная. Повода для волнений у Николая Константиновича нет.

Эпизод седьмой

Примерно в эти же осенние дни 1917 года в Петрограде, в номере журнала «Аргус» публикуется перевод глав книги Фанни Лир с её воспоминаниями о возлюбленном, великом князе Николае Константиновиче. Автор этого первого русскоязычного перевода, изданного в Женеве ещё в 1901 году, российский революционер, переводчик, он же издатель – Михаил Константинович Элпидин (1835–1908 гг.).

Осенью 1917 года перевод был включён в издаваемый в России журнал «Аргус» из чисто политических соображений. Революционные кураторы журнала посчитали некоторые пассажи в воспоминаниях Фанни Лир наиболее уместными в череде набирающей обороты гражданской дискредитации членов Императорского Дома Романовых. О том, что великий князь Николай Константинович большую часть жизни не был фигурой нарицательной как среди туркестанцев, так и многих российских интеллектуалов, редакция журнала не сообщила.